Приказано выжить. Сестричка. продолжение

Холодно. Жутко и больно…Скрипит полуторки борт.
Кто стонет, кто терпит, вповалку рядами лежит служивый народ.
Жидким парком устремляется в небо, к богу, чья-то душа.
Бороться! Держаться! Надеяться! Верить! Ведь жизнь хороша.

Холодно. Больно. Терпимо. Полуторку сильно трясёт.
Мало что помню… Голова не родная… Бомбёжка… Налёт…
В ногу осколок… Всех рядом побило… Игнат… Старшина…
Сестричка, Татьяна… мы с ней отходили, так значит она…

Линия фронта на западе. Зарево. Рокот басов.
Чёрное дымное марево. Беженцы. Скарб из узлов.
Эх, как не вовремя ногу задело. Москва устоит?
Сердце заныло, душа завопила - сдохнет фашист.

Холодно. Голодно. Злость закипает и трудно дышать.
Какие ребята там жизнь положили – таких, не сыскать.
Клянусь! Отомщу я за вашу погибель, коль выживу сам.
Не раз уж на Русь приходили с мечами… По полной воздам.

Терпимо. Живой. Мы еще повоюем, нога заживёт.
Что холод и больно, так ведь ненадолго, все скоро пройдёт.
Но как же сестра, меня в центнер по весу тащила одна?
В ночи по сугробам и зимнему лесу? Да брат, дела…

Подумал о Тане, и боль растворилась, исчезла, ушла.
Своим чутким сердцем и волею божьей, от смерти спасла.
Хранителем, ангелом, чудом небесным ей стать довелось.
А сколько страданий и горя увидеть девчушке пришлось?

Стало теплее. В душе разгорался маяк огонёк.
Немытый, небритый, брезентом укрытый глядел в потолок.
Глядел, улыбался, ресницами хлопал и видел глаза,
Огромные, ясные, чистые, Танины - цвет бирюза.

Всё же прохладно, а боль отступила. Борт скрип да скрип.
Кто стонет, кто терпит, а кто бездыханный спокойно лежит.
Нет, не дождёшься костлявая ведьма, не твой я не жди.
Из лап твоих, ангелом дивным был вырван и теплится искра в груди.

Глаза тяжелеют, качает машина, воздух морозный искрит.
Во рту пересохло, а борт, как нарочно: - «Пить. Спать», - снова: - «Пить».
Не барин, потерпим, разрывы снарядов всё тише там позади.
Ясна мне задача – приказано выжить. Вся служба ещё впереди.