Вы дядя мой и на парнасе!

 «В письме вашем вы назвали меня братом, но  я не осмелился назвать вас этим именем, слишком для меня лестным.

                Я не совсем еще рассудок потерял,

                От рифм бахических шатаясь на Пегасе!

                Я знаю сам себя, хоть рад, хотя не рад,

                Нет, нет, вы мне совеем не брат,

                Вы дядя мой и на Парнасе».

Так писал в конце  1816 года Александр Пушкин своему дяде Пушкину Василию Львовичу.

С Василием Пушкиным связано детство Пушкина Александра. Дядя был первым стихотворцем, которого узнал Саша.  Литературная атмосфера, приносимая в дом брата, чтение вслух стихов (в том числе собственных), которые Саша Пушкин заучил наизусть, совместная поездка в Петербург,  поступление в Лицей – все это неотделимо от Василия Львовича. Юный племянник гордился дядюшкой – в свое время известным поэтом. Он скромно отклонил лестное звание, когда тот в письме назвал его «братом по Аполлону»

В пятой главе пушкинского романа «Евгений Онегин» в числе гостей, съехавшихся на именины Татьяна Лариной, появляется и персонаж, которого так характеризует автор:

                Мой брат двоюродный Буянов

                В пуху, в картузе с козырьком               

                (Как вам, конечно, он знаком).

         Иной наивный читатель вправе удивиться – неужели у Пушкина был двоюродный брат со столь забавной фамилией? Читатель дотошный, обратившись к пушкинским примечаниям, сможет прочесть:

                Буянов, мой сосед…

                Пришел ко мне вчера с небритыми усами,

                Растрепанный, в пуху, в картузе с козырьком.

                («Опасный сосед»)

Читателям того времени пушкинское примечание было понятно. Однако для читателей сегодняшних оно нуждается в комментариях.

         Буянов – герой шуточной поэмы «Опасный сосед», написанной Василием Львовичем Пушкиным, что и позволило  автору «Евгения Онегина»го назвать Буянова двоюродным братом. Эта поэма была хорошо знакома в ХIХ веке, хотя  вследствие  фривольного содержания она распространялась в многочисленных списках и была впервые полностью опубликована в России только в следующем столетии. Буянов – колоритнейший персонаж, пьяница и скандалист, предшественник гоголевского Ноздрева, завлекает героя поэмы, от чьего имени ведется повествование, в дом к веселым девицам, откуда тому приходится спасаться бегством, расставшись впопыхах с часами и кошельком.

                ***

Однако следует рассказать об авторе поэмы подробнее.

Василий Львович Пушкин (1766-1830) получил хорошее домашнее образование – знание европейских языков (французским владел в совершенстве), большая начитанность, способность декламации. В 25 лет он поступил в лейб-гвардии Измайловский полк. Но служба его не привлекала, и выйдя в 1797 году в отставку, переселяется в Москву.

Иван Иванович Дмитриев стал литературным наставником Василия Львовича. Восхищаясь прекрасными стихами Дмитриева и Карамзина, Василий Пушкин обращался к ним:

                И я хочу греметь на лире!

                Лечу ко славе я, ваш дух во мне горит.

                И я известен буду в мире!

                О радость, о восторг – и я… и я пиит!

В стихах самого Василия Львовича –   «К камину», «Вечер»,  «К лире» воспевался  идеал тихой и скромной жизни.

         Значительнейшим событием в жизни нашего героя стало путешествие за границу – по примеру высоко чтимого им Карамзина: в Германию, Францию и Англию. В Париже он посещает литературные салоны, музеи, театры, берет уроки декламации у знаменитого трагика Тальма, приобретает ценную библиотеку, печатает переводы на французский язык четырех русских народных песен.

         О пребывании Василия Львовича в столице Франции говорится в его письме Н.М. Карамзину, тогда же напечатанном в журнале «Вестник Европы»: «Желание мое исполнилось, любезный Николай Михайлович, я в Париже и живу приятно и весело. Каждый день вижу что-нибудь новое и каждый день наслаждаюсь… Вы знаете мою страсть к спектаклям и можете вообразить, с каким удовольствием  бываю в парижских...».  Довольно кратко Василий Львович говорит об аудиенции у Наполеона, тогда еще  не императора, а первого консула: «Мы были в Сен-Клу представлены первому консулу. Физиономия его приятна, глаза полны огня - он говорит складно и вежлив. Аудиенция продолжалась около получаса».

