Пролог

Ярко светило солнце, золотые лучи путались в пшеничных волосах девушки, сидящей у больничной койки. В руках она держала блокнот с ручкой и напряжённо вглядывалась в бледное, обтянутое сухой кожей лицо лежащего на кровати старика. Не могу утверждать наверняка, но, скорее всего, со стороны это смотрелось именно так. И, как вы, наверное, догадались, стариком был я, ну, а посетительницей оказалась Света — моя младшая и, не буду лукавить, любимая внучка. Она обеспокоенно глядела на меня своими ясными небесно-голубыми глазами, и я невольно вздрогнул, вспоминая, как полвека назад на меня точно так же смотрел человек, для которого встреча со мной стала судьбоносной и в тоже время — роковой.

      Света молчала. Тишина давила на барабанные перепонки, и я понял, что время пришло. Чуть приподнявшись на локтях, я облокотился на подушку и наконец заговорил:

— Не люблю каяться, хотя за свою жизнь совершил немало нехороших вещей, — прямо, без обиняков, начал я. — Да, милая моя, твой дед далеко не святой, и ты это знаешь. Однако сейчас, созерцая белизну больничных потолков, я думаю о том, что когда-то давно стал причиной гибели восходящей звезды шахмат, и чувство вины снова сдавливает мне горло… Так что, полагаю, пришла пора рассказать правду о том злосчастном турнире претендетов, в котором я участвовал в далёкие шестидесятые. Наверное, бабушка рассказывала тебе о том, что вскоре после моего возвращения из-за я развёлся со своей второй женой и бросил шахматы без какой-либо видимой на то причины, однако на самом деле она была, — я сглотнул, чуть морщась: чего греха таить, мне предстояло вспомнить свой, пожалй, самый ужасный поступок и расписать его во всех красках до того, как аппарат по левую руку от меня не сообщит о моей кончине унылой прямой линией. Неприятно, даже противно. Уверен, что, возможно, Света станет презирать меня, узнав эту историю. Да что там, уверен, что и сам начну себя ненавидеть — было за что — но я всё же продолжил.

— Причина была, — потупив взгляд, сказал я. — И у этой причины было имя…