Портрет из окна

      Некогда жил один философ, звали его Генрих. Он любил рисовать портреты, портреты из окна. Застать его за этим делом было крайне сложно, поскольку он все время менял расположение своего мольберта в нескольких комнатах на втором и третьем этажах своего высокого уютного австрийского стиля домика, который небрежно устроился на берегу у реки. Вокруг все дышало зеленью, красивые, редкие деревья манили густотой своей кроны, вырастающие скалы на горизонте создавали впечатление сказочных башен, которые хранили тайны этих земель. Генрих изредка выходил из дома, а если и позволял себе долговременную прогулку, то обязательно в сопровождении своего шотландского терьера Чаппи, который с особой любовью носился вдоль и вокруг разных кустиков и тщательно исследовал ароматы цветочных ковров. Хозяйственной частью в доме Генриха заведовала Алетт. Прагматичная немка, представитель старшего поколения вела добросовестную работу и всегда следила за всем необходимым для комфортного существования Генриха в своем отчужденном творческом лице. Ее услуги, как впрочем, и все остальное обеспечивалось постоянной продажей картин из его галереи на нижнем этаже, в которую достаточно часто захаживали маститые коллекционеры, чтобы пощекотать сознание и приобрести пищу для ума. Сам же Генрих редко предоставлял им аудиенцию, предпочитая, чтобы ценители его полотен сами разгадывали его творческие мысли.      


      Однажды вечером, прогуливаясь мимо своих окон второго этажа,  Генрих увидел вдалеке, в тени кроны одного из деревьев едва различимый женский силуэт. Оранжевые лучи заходящего солнца торжественно склоняли горизонт к созданию волшебных образов в сознании не искушенного в жизни Генриха. Он пристально всматривался вдоль, пытаясь уловить малейшие движения этого прекрасного образа. Прошло еще несколько минут и он исчез также таинственно, как и появился. Генрих еще примерно с полчаса сидел в своем кресле у окна, размышляя над тем, не мог ли он где-то в городе видеть женщину, образ которой так часто теперь погрузился в его голове. Потом он торопливо сбежал вниз на первый этаж, направился в столовую и прямо на своем серебряном подносе жадно завернул большую чашку крепкого чая, пару сэндвичей с ветчиной и большое пирожное с кремом. После чего на глазах удивленной Алетт, спешно выбежал во двор и отправился к тому месту, где он мог наслаждаться образом женской красоты. Однако добрался он не сразу. По пути художник сделал остановку передохнуть, спорт не являлся одной из его сильных сторон. Приближаясь к широкому стволу дерева, Генрих ощутил манящее великолепие нависавшей над ним объемного облака листвы и аромата, который обладал какой-то магией цветочных эссенций. Парфюмерные масла в то время славились своим великолепием и стойкостью. Генрих все больше ощущал непонятную для него, возникающую в его душе жажду жизни, словно все это время он существовал во времени, которое, казалось, беззвучно проходило мимо него. Удобно расположившись на траве, он погрузился в мысли о том, откуда могла прийти эта женщина. Следов экипажа тоже не наблюдалось, отчего Генрих решил, что должно быть леди пришла сюда пешком. Позже он задремал, ему представлялись различные новые образы его картин, полученные в результате нового эмоционального опыта. Его разбудил лай его верного терьера и мерцающий свет, который словно прозрачной световой указкой обозначал для него тропу домой. Экономка Алетт и слегка чудаковатый сосед Фред, отчитали Генриха за беспечность, поскольку ночью в этих местах водились мелкие хищные звери. В мерцанье света художник заметил невероятно красивый рубиновый кристалл. Он небрежно лежал в густой траве, очевидно выскочив из оправы какого-то дорогого изделия. Генрих с радостью положил его в карман своих брюк, с надеждой, что это было зацепкой на пути к шансу найти эту таинственную женщину.      


