de omnibus dubitandum 119. 220

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.220. ДЕРЖАВНЫЙ ХОЗЯИН ЗЕМЛИ ДОНСКОЙ…

    В июле месяце Советская власть приступила к увеличению и переустройству своей армии на общевоинских началах. Поэтому, уже в августе месяце, Донской армии пришлось вести борьбу с войсками, сведенными в высшие организационные единицы - дивизии, руководство которыми было возложено, при помощи корпуса комиссаров, на специалистов военного дела, кадровых офицеров Русской армии, с войсками прекрасно вооруженными и обмундированными и обильно снабженными технически, с войсками, в которых неисполнение приказаний каралось смертной казнью. Заботились и формировали красную армию офицеры Генерального штаба и известные русские генералы: Брусилов, Парский, Клембовский, Гутор, Лебедев, Верховский, Балтийский, Каменев, Вацетис и многие другие.

    Общая численность большевистских войск, действовавших на Донском фронте, в августе месяце достигала свыше 70 тыс. бойцов, более 230 орудий при 450 пулеметах (В приводимой мною численности красных войск входят только штатные части. Кроме того, большевики располагали на Донском фронте значительным количеством разных отдельных полков, сборных команд и отрядов, частей особого назначения, карательных отрядов и т.п., что не поддавалось точному учету, но что, в общем, составляло еще не менее 40 тысяч человек).

    Более чем двойной численный перевес противника, огромное преимущество в артиллерии и технических средствах, делали положение казачьего фронта бесконечно тяжелым. В борьбе с многомиллионной массой русского народа, казаки ниоткуда не видели себе помощи. Временами они падали духом. Всяким таким моментом искусно пользовались большевики, каждый раз усиливая среди казачества свою злостную агитацию.

    В связи с предвыборной кампанией на Круг, усилилась и пропаганда на фронте.

    В таких условиях собрался Большой Войсковой Круг. Все Войско Донское словно замерло, чутко ожидая, что будет сказано Державным хозяином земли Донской. Еще за несколько дней вперед, вся обширная программа заседаний Круга на целую его сессию, все церемонии, связанные с пребыванием депутатов в Новочеркасске, а также весь распорядок работы Круга, был до мельчайших подробностей разработан, о чем население и депутаты Круга узнали из приказа Войску.

    16-го августа Войсковой Круг в полном составе, во главе с Атаманом, при весьма торжественной обстановке, в сопровождении исторических знамен и регалий отправился в донской собор на молебен. Уже с раннего утра весь путь процессии был буквально запружен Новочеркасцами и казаками, прибывшими даже из отдаленных станиц и желавшими видеть это редкое зрелище. На главных улицах шпалерами были выстроены войска. Порядок поддерживала городская полиция.

    После молебна состоялся парад частям Молодой Донской армии, находившимся тогда в Новочеркасске. Своим блестящим видом и молодцеватой выправкой, а также бьющей в глаза дисциплиной, войска произвели глубокое и неизгладимое впечатление и на депутатов Круга и на всех многочисленных гостей, присутствовавших здесь. По окончании парада, Войсковой Круг, в столь же торжественной обстановке, отправился в отведенное ему здание, где и приступил к деловой работе. Первым его актом было издание чрезвычайно трогательного приказа Молодой армии, в котором Круг выражал свое восхищение и благодарил "Донских орлят", в короткий срок составивших могучую армию.

    Блестящей программной речью Донской Атаман открыл заседание Круга. Красочно и ярко ген. Краснов очертил Кругу общую политическую и военную обстановку, отметил значение для Дона немцев, Украины и союзников, оттенил отношение к Добровольческой армии, коснулся вопроса предстоящих работ Круга и атаманской власти и высказал свои предположения на будущее

   (Я не привел речь Атамана в первой версии этого материала, сейчас привожу содержание его программной речи.

    "Верден не был взят (благодаря Русскому Экспедиционному корпусу - Л.С.); Франция спасена от разгрома, но нам пришлось откатиться назад и уступить Варшаву. Но мы благородно спасли союзников.

    В 1917 году Англия была готова к решительному бою, Россия была снабжена орудиями и военными припасами, готовилось грозное решительное наступление, которое должно было привести нас к победе. Уже смело говорили и в обществе и в печати не только о возврате всего потерянного, но и о занятии Галиции и Константинополя.

    И Германия поняла, что она погибла.

    При преступном содействии некоторой части нашей интеллигенции, при предательстве и измене многих сановников и генералов рушится великое здание Российской Империи и под радостный визг черни совершается „великая бескровная революция".

    А затем приезжает из Германии в запломбированном вагоне Ленин и начинает вместе с великим провокатором и предателем Керенским сознательно разрушать Россию.

    Что же делают в это время союзники? Те самые союзники, которых дважды выручили мы на полях Пруссии и на полях Галиции, схоронивши на них лучших своих сыновей?

