Баня

История, случившаяся в Анголе, на базе ВВС в 1990 году.

Асессор - зд. советский военный советник (уважительно).
Хабир - зд. советский военный советник (с пренебрежительным оттенком).
Кондрат - зд. ангольский военнослужащий (с легким пренебрежительным оттенком).

- Ты пойми, Семен. Не побывал в бане, никогда не поймешь русской души. А это? Ну как же без этого?
- | Я смотрю, вы каждую пятницу после этой своей бани сидите тут в моем автобусе и квасите, я так не могу. Мне нужно баранку крутить. Да и вообще я не могу столько калдырить.
- Кто ж тебя заставляет калдырить? Баня - это вовсе другое, там квасить не нужно, и не обязательно.
     Хабир Володя, который тоже живет в нашей гостинице, далеко не первый раз уговаривает водителя кондрата Симона посетить нашу русскую баню, которая случается каждый раз вечером в пятницу после работы. Сеня как всегда отнекивается, приводя простые и понятные аргументы: «После бани, вы русские садитесь в мой автобус и пьете тут до посинения. А мне рулить, вас развозить по домам, а завтра - на работу». И в общем то он прав. Русские военные пьют крепко, наливая по пол стакана дешевого кубинского рома. Они пьют его залпом, очень сильно хмелеют и не хотят потом расходиться по домам. Помню, как-то раз забыли взять с собой стаканы и пили из не пойми откуда взявшихся стеклянных баночек из-под майонеза. Из наших советских баночек, из-под нашего советского майонеза. Чтобы не показаться им «слабаком», я тоже пил из этих баночек. Черт! Откуда они взялись в Африке эти наши советские майонезные баночки?
- Сень. У вас же нет такого в Африке. Вот мы уедем, баню разберут. Так ведь и не сходишь. А?
     Лицо Симона делается грустным. Кажется, мысль о том, что «русские уедут и баню разберут», ему неприятна. Ему нравится работать у нас водителем, ему нравятся русские военные, ему нравятся огромные бутерброды с ветчиной, которыми они закусывают ром. Но пить он так не может. Так пить немыслимо. Я заметил – негры вообще очень слабы на алкоголь. Пару бокалов вина (что для нас вообще не выпивка) делают любого из них изрядно пьяным и третий бокал может просто свалить с ног.
- Сень. Сень, – продолжает настаивать Володя. – Тебя же никто не заставляет в парилке часами сидеть. Ну посмотришь. Захочешь, зайдешь. Не захочешь - уйдешь. И все дела. Это вовсе не страшно и тем более не больно.
- А что там такое?
     Лицо Симона делается заинтригованным.
- Это нельзя объяснить. Это даже нельзя увидеть. Это нужно почувствовать.
- Поэтому вы такие все красные оттуда вываливаетесь? А я, тоже таким стану?
     Симон с сожалением глядит на свои черные руки.
- Каким был, таким и остаешься. Ничего не изменится.
- А пить ром потом меня не заставят?
     Лицо Симона стало выражать недоверие.
- Ты же сам себе хозяин Сень. Ну кто ж тебя заставит?
    Лицо Симона сделалось еще более недоверчивым.
      Когда я приехал в Анголу, существование русской бани в этой стране меня сильно озадачило. Жара, влажность, тропики. И так сплошная баня, от которой нет никакого спасения. Оказалось, русские бани здесь есть везде, где только есть русские ассессоры в количестве более 3 человек. Собственно, ассессоры эти бани то и строили. Своими руками. Баня была на «Северах» в Уиже, куда поехал служить Федин, баня была конечно же в Лубанго красивейшем городе страны, баня была в знаменитом порту Лобиту, в общем везде. Военные гордились своими банями, и часто ожесточенно спорили у кого лучше. Но несмотря на споры, всеобщее мнение сводилось к тому, что лучшая баня конечно же «на югах», в Менонге, так сказать на передовом крае боевых действий. Она славилась своей прекрасной парилкой, просторной и отлично державшей температуру. Парилку сколотили из эвкалиптовых досок, и запах в ней стоял столь чудесный, что выйти из нее мог заставить только жар выше 100 градусов. К тому же в бане находилс!
 я глубокий бассейн. Он в свою очередь стал знаменит тем, что как-то раз один сильно нетрезвый хабир бросил в него гранату, и граната та не взорвалась. В другой раз прямо в бассейне наш сокурсник Володя Горностаев подрался с молодым только что приехавшим хабиром-разведчиком. Они поспорили: «какая команда лучше». Хабир-киевлянин ясное дело болел за Динамо Киев. Москвич Володя - за Спартак. Драка вышла жестокой чуть не «до крови». Растаскивали их с большим трудом, голые мокрые тела скользили, да и бассейн довольно глубок. К сожалению, ничем подобным наша баня на базе ангольских ВВС похвастать не могла. Драк у нас не случалось, оружия нам не выдавали, парилка – совсем небольшая, человек на 6, наверное. И никакого бассейна. Только холодный душ. И все равно мы ее любили и гордились. В Африке конечно же березы на растут, и мы хлестали друг друга эвкалиптовыми вениками. Они источают изумительный запах, особенно есть какой-то хитрый сорт эвкалипта, пахнущий молодым лимоном. Вот !
 так посидишь несколько минут в парилке, где старшие товарищи о!
 т души отходят тебя эвкалиптовым веничком, окатишь себя холодной водой в душе, потом опять вернешься в парилку. Процедуру с веником можно повторить, а можно и оставить на потом. И так несколько раз. Однажды выйдя из бани после душа на улицу, я сел на лавку, открыл пивка, закурил сигаретку, я вдруг почувствовал этот удивительный кайф. После русской бани в Африке прохладно! Даже как-то немного зябко. Дышится легко, как будто у нас где-то на даче под Звенигородом. Полнейшее расслабление. Правы все-таки русские ассессоры, что строят здесь бани! Я сидел, попивал пивко, и наблюдал как гигантский огненный шар спускается прямо в океан. Солнце в этих широтах намного больше и ярче, и движется оно по небосводу быстрей, чем у нас. По крайней мере мне так казалось. Прямо видно, вот оно коснулось краем воды, вот ушло уже на треть, вот на половину, и скрылось совсем. Какие-то считанные минуты. И стало темно. И я понял – баня в Африке - это прекрасно.
               
