Никитка

Ветер ревел в трубах, хлопал ставнями, гнал и сбивал с ног прохожих, которые торопливо пробегали по улице.

Один из прохожих, сбитый с ног ветром, упал возле ветхого дома, из подвального окна которого на улицу испуганно, с умоляющим взглядом смотрел мальчик лет пяти. Волосы мальчугана давно не мытые и не стриженные торчали в разные стороны. Из-под лохматой чёлки на мир смотрели испуганно-голодным взглядом небесно-голубые глаза. Личико было худым, землистого цвета. Старая поношенная одежда была ему велика, и его руки казались еще более худыми в складках кафтана.

Увидев взгляд упавшего прохожего, он умоляюще протянул руки и что-то попытался сказать, но тот поспешно встал и, закутавшись плотнее в пальто, поспешил прочь.

Минуту спустя мимо дома проскакали три всадника, которые мельком посмотрели на ребенка, но не остановились. Им было некогда.

В эти дни в городе было неспокойно. Бастовали рабочие.

Отойдя от окна, мальчуган вздохнул и робко подошел к матери, лежавшей на постели под старым ветхим одеялом. Ее худое лицо было почти серым. Давно немытые волосы были убраны под поношенный платок, и лишь две пряди выбивались из-под него. Одна ее рука бессильно свешивалась с постели, а другая почти прозрачная лежала на груди так, как будто ей не хватало воздуха. Она была строга к сыну, и он не решался ее тревожить.

Однако мама не вставала со вчерашнего дня, и ему уже очень хотелось есть.

Вздохнув, он приблизился к матери и взял ее за руку, которая свисала с кровати. Она была холодна, как лёд.

Испуганно посмотрев на лицо матери, он прошептал:

– Ма-а-а!

Она не отвечала.

Мальчуган растерялся. Однако то, что мать не рассердилась на него как обычно, его успокоило и приободрило. Он сжал ее руку:

– Мам?

Но, увы, она по-прежнему не откликалась.

Он дотронулся до ее плеча:

– Мама!

Ответа не было.

Не зная, что делать, он сел на стоявший рядом стул.

В комнате было холодно, и он, пытаясь согреться, засунул руки в карманы кафтана.

Пока он так сидел, к дому подъехали дрожки.

Из них вышел высокий дородный черноволосый мужчина с окладистой черной бородой, который был тепло одет. Быстрым взглядом своих карих глаз он оглядел дом, поморщился, как от зубной боли, и вошел в него.

Спустя пару минут мальчик услышал за дверью шаги вошедшего, скрип лестницы и приглушенные голоса. Однако слов он не мог разобрать.

Осмелев от молчания матери, он встал и пошел на звук голосов.

Когда он поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, голоса смолкли. Из одной комнаты выглянули двое мужчин, один из которых был приехавшим на дрожках, а второй – хозяином дома. Он удивленно посмотрел на мальчика:

– Никитка, что ты здесь делаешь? Мать ругаться будет!

Мальчуган замер. На глаза навернулись слезы.

Минуты две он стоял, молча раскрывая рот и чуть не плача:

– Мама!

– Иди живо вниз! – рассердился мужчина.

– Мама.

– Мама-мама. Что мама? – еще более сердито выпалил мужчина.

– Да погоди ты! – урезонил его приехавший мужчина – В чем дело, малыш?

– Мама… она спит… давно, – плачущим голосом проговорил мальчуган. – Она совсем холодная. Она замерзла.

– У-у-у, – только и проговорил хозяин дома. – Отмучилась. Что делать будем, Тихон Сергеевич?

Он вопросительно посмотрел на собеседника.

– Так... мальчика я забираю с собой, а ты, Семен Степанович, займись его матерью, – глухо проговорил Тихон Сергеевич. – С Богом!

– С Богом! – согласился хозяин дома, истово крестясь.

– Никитка, ты, наверно, давно не ел? – спросил Тихон Сергеевич мальчика. – Поехали со мной, я тебя накормлю.

Мальчуган заулыбался и доверчиво протянул говорившему руку.

Выйдя из дома, мужчина взял мальчика на руки и сел в дрожки.