      Весь следующий день, он размышлял над тем, в каком же месте в городе можно повстречаться с обладательницей этого кристалла. И вдруг он вспомнил об «Cafe de Suite» мадам де Шанэлен. Мадам Азэль де Шанэлен была в летах, она скупо раздавала недоверие и стремилась всем помочь. Часто ей приходилось от этого страдать, однако же, мадам слепо верила в любовь и доброжелательность. Как раз в этом заведении новички города или просто проезжавшие мимо города почтенные граждане могли себе найти дружелюбную компанию и завести полезные знакомства.


      С трудом, дождавшись вечера, Генрих принялся примерять заранее приготовленный Алетт костюм для выхода в свет. Аккуратно поставленные под костюмом туфли вселяли ужас в эту творческую личность, для него это было сродни, как если слона поставить на ролики или на копыта лошади надеть сапоги. Алетт еще настаивала на шляпе, однако Генрих утверждал, что с ней на голове он терял вообще всякую возможность соображать.


      Нарядившись как джентльмен, а по мнению самого художника как цирковой клоун, он сел в свой экипаж и не спеша отправился на бульвар де Луи, который соединял набережную реки и культурный проспект этого небольшого городка. Разумеется, была бы его воля, он отправился бы туда, в чем застала его творческая мысль и в лучшем случае в одинаковых ботинках, однако, то чувство, которое наполняло его, говорило ему об осторожности и тщательном подборе слов при встрече с незнакомкой.      


      По пути к кафе все новые чувства и эмоции переполняли Генриха и только лишь толчок колес экипажа вывели его из этого состояния предвкушения встречи. Гордо выйдя из кареты, художник споткнулся и упал. Лакей помог ему встать, а швейцар, стискивая зубами улыбку, пригласил Генриха пройти внутрь. Обиженный  и покрасневший он машинально вошел в просторный зал кафе, окинул взглядом наличных гостей и, гордо направился к барной стойке заказать себе большой стакан любимого сока из заморских фруктов. В этом баре разливали разные напитки и к вкусам клиентов относились с пониманием.      


      Сделав несколько глотков, он взял свой стакан и с важным видом стал расхаживать по залам этого кафе, совсем не смущаясь с теми, с кем он не был знаком и встревать в разговор тех с кем он как раз знаком был. Болтая на очередную праздную тему со своим знакомым, Генрих заметил в приоткрытой двери коктельной комнаты изящный силуэт невероятно стройной женщины, которая ловко играла своими длинными локонами в ответ на нескончаемые комплименты в ее адрес. Вдруг художник заметил на ее платье великолепную брошь в виде замысловатой розы, которая скорее напоминала вьющийся лепесток, чем строгий романтичный цветок. Блеск рубиновых кристаллов на красном платье создавал впечатление манящей привлекательности, а улыбка незнакомки завела ход романтических шестеренок в красочной душе Генриха. Оставив свой стакан где попало, он быстро засеменил в эту комнату, чтобы поближе рассмотреть эту прелестную особу, которая весьма напоминала ему ту самую незнакомку.      


      Едва он вошел в комнату, как снова упал, да так неудачно, что неожиданно оказался у самых ног испуганной леди. Нервно обмахиваясь веером, она пристально смотрела на Генриха своими черными глубокими глазами. Сам же художник просто не мог отвести от нее свой взгляд. Он даже не спешил подниматься. Немое молчание повисло в воздухе. Пара джентльменов помогли Генриху подняться, однако он потерял свой ботинок. Пролетев мимо физиономии одного из гостей в комнате, он приземлился прямиком под мебельный бар, который располагался у стены прямо в одном столике от того, за которым сидела прекрасная леди. Словно не замечая никого, художник бросился искать свой ботинок. Чтобы достать его из-под ниши бара, Генрих пролез под столом, решительно разгромив все, что на нем стояло, и порядочно распугав при этом добрую половину посетителей комнаты. Потом он вскочил с радостным видом и размахивая ботинком сообщил всем, что теперь у него все в порядке. С видом павлина, который только что нашел свой великолепный хвост, он подошел к женщине и хотел, было начать разговор, но тут леди его прервала:      


      - Вы всегда так эффектно появляетесь?      