- Ну что, Семен, – продолжал ассессор Владимир. - В следующую пятницу. Все заметано?
-Так и быть! Заметано.
     И лицо Симона сделалось грустным.
     Все мы, и я в том числе, почему-то думали, что Симону, в бане понравится. И он с удовольствием станет ходить в нее вместе со всеми нами каждую пятницу. Да и как такое может не понравиться? Парилка! Аромат эвкалипта! Ледяной душ. И прохлада, вечерняя прохлада после всего этого удовольствия.
     И вот наступила долгожданная пятница. Симон всю дорогу молчал, лицо его выражало решимость. Казалось, что он твердо намерен совершить подвиг, броситься с гранатой под танк, или сделать что-то в этом роде. Все наши знали: сегодня у Сени первый в жизни банный день. Я, глядя на его лицо, даже уже стал сомневаться, правильно ли мы делаем, подвергая столь суровому испытанию милейшего и добрейшего парня. В конце концов, ну не ходил человек в баню никогда! Так может быть ему и не надо? Но как говориться «жребий брошен», «Рубикон перейден» и Симон заходит в нашу раздевалку. Симон медленно раздевается. Мы стараемся не смотреть на него, чтобы не смущать. Только каждый пытается его подбодрить словами: «Ничего Сень, не боИсь, все будет porreiro (офигенско)».
Симон стоит в недоумении перед закрытой дверью в парилку:
- Ну что теперь? Куда?
- Да не боИсь, не боИсь, - сказал кто-то, открыл дверь, и мягко подтолкнул Симона.
  А там такая картина. «Картина маслом». На полатях, что повыше лежит советский генерал, естественно абсолютно голый - советник командующего ВВС. Он весь красный, поскольку находиться здесь уже довольно давно. И его отхаживает двумя вениками молодой лейтенант. Сначала медленно, осторожно проводит дрожащими вениками по спине, а потом как бы неожиданно: «хрясь», что есть силы. Генерал уже довольно пожилой человек, при каждом ударе покрякивает от удовольствия. Он совершенно счастлив. Время от времени он покрикивает: «Эй лейтенант, не жалей меня, не жалей. Давай, давай еще.»
     Симон молча уставился на эту сцену. Несколько минут он стоит как вкопанный. Я и еще 2 хабира смотрим на Симона, не зная, что нам делать. При нашем генерале как-то объяснять Симону прелести «русской бани» язык не поворачивается, а класть его на полати и тоже хлестать веником – тем более неудобно. Первое время лицо его ничего не выражает, но вот глаза наливаются кровью, тело ни с того ни с его начинает дрожать как в лихорадке, как будто бы это не русская парная с температурой под 100 градусов, а Северный полюс. И в этот момент генерал кричит: «Эй лейтенант, а ну, поддай-ка жару.» Лейтенант берет заранее приготовленную большую кружку с пивом и плещет изрядное его количество на раскаленные камни. Пиво с яростным змеиным шипением моментально испаряется, обдавая всех нас вкусным дрожжевым паром. В эту самую секунду Симон что есть силы выбивает дверь и с диким криком: «Na …! Na ... Na ...!» выбегает на улицу. Добегает до плаца, что рядом с термитником, садиться на корточки, сгибается в три погибели, чтобы прикрыть причинные места, руками хватается за голову: «Puta que pariu! Puta que paruiu!» (Вашу мать, вашу мать! Португ.)
    Несмотря на дикую суматоху я не могу не заметить, что Симон сидит в позе «Пенсадора» - мыслителя. Статуэтка черного черева, изображающая мужчину, сидящего на корточках и обхватившего голову руками – один из ярких символов Анголы. Потрясающее сходство.
«.... vashu mat!» – разносится по всей базе ВВС, так что эти истошные крики наверняка слышны и в гражданском аэропорту. – «Такая жара, …… ..., а они тут полный ….. устроили. …. ...... …. vashu mat. Sovsem …..» Так, кричал бедный Симон, и потом еще целую неделю ни с кем не разговаривал.