– Поехали, – сказал он кучеру, который сидел, закутавшись в кафтан.

Когда они повернули возле одного из старых домов, кто-то сильный, закрывая свое лицо, схватил лошадь под уздцы:

– А ну-ка стой!

Кучер взмахнул, было, хлыстом, однако его опередил подскочивший сбоку коренастый мужик в старой засаленной куртке, который схватил его за руку и пырнул в бок ножом.

– Слезай! Приехали! – прохрипел он и обернулся. Его широкое рябое лицо вызывающе смотрело на Тихона Сергеевича, который при виде его побелел:

–  Гришка!

– Не Гришка, а Григорий Игнатьевич, – важно проговорил рябой и осклабился. – Ты со мной не рассчитался.

– Ни полушки не дам, – твердо сказал Тихон Сергеевич.

– А я не о деньгах, – еще шире улыбнулся Гришка и, не дав тому опомниться, резко и решительно вонзил ему по рукоятку в грудь нож.

Глаза Тихона Сергеевича широко раскрылись, из горла вырвался предсмертный хрип, пальцы разжались.

Сидевший у него на коленях Никитка еще ничего не успел понять, как руки Гришки схватили его за шиворот и выбросили из дрожек на мостовую.

Вслед за ним Гришка со своим подельником сбросил с дрожек тела убитых. и, сев на место кучера, хлестнул хлыстом лошадей и умчался.

Когда стук колес и копыт стих Никитка встал, подошел к телу Тихона Сергеевича и потряс его за плечо:

– Дядя, вставайте.

Однако тот не отзывался.

Постояв немного около него, Никитка решил идти назад, однако повернув за угол дома, растерялся. Вблизи не было видно ни одного знакомого ему дома.

Вздохнув, он медленно пошел по улице.

Пройдя два дома, он остановился, увидев за вторым домом поворот и видневшуюся недалеко церковь.

Осмотревшись и не зная куда идти, Никитка вздохнул.

Вытерев рукавом кафтана нос, он подтянул штаны, которые мешковато висели на нем.

С матерью он иногда ходил в церковь и помнил, как бывало, после службы они ели еду, которую им там давали. При мысли о еде в животе заурчало, и немного поколебавшись, Никитка пошел к церкви.

Подойдя к паперти, он остановился и поднял голову.

Было тихо.

Лишь ветер шелестел осенней листвой.

Поднявшись по ступеням, Никитка открыл дверь и прошел в основную часть церкви.

Никого не было.

На подсвечниках мерцали горевшие свечи. Ровно горели маленькими огоньками лампады около икон.

Подойдя к иконе Богородицы, висевшей на стене, Никитка опустился на колени и сел.

Он с трудом помнил молитвы, которым иногда учила его мать. Это было редко.

Единственная молитва, которую ему удалось вспомнить:

– Пресвятая Богородица, помоги мне!

Шепча молитву, он сидел и дул себе на замерзавшие пальцы.

В храме было холодно.

– Что ты тут делаешь, мальчик? Где твоя мама? – услышал он чей-то приятный грудной голос.

Повернув голову, Никитка увидел немолодую женщину, одетую в коричневое пальто и такую же шляпу. Ее каштановые с проседью волосы, завитые в локоны, падали ей на плечи. Серые чуть усталые глаза внимательно смотрели на него. Правильные черты лица женщины были приятны и располагали к себе.

Глядя на нее, Никитка расплакался и доверчиво рассказал ей о том, что его мама сильно замерзла, и его забрал с собой один дядя, который обещал его накормить.

– И где он? – чуть недоверчиво спросила его женщина.

– Он… с ним… что-то случилось, – всхлипывал Никитка. – Я не помню. Я упал… Когда встал, он лежал и не двигался.

– Господи, помилуй! – истово перекрестилась женщина.

Она сразу поняла, что случилось с мамой мальчика.

Ей не хотелось слушать его рассказ дальше, но при виде такого маленького чумазого ребенка около иконы Богородицы ее сердце дрогнуло.

«Нет, его мать не была плоха, если он пришел в храм, – подумала женщина. – Она заронила в его душу семя веры».