«Парижем от него так и веяло, – не без юмора вспоминал П.А. Вяземский о возвращении приятеля из дальних странствий. – Одет он был с парижской иголочки с головы до ног… В простодушном самохвальстве давал он дамам обнюхивать свою голову».

         Восторженные рассказы о заграничном вояже не прекращались до конца жизни. Восхищение было столь велико, что побудило Дмитриева написать от имени путешественника шутливую поэму «Путешествие NN в Париж и Лондон, написанное за три дня до путешествия» (указание «за три дня» было мистификацией, предназначенное усилить  комический эффект - уже в наше время было принято всерьез  и отмечено в издании сочинений В.Л. Пушкина)         

В поэме от имени новоявленного путешественника описывались подробности вояжа:

                Друзья! Сестрицы! – я в Париже!

                Я начал жить, а не дышать!

                Садитесь вы друг к другу ближе

                Мой маленький журнал читать!

                Я был в Лицее, в Пантеоне,

                У Бонапарта на поклоне.

                Стоял близехонько к нему,

                Не веря счастью моему.

                Все тропки знаю булеваров,

                Все магазины новых мод.

                Как весело! Какой народ!

                Как счастлив я!  итак, простите!

                Простите, милые! и ждите

                Из области наук, искусств

                Вы с первой почтой продолженья

                Истории без украшенья

                Идей моих и чувств

 

Покидая Лондон, путешественник предчувствует восторг, какой он вызовет, появившись в Москве одетым по последней заграничной моде:

                Сегодня на корабль отдам

                Все, все мои приобретенья

                В двух знаменитейших странах!

                Я вне себя от восхищенья!

                В каких явлюсь я сапогах!

                Какие фраки! панталоны!

                Всему новейшие фасоны!

                ***

         Добродушие и общительность Василия Львовича определили широкий круг его литературных и светских знакомств. Предметом дружеских насмешек были щегольство, страсть декламировать стихи (особенно собственные), экзальтированность поведения. Он непременный участник празднеств, вечеров, домашних спектаклей, для которых сочинял стихи и небольшие сценки.

В шутливом стихотворении «Люблю и не люблю» Василий Львович создал свой портрет:

                Люблю я многое, конечно,

                Люблю с друзьями я шутить,

                Люблю любить я их сердечно,

                Люблю шампанское я пить,

                Люблю читать мои посланья,

                Люблю я слушать и других,

                Люблю я модные собранья,

                Люблю красавиц молодых…

 

                Люблю по моде одеваться

                И в обществах приятных быть,

                Люблю любезным я казаться,

                Расина наизусть твердить,

                Люблю Державина творенья,

                Люблю я «Модную жену»,

                Люблю для сердца утешенья

                Хвалу я петь Карамзину.

 

                В собраньях не люблю нахалов,

                Подагрой не люблю страдать,

                Я глупых не люблю журналов,

                Я в карты не люблю играть.

 

                ***

Прием Василия Львовича в литературное общество «Арзамас» составил видную страницу в его истории. Доверчивого и легковерного поэта уверили, что «Арзамас» представляет собой нечто вроде литературного масонства и вступление в него сопровождается тяжелыми испытаниями, которые надлежит пройти.

Его облачили в роскошный хитон, черным платком завязали глаза, вручили посох странника и по крутой винтовой лестнице повели вниз. Под ноги ему летели хлопушки, но он бесстрашно шел вперед. Шествие с завязанными глазами символизировало блуждание читателей в лабиринтах бездарных творений «беседчиков», а сошествие вниз - погружение в бездну безвкусия и бессмыслицы.

Потом Василий Львович был завален шубами - у всех на памяти была ирои-комическая поэма Шаховского «Расхищенные шубы», над которой потешались арзамасцы. Однако испытания Пушкина на этом не кончились. Повязка спала с его глаз, и он увидел перед собой безобразное чучело с надписью на груди: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй», представлявшее собой фразу из «Телемахиды» Тредиаковского. Оно знаменовало дурной вкус сухопутного адмирала Шишкова, а вместе с тем напоминало о запрещенной книге А.Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», к которой было взято эпиграфом.