    Они... углубляют революцию. Они посылают ораторов приветствовать великую мерзость, совершенную не русскими людьми, они глубже всаживают в нашу спину тот нож, который всадила в нее Германия. А когда они увидели, что дело зашло слишком далеко, что Россия погибла, — они умыли свои руки и отговорились нежеланием вмешиваться в русские дела...

    Замучен и истерзан последний русский главнокомандующий — Духонин, расстреляны и избиты лучшие генералы и офицеры, в неизвестности, как беглец, обретается лучший сын родины — генерал Корнилов. Распалось великое здание России, разлетелось на многие куски, и пылью и смрадом покрылась Русская земля.

    В Бресте от имени русского народа Бронштейн, Иоффе и Карахан заключают позорный мир, украинцы отбирают от Дона лучший кусок — Таганрогский и часть Донецкого округа и просят занять его для них — германцев...

    Как бы страшная непогожая ночь спустилась над Святорусской землей. Брат восстал на брата. Пламя убийств трепетным огнем понеслось с севера на юг. Сегодня избивали офицеров и верных своему долгу солдат в Свеаборге и Выборге, завтра в Петрограде, потом в Москве, Севастополе, Иркутске; не было места, где бы не избивали молодежь, где бы не уничтожали на сотни миллионов рублей оружия и снарядов, где бы не оскверняли храмов и не надругивались над верой православной.

    Темная непроглядная ночь настала на русской земле. Но „чем ночь темней, тем ярче звезды". И стали вспыхивать они, эти звезды, и с упованием стал глядеть вдаль на них несчастный, истекающий кровью русский народ.

    Яркой звездой вспыхнуло имя Лавра Георгиевича Корнилова, и потекли на немеркнущий свет этой звезды русские офицеры, и создалась Добровольческая армия, этот великий символ единой неделимой России.

    И загорелась на юге другая звезда. Выборный Донской Атаман Алексей Максимович Каледин сказал свое веское казачье слово и пронеслось оно от края и до края земли русской и вселило надежду: — еще живы, мол, казаки!

    Загорелся сполох — Митрофана Петровича Богаевского и стал будить задремавшие, заскорузлые, окопной грязью покрытые сердца казачьи...

    Но темна была еще ночь... И крепко спали одурманенные ядом большевизма донские казаки, и проглядели они свои яркие звезды и не заметили, как красною кровью человеческой залились они...

    Гулким эхом раздался по Донской земле Калединский выстрел и пробудил совесть казачью.

    Но было уже поздно. Смирновы и Подтелковы, комиссары и советы, Дуньки Ковалевы и Маруськи, главковерхи в юбках и без юбок сдали казачью землю, и немецкий солдат твердым железным шагом вошел в Таганрог...

    Вот при каких обстоятельствах собрался Круг Спасения Дона решать великое дело; вот при каких обстоятельствах поставил он меня управлять землею Донскою и отдал мне строгий наказ — в кратчайший срок освободить всю Донскую землю от красногвардейцев и собрать казаков на Большой Войсковой Круг, чтобы выбрать тогда настоящего Атамана и установить жизнь по своему, по-казачьему...

    Я старый казак и я привык повиноваться.

    Огляделся вокруг, осмотрел, как часовой, замки и печати, принял сдачу...

    У разбитого корыта стоит Донское Войско. Пожжены многие станицы и хутора, поруганы храмы православные, разорваны иконы, осквернены Престолы. В красавце Соборе Новочеркасском укором совести казачьей глядит отверстие, пробитое снарядом братской пушки. Вся земля Донская полонена красногвардейцами и только небольшой кусок у Новочеркасска, да часть 1-го Донского округа освобождены от них...

    Поднялась Нижне-Чирская, охватило восстание Задонье, где мужественные Егорлыцкая и Мечетинская станицы не пустили к себе красную гвардию.

    Братскую руку помощи протягивали Дону доблестные добровольцы Дроздовского и генерала Деникина, и чудилось, что за угасшими звездами Корнилова, Каледина и Богаевского встает так долго жданный рассвет.

    Но шли и шли в Донскую землю немецкие полки и вместе с конницею Туроверова в Ростов вошел германский отряд фон-Арнима, и у храма святой Аксайской Божьей матери стали баварские кавалеристы. В 11-ти верстах от Новочеркасска растянулась линия германских аванпостов, и пулеметы германские были направлены на Черкасск...

    А по всему Дону горел и перекатывался великий сполох Митрофана Петровича Богаевского. Поднимались хутора и станицы, 74-х летний атаманец казак Лагутин без седла, на доморощенном коне, с деревянной пикой в руках впереди сотни, вооруженной топорами, атаковал красную гвардию.