Внимательно посмотрев на мальчугана, женщина заколебалась. Просто уйти, оставив его одного в храме, она уже не могла. Заговорив с ним, она разрушила отчуждение, жившее в ее душе после смерти мужа-дворянина.

Да, она была из знатного сословия, но отличалась добрым сердцем и чуткой душой.

«Как быть?» – пронеслось у нее в голове.

Она перевела взгляд на икону.

Это была Феодоровская икона Божией Матери, которой молятся о  даровании детей.

Взгляд Богородицы был направлен на нее. Ее глаза как будто заглядывали в душу.

Повинуясь порыву, женщина перекрестилась и обратилась в мысленной мольбе к Богородице.

«Пресвятая Дева, как мне быть? Я одна в этом мире. После смерти Сережи стало так пусто и одиноко А тут этот ребенок, о котором я ничего не знаю…»

Мысль прервалась.

Она вздрогнула.

Душу обожгло воспоминание.

Это было давно.

В тот день они с мужем молились у этой самой иконы о даровании им ребенка.

Их брак был по любви. Они жили душа в душу. Одно омрачало радость: у них не было детей. Они слезно молили Бога о рождении ребенка, но чуда не происходило.

В тот день в отличие от обычного они задержались в храме и вспомнили о времени, когда начало смеркаться.

Выходя из храма, они наткнулись на пожилого седовласого мужчину в худой одежде с котомкой.

Он, улыбаясь, снял шапку и вытянул вперед руку:

– Помогите! Я буду за вас молиться!

– Пойдем, Софочка! – брезгливо поморщился высокий, с иголочки одетый Сергей.

Он повернулся к мужчине боком, делая вид, что не видит его, тряхнул коротко стриженными светлыми волосами и зло прищурил серые глаза.

– Погоди, Сережа, – мягко сказала ему София.

Ее сердце смягченное молитвой чутко отреагировало на просьбу.

Достав кошелек, она вынула деньги и протянула просящему мужчине.

– Вот возьмите. Помолитесь за нас о рождении ребенка, – с робкой надеждой проговорила она и вопросительно взглянула на него.

– Не бойся. Ты обретешь его, но нескоро, а когда останешься одна, – проговорил он.

Смущенная таким ответом, София перевела взгляд на мужа, но тот смотрел куда-то в сторону и, казалось, ничего не слышал.

Когда она вновь посмотрела на то место, где стоял нищий, его уже не было.

Недоумевая, она огляделась, но нищего и след простыл.

Вот и сейчас вспоминая тот день, София невольно повернула голову в сторону и ахнула.

В углу храма, куда упал ее взгляд, висела новая икона, которую она раньше не видела.

Не веря своим глазам, она подошла ближе.

С иконы на нее смотрел узнаваемый лик того самого нищего, врезавшийся ей в память своей чистотой.

– Господи! – потрясенно прошептала София и прочитала написанные на иконе церковно-славянские буквы "преподобный Серафим Саровский".

Ни минуты не колеблясь, она опустилась перед иконой на колени.

– У меня уже давно нет мужа, отче Серафим, но я приму этого мальчика как родного. Я заменю ему его покойную мать, обещаю тебе, – взволнованно произнесла она.

Встав с колен, София подошла к мальчику и улыбнулась:

– Как тебя зовут, малыш?

– Никитка, – шмыгая носом, ответил он.

– Никитка, поехали со мной, – протянула она ему руку. – Будешь у меня жить.

– А мама? – чуть недоверчиво спросил мальчик.

– Сначала мы поедем ко мне. Тебе нужно поесть, поменять одежду и помыться, а мама, – она на минуту задумалась, какие слова подобрать для ребенка. – Обещаю, что сделаю все, чтобы узнать все возможное о твоей маме, а для этого ты расскажешь мне все о ней. Хорошо?

– Хорошо, – заулыбался Никитка.

Он доверчиво протянул руку женщине, и, сам того не ведая, с этой минуты вступил в новую жизнь, в которой на первом месте всегда стоит Бог и нужда другого человека – его.