III. Рокировка

На следующий день Фрэнсис Флетчер, казалось, нарочно избегал меня и как бы я не пытался, пересечься нам никак не удавалось. Тем временем, турнир шёл своим чередом и я наголову разгромил Артура Финнигана за восемнадцать ходов. Игра заставила меня напрочь позабыть об обещании, данном Тессе ван Дейк, да и ко всему прочему по завершению партий товарищи пригласили меня в ресторан и я с удовольствием принял это предложение. А после ужина Сергей сообщил, что представители СССР собираются в номере у Литвинова по некому очень важному вопросу. По какому именно, мне не сообщили, но я и так догадывался. И догадки мои оказались верны.

— Господа, — едва за мной закрылась дверь и все советские шахматисты оказались в сборе, начал действующий чемпион, самый старший из участников турнира, — полагаю, никто не станет отрицать, что у нас появилась проблема, и проблему эту зовут Фрэнсисом Флетчером.
— Проблема не из приятных, — подтвердил обладатель роскошных усов и богатырского телосложения — гроссмейстер Армен Саркисян, — но боюсь, что противопоставить ему мы вряд ли что сможем: стыдно признавать, но мальчишка играет блестяще.
— Блестяще, не блестяще, а Дима ему мат поставил, — возразил Сергей, облокотившись о подоконник. — Значит, не всё так плохо.
— И, тем не менее, одно поражение никак не помешает Флетчеру завоевать право сыграть в матче за шахматную корону, — покачал головой Литвинов, поджигая сигарету. — Вдобавок он чуть ли не ежденевно даёт интервью прессе, в которых неизменно рассказывает о том, как злые русские строят ужасный заговор, целью которого является недопуск американских претендентов к матчу за мировое шахматное господство. И ладно ещё это, так Флетчер ещё строчит жалобы в ФИДЕ с такой завидной регулярностью, что я удивляюсь, как ему хватает времени на еду и на сон.
— Ты забыл про ту ужасную статью, где он пренебрежительно отзывался о действующем чемпионе, утверждая, что тот «засиделся на троне» и именуя его не иначе как «голый король», — напомнил Саркисян. — И это ещё самые лестные эпитеты из тех, которые он использовал.
— Ну, на троне я, возможно, и правда засиделся, — сдержанно отозвался действующий обладатель шахматной короны, — но уступать его голосистому недорослю-скандалисту уж точно не намерен. Чемпионом мира может стать только совесткий шахматист, и это не обсуждается.
— Вот только чтобы так и случилось, Флетчера нужно устранить, — неожиданно для самого себя озвучил мысли собравшихся я. Все не сговариваясь кивнули.
— Вопрос только — «как»? — вздохнул Миша Литвинов. — Я слышал, что пару лет назад соперники за крупную сумму наняли специально обученную даму, которая буквально вскружила голову Флетчеру, а затем благополучно испарилась, оставив несостоявшегося Ромео страдать от одиночества и разбитого сердца. И, знаете, это сработало: из числа фаворитов, наш маленький гений в мгновение ока перешёл в аутсайдеры. Правда, боюсь, сейчас этот приём не сработает: с той поры этот шахматист строго придерживается правила «никаких женщин во время турниров» и даже вне шахмат сторонится дам.
— Так или иначе этот способ воздействия слишком грязный, — сказал действующий чемпион. — Даже если бы он был эффективным, я бы на такое не пошёл.