    Всколыхнулся, взволновался Православный Тихий Дон. Он встал за поруганные храмы и пошел бороться за веру своих отцов.

    Он пошел сам! Ни он, ни я, мы не искали помощи ни у кого, кроме как у своих же русских людей, у добровольцев.

    Весь опыт войны 1914 —1917 годов показал нам, что союзников у нас нет... Немцы наши враги, мы дрались с ними три с половиною года — это не забывается. Союзники брали от нас все, что можно, в 1914 и 1915 годах, а когда загорелась земля русская, то не воду, а масло лили они на огонь. Да и где они, эти союзники?
   
    Вот в январе месяце, когда жив был еще Алексей Максимович Каледин, по всему Новочеркасску распубликованы были официальные известия о том, что в Новороссийске высадился англо-французский корпус и идет на помощь Дону... Но умер Каледин, расстреляли Назарова, прошло полгода, а никаких англо-французов не пришло спасти сжигаемый большевиками Дон.

    С конца мая месяца мы слышим о чехо-словаках. То они занимают Саратов, то подходят к самому Царицину, то дерутся под Екатеринбургом и Иркутском. Последнее время все настойчивее и настойчивее говорят о движении японцев и китайцев и о создании Восточного фронта по Волге.

    Какой ужас и позор! Сделать Россию ареной мировой борьбы, подвергнуть ее участи Бельгии и Сербии, обескровить ее, сжечь ее города и села, истоптать ее нивы, и ее голодную, поруганную и оплеванную, ее поверженную в прах собственным безумием, добить до конца!

    Во имя чего? Во имя войны до победного конца. Ради того, чтобы английские капиталисты победили немецких капиталистов, и победители обратили бы Россию в своих рабов.

    Россия больна. Она лежит в горячечном бреду, а что же делают иностранцы? Германцы заняли Украину и вывозят хлеб и масло. Англичане рубят на севере России лес и вывозят его из нашей земли, а Россия, бедная Россия, она, как тот деревянный турок с кожаной головой, должна сносить удары? Она должна драться с германцами без снарядов, без артиллерии, без офицеров...

    Вы слышите, без офицеров! Их истребляют тысячами в Москве и Петрограде.

    Так неужели цепляться за иностранную помощь, неужели Дону и великой России скулить так, чтобы нам помогли извне?..

    Послушайте, как в песне казачьей поется!

Ты попой, сирота, песню новую! —
Хорошо песню играть пообедавши,
А я, сирота, еще не ужинал. ..
Поутру сироту в допрос повели. —

Ты скажи, сирота, где ночевал?
Ты скажи — с кем разбой держал?
— У меня, молодца, было три товарища:

Первый товарищ — мой конь вороной,
А другой товарищ — сам молодой,
А третий товарищ — сабля вострая в руках!...

    Но пожар горел на Дону. И те, кто восстал, стояли перед странным вопросом: чем драться?

    Ко дню моего избрания нас, казаков, было 7000, при 21 орудии и 58 пулеметах, а у противника было 70,000 при 200 орудиях и 400 пулеметах.

    Каждый день приезжали ко мне из станиц в Новочеркасск депутации от поднявшихся станиц и их слова были одни:

    — Дайте нам ружей и патронов, и мы сами выгоним красную сволочь.

    Вот выписка из письма начальника штаба генерала Мамонтова от 20-го мая № 483:

    „Призванных казаков около 10,000, из них с винтовками около 5.000, патронов на винтовку русскую 25, австрийскую — 45, французскую „гра" — 55, итальянскую —300; итальянских винтовок - 37. Снарядов на орудие - 6.

    Продовольствие на исходе. Скоро не будет ни хлеба, ни зернового фуража; последнее меня мало беспокоит, так как перейдем на подножный корм. Но отсутствие хлеба, крупы и картофеля может привести к уничтожению войска внутренним разложением.

    Дух начинает колебаться от недостатка патронов и винтовок. Был уже случай военного мятежа. Боюсь, что это не последняя туча рассеянной бури. Первая весенняя ласточка грядущего печального исхода борьбы; хотелось бы не быть дурным предсказателем.

    Поэтому очень прошу вас призвать на помощь от немцев материальные средства борьбы или даже самих немцев. Все таки немецкое господство будет выносимее и дешевле господства русского мужика—разбойника, именуемого красногвардейцем. Еще дешевле было бы купить у немцев пушки, снаряды, винтовки, патроны, хотя бы торговым договором. Лучше терять часть, чем все имущество и даже честь и жизнь".

    Еще раньше Гундровская, Митякинская и Луганская станицы призвали самочинно немцев к себе на помощь.

    Разложение на севере Дона шло быстрыми шагами и надо было во что бы то ни стало, остановить его, иначе нам грозила участь Украины.

