Матушка-дярёвня

Сиволапые мужики, сидя за грязным столом,  сосали сивуху и крякали от удовольствия. В воздухе висели тяжёлые пары перегара, в которых плавал густой мат. За окном хмурилось ноябрьское небо и собирался идти снег. На деревню Проглядухинские Высеры надвигалась зима.
Ефимыч, красноглазый с перепоя, крутил ухо мальчонке Евграшке, за то что тот снова попался на воровстве. Евграшка визжал, как резаный, но  его глаза сияли.
- Свиреп Ефимыч, - ты ж ему ухо открутишь, глухой будет! - посмеивался сидящий рядом бухой мужик Пихалыч.
- Пущай крутить! – отозвался издаля  другой мужик, по кличке Старый Барсук, - Небось, малой попадаться перестанет! Воруешь – так умей воровать!
Наконец Ефимыч отпустил мальчонку и тот выбежал из избы, сушить штаны.
Сивуха кончалась, надо было кому-то за ней идти к кривой бабке Акулине, что ей торговала. Теперь решали, кого послать. Не Евграшку же. Тот мало того, что по пути выхлебает, так ещё и бутыль разобьёт! Решили послать Молодого Барсука, племяша Старого. Пущай привыкает, а то он, поживя в городе, совсем испортился: пить перестал, говорит по-городскому, даже книжки читает. Это ж вообще не по-мужицки – книжки читать. Известно, кто их пишет – бабы, либо пидоры. А мужик – должон работать, на то он и мужик.
Молодой Барсук, предвидя такой исход, заранее вышел из избы и попёр в лес. Потому сколь его ни искали – не нашли. Тогда решили послать Сёмку Душегуба. Сёмка был известен, как местный живодёр. Несмотря на свои шестнадцать лет, он мог справиться со стаей собак, спокойно резал свиней и насиловал на сеновале девок. Сёмке за это попадало, но дело всегда кончалось миром, потому что Душегуб был человеком нужным. Свинью зарезать, украсть что-нибудь в соседнем селе… Так вот, послали Сёмку к бабке Акулине, за сивухой. Как всегда велели бабку саму не трогать – не по летам она Сёмке. Тот  ухмыльнулся, пожал плечами, взял бутыль и вышел.
Шёл Сёмка, дымил папироской и тихонько ржал. Папироска весёлая была. Менты не всё зелье выкосили. За углом Душегуб увидел спрятавшегося Молодого Барсука. Подошёл к нему и парни пошли рядом.
- Ты чо сбежал-то? – ржанул Сёмка, - зассал за самогонкой идти?
- Не, - отмахнулся Молодой, - просто противно. Сидят, как идиоты, хлещут пойло… Я лучше погуляю, чем с ними сидеть.
- А чо, с ними весело! – снова ржанул Душегуб. – Ты вот в городе жил, а тут у нас такое было! Две улицы, стенка на стенку в овраге сошлись. Били друг друга кулаками, палками, камнями… Я потом на печке неделю валялся – живого места не было. Ништяк, скажи?
- Какой же тут ништяк? - усмехнулся Молодой Барсук. – Это просто дикость какая-то…
- Ну-у, а как в вашем цивилизованном городе? – спросил, слегка обидевшись, Душегуб.
- В городе есть развлечения интереснее, чем стенка на стенку. Есть музей, библиотека, театр… А вообще, уеду я, наверно, снова. Нечего мне тут с вами делать.
- Понятно, - зло осклабился Сёмка, - правду Старый Барсук говорил, что ты пидором стал. А ну молись, гнида, чтоб я из тебя кишки не выпустил! – заорал Душегуб, прыгнув на Молодого. Тот ударом в челюсть свалил Сёмку, и выбил из руки его нож, который зазвенел о камни.
- Достаточно или ещё хочешь?
Сёмка попробовал приподняться, но Молодой придавил его ногой к земле.
- Лежать, быдлота. Только пикни у меня – твоим же ножом башку тебе отрежу, понял?
Удивлённый Сёмка уже и не думал рыпаться. Он покорно кивнул головой и Молодой убрал ногу с его груди. Вскочив, Душегуб наклонился к ножу, лежащему рядом, но тут же получил удар с ноги по морде.
- Хрен тебе, теперь это мой! – сказал Молодой Барсук, взял нож и, дав пинка под зад Сёмке, удалился. Тот покачнулся и стал оглядываться, ища бутылку. Поняв, что Молодой сильнее его, Сёмка решил с ним пока не связываться.