      - Что Вы, нет. Вовсе нет, просто я оступился и случайно упал к Вашим ногам, - поправляя свой костюм, выпалил Генрих.  


      Секунду спустя он понял, что оговорился, но было уже поздно, леди снова опередила его.      


      - Да, это выглядело убедительно, но признайтесь, Вы специально упали к моим ногам.


      - Да как так можно говорить, я просто засмотрелся на Вашу брошь и не посмотрел куда шел, - сердито сказал художник.      


      - Жаль, а я думала Вас привлекла моя красота, видимо в женских аксессуарах Вы разбираетесь лучше, чем в комплиментах, не так ли? – заметно провоцируя Генриха, как бы невзначай ответила леди.    


      - Ну знаете, это уже слишком, до свидания, - активно жестикулируя рукой сказал Генрих и удалился из комнаты, еще что-то причитая по дороге.


      Женщина слегка рассмеялась и попросила осведомить ее по поводу этого человека, окруживших снова ее мужчин.      


      - О, мадам, это чудаковатый художник Генрих Томпсон, он живет особняком, далеко отсюда, в широких полях и видом на «горные башни», так их называют в здешних местах, - ответил мужчина в зеленой жилетке.      


      - Да, но, не смотря на странное поведение и обычно домашний внешний вид, я все же удивлен, что он так сегодня был элегантно одет, - заметила женщина, сидевшая возле окна в дальней части комнаты.      


      - Однако же он еще и великолепно рисует, Вам непременно стоит посетить его картинную галерею, которая располагается на первом этаже его дома. Решительно, там есть на что посмотреть, - добавила пожилая дама, стоявшая возле камина.      


      Светская беседа продолжила идти своим чередом, а Генрих, тем временем добравшись до дома, весь оставшийся вечер причитал о том, какими же бестактными могут быть такие особы, и сокрушался над тем, что, неужели эта женщина и была той самой, с которой он мечтал познакомиться.      


      Наступило утро. Солнце уже поднялось над горизонтом и ласково проникало в южные окна уютной картинной галереи, расположенной в одной из гостиных комнат. Рассыпая свои лучи на маленькие лучики через витражные гобелены, солнце то появлялось на хмуром, пасмурном лоне речного пейзажа, то весело освещало лепестки цветков на разноцветных полях. Ранним утром полотна Генриха смотрелись особенно великолепно.      


      Как обычно, в это время художник нежился в своей постели, расслабляясь после нервного вчерашнего напряжения с незнакомкой. Мистер Томпсон вставал рано с кровати только в двух случаях, когда к нему приходило вдохновение или когда он достаточно отдохнул от переживаний прошлого дня. Однако, этим утром безмятежный сон Генриха вмешался третий случай. Приоткрыв дверь спальни, Алетт строгим голосом сказала, что его ожидают внизу какая-то леди и что попытки ее попросить прийти попозже не увенчались успехом, к тому же она сказала, что у Вас с ней осталось неоконченное дело со вчерашнего дня. Чтобы не услышать гневной тирады в свой адрес, Алетт своевременно удалилась, оставив художника наедине с хаосом в голове и отчаянным взглядом в сторону своего гардероба. Генрих с негодованием обнаружил, что в шкафу висели только его старые брюки с подтяжками и некоторая кривая майка, со странным воротом и разными рукавами. Разумеется, вчера, в шкафу было больше одежды, просто Алетт решила навести там порядок, поскольку художника тема порядка не интересовала вовсе. Собственно вот в таком виде он и спустился в галерею к ожидавшей его даме, ничуть не смущаясь своего внешнего вида.


      - Доброе утро, я вижу Вы уже с утра работаете над очередной картиной, - улыбаясь, сказала женщина, многозначительно оценив рабочий костюм художника.      


      И действительно, именно в этом сочетании вещей Генрих иногда творил свои изобразительные шедевры.      


