Заказ

      Поразительно, конечно, но выследить его-настоящего, среди сотен тысяч вульгарных подделок, было просто. Другой бы, возможно, заметил, что слишком просто – но то другой. Не Владимир. Ведь Владимир был лучшим. А лучшим не станешь, если не научишься грамотно принимать подарки Судьбы.
      Владимир следил за ним от самой улицы Ленина. Он, как ни в чём не бывало, возник посреди толпы спешащих по своим делам менеджеров-мерчендайзеров, органично влившись в поток, никем не замеченный в своей нелепой, кричащей одежде. Пыхтя и задыхаясь одышкой – ещё один аргумент за здоровый образ жизни – двинулся вниз по улице, заглядывая в витрины дорогих бутиков, то и дело улыбаясь прохожим этой своей приторной, тошнотворной улыбкой.
      Даже светофоры окрашены в его цвета!
      И, тем не менее, заказали ж его – а это значит, не одному ему, Владимиру, этот старик поперёк горла. Нашлись доброжелатели, скинулись, вышли на Владимира.
      А дальше – дело техники.
      Хотя, если уж совсем честно, давно у него не было столь бурной эмоциональной реакции на «объект».
      Что, чуть было, не запороло всё дело, но об этом чуть позже.
      Итак, проследовав вниз по бесконечной улице Ильича, никем не замеченный, но в центре всеобщего внимания, объект – давайте уж условимся называть его таким образом, как называет его профессионал-Владимир, – вошёл в крошечный сквер на Одоевского. Раскинув широкий полы шубы, опустился на широкую лавку. Извлёк из глубокого кармана леденец. Стащив с руки красную варежку, деловито пообирал с леденца налипшие катышки-соринки и, запустив в рот, занялся привычным делом – стал разглядывать типичную для этого вечернего часа и предпраздничного дня городскую публику: тинейджеры с айфонами на катке, стайка бомжей у мусорного контейнера, одинокий алкаш возлежит в позе патриция на скамейке под широко раскинувшей ветви елью.
      Свидетели никогда не мешали Владимиру. За долгую карьеру он накрепко усвоил: зрители – лучший друг артиста. Ведь они, на волне вполне понятных эмоций, не запомнят лица, вытеснив его из памяти, подменив другим – лицом из своих самых страшных кошмаров. Так что стрелять нужно было уже от входа.
      Раз – и всё кончено.
      Можно уходить спокойным, размеренным шагом, походкой человека, добросовестно выполняющего порученную ему ответственную работу.
      Ехать домой.
      Вместо этого Владимир подошёл к объекту, молча опустившись на край скамьи. Подождал, пока старческие голубые глаза медленно сфокусировались на нём – сколько же в них льда, а ещё жалуются, что ледники в Антарктиде тают!
      — Здравствуй, Вова! Ты был хорошим мальчиком в этом году? – словно издеваясь, спросил объект.
      Только, вот, не было издёвки в его глубоком, гортанном голосе – голосе не старика, но богатыря. Голосе воина, уставшего от бесчисленных войн.
      — Вот так бы раньше! – хмыкнул Владимир, хорохорясь. – Ты же знаешь, зачем я здесь?
      Объект кивнул, посасывая конфетку.
      Владимир не ждал ответа, прилаживая глушитель. И неожиданно вздрогнул, когда услышал:
      — Неужели не понравился тот игрушечный самолётик?
      Стрелять в него, розовощёкого, улыбающегося, было… По ощущениям – никак. Словно стреляешь в метель или в картинно медленно падающую с ночного неба первую снежинку – предвестницу большой непогоды. И, хотя первый выстрел начисто снёс объекту левое полушарие вкупе с невозможно пронзительной льдышкой-глазом, его губы всё ещё двигались, вопрошая: «Ты был  хорошим мальчиком?»
      Грузное тело заваливалось набок, словно в замедленной съёмке оседая на снег.
      «Сдохни уже!» – визжал кто-то в голове Владимира, и лишь через пару секунд и ещё пять выпущенных в тело пуль он понял, что кричит сам.
      Кричит, привлекая ненужное внимание.
      Утро нового года застало Владимира в тёплой постели. Под боком посапывала жена – нежно поцеловав её в пахнущую цветами русую макушку, он тихо выскользнул из постели, потянувшись и направившись в ванную.
      По многолетней привычке принял холодный душ, растерев тело докрасна жёсткой мочалкой.
      Когда Владимир вышел из ванной, её уже не было в кровати, а из зала доносился счастливый смех – её и сына. Его сына, всегда получавшего только желанные игрушки: Владимир довольно улыбнулся – уж он-то за этим проследит.
      Войдя в зал, он замер на пороге.
      Много ли нужно для счастья? Красавица-жена, всегда желанная, пахнущая летними цветами, розовощёкий умница-сын.
      Разве что…
      Нет, конечно, он же спортсмен! Что за глупые мысли?
      Разве что леденец за щекой – вот этот самый, неизвестно как попавший в карман пижамных брюк, с налипшими на него катышками-соринками.
      Разве что новую бритву – его привычный Gillette не сбривает эту неизвестно как за ночь нарастающую густую белую щетину на подбородке.
      Разве что разобраться, почему жена и сын смотрят словно сквозь него, замершего на пороге, почему праздничный стол накрыт лишь на двоих, а в ванной комнате – лишь две зубные щётки.
      Разве что понять, почему из тёплой комнаты ему так нестерпимо хочется выйти на улицу, погрузив босые ступни в снег.