Бегом впереди машины

   Наконец-то все немного угомонились, расселись вокруг стола, заставленного всякими закусками, стали накладывать в свои тарелки салаты, наливать в стопки, в стаканы кто вино, кто водочку, при этом ни на секунду не умолкали, шутили, посмеивались друг над другом. А сидят за этим праздничным столом одни женщины, это большой, дружный коллектив продавцов, уборщиц из разных магазинов, собравшиеся в подсобной комнате нашего головного магазина.
   Сегодня восьмое марта. День был тяжёлый. Бесконечные очереди за продуктами, за подарками, так как вчера в совхозе выдали зарплату рабочим, и всё это взвалилось на наши хрупкие плечи. Устали все, но на лицах сияли улыбки, блестели глаза.  Настроение прекрасное!
   Я сидела за столом скромно, слушала и разглядывала этих женщин. «Какие же вы все красивые и разные, и в каждой из вас есть изюминка, и разговор-то у всех разный. Тётя Шура – техничка промтоварного магазина, говорит чисто по - деревенски: у неё всё «што» да «пошто». Тётя Маша, техничка из нашего магазина, эта вообще юмористка, она на каждое слово в рифму отвечает». Почему я сидела скромно и молчала? Да просто потому, что из молоденьких продавцов были я и Любашка, а остальные по годам нам были мамочки.
   Налиты вино и водочка по стопкам и стаканам.
; Ну что, Валентина Петровна, за тобой тост ;  и начнём, ; предложила Зоя Михайловна, продавец скобяного* магазина.
 ; Ой, а чего это я? – смущённо ответила Валентина Петровна, и даже чуток покраснели её щёки.
 ; Ты хозяйка этого магазина, и ты нас тут всех собрала, ; продолжала настаивать Зоя Михайловна.   
 ; Вот сама бы и начала. Ты вон как красиво говорить-то умеешь. А я что? Только икаю, да мямлю.
 ; А вот как сможешь, так и проикай, ; вступила в разговор Валентина Ежова, из промтоварного магазина.
   Все разом загалдели: «Давай! Давай! Давай!» Ну, она и «дала».
Валентина Петровна встала, взяла стопку с водкой, окинула всех взглядом, улыбнулась и сказала: 
 ; Ну, что, девчата, по маленькой?
Все дружно засмеялись и начали чокаться стопками, при этом каждая произносила:  «С праздником девчата, с праздником!» А потом кто-то крякнул, кто-то постучал себя по груди,  приговаривая: «Хорошо пошла, родимая», ;  кто-то быстрее запивать водицей. Стопочки-то стограммовые. Мы тоже с Любашкой, отпив по два-три глотка вина, стали закусывать, вернее, от души увлеклись едой. Были мы голодные после такого напряжённого дня, да к тому же столько вкуснятины на столе… грех всё не попробовать.
    Естественно, после первой стопки спиртного о чём говорят? О работе. Вот и пошёл разговор про сегодняшний день: кто, сколько выручил денег с продаж. А эту тему продавцы, конечно, очень любят обсуждать.
   Прервала разговор Валентина Ежова.
 ; Ой, девчата! Да ну её, эту работу, к чёрту. Мы что здесь собрались работу обсуждать?.. У нас же сегодня праздник. Давайте выпьем.
    Женщины так лихо спохватились, стали снова из уважения наливать друг другу водочки. Выпили за нас, красивых. Лица уже у всех изменились, щёки покраснели, вальяжность исчезла,   усталость как рукой сняло. Про работу ни слова, и вот она любимая тема: про мужиков, про них, любимых. И понеслось… Ни одна из присутствующих не похвалила своего мужа. Мужей их я всех знала, но только со своей «колокольни». Мне казалось, все они нормальные, без изъянов мужики. А тут такое услышала… У одной – ленивый, у другой ; пьяница, у третьей ; своеобычный да упрямый, у четвёртой ; ревнивый, с дурными привычками и так далее, а у кого-то вообще тварь конченая…
   Промыли «косточки»  мужикам напрочь, вдруг опомнились.
