Эпилог

— А что было дальше ты уже знаешь, — наблюдая за реакцией внучки, едва успевашей записывать мои слова в блокнот, сказал я. — На межзональном турнире я встретился с твоей бабушкой и едва узнал её — так сильно она изменилась. Помню, я ещё поразился тому, как горечь утраты способна перевернуть жизнь человека с ног на голову. Глядя на неё тогдашнюю я бы в жизни не сказал, что она — сестра-близнец пропавшего навсегда гениального шахматиста, столь мало у них было общего. Она тогда, конечно, не победила, но сумела наделать шуму — ещё бы, женщина-гроссмейстер, взявшаяся буквально из ниоткуда, достигшая ошеломительных результатов в женских шахматах в рекордно короткие сроки, а теперь уверенно играющая наравне с мужчинами. Кстати, именно благодаря ей в тот холодный ноябрьский вечер 1962-го нам удалось разгадать головоломку Флетчера.
— Эх, — я мечтательно вздохнул, вспоминая какое сильное впечатление произвела на меня Кэтрин в нашу новую встречу — на смену хрупкой светловолосой девушке с печальными иссиня-голубыми глазами пришла властная волевая женщина со стальным взглядом, железной волей и чёткой жизненной целью — исполнить мечту своего брата. Ради этой мечты она подобно Жанне д’Арк вела в бой своих солдат, побеждая противника за противником, захватывая цитадель за цитаделью, пока наконец не был завоёван её долгожданный Орлеан — шахматная корона. На тот момент мы были женаты уже три года, и я умудрился благополучно эмигрировать в США. — Жаль, мировое первенство Кэт удерживала недолго, покинув мир шахмат сразу после ошеломляющей победы. С того момента в жизни новоявленной чемпионки появился героин и, как бы я не старался, спасти её от пагубного пристрастия мне было не под силу — она постоянно твердила, что прожила чужую жизнь и, хоть ни капли не сожалеет об этом, больше не видит ни малейшего смысла двигаться дальше.

— По сути, будь жив мой двоюродный дедушка, бабушка Кэтрин не стала бы продолжательницей его дела, а выбрала бы собственный путь? — буквально прочитала мои мысли Света.
— Скорее всего, да, — проглотив вставший в горле ком, согласился я — слова внучки заставили меня содрогнуться от пришедшего ещё давно, но упрямо скрываемого в глубинах души, осознания того, что я так или иначе стал косвенной (хотя косвенной ли?) причиной гибели не только Фрэнсиса Флетчера, но его родной сестры. Сердце слабо ёкнуло, и я вдруг ощутил небывалое облегчение, словно битый час сидел в переполненном поезде на неизвестной станции и вдруг прозвучал столь желанный гудок, предвещающий скорое отправление.
— Прости меня, — неожиданно крепко сжав тонкую ладошку Светы, глухо произнёс я. Вот уж кому я в этой жизни не сделал ничего плохого, так это ей, но сейчас в лице девушки-подростка я видел брата и сестру Флетчеров, и именно у них я просил прощения. Глупо? Возможно, ведь извиняться нужно перед живыми, а не перед мёртвыми, тем не менее, во мне кипела острая потребность произнести два банальных, но таких важных слова. В ответ я ожидал услышать что-то привчное, вроде «что ты, тебе незачем извиняться», но вместо этого Света лишь кратко кивнула. В тот миг она казалась мне величественно-строгой, как божество, отпускающее грехи смертным в последний час, отчего тёплая волна умиротворения заполнила всё моё естество. И тогда я понял, что готов сыграть с Фрэнком и Кэт свою лучшую партию в шахматы там, где мы все когда-нибудь будем…

***



      На пронзительный крик юной Светланы Флетчер-Загорянской сбежались чуть ли не все сотрудники медперсонала - линия жизни её деда, знаменитого журналиста, а в прошлом - гроссмейстера Дмитрия Загорянского сделалась абсолютно прямой и уползала куда-то за пределы приборного экрана под акомпанемент жуткого безысходного писка. Посетительницу вывели из палаты, но через узкое окошко она могла видеть, как отчаянно борются врачи за жизнь умирающего.

      Покидая больницу, Света знала, что больше никогда не увидит своего дедушку - она и сама не могла ответить, почему пребывала в такой уверенности, но факт оставался фактом. На душе было пусто и холодно - словно кто-то разбил окно, выходящее из тёплого и уютного детства во двор непримиримо жестокого взрослого мира. И, отчаянно пытаясь сохранить остатки былой реальности, девушка, на мгновение задержавшись у мусорного ведра, навсегда похоронила в его недрах блокнот со страшной жизненной тайной Дмитрия Загорянского...