    Я обратился за помощью к Добровольческой армии. Я просил генерала Деникина итти на север с донцами, итти по прямому пути решения их исторической задачи, вверх по Волге, и вместе овладеть Царицыном. Царицын дал бы нам оружие и патроны.

    Но Добровольческая армия отклонила мое предложение. Связанная кубанскими отрядами, она должна была временно отсрочить решение главной задачи и заняться частным предприятием — очищением Кубани.

    Помощи ждать было неоткуда.

    Я обратился за советом к одному из видных общественных деятелей во время одного из совещаний по поводу юго-восточного союза. Он стоял на том, что Дон не должен иметь никаких сношений с германцами, что он должен свято соблюдать условия, заключенные российским императором с союзниками. Победа союзников над германцами несомненна, и тогда союзники заплатят за нее сторицею...

    — А пока что делать? — спросил я.

    — „Пока! Нужно побольше терпения и побольше крови!"...

    Я, не пошел по этому пути. Я знал, что терпение казаков истощалось, я знал, что казаки потеряли достаточно крови... Я знал, что те, кто советует мне это, не пойдут сами в окопы, но пошлют казаков, а играть казачьими головами ради победы англичан или французов я не был уполномочен Кругом Спасения Дона.

    Итак — без оружия и патронов наши военные действия должны были заглохнуть, советские власти должны были вернуться в Новочеркасск и докончить свой страшный кровавый план — уничтожения казачества. „Побольше крови" должно было начаться снова. Слишком много крови готово было пролиться.

    Когда горит дом, не ищут ведра с водою в соседней деревне, если тут же рядом стоит готовое, полное воды, ведро...

    Я вошел в переговоры с германцами. Благодаря весьма искусной политике генерала Черячукина в Киеве, Николая Елпидифоровича Парамонова и Владимира Александровича Лебедева в Ростове, за шерсть и хлеб мы получили орудия, винтовки и патроны. Чирской, а за ним Донецкий, Усть-Медведицкий и Хоперский фронты ожили, и началась настоящая война.

    Но Донецкий угольный бассейн и Таганрогский округ были заняты германцами. Украина, несмотря на все мои доводы и на старинную дружбу с гетманом, не выпускала их от себя, и борьба за них грозила окончиться кровавым столкновением.

    Мы вели борьбу на фронте в 800 верст. Север, восток и юг были охвачены пламенем пожара. Нам грозило начинать войну и на западе и, лишившись подвоза оружия, быть сдавленными со всех сторон — и погибнуть.

    Украина хотела подчинить себе Кубань, и тогда Дон стал бы между молотом и наковальней.

    При таких обстоятельствах во имя спасения земли Донской я обратился с письмом к императору Вильгельму. Я писал ему, как равный суверенный властитель пишет равному. Я указывал ему на рыцарские чувства обоих воинственных народов — германцев и донских казаков и просил его содействия в признании нас самостоятельным государством, в передаче нам Таганрогского и Донецкого округов и в помощи оружием. Взамен этого я обещал, что Войско Донское не обратит своего оружия против немцев, будет соблюдать по отношению к ним нейтралитет и продаст избыток своих продуктов, который обычно продавался за границу, преимущественно им...

    Письмо возымело свое действие.

    27-го июля подписан договор между Украиной и Доном, в котором Всевеликое Войско Донское признается самостоятельным Государством, все земли Войска Донского остаются неприкосновенными. Этим договором мы обязаны исключительно давлению германского командования на Украину.

    Мы получили оружие...

    Наша борьба, благодаря громадному военному таланту и твердой воле Командующего Донской армией генерала Денисова и большой работоспособности его Начальника Штаба полковника Полякова, приняла строго планомерный характер, и сегодня мы видим здесь представителей всех станиц, за исключением четырех —Сальского округа, и освобождение и тех станиц — вопрос недалекого будущего.

    Если, конечно, войска казачьи будут продолжать борьбу и не станут на путь соглашательства и братания, как то имело место 3 августа на Царицынском фронте, где отряд полковника Антонова сдал без боя станицы: Нагавскую, Баклановскую и В.-Курмоярскую и где 10-й конный полк, 6, 8 и 11-й пешие полки разбежались после митинга; это полки: Трех - Островянской, Ново-Григорьевской и Сиротинской станиц. Всевеликое Войско Донское снова свободно, как было свободно триста лет тому назад. Наши посольства, переименованные по-старинному в "зимовые станицы", уже находятся в Киеве, Екатеринодаре и в Симферополе. Войско Донское выздоравливает от той тяжелой болезни, которой оно болело без малого год. Налаживается правильная, нормальная жизнь и Большой Войсковой Круг, Державный Хозяин Земли Донской, может спокойно приступить к государственной работе...