 ; Девчата, да ну их к лешему!  Чё это мы про мужиков, да про мужиков? Их ли, чё ли, праздник-то сегодня? – шутливо заворчала тётя Шура Пашкова, ёрзая на стуле. ; Давайте про другое, про нас.
 ; И то верно! ; Поддержала её Полина Костарева. – Давайте ещё по одной да по домам.
 ; Выпить мы, конечно, ещё выпьем, но по домам рано. – продолжила Валентина Ежова и стала учтиво разливать водку по стопкам.
      Я продолжала наблюдать за всеми этими женщинами, любоваться их красотой, их поведением и разговором,  анализировала про себя: «Странно. А ведь их и местные жители так называют, как они сами себя. Вот Пашкова тётя Шура – её ведь все называют «Пашкова, да Пашкова». Зоя Михайловна или Валентина Петровна, их-то только по имени отчеству. Валентину Ежову – просто Валя, а годами-то они почти все равны между собой».
    Выпили по третьей стопочке, пошли разговоры повеселей. Стали вспоминать молодость, всякие юмористические проделки из своей жизни. Я хохотала то души над их байками. Они наперебой рассказывали свои истории, про своих подруг, про родителей, про соседей. И вот при разговоре вспомнили про Люду – Люсю, соседку и подругу детства и юности Зои Михайловны.
 ; А помните Люсю, мою подругу, они, как в Семидесятку* народ созывать стали, туда уехали. Там до сих пор и живут. Так вот у нас по молодости с ней был такой случай. Мы красивые с ней были, и наши мужики нас к каждому столбу ревновали. Мой-то хоть на злость от ревности исходил, а её муж ещё и бил.
 ; Да как не помнить-то, помним, помним, ; подтвердила тётя Валя Ежова, ; в соседях с вами я жила.
 ; Так вот мы ещё детей с ней не имели, только замуж повыходили. В совхозе зерно убирали на полях. В страду всех на «битву с урожаем» посылали. С основной работы снимали, лопаты в руки ; и айда зерно ворошить. Целый день кучи с зерном с места на другое место перебрасывали. Сушили. А когда машины подходили, мы зерно грузили, и те прямиком на элеватор в Челябинск.
 ; Да, все мы там повкалывали,- подтвердила эти события Валя Бушуева, ; помним, помним.
   - За Горбуновкой в сторону Свободы семь километров в лесу полевой стан был, их так-то три было в разных местах. Вот мы на нём зерно и лопатили. А вывозить-то зерно прислали солдатиков из воинской части на своих «газончиках». Машины зелёного цвета все одинаковые, солдатики тоже в зелёной солдатской одежде как на подбор, ну и, естественно у «местных» ребят ревность в душах проснулась. И вот надо тут такому случиться. Время уже десять часов вечера, все работники уселись в кузов грузовой машины, чтоб доехать до деревни, как появляется ещё одна машина солдатская машина. Бригадир, естественно, начал уговаривать женщин погрузить эту машину. А бабёнки такой вой подняли: «Ты что, с ума сошёл, дома скотина не кормлена, коровы не доены, детишки голодные, на завтра еду приготовить надо, да и сами мы четырнадцать часов отлопатили, как рабы. Нет, не пойдём и всё тут». Наперебой да в один голос такой шум подняли. Он увидал, что бесполезно с ними спорить, да и не перекричать, упал на колени перед машиной с рабочими и завопил:
 ; Вы что моей смерти хотите или чтоб меня посадили в тюрьму? У нас же приказ до последней машины грузить. Ну, останьтесь хоть кто нибудь, пожалуйста! - головой об землю ударяется, то закинет глаза к небу и молится.

   В кузове тишина, все друг на друга переглядываются. И тут одна женщина высказалась.