По счастью, бутылка оказалась цела и лежала в кусте крапивы.  Душегуб, сплюнув выбитый зуб, и потирая фонарь под глазом, двинулся дальше к бабке Акулине.
Молодой Барсук решил, не заходя к дядьке, вернуться в город. Делать ему в этом медвежьем углу больше было нечего и он потопал на автостанцию. Деревня просто так не отпускала. Ей нужно было показать своё превосходство над тем, кто её покидал. Заглотыш, Говнодав, Дурной и Козлодёр стояли возле автостанции и позвякивали цепями. У каждого из них отцы сидели в тюрьмах, матери бухали, на сёстрах держалось хозяйство, а сами они хлебали самогонку, портили девок да дрались. А чего ещё в деревне делать-то?
Молодой Барсук хотел их обойти, но не тут-то было.
- Эй, пидрила! – окликнул его Санька Заглотыш, - книжки все прочитал?
- Иди сюда, поговорить надо, – позвал Говнодав.
- Ну! – с вызовом ответил Молодой, сжимая в руке душегубовский нож, - в чём дело?
- Мужики, у него нож! – воскликнул Дурной, размахивая цепью.
- Я спрашиваю, в чём дело?! – подошёл вплотную к Говнодаву Молодой Барсук.
- Ты за каким приехал к нам? люлей захотел, пидор?
- Ты кого пидором назвал?! – прищурился Молодой, вытаскивая пистолет.
- Брось ствол, падло! – заорал трусоватый Дурной, продолжая размахивать цепью и случайно попав ею Козлодёра по башке.
- Сука! – заорал на него Козлодёр, - Своих ****ишь?!
- Я случайно!
- Ты такой же пидор! – продолжал орать Козлодёр, почёсывая репу.
- Я – пидор?! – окрысился Дурной и ударил Козлодёра цепью по башке уже специально, со всей дури. Тот покачнулся и рухнул.
- Ты ему череп проломил! – рванулись все к Козлодёру, оставив Молодого стоять со стволом.
Тем временем подошёл автобус, Молодой бросил ствол в кусты и вскочил в него, чтоб никогда больше сюда не приезжать.
Козлодёр валялся на земле, его голову обвязывал бинтом местный коновал Бобыль, а два мента допрашивали тут же ребят, как было дело. Парни в один голос утверждали, что это сделал Молодой Барсук, и что цепь его, а не Дурного, и что у Молодого в кармане ствол. Тогда менты сели в мусоровозку и помчались за Молодым Барсуком. Тот и не думал скрываться. На следующей же станции он сдался ментам, ни ствола, ни ножа при нём не было.
Мусора привезли Молодого Барсука назад, в Проглядухинские Высеры, и заперли в отделении.
А Сёмка дошёл до Акулины, и постучал в калитку. Огромный злобный кабыздох, по кличке Фашист, увидев Сёмку, жалобно заскулил и полез в конуру, втайне надеясь, что Сёмка сегодня добрее, чем обычно, и не будет кидать в него булыжники. Довольный Сёмка заржал и, матюкнувшись, снова ударил кулаком о калитку.
- Ты мне калитку не разнеси, ирод! – крикнула, выходя, Акулина. – Чего тебе?
- Самогону надо, баба Акулина, - миролюбиво произнёс Сёмка, - мужики просют.
- Подожди, парень, - тихо сказала Акулина, - заходи в избу.
В избе одноглазой Акулины воняло самогонкой и позавчерашними щами. Носились тучей мухи и орал телевизор. Его смотрел придурошный брат Акулины – Петряй Грязные Носки. У Петряя был чудной заскок: он любил нюхать грязные носки, свои и чужие. Год назад его привезли из дурдома в деревню. Деревенская гопота отнеслась к нему с пониманием. Несмотря на свою ненормальность, Петряй книжек не читал, исправно колол дрова да работал на сенокосе. То есть, был мужик, а не пидор. Теперь, значит, придурошный смотрел телевизор и временами разговаривал с ним.
- Теперь о погоде. Сегодня будет весь день облачно. Ночью возможен снег.
- Это хорошо, - отвечал телевизору Петряй, - а завтра?
- Завтра малооблачно, температура поднимется до + 7С.
- Понятно.
- Очень рада за вас, - ответила диктор и мило улыбнулась Петряю.
- Блин, тебя бы мне в постель… - глотал слюни Петряй и нюхал грязные носки.