Василию Львовичу предстояло поразить чудище стрелой. Отважно взял он лук, натянул тетиву, стрела зазвенела и чучело упало. Вместе с ним упал и сам Василий Львович  - от неожиданности: одновременно с другим раздался больше другой - гораздо более громкий - из пистолета. Затем он облобызал лиру и сову - символы славы и мудрости - и принял истинный символ «Арзамаса» - гуся.

 

                ***

Еще в 1812 году Василий Львович задумал издать свои произведения, рассыпанные по различным журналам и альманаха, отдельной книгой. Однако прошло более десяти лет, пока это намерение не было претворено в жизнь – в значительной степени благодаря заботам деятельного П.А. Плетнева. Подробности того, как оно воплощалось, мы узнаем из письма, не без юмора написанного им Вяземскому  6 января 1822 года: «Я обязан писать вам о деле занимательном - я должен дать вам отчет о ходе издания стихотворений того,

                Кто нам «Опасного соседа»

                Искусным написал пером -

                Кого завидным мне венком

                И Арзамасская беседа

                Не отказалась наградить -

                Дороже славы стихотворной –

                И кто теперь, судьбе покорный,

                Не покидая свой диван,

                Глядит с подагрой выписною,

                Как подают ему стакан

                Или с лекарством, иль с водою.

Издание очень скоро кончится, если только начнется. Я с своей стороны все сделал. Объявление напечатано (хотя и с ошибками – но есть ли у нас без ошибок книги?)- типография приискана, бумага выбрана». Однако далее, сообщив, что «билетов (на приобретение  книги – А.К.) роздано очень много», Плетнев отмечал: «Все дело остановилось за безделицей:

                Никто ни за один билет

                Не шлет монеты мне ходячей,

                А где наличных денег нет,

                Удача будет неудачей».

         Однако все же благодаря неустанным заботам Плетнева «Стихотворения Василия Пушкина» в конце того же года наконец увидели свет.

         Приятель Василия Львовича П.И. Шаликов посвятил выходу стихотворений восторженную рецензию, напечатанную 23 декабря в газете «Московские ведомости», редактором которой был: «Сии стихотворения  показывают автора европейского, напитанного чтением классических творений во всех тех родах, которым поэт наш посвятил лиру свою. Слог его выработан, вкус верен, тон важный или шутливый – всегда благороден, плавность, гармония и механизм стихов достойны подражания… Для славы литературы должно желать, чтобы гораздо чаще выходили у нас такие книжки, которые оцениваются знатоками не по числу листов, но по другому достоинству, и которые заслуживают известное преимущество быть в руках у каждого человека со вкусом и просвещением».

                ***

Если юного Александра Пушкина называли племянником Василия Львовича, то  после окончания Лицея, начиная с 1819 года, последнего все чаще стали именовать дядей молодого поэта.

         Вернувшись в сентябре 1826 года из михайловской ссылки в Москву, Александр Пушкин, после встречи с Николаем I в Кремле, поспешил в дом на Старой Басманной к дядюшке Василию Львовичу. К тому времени почти полностью была написана пятая глава «Евгения Онегина», в которой в числе гостей на именинах Татьяны появился и Буянов, которого автор шутливо именовал двоюродным братом, цитируя в примечаниях строки из «Опасного соседа» – поэмы Василия Львовича. Такой своеобразный подарок без сомнения был приятен старому поэту.

                ***

В 1829 году в «Московском телеграфе» было напечатано послание Василия Львовича «К А.С. Пушкину»:

Все, что умно, красноречиво,

Все, что написано с душой,

Мне нравится, меня пленяет.

Твои стихи, поверь, читает

С живым восторгом дядя твой…

Очарователь и счастливец,

Сердца ты наши полонил

Своим талантом превосходным,

Все мысли выражать способным.

«Руслан», «Кавказский пленник» твой,

«Фонтан», «Цыганы» и «Евгений»

 Прекрасных полны вдохновений!

Они всегда передо мной,

И не для критики пустой,

Я их твержу – для наслажденья.

Василий Львович Пушкин вошел в сознание современников не только своими стихами, но прежде всего своей колоритной личностью. Не мысливший себя вне поэзии, постоянно общавшийся с собратьями по перу – и в литературных собраниях, и в узких дружеских кружках,  и в своем доме на знаменитых обедах, славившихся во всей Москве  (у Василия Львовича был лучший в первопрестольной повар) – всюду разговор шел об изящной словесности. Без преувеличения можно сказать: в литературе он был как у себя дома.