 ; А вон пусть Зойка с Люськой останутся, у них детишек-то нет.
 ; Ну и что детей нет? А скотины-то у нас тоже полон двор, да и муж у меня ревнивый. ; Запротестовала Люся.
 ; Да ладно, Люся, вы же вдвоём останетесь, а я забегу сейчас к твоим и объясню ситуацию, да и со скотиной свекровь твоя поди уже управилась.  Я на бригаде буду, мне ещё всё подсчитывать да сводку передавать в райком, – умолял её бригадир.
    Вот мы с ней вдвоём и остались, давай грузить эту машину зерном. Торопимся, забрасываем, даже не останавливаемся, чтобы отдышаться. Загрузили. Солдатик нам и говорит:
 ; Ну что, девчата, хоть в кабинке место одно, но в тесноте, да не в обиде. Садитесь, поехали, я вас до дому довезу.
 ; Как в кабинку, с солдатом, да до дому? ; затараторила  Люська, ; мой мужик меня сразу прибьёт.
 ; Так вы же вдвоём, чего бояться? Ничего я с тобой не сделаю. Ну не хочешь в кабинку, полезай в кузов на зерно. Но только дорога ухабистая, чего доброго скатишься на первой же яме, а мне потом за тебя отвечай.
 ; Давай, Люська, не блажи, садись в машину, и поехали. Время-то уже час ночи. – Я её тяну за руку в машину.
 ; Нет, в кабинке не поеду и всё, не уговаривайте, ; верещит на чём свет стоит. Вырвала свою руку из моей руки, ногами топает.
   Солдатик смотрит на нас, плечами пожимает.
 ; Ну, вы как хотите, а я поехал, из-за меня вся колонна на трассе стоит. Я и опоздал-то, потому что машина сломалась. 
Заводит машину, хотел было трогаться с места, Люська перед машиной встала, руками машет.
 ; Постой, постой солдатик! А давай мы впереди машины побежим, а ты потихоньку за нами поезжай, будешь дорогу освещать.
 ; Так ведь устанете же?
 ; Ничего, ничего, мы добежим.
   После этих слов, сказанных Зоей Михайловной, я закрыла ладонями своё лицо и хохотала до слёз, представляя, как после тяжёлого трудового дня две девахи бегут впереди машины по просёлочной дороге семь километров, ночью, при свете фар.
  ; Зоя Михайловна, это правда? – заливаясь смехом, спрашиваю её.
 ; Да, Наташа, да. Так и было. Мы семь километров бежали до деревни. Бежим, бежим, устанем, шагом быстрым пройдёмся немного и опять бежать. Он едет за нами потихоньку, машина монотонно гудит. Так и добежали. Как только в первую улицу вбежали, он нам и говорит:
 ; Что, девчата, я поехал? Или вас до дому проводить?
   У нас глотки пересохли, ноги трясутся, сил стоять нет, мы ему руками машем, поезжай. Ели до дому дошли. Попрощались с подругой, она в свои ворота вошла, я к своим пошла. Дома-то у нас рядом были.
   А на утро, без двадцати восемь, встречаемся около бригады. Гляжу: Люська что-то глаза в сторону отводит. Подхожу к ней, а у неё огромный синяк вокруг глаза.
 ; Люська! За что?
 ; А я мужу рассказала, всё как было. Он, ни слова не говоря, кулаком как ударит мне в глаз. Я даже с ног на пол упала.
 ; За что ты меня ударил? – плача, говорю ему.
 ; А не надо было перед солдатом задницей вилять, – ответил он мне.
 ; Зачем ты ему рассказала, я вот ни чего не говорила.
 ; Дура потому что, хотела доказать ему, что я порядочная жена, с солдатами в машинах не разъезжаю. 
 ; Доказала?
   После этих слов хохотали всё, а я вообще до слёз, долго не могла остановиться.

*скобяной – это хозяйственный магазин.
*Семидесятка – это город Снежинск в Челябинской области.