Дорожные истории о вкусах

   В купе дальневосточного экспресса Владивосток – Москва четверо мужчин.  Путь не близок, молчком продержишься не более 2, 3 часов, а тут более недели в замкнутом пространстве вагона. Так что после знакомства выпили дорожные 150 грамм, закусили собранными в дорогу припасами: холодной курицей, огурчиками, варёными яйцами, колбаской. Завязалась непринужденная беседа, тем более, что собеседники подобрались колоритные, видавшие виды.
Владимир Иванович - ещё не старый в форме железнодорожника мужчина лет  45 направлялся в МИИТ на обучение (повышение квалификации). А тут образовалась после хорошей закуски тема о вкусах, он и начал свой рассказ, не к столу будет сказано:
- Было это в тот год, когда отдали китайцам КВЖД (в самом конце 1952 года). Из частей железнодорожных войск на банкет по случаю передачи КВЖД были приглашены помимо высшего офицерского состава и два лейтенанта, Паша Грачёв и Егор Фомин, да и то потому, что непосредственно участвовали при передаче тех. средств и сооружений дороги китайской стороне. Банкет был организован в Харбине в одном из лучших ресторанов города. Китайцы не скупились, стол просто ломился от яств и напитков, было много и чисто китайских блюд. И вот, сидят «летёхи» и вперемешку между тостами и речами пробуют и то, и сё. Обратили внимание на интересное блюдо; длинные, как макаронины кусочки красноватого мяса, сдобренные специями. Ну, до чего же вкусно и аппетитно! Попросили добавки, потом ещё, уж очень понравилось угощение, особенно Паше, поели от души, а Егор ему и говорит:
 - А ты знаешь, что китайцы едят? Всё, что на земле, кроме табуретки и всё, что в воздухе, кроме самолёта, - а сам ХА-ХА, да ХА-ХА. Как в воду глядел.
Тяпнули ещё по стопке, а тут снова принесли это блюдо, интересно всё-таки, что это за штука и как она делается!
- Мне кажется, что мясо просто закручивают под макароны и поджаривают со специями, – предположил Павел.
 - Да нет, – пытался разгадать секрет кушанья Егор, – мясо мнут, мнут с добавками, а потом через мясорубку,  и получаются макароны.
За разговорами, отличной выпивкой и закуской и прошёл остаток банкета. Заинтригованные офицеры подошли к переводчику и попросили узнать, что это за чудо такое на тарелке, просто пальчики оближешь. Присоединились ещё несколько гостей, любопытно всё-таки. Переводчик что-то спросил важного китайца, должно быть хозяина ресторана, тот коротко что-то ему ответил. Услышав перевод, а он стоял ближе всех к переводчику, Паша начал бледнеть, белеть, схватился за живот и бросился бежать. Из горла его слышалось мычание и звуки поперхнувшегося человека. Что случилось??
Толпа обступила оставшегося невозмутимого Егора:
-  Из чего блюдо то, нам тоже понравилось, мы тоже пробовали?
 - Да так….дождевые черви.               
Рвало половину гостей. А Павел, обладающий более тонкой натурой, как видно не мог прийти в себя неделю, в госпитале ему делали промывание, и у него открылось желудочное кровотечение. Что же касается Егора, то ему хоть бы хны.
- Китайцы едят и ничего, да проспиртовали добротно всё, – отвечал Егор. И прибавлял ещё и байку про китайцев:
 - Знаете, как гости благодарят хозяев в Китае? Отрыгиваются, чем больше, тем лучше, как бы показывая хозяевам, как они их накормили, по самоё горло. Так что считай, отблагодарили мы их душевно…..
Посмеялись, покрутили головами… Слово взял второй попутчик, средних лет усатый мужчина из военных. Да, конечно черви это черви, а мне при слове мёд плохо делается. Овладев вниманием, он начал свою историю:
- Откомандировали, раз меня из части, где я служил на Дальнем Востоке в Москву, и стали мы два капитана собираться в дорогу, добротно отоварились, всё рассчитали, и напоследок решили мёда местного прикупить, с чаем, знаете ли, хорошо идёт. А