      - Да, именно так, - а что Вас привело так рано в мою галерею, учитывая, что обычно до открытия еще около двух часов, - ехидно спросил Генрих, радуясь удачному выбору костюма, предназначение которого он иногда забывал.    


      - Ах, простите, я решила, что Вы не сможете мне отказать в любезности объяснить Ваш интерес к моей броши, красоту которой Вы имели вчера удовольствие оценить, - чуть потупив взгляд, ответила женщина.      


      Генриху хотелось много чего сказать поучительного в адрес своей собеседницы, однако же, он удержался, просто из-за нездорового чувства любопытства и сказал:      


      - Я заметил, Вы потеряли кристалл, который занимал видное место в структурном ансамбле цвета этого изделия.  


      - Вы, возможно, знаете, где найти недостающую деталь, - доставая из сумочки брошь, - сказала леди.      


      - Простите, Вы не представились. Мы вот общаемся с Вами, а я даже имени Вашего не знаю, - ответил Генрих.    


      - Мне казалось в женщине должно быть много загадок, - весело ответила женщина.      


      - Разумеется, мадам. Я буду звать Вас «Загадка», - довольным тоном ответил художник.    


      Женщина рассмеялась так громко, что его немногочисленные бокалы в буфете затряслись гармоничными звуками, отчего хозяину дома стало не по себе.      


      - Вот, мадам «Загадка» я нашел этот кристалл возле того самого дерева, - вдруг как-то по-дружески сказал Генрих.    


      - Зовите меня Розали, Розалия Санчес, бережно рассматривая кристалл, ответила леди и продолжила:      


      - Я так рада, что Вы его нашли, даже моя проворная Марли не смогла ее рассмотреть в траве, а вот Вам это удалось.  


      - Простите, а Марли это кто? – спросил, закипая Генрих.


      - О, это моя собака. Викторианский пудель. Конечно же, она королевских кровей, но мне нравится так ее называть. Она напоминает мне эпоху тех времен.      


      - Какая бестактность, как же можно сравнивать меня с собакой, подумать только, а я еще хотел написать Ваш портрет, - вскричал художник.      


      - Что? Мой портрет? Но мы едва знакомы, - удивленно спросила леди.      


      - Да, Ваш портрет. Признаться, я наблюдал за Вами, когда Вы прогуливались среди тех деревьев. Я восхитился тогда. Вы были как воплощение грациозности, Ваши движения, Ваша походка, - входя в творческий образ, говорил Генрих.      


      - Благодарю за столь лестные комплименты и простите, если я Вас обидела, скорее это был для вас комплимент, - улыбаясь, ответила леди.      


      - Что ж, я польщен тогда. Приятно осознавать, что я нахожу вещи лучше собаки, - уже смеясь, ответил художник.    


      Звонкий женский смех снова наполнил всю комнату. Генрих был очень довольный тем, что Розалия согласилась ему позировать для портрета… для написания портрета из окна. Мистер Томпсон хотел отобразить красоту этой молодой особы из своей творческой мастерской. Леди Санчес расположилась за уютным английским чайным столиком со старинными приборами. Она держала в руке кружевной, белых оттенков зонтик от солнца, широкая шляпа элегантно обрамляла ее прекрасные черные волосы, а волнистое французское платье дополняло картину классического викторианского утра. Ну и конечно Марли, она гордо позировала возле своей хозяйки.


      - Теперь ты знаешь историю написания этого портрета, который украшает вашу картинную галерею, Эстель, - приятным голосом сказал собеседник молодой девушки за одним из столиков в «Cafe de Suite».      

      - А что же было дальше? – с нетерпением спросила девушка.


      - Об этом стоит спросить их самих, не так ли, Эстель Розали Санчес? – ответил мужчина.      


      - Я тоже хочу такой романтичной истории, Мистер Берникен, а когда же начнется моя? – с волнением спросила Эстель.      


      - Она начнется тогда, когда ты этого действительно захочешь. Ну все, хватит расспросов. Клиенты за барной стойкой меня уже заждались, - ответил мужчина и удалился.