Без названия пока. Эмилия

Мегаполис стремительно дичал. У выживших после эпидемии не хватало сил, времени, желания содержать его в прежнем великолепии. Несколько недель в городе не было электричества, потом какой-то умник запустил турбины и дал свет... Это событие ознаменовалось несколькими крупными пожарами, которые некому был тушить. Если дальше так пойдет, лет через пять Милабург скорей всего превратится в джунгли.

Я уходила в город не дожидаясь рассвета, взяв с собой воду и немного еды, и возвращалась в сумерках. Выжившие уже не раз убеждались, что бродить по улицам и скверам в одиночку очень опасно, но я шла и шла, потому что все еще надеялась отыскать Джеки...

Я была в таком отчаянии, что совершенно забыла про второе живое существо, нуждавшееся во мне не меньше собаки. Про маленькую девочку с привязчивой собачьей душой.

Нет, малышке не было плохо в Госпитале. Доктор Зуев отлично заботился о ней, к тому же больничное население приросло еще несколькими ребятишками. Они безмятежно играли во внутреннем дворе и все время звали девочку к себе. А с одной из вылазок я принесла малышке котенка, но... Эти глаза, встречающие меня вечером... сколько в них было счастья просто от того, что я пришла...

В один из таких дней я вернулась домой намного раньше, чем обычно (да, с некоторых пор я стала называть Госпиталь домом, ведь дом — это то место, куда ты изо дня в день приносишь свою добычу, свою усталость, свою боль). Вернулась потому, что сильно травмировала ногу на пустыре, - провалилась в яму с торчащими клыками арматуры. Я принесла рваную рану голени Зуеву с кривой усмешкой, злясь на свою неуклюжесть и неосмотрительность. А в груди саднило от досады, что остался не дообследованным участок, где, как мне показалось, вполне могла оказаться раненая Джеки...

Пока Зуев зашивал мою ногу, я украдкой приложилась к баночке с разбавленным спиртом. Для анестезии.

Зуев заметил. Молча покачал головой.

Прихромав в свою комнату, я увидела девочку, сидевшую на подоконнике и наблюдающую из окна, как ребята на больничном газоне гоняют мяч. У нее на коленях дремал котенок Крис. Я подумала, что пора бы уже и девочке дать имя.

Малышка обернулась в мою сторону, увидела забинтованную ногу и в ее глазах вспыхнул испуг. Она отложила Криса, слезла с подоконника и подошла, чтобы меня обнять.

- Нечего страшного, - сказала я ей, погладив по голове, - пустяки...
С некоторых пор девочка стала немного понимать нашу речь на слух, хотя сама не говорила ни слова.
- Ты уже ела?
Она кивнула и показала на котенка.
- И его покормила?
Она кивнула опять.
- Я сейчас чуток отдохну и схожу еще в город ненадолго.
Девочка замотала головой - нет, нога!
- Это близко. Мне надо кое-что проверить.
Девочка взяла меня за руку
- Ты со мной хочешь?
Она согласно кивнула
- Ну... хорошо, - улыбнулась я ей, - А что у нас сегодня на обед?

После глотка алкоголя и сытной еды, боль в ноге притупилась, по телу разлилась тяжелая истома и я задремала, опустив голову на стол. Мне приснилось, что Джеки висела над ямой, насаженная боком на острие арматуры... Я проснулась с криком.




Мы вышли часа за два до сумерек. Девочке было страшно, я чувствовала это по тому, как крепко она вцепилась мне в руку. Но, не смотря на свой страх, она отказывалась возвращаться.

Я подумала, что, пожалуй, хватит. Пора заканчивать. Пора делать что-то другое... полезное для людей, среди которых я живу... Но как жить с болью?! Как носить в себе неизвестность?!

Я знала как. Как с мамой, - до конца.

Мы подошли к пустырю с обратной, менее опасной стороны, где сохранилось несколько исторических зданий, ухоженных, и не успевших еще обветшать без человеческой заботы. Я оставила девочку у дороги, а сама пошла по буеракам пустыря туда, в сторону лежащего в руинах здания, которому повезло меньше. Похоже, его демонтировали еще до всей этой заразы, возможно готовили место под строительство нового небоскреба, и вот... как не хорошо все получилось...

Услышав за спиной тревожное сопение, я резко оглянулась. Малышка, геройски отбиваясь от собственных страхов, шла за мной след в след. Меня будто пронзило - как Вишня!

Да что же это такое! - возопила моя душа.

Сзади на дороге показались люди. Мужчина и женщина. Мужчина большой, чернобородый, не толстый, но какой-то грузный, тяжелый, шел опираясь на крючкообразную палку. Женщина, укутанная в безразмерный платок, сгибалась под тяжестью огромного тряпичного узла, висящего у нее через плечо. Внезапно женщина бросила узел на землю и кинулась к нам с истошным криком:

- Эмилия! Эмилия! Ми тау! Ми тау!

- Моми! Момиии!!! - взвизгнула вдруг моя девочка и бросилась к ней.

Оторопев, я стояла над пустым черным провалом разрушенного дома и смотрела, как девочка и женщина хватают друг друга руками, ощупывают, прерывая рыдания певучей клокочущей речью, сливаются во что-то единое, ликующее, возносящее хвалу великой и неведомой силе, мудрость и милосердие которой не имеет границ...


- Где ребенок? - встретил меня Зуев - Что с девочкой?
Я взяла в столовой бутылку какой-то спиртовой гадости и ушла в себя, запершись на все замки...