    Но злые гении большевизма не исчезли из войска Донского. Наша работа протекала при страшно тяжелых условиях. Вспышки военных бунтов были в мае в Ростовском округе, а всего несколько дней тому назад в Усть-Медведицком округе отказались исполнять боевой приказ 1-й и 4-й Донские полки и полки Усть-Бело-Калитвенской, Верхне-Кундрюческой и Нижне-Кундрюческой станиц. Казаки эти стреляли по своим братьям, исполнявшим приказ начальника.

    13-го августа в полках Трех-Островянской, Ново-Григорьевской и Сиротинской станиц происходили митинги, на которых казаки этих полков собирались послать делегацию к красногвардейцам с целью заявить о бесполезности и нежелательности настоящей войны. Полки эти разбегаются.

    Кто сеет ветер — тот пожнет бурю, и те, кто занимался последние дни агитацией против порядка, могут быть довольны: их агитация приносит плоды.

    Не весь яд еще вышел, не вполне здорово Войско...

    Я повторяю знаменитые слова великого русского человека — Столыпина, слегка изменив их:

    — Нам нужно Великое Войско Донское — некоторым людям нужны великие потрясения.

    В самые последние дни перед созывом Круга, группа близоруких людей решила потрясти снова Доном, повторить времена Голубова... Кому-то понадобилось ездить по станицам и уверять казаков, что Круг не будет созван, что этого не позволят немцы, и не допущу я, который цепляется за Атаманскую власть.

    В разных местах и даже в армии появились агитаторы, проповедующие войну с немцами. Купленные английскими деньгами, а может-быть и просто недалекие „ура-патриоты", твердят горячим головам, что молодую армию надо бросить на немцев из земли Донской.

    Немцы обещали покинуть землю Всевеликого Войска Донского тогда, когда я скажу им, что это можно сделать без опасности для Донской самостоятельности.

    По соглашению со мной они уводят свои гарнизоны из Донецкого округа и освобождают от гарнизонов Дачкина, Каменскую, Лихую, а также станции Екатерининской дороги.

    Я спрашиваю вас, Высокие Представители Земли Донской, можем ли мы сейчас занять и Западный фронт и оградить себя от большевиков с севера?

    Я спрашиваю вас, Высокие Представители Действующей Армии Донской, вас, обвеянных славой недавних побед, вас окутанных пороховым дымом, вас усталых и измученных, можете ли вы напрячь еще свои силы и выставить двадцать тысяч человек на защиту северо-западной границы?

    Я спрашиваю тех, кто толкает неразумную молодежь против германцев — можем ли мы бороться без патронов и снарядов против них, имеющих и то и другое в изобилии?

    Я брал ваших детей в постоянную армию не для того, чтобы на их крови строить себе славу минутного успеха. Пока я не одену и не снабжу обувью, пока не вооружу до зубов и не обучу своих казаков, я не поведу их в бой.

    Я три с половиною года воевал с германцами и знаю, что не больной истерзанной России победить их теперь. Те, кто зовет на борьбу с ними, останутся в стороне, но польются новые потоки казачьей крови.

    Довольно крови. Дон жаждет мира и спокойствия. Перед ним большая работа своего внутреннего устройства, перед ним широкие задачи.

    И я жду от Круга, что он вынесет суровое слово осуждения тем, кто во имя личных интересов волновал Донское казачество, кто мешал нашим договорам.

    Из-за поездки известных вам всем лиц, наша армия не получала с Украины шинелей, сапог, белья и полушубков, из-за неразумных детски-наивных речей на некоторых окружных Кругах в решительную минуту штурма Царицына мы не получили снарядов и патронов, и нам прислали артиллерию без пушек.

    Те, кто зажигает вас речами, играют вашими головами. Теперь, когда Дон поднялся во весь рост, когда наши полки ежедневно берут добычу, когда война ушла за пределы Войска, они явились мутить нашу армию и не остановились даже перед великим грехом соблазнить „малых сих", бросили слово пропаганды в молодую армию.

    Чем отличаются они от „товарищей": Миронова, Сдобнова и Шкурина, что шлют из Саратовской губернии прокламации о том, что „Краснов продал Дон немцам"?

    Миронова, Сдобнова и Шкурина, если вы их поймаете, вы повесите без суда, так зачем же вы заступаетесь за тех, кто - еще более ядовито и зло делает свое страшное дело? Им нужны великие потрясения и ваша кровь, вам нужен Великий Дон...

    Господа Высокие Представители земли Донской — нива засеяна и час жатвы близок, наступает горячее время уборки урожая и вы — хозяин земли Донской пришли на работу великую...

    С завтрашнего дня в докладах управляющих отделами развернутся перед вами отчеты о том, что сделано.

    Да, сделано очень мало. В эти трудные дни многие люди ушли в сторону смотреть, как мы будем расхлебывать ту кашу, которую не мы заварили и злобно критиковали нас, но нам не помогали...