Акулина провела Сёмку в погреб, взяла у него пустую бутыль, дала ему бутыль самогона и, взяв деньги, огородами выпроводила его на соседнюю улицу.
Когда Сёмка вернулся к мужикам, в избе раздавался громкий храп. Тогда Душегуб стал тормошить Ефимыча:
- Эй, я сивухи притаранил!
- Тебя, парень, за смертью посылать… - проговорил, зевая, Ефимыч, потирая руки. – Ты чо так долго-то?
- С Молодым подрался.
- Во! А из-за чего?
- Он действительно пидор, Ефимыч. Мне городскую жизнь расхваливал, падлюга, деревня ему не нравится…
- И как? Накостылял ему?
- Ну так! – ухмыльнулся Сёмка, закуривая весёлую папироску.
Постепенно пробуждалось всё кодло. Бухалово продолжалось, когда в дом вошла старая Гнидуха, бабка Говнодава. Она в деревне была вроде сороки – разносила вести, сплетни, за это ей наливали двести грамм, кормили, для остального она была уже старовата.
- Слыхали?! – затрещала Гнидуха, - Молодой Барсук Козлодёру черепушку цепью пробил и попытался из деревни удрать! Ещё и ствол у него был и нож с собой. Так менты его вернули, в ментовку посадили, дело шьют!
- Вот падло! – выругался Старый Барсук, - подведёт и меня под мусарню.
- На хер ты его вызывал, Васильич? – повернулся Ефимыч к Старому, - уехал в город – так и пусть бы жил там.
- Да я думал, всё ж родная кровь… Может, заскучал там, в городе по родным-то местам… А он вон что, скотина. Ну, попадись мне в руки!
В избу вошёл следак из города, следака звали Мутный.
- Так, кто здесь Иван Васильевич Барсуков? – морщась от табачного дыма, спросил он резким голосом.
- Я, - ответил Старый Барсук, - мне на выход?
- Вы – родственник Алексея Максимовича Барсукова?
- Да, это племяш мой.
- Ваш племянник подозревается в нанесении тяжких побоев Леониду Козлодёрову. Вам придётся следовать за мной.
- Вот сука, племянничек… Удружил…
Они вышли, а мужики пытались узнать подробности у Гнидухи.
- Сама я не видела, мне мой внук рассказал, как стояли ребята возле автостанции, курили. Подошёл к ним с цепью и ножом Молодой Барсук, и ни с того ни с сего хрясь по башке Козлодёра, а потом вынул ствол и говорит: « Кто с места двинется, застрелю!». Ну, тут автобус подошёл, Молодой в него вскочил и поехал.
- Так, кто пойдёт со мной в больницу, Козлодёра навестить? – спросил Ефимыч у притихших мужиков. Вызвался один Евграшка, ему приятно было возле Ефимыча находиться. Они и пошли. А тем временем в палате Козлодёра сидели Дурной и Говнодав с Заглотышем. Дурной с ним помирился, обещал ящик водки поставить. А Говнодав и говорит: Слухай сюды, Козлодёр, если кто-нибудь станет интересоваться, как было дело, отвечай, что это Молодой Барсук тебе цепью башку пробил, понял? Вали на него всё. И ствол, скажи, у Молодого, был.
- Базара нет, - отвечал Козлодёр, так и скажу!
Только парни ушли от больного, в палату вошли Ефимыч с Евграшкой.
- Здорово, Лёха! Ну, рассказывай, как всё было, а то много слухов, ничему верить нельзя.
- Ну, как было…, - проговорил Козлодёр, - подходит этот гад Молодой Барсук и давай нас цепью гонять. Я споткнулся, упал, так он меня цепью-то по башке и ударил… А что дальше было – не помню.
Тем временем, следак допрашивал Молодого.
- Колись, гад! – рычал следак, - куда ты пистолет дел!
- Какой пистолет? – не понимал тот.
- Который у тебя ребята видели. Ну?!
- Не знаю я никакого пистолета.
- Так, в несознанку играть решил, да? Это тебе даром не пройдёт…
Вскоре состоялся суд, на котором за незаконное ношение огнестрельного оружия, причинение вреда здоровью потерпевшему Алексею Козлодёрову и торговлю наркотиками (почему бы и нет?), Молодого Барсука приговорили к пятнадцати годам лишения свободы.
И когда сиволапые мужики снова бухали за грязным столом после трудовой недели, Ефимыч сказал:
- Вот как мстит Родина тем, кто хочет покинуть её и идёт супротив общества!
И мужики согласно закивали головами.