— Да ладно вам — это война, а на войне все средства хороши, — сказал я, и уже во второй раз за вечер привлёк к себе всеобщее внимание. — Что вы так на меня смотрите? Нам нужно избавиться от Флетчера или нет? Думаете, он на нашем месте был бы с нами милосерден? Бьюсь об заклад, что его бы в последнюю очередь волновала наша хрупкая душевная организация, а значит и нам нет смысла играть в пустое благородство.
— Дим, по-моему, ты как-то чересчур радикален, — осторожно осадил меня Сергей. — Одно дело — припугнуть, расстроить, но совсем другое — ломать человеку психику. Говорят, что после того, как подставная возлюбленная бросила его, Флетчер пытался покончить с собой.
— Не говорят, а так и есть, — подтвердил Саркисян. — Мы сошлись за одной доской через пару месяцев после тех событий, и я не смог не заметить, что американец-то сосредоточен как на игре, так и на своём левом рукаве. И вот, когда он потянулся за слоном к центру доски, бдительность его ослабла, и я, пусть и на долю секунды, но весьма отчётливо заметил свежий шрам, уходящий от запястья дальше по вене. Выглядело это весьма пугающе, и мне стоило больших усилий сделать вид, что я ничего не видел. Так что соглашусь — Флетчер не должен играть, но при этом быть живым и здоровым. В том числе и психически.
— Насчёт последнего у меня есть большие сомнения, — сказал я. — По крайней мере, его поведение вызывает много вопросов.
— У парня синдром Асперегера, если мне не изменяет память. Ну и паранойя, само собой. Тут хочешь-не хочешь, а будешь вести себя странно. Я имел в виду, что нам совсем не нужно, чтобы его ментальное здоровье ухудшилось ещё сильнее, чем сейчас, — девятый шахматный король щёлкнул зажигалкой, поджигая вторую сигарету Литвинова.
— Хорошо, — согласился я. — Но я пока не вижу никаких особо гуманных способов решения нашей проблемы: как по мне, так малейший стресс способен сделать Флетчера крайне неустойчивым. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. И лично я считаю, что повлиять на нашего неугомонного соперника можно через его любимца — помнится, Сергей, ты говорил, что он не может играть без своего кота? — обернулся я на товарища. Симиренко утвердительно кивнул.
— Хорошо хоть на партии его не таскает, а так да — хвостатый всегда при нём, — подтвердил он.
— В таком случае можно организовать временное исчезновение животного до конца туров — готов поспорить на что-угодно, что Флетчер играть не будет, — предложил я. Воцарилась гробовая тишина. Только мерно тикали часы на стене, да из коридора доносились едва слышные голоса других постояльцев отеля.
— Если я правильно понял, — медленно, растягивая слова, наконец сказал действующий чемпион, — ты предлагаешь организовать похищение?
Я сглотнул.
— Ну да, что-то вроде того, — выдержать пристальный взгляд проницательных зелёных глаз коллеги было порой крайне трудно, отчего я уставился в пол, деля вид, что меня очень заинтересовал узор на ковре. — Но выглядеть это должно так, будто кот убежал сам — такое ведь часто случается, к тому же, по окончанию турнира мы его вернём. Никто ничего не заподозрит.
— Почему бы и нет? — поддержал меня Сергей. — Мы ведь не собираемся предлагать Флетчеру выплатить выкуп. Выманить кота из номера, а затем ненадолго спрятать его не такая уж и трудная задача.
Снова воцарилось неловкое молчание. Боковым зрением я заметил, как переглянулись Литвинов и Саркисян, после чего последний что-то шепнул нашему негласному лидеру. Тот кивнул и обратился ко мне и Симиренко.