    Вам, господа, надо дать своему новому управляющему, тому Атаману, которого вы изберете, точные указания по самым важным вопросам:

По закону о земле.
По закону, о ликвидации частного коневодства в Задонской степи.
По закону о зачислении иногородних в казаки.
По закону об изменении быта духовенства.

    Это — дела хозяйские.

    Ваш новый управляющий, Донской Атаман, должен быть снабжен широкими полномочиями и не должен быть связан никакими советами и никакими комитетами.

    Советы и комитеты создают безответственность. Они дают возможность укрываться за них слабому волею и робкому духом Атаману и поведут Дон к погибели. Вам нужен Атаман, твердый волею и крепкий духом, чтобы смело взял управление Доном, не связанный ничем. Не понравится его управление, ваша воля сменить его, но никакие окружные съезды и Круги недопустимы. Нам нужен единый великий Дон, знающий свои, Кругом одобренные, законы и своего Атамана, а не десять маленьких Донов, управляющихся шумливыми съездами, сбиваемыми с толка наезжими ораторами и авантюристами.

    Большая и трудная работа стоит перед вами и я прошу вас вспомнить ее от сердца. Не останавливайтесь перед мелочами. Вас будут смущать пустыми вопросами, мелкими сплетнями о Родзянке, о Сидорине и Семилетове, о Парамонове, об обиженных местами и обойденных...

    На фоне громадного строительства земли Донской эти личные самолюбия — мелочи. В комиссию их! Да не будет высокое собрание решителей судьбы Донской митингом, да не займемся мы грязными спорами и разбором ссор дворовой челяди, но как истинный хозяин медленно осмотрим свое имение и проверим конторские книги и перед отъездом назначим управляющего и дадим ему наказ...

    Какой счастливый сегодня день...

    Первый раз представители всего Войска Донского в Новочеркасске, первый раз за широким обменом мнениями и впечатлениями.

    Казачий Круг! И пусть казачьим он останется.

    Руки прочь от нашего казачьего дела те, кто проливал нашу казачью кровь, те, кто злобно шипел и бранил казаков. Дон — для донцов! Мы завоевали эту землю и утучнили ее кровью своею и мы, только мы одни, хозяева этой земли.

    Вас будут смущать обиженные города и крестьяне - Не верьте им.

    Помните, куда завел Атамана Каледина знаменитый паритет. Не верьте волкам в овечьей шкуре. Они зарятся на ваши земли и жадными руками тянутся к ним.

    Пусть, свободно и вольно живут на Дону гостями, но хозяева — только мы, только мы одни... Казаки!

    Казачий Круг передо мною. Какой это счастливый яркий день и для меня. Луч свободы блеснул и мне. Словами молитвы Симеона Богоприимца, увидевшего Господа Сил, воскликну и я.

    „Ныне отпущаеши раба Твоего по глаголу Твоему с миром, яко видества очи мои спасение, еже уготовил еси пред лицом всех людей".

    Бессменным часовым три с половиною месяца простоял я на своем посту. Я устал. Я три с половиною года просидел в окопах, я был ранен и остался в строю, я шел с Корниловым на Петроград и в Пскове был арестован; по приказу Совета союза казачьих войск я вторично бился под Петроградом с большевиками и сидел в Смольном. Я в Царицыне в конце января этого года был приговорен к смерти...

    Довольно с меня.... Я расчистил место для другого, более достойного. Работа начата, пусть продолжают ее другие...

    Я стою на посту и большой Круг мой разводящий. Я жду, когда подведет он нового часового и я спрошу его, как то опрашивали в старину —

— Что пришел?

— Тебя с часов сменить.

- Каков наказ?

- Не спать, не дремать, честь Всевеликого Войска Донского оберегать!

    Честь Всевеликого Войска Донского!..

    Эти святые слова обязывают думать и дальше!

    Господа Высокие Представители Всевеликого Войска Донского: честь обязывает, казачья слава повелевает. Россия ждет своих казаков... Близок великий час... Наступает славное время... Помните дедов своих под Москвой и великий Земский Собор в 1613 году. Кто вслед за Галицким дворянином подошел к столу, где сидел князь Пожарский и положил записку? То был Донской Атаман.

    - Какое это было писание ты подал, Атаман? спросил его князь Пожарский. —

    О природном Царе Михаиле Федоровиче, отвечал Атаман.

    „Прочетша писание атаманское, бысть у всех согласен и единомыслен совет", пишет летописец...

    Господа Высокие Представители Всевеликого Войска Донского! — „Близок есть, уже при дверех"!

    Помните, не спасут Россию ни немцы, ни англичане, ни японцы, ни американцы —они только разорят ее и зальют кровью.

    Помните нашу старую песню:

У меня молодца было три товарища:
Первый товарищ — мой конь вороной,
А другой товарищ — я сам молодой,
А третий товарищ — сабля вострая в руках.

