Мышонок Радар

        Хочу рассказать об одном эпизоде армейской жизни, который немного скрасил конец моей армейской службы. Дело было в конце января 1970 года, когда я вернулся на полигон в посёлке Толмачёво, под Новосибирском, из отпуска, из Великих Лук. До конца службы мне оставалось не более пяти месяцев, были как раз свободные дни, то есть на полигоне не было испытуемых, как мы называли, приезжающие на тренировки расчёты. Мой приятель, Генка Сычёв, который исполнял обязанности кочегара нашей котельной, попросил меня помочь ему устранить течь в трубе, на подаче горячей воды. Моя задача была подавать ему инструмент и светить фонарём, подвал, где проходили трубы, был очень низкий и не освещён.
        Подавая какой-то ключ, я отвёл фонарик чуть в сторону, и в полутора метрах от себя, в луче света, увидел что-то розовое, шевелящееся. Я подвинулся поближе и увидал малюсенького мышонка, ещё даже без шерсти. Генка сказал: «Да раздави ты его, гадость такую», но я посадил мышонка в рукавицу, и по окончании работы принёс в свою комнату.

        На свету я разглядел, что у мышонка не было хвоста, не то, чтобы обрубок, а вообще, вероятно, поэтому его и бросила мышь-мать. Генка сказа, что всё равно сдохнет, но, тем не менее, сходил к ребятам на позицию и принёс плексигласовый колпак от сигнальной лампочки в виде конусной коробочки. Я постелил туда ваты, и поставил коробку на батарею отопления, потом капнул сгущённого молока на палец, этого добра у нас было вдоволь, и ткнул мышонка в него носом. Попало ему что-нибудь или нет, но мне показалось, что он облизнулся, я повторил это ещё несколько раз. Потом положил мышонка на вату, он повозился, закапываясь в вату, и затих. Коллектив у нас был не большой, слух распространился быстро, в нашей, с Генкой, комнате побывали все, кто с сомнением, что выживет, кто с советами, а старшина где-то достал пипетку. Я разводил сгущёнку водичкой и капал из пипетки мышонку в рот, я, конечно, понятия не имел мышонок это или мышка. Не помню, кто первый произнёс это слово, но мышонка стали называть Радар. Радар, это станция с большой антенной, разной формы, для дальнего обнаружения вражеских летательных аппаратов.

         К удивлению многих Радар не сдох, а дней через десять стал заметно больше, начал покрываться серой шерстью, и слегка попискивать. В чехольчике от фотоплёнки, я привёз ему из столовки перловой каши, и он её немного поел. Вскоре Радар начал писать и какать, весьма заметно, и мне пришлось чаще менять вату. А недели через две он уже начал пытаться вылезти из коробочки, и мне пришлось найти пол литровую стеклянную банку. Вскоре Радар освоился, оброс шерстью и стал похож на мышь, только маленькую, но хвоста так и не было, и он явно реагировал на мой голос.

        Я начал брать Радара с собой в столовую, он бегал по нашему общему столу и мгновенно подбирал все крошки. Генка скатает маленький шарик из хлеба, постучит ногтем по столу, так я подзывал Радара к себе, Радар к нему бежит. И когда до шарика остаются считанные сантиметры, Генка легонько пихнёт шарик пальцем, Радар, как маленькая собачка, кидается за ним. Но потом сядет, приподнимется на передних лапах и с осуждением смотрит на Генку. Я, для красоты и узнаваемости, завязал Радару на шею красную шерстяную нитку, и когда на полигоне не было испытуемых, отпускал его побегать, но к обеду и ужину он прибегал ко мне, хоть часы проверяй.

         А когда приезжали испытуемые, я, ради хохмы, брал Радара с собой, в свою служебную комнату, или как её называли по простому «Секретка», и пускал его бегать по подоконнику, с него он прыгать боялся. И вот в комнату входит незнакомый офицер, и, почти, с порога орёт: «У тебя мышь на подоконнике». Обалдевший от крика Радар, на секунду замирает, в своей любимой позе, на выпрямленных передних ногах, а затем кидается ко мне и по рукаву гимнастёрки, влетает на погон. Челюсть у офицера отпадает, а глаза лезут на лоб, но потом он замечает красную нитку, и до него доходит - «Он, что у тебя ручной?» спрашивает он. Я ему отвечаю: «Да, и терпеть не может, когда кричат», мужику становиться явно стыдно. Радар заметно подрос и выглядел уже большой мышью, всех, постоянных, членов команды полигона он знал и ни от кого не прятался, боялся только командира полигона. Это конечно не разум, но инстинктивно Радар, видимо, чувствовал, что это вожак в нашей стае, и стоило ему заслышать голос командира, но исчезал мгновенно.

         Так прошло три месяца, мы отметили мой день рождения, на котором Генка пытался напоить Радара самогонкой, а он его грызанул. Первый раз за всё время, он никогда и ни кого не кусал, кто-бы не брал его в руки, хотя ему это и не нравилось, и только у меня он мог сидеть в любом кармане тихо и безропотно. А после Дня Победы Радар исчез, сколько я не ходил, не звал, не стучал знакомым ему стуком, он не появился. Генка, чуть ли не со слезами клялся, что он тут не причём, да я ему верил, Генка только на словах был грубым человеком, но Радара он любил. Скорее всего, Радара позвала природа, наверное, встретил своих сородичей, но как ему жилось без сгущёнки, которую он безумно любил, не знаю.