— Не сомневаюсь, что предложенный вами метод является действенным, но смею заметить, что для осуществления задуманного кому-то придётся нелегально проникнуть в номер, не говоря уже о том, что кому-то придётся следить за животным, которое несомненно получит стресс от смены обстановки и разлуки с хозяином, — чемпион знал, о чём говорил, так как давно прослыл заядлым кошатником и содержал дома аж троих братьев наших меньших. — В конце концов, мы с вами не преступники, а значит никаких противозаконных действий с нашей стороны быть не должно.
Я лишь пожал плечами — кота мне всё-таки было жалко, да и Флетчера в какой-то момент — тоже. Остальные шахматисты поддержали обладателя мирового первенства, после чего обсуждение потихоньку сошло на нет, и мы так и не пришли в тот вечер ни к какому соглашению.

      Покидая наш импровизированный штаб, я решил зайти в бар и выпить на ночь чаю: искать приключений на пятую точку не особо хотелось — я и так корил себя за то, что вчера поддался слабости и посетил злополучную улицу красных фонарей, ведь Сергей предупреждал меня о том, что это может привести к нехорошим последствиям. А ведь в том, что каждый наш чих отслеживается, у меня никогда не возникало сомнений. Сразу вспомнился Флетчер с его паранойей — того гляди и я таким скоро стану, не дай бог. А вот и он сам — как говорится, помяни чёрта, тот и появится. Да-да, в пустующем баре в тёмном углу расположился молодой шахматный гений. На коленях у него свернулся калачиком ухоженный сиамский кот. На столе перед гроссмейстером стояла чашка чая и шахматная доска — видимо, её владелец анализировал чью-то партию. Приблизившись, я понял, что это была та самая партия, которую я выиграл.

— Добрый вечер, — не поднимая на меня взгляда, поздоровался Флетчер.
— Добрый, — не дожидаясь приглашения, я уселся напротив. — Как успехи?
— Всё отлично, — бесстрастно отозвался американец. — Я совершил достаточно тривиальную ошибку ещё в дебюте, и она оказалась роковой. Впрочем, впредь я её не допущу. В нашей следующей схватке у вас не будет ни единого шанса, мистер Загорянский. Ни единого, — понизив голос почти что до шёпота подытожил юный гений и откинулся на спинку кресла.
— Что ж, хорошо, если так, — решил не спорить я, хотя самоуверенность этого мальчишки сильно раздражала, и перевёл разговор в другое русло: — Как вам наша вчерашняя вылазка? Удалось получить удовольствие?
— Несомненно, — Флетчер надменно улыбнулся и уточнил: — От игры. Та девушка, Рита, обладает неплохим потенциалом. Ей не место среди путан. Впрочем, — юный гроссмейстер озабоченно потёр переносицу, — никому там не место.
— Почему же? — осторожно спросил я. — Это же их выбор. Проституция эта работа, пусть и презираемая нашим ханжским обществом двойных стандартов.
Моего собеседника передёрнуло так, будто он получил удар током. Даже мирно спящий кот ощутил это и недовольно вскинул голову.
— Проституция это не работа, — в голосе иностранного шахматиста звучал такой холод, что я невольно ощутил как мурашки пробежали у меня по коже: прежде такие интонации я слышал только от действующего чемпиона и парочки высоких чинов из Спорткомитета. — Вы понятия не имеете через что проходят эти девушки. И не только девушки, между прочим. Вы никогда не можете быть уверены до конца, что та, с которой вы делите постель находится в борделе по доброй воле. А даже если и так, то всегда следует помнить, что она хочет не вас и даже не ваши деньги, будь они прокляты, она хочет выжить — только и всего. В конце концов, не будь спроса — не было бы и предложения. Удивительно, как общество готово осудить проститутку, но при этом никогда — её клиента.
— Почему это — «никогда»? — не согласился я. — У нас, в Советском Союзе ещё как осуждают, вплоть до исключения из партии, между прочим.
— В таком случае, я искренне удивлён, почему вы в ней всё ещё состоите, — съязвил Флетчер. — Кстати, как ваша жена относится к подобного рода развлечениям у неё за спиной?
Тут уже передёрнуло меня.
— Моя личная жизнь вас никоим образом не касается, — сквозь зубы процедил я.
— Несомненно. Однако я искренне сочувствую вашей супруге, — американец с невозмутимым видом допил уже остывший чай. — Как, впрочем, и девушкам, с которыми вы делите постель. Надеюсь, вы хотя бы предохраняетесь, — с этими словами гроссмейстер подхватил кота на руки, чем вызвал недовольное ворчание с его стороны и спокойно отправился в сторону выхода. Я сидел, обдумывая услышанное, и не сразу понял, что шахматное дарование забыло свой набор.
— Эй! — спохватился я. — А доска?
— Занесёте ко мне в номер, если вас не затруднит, — не оборачиваясь бросил Флетчер, пересаживая своего любимца себе на плечо. — Доброй ночи.
— Доброй, — пробормотал я, но американец вряд ли меня слышал, так как свернул на лестничную клетку. Мой взгляд упал на реконструкцию партии и на одной из белых клеток, недалеко от загнанного в угол короля, я заметил свежее кровавое пятнышко…