    Но спасет Россию сама Россия. Спасут Россию ее казаки!

    Добровольческая армия и вольные отряды донских, кубанских, терских, оренбургских, сибирских, уральских и астраханских казаков спасут Россию.

    И тогда снова, как встарь, широко развернется над дворцом нашего Атамана бело-сине-красный русский флаг, флаг единой и неделимой России.

    И тогда кончен будет страшный крестный путь казачества и Добровольческой армии, путь к свободе России и православного Тихого Дона!"

«Донской Край», 17 августа (30 августа), 1918 г. № 97.).

    Громовые аплодисменты, перешедшие в овации, были ответом на бодрые, полные надежды и веры в будущее, слова Атамана. Особенную восторженность выказали "Серые члены Круга" - простые казаки, фронтовики, два дня тому назад еще сидевшие в окопах.

    На общем фоне серых казачьих шинелей, занимавших задние ряды партера, пестрели пиджаки и косоворотки народных учителей и "общественных деятелей", людей полуинтеллигентных; первые ряды занимались донской интеллигенцией - весьма разнообразных профессий. Ложи были предоставлены членам Правительства, высшему командованию и различным представительствам.

    В общем, по своему составу (Число депутатов было 339 (265 от станиц и 74 от частей фронта). По занятию большая часть Круга (65 проц.) были - хлеборобы. По образовательному цензу только 11 процентов имело образование высшее и среднее, домашнее - 33 проц., а остальные - низшее) этот Круг резко отличался от Круга Спасения Дона, бывшего, как уже знает читатель, на редкость однородным, что обеспечило ему и большую продуктивность работы и облегчило возможность быстро проводить в жизнь все необходимое.

    Впечатление программной речи ген. Краснова Г. Щепкин рисует следующими словами: "Речь Донского Атамана ген. Краснова встретила в слушателях задушевный отклик, объединив их в одном порыве великой любви к Тихому Дону и страждущей России. В лице ген. Краснова не только "управляющий имением" давал отчет "хозяину", но и беззаветно любящий Родину, большой государственный деятель, обращался с горячим призывом не забывать Великой Страдалицы (Где же "самостийность" ген. Краснова, столь раздражавшая ген. Деникина. Разве в том, что П.Н. Краснов беззаветно любил Россию?), к таким же патриотам, призванным волею казачества творить великое государственное дело...

    Ген. Краснов в своей речи стал выше партийных мелочей, поднялся на ту высоту, с которой видно уже восходящее солнце русского возрождения, еще не заметное для "рожденных ползать"... Откуда видны дали грядущих судеб России и пути, по которым надо идти сквозь дебри страшной смуты, чтобы достичь желанной цели. Ген. Краснов указал эти пути, к которым стремилось уже в последние три месяца Донское Правительство, прорубая просеку сквозь чащу всероссийской разрухи. Воссоздание силы и благоденствия Дона и помощь растерзанной злыми ворогами России... Единая Великая Россия, верным сыном которой всегда был и останется Дон" (Г. Щепкин "Донской Атаман П.Н. Краснов", стр. 41).

    В первый день работы Донского парламента состоялись выборы председателя, причем вместо пылкого патриота Г. Янова (бывший председатель Круга Спасения Дона), как то многие ожидали, прошел ставленник оппозиционно настроенных к Донской власти элементов, лидер кадетской партии В. Харламов*, опытный парламентарий, неприязненно расположенный к Атаману.

