Глава 3. Начало взрослой жизни

 Предыдущая часть: http://proza.ru/2020/09/05/1227


Вернулся Игренька в родной загон уже под вечер. Утром следующего дня  младший Андрей уже возложил на него седло и целый день они опять «летали» по заснеженным полям. До конца зимних каникул  Андрей ежедневно был со своим белогривым Другом и вскоре  Игренька встал в оглобли: его запрягли в сани, а потом даже в легкую кошёвку. Оказалось, что  у него не только отменный аллюр, но и ровная, размашистая рысь. Эх, все-таки не в колхозе бы прозябать такому коню, но ни люди, ни кони сами свою судьбу не выбирают… Здесь же, еще во время  обучения в оглоблях, Игренька показал и то, что работягой он будет отменным.
Однажды, дав коню волю на заснеженном поле, Андрейка не заметил буерака, конь спрыгнул и вдруг резко встал, чуть не упав в оглоблях, потому что сани со всего маха напоролись на что-то монументальное и застряли…  Конечно, был бы тут взрослый, крепкий мужик, он бы смог помочь коню, хотя бы тем, что поддернул бы сани вверх и назад,  но низкорослый  четырнадцатилетний мальчишка,  если и обладал приличной для своего возраста и веса силой, но нехватка роста в глубоком снегу не давала надежной точки опоры.  Андрей ощутил полное свое бессилие. Точнее, можно было бы и коня распрячь и верхом съездить за помощью, но, во-первых, не глупый, а откровенно хитрый конёк может для себя сделать совершенно неправильный вывод, а во-вторых – «сдаться», показаться слабаком - не в характере Андрея Андреевича. Тем более, что конюх Николай не поскупился на восторги, расхваливая мужикам на бригаде мастерство «Андреича» так, что многие стали проявлять к нему пристальное внимание, а в 14 лет трудно понять, то ли над тобой смеются, то ли хвалят на полном серьезе …
…Андрейка  подошел к голове коня, поглядел в глаза, похлопал по шее и как-то по-взрослому, по-отечески сказал: «Давай, сынок! Напрягись, Ты сможешь!» - и, взяв под уздцы, потянул коня: «Ну! Родной! Давай, давай!»
И «родной» как-то напрягся весь… Собрался в пружину и не рванул, не дернулся, но потянул так, что сани, вопреки законам физики, пошли не просто вперед, а как-то вверх и вперед … и  вмерзшая в землю тяжелая железяка, поймавшая на себя сани, вывернулась вместе с огромным комком мерзлой земли…
… На бригаду Андрей вернул коня неспешным шагом. На вопросы конюха, да парочки мужиков, перекуривавших на «конюховке», отвечал неохотно и односложно, а придя  домой дождался отца с работы и сказал ему: «Знаешь, папа, Игренька не только скакун и рысак. Он и воз любой тебе утянет. Только ты, пожалуйста, пару лет не перегружай его! Он окрепнет и увидишь: цены ему не будет»  на что Николаевич ответил просто и сердечно: «Спасибо, милый сын!»…
… А еще через несколько дней на третью бригаду приехал колхозный ветеринар и молодые жеребцы, которым предназначено было остаться в колхозе, после недолгой, но суровой операции, стали меринами. Мужики – скотники и механизаторы, чуть ли не в полном составе бригады, отметили это событие обильной выпивкой с «деликатесной закуской», а мальчишки, до самого вечера гоняли по загону прооперированных «пациентов», чтобы у них не возникало никаких спаек и воспалений.  Игренька чувствовал запах крови, ощущал боль между задних ног, бегал, потому что его гоняли, и не мог понять, почему ему теперь запах кобылы, не кажется таким волшебным и манящим…
… Весной Андрея Николаевича назначили  исполняющим обязанности бригадира животноводческой бригады и он «официально» закрепил за собой Игреньку: ему не надо было возить тяжелую телегу, бригадир ездил на легком «ходке». Тут-то Игренька и показал свой характер.
…День в деревне начинается рано, «до-свету». Хозяин шел давать корм скотине, хозяйка – доить корову, топить печь, готовить завтрак. Николаевич задав корм живности запрягал Игреньку в ходок, давал ему овса и шел «пить чай». Из дома он, как правило,  уезжал тогда, когда дети еще спали. Однако Игренька в этот распорядок внес свои коррективы. Он скучал о своем Друге, о том Человеке, который понимал  его, с которым они «летали» по заснеженным полям и теперь, когда он его не видел – он не соглашался подчиняться другим людям. Когда к нему утром приходил другой Человек – он терпел, и позволял надеть на себя узду, сбрую, и когда – спокойно, а когда – и «ерепенясь»  вставал в оглобли, но все время ждал:  его Человек – выйдет, или нет? Подойдет к нему, или нет?  Но каждый раз выходил не Он и это Игреньку возмущало.  Он терпел и ждал, когда его запрягали. Он (теперь уже с удовольствием!) терпел, когда ему насыпали в ведро вкусного овса, и он его ел, но ждал… Он терпел тогда, когда этот, другой человек садился на ходок, брал в руки вожжи и, легонько понукнув, говорил: «Ннно! Пошел, родимый!»   И только тогда, когда дом, в котором был его Человек, скрывался за поворотом, терпение Игреньки кончалось, и он начинал «уросить» так, что всего опыта и умения Андрея Николаевича не хватало на то, чтобы сдвинуть коня с места в нужном направлении.
…Александра Фатеевна, проводив мужа на работу,  стояла на крыльце и привычно слушала – «пронесёт, или не пронесёт?»  Но не проносило:  громкие возмущения, брань и ругань в адрес капризного коня долетали до крыльца, и мама шла будить сына: «Андрюша! Сынок! Вставай! Опять там твой Игренька отца не слушает!»  Андрей вскакивал с кровати, быстро одевался и бежал спасать обоих – папу и Игреньку.
…Только тогда, когда Игренька видел своего Человека, только тогда, когда его Человек успокаивал его, гладил его по морде – конь успокаивался. Сын садился на одну сторону ходка, отец – на другую. Сын брал в руки вожжи, легонько шлепал ими по лошадиному боку, говорил: «Трррогай!»  - и Игренька трогался. Андреич отдавал вожжи Николаевичу, соскакивал с ходка и бежал домой, собираться в школу. А Андрей Николаевич ехал на Игреньке на работу и до самого вечера конь беспрекословно его слушался. Потому что его Человек утром приходил к нему и доверил его, коня Игреньку, другому человеку, которого называет папой.


Глава 4: http://proza.ru/2020/12/23/1704