*) ХАРЛАМОВ Василий Акимович (дон.)(1 (13) марта 1875, хутор Кременской Усть-Быстрянской станицы области Войска Донского — 1 марта 1957, Буэнос-Айрес)(см. фото) — депутат Государственной Думы всех 4-х созывов от области Войска Донского. После окончания в Новочеркасске духовного училища и семинарии был направлен Войсковым стипендиатом в Московскую духовную академию. Окончив ее и курс историко-филологического факультета Московского университета, X. возвратился в Новочеркасск. Его диссертация «Церковное правление у донских казаков в XVII и XVIII веках» получила высшую оценку аттестационной комиссии и личный похвальный отзыв крупнейшего историка, академика В.О. Ключевского.
Но X. не стал священнослужителем. В Новочеркасске он преподавал историю и географию в Мариинской гимназии. Будучи членом Русского археологического общества, производил раскопки курганов в Приазовье и Таганрогском округе. Найденные предметы передавал в музеи Новочеркасска и Москвы. Свои статьи по археологии и этнографии публиковал в «Вестнике Московского историко-археологического общества». Был председателем просветительского общества, по поручению Войскового начальства работал над составлением истории Новочеркасска. Монархист, член партии кадетов. Делегат Предпарламента и Учредительного Собрания. Возглавлял Особый Закавказский Комитет. Глава правительства Юго-Восточного союза Казачьих Войск, горцев Кавказа и вольных народов степей (ЮВС). С 1918 года председатель Донского Круга, активный участник Белого Движения. С 1920 года жил за границей. После Второй мировой войны эмигрировал в Аргентину.
Происходил из семьи донского казачьего офицера. По окончании историко-филологического факультета Московского университета работал преподавателем в Новочеркасской гимназии. Автор работ по истории и этнографии Донского края. В период революции 1905 года преследовался за политическую деятельность, член партии кадетов с 1906 года. Избирался от области Войска Донского в Государственную Думу всех 4-х созывов. Во время Первой мировой войны был председателем Доно-Кубанского комитета Всероссийского Земского союза.
11 ноября на заседании Войскового правительства Харламов предложил ввести контроль за распределением и продажей угля, что фактически означало запрет на его вывоз с Дона. В донесении от 28 ноября в Госдепартамент США американский консул в Тифлисе Ф.В. Смит сообщал, ссылаясь на информацию Харламова, что переговоры об объединении сил против большевиков велись "Юго-Восточным союзом казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей" с "казаками Урала", с украинской Центральной Радой, с командиром 1-го Польского корпуса легионеров генералом Ю. Довбор-Мусницким и "с Сибирью" (см.: Думова Н.Г., Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1917 – 1920 гг.), М., 1982, с. 52). Смит характеризовал Харламова как "надежного человека". На совещании, которое Харламов как руководитель "Юго-Восточного союза казачьих войск..." имел со Смитом, с английским генералом Шором и французским полковником Шардиньи, просил помощи западных держав как людьми, так и материальными средствами (см. там же, с. 92). После Февральской революции 1917 был назначен Временным правительством России председателем Особого Закавказского Комитета (ОЗАКОМ). Входил в состав ЦК партии Кадетов, находился в контакте с атаманом А.М. Калединым.
После Октябрьской революции с начала ноября — председатель Экономического совета, учреждённого Войсковым правительством Дона.
Был делегатом Предпарламента и Учредительного Собрания.
С 1918 года — председатель Донского Круга, сотрудничал с А.И. Деникиным.
С 1920 года жил за границей — в Белграде и Праге. Преподавал историю России в Пражском университете. Был председателем Донского исторического комитета и Комитета по управлению Донским архивом. Редактировал журналы «Казачий путь», «Путь казачества», исторический сборник «Донская летопись» (1923—1924).
После второй мировой войны эмигрировал в Аргентину, где умер 1 марта 1957 года

    Эти выборы показали нам, что члены Круга за кратковременное свое пребывание в Новочеркасске, уже успели окунуться в сложные политические настроения и поддаться влиянию партий, враждебно настроенных к Атаману. Ясно было, что враги Краснова не дремали и сумели использовать политическую неопытность и неподготовленность главной массы Круга к общественной деятельности и к решению сложных вопросов в большом масштабе, а также неумение их разбираться в запутанной обстановке.

    Вся последующая работа Донского парламента характеризовалась, с одной стороны скрытой, глухой борьбой некоторой части интеллигентной группы Круга против Атамана и ее стремлением вовлечь в эту борьбу на своей стороне главную "серую" массу Круга, а с другой стороны - редкими, но всегда удивительно удачными отпорами ген. Краснова, каждый раз своей прямотой и решительностью подкупавшего огромное большинство Круга. Все выступления Атамана обычно кончались бурными овациями и имели следствием разрушение планов и козней оппозиции.

    Стремясь к власти и желая играть видную роль, часть делегатов Круга упорно стремилась умалить власть Атамана и за ее счет увеличить авторитет Круга, т.е. "коллектива" придав ему то доминирующее значение, какое он имел при Каледине и Назарове. Этому Краснов энергично противился. Зрело оценивая исключительную обстановку, переживаемую Войском и вспоминая, трагедию Каледина и Назарова, которых Донской парламент, связывая руки, привел к гибели, он всемерно поддерживая авторитет Круга в глазах казачьей массы, горячо, однако, отстаивал всю полноту единоличной власти Атамана, в промежутках времени между сессиями Круга.

    Страстная защита каждой стороной своей точки зрения, приводила иногда к открытым столкновениям, что красной нитью проходило через все заседания Круга.

    Гордый блестящими результатами по воссозданию мощи и процветания Дона и твердо убежденный, что только при условии "свободных рук" творческая работа может быть продуктивной, Краснов в вопросе умаления атаманской власти не шел ни на какие уступки.

    Это принципиальное расхождение, дало повод противникам Атамана выдвинуть ему новое обвинение, в виде отрицательного его отношения к народоправству вообще и, в частности, к народному представительству - Войсковому Кругу, а несколько позднее бросить Атаману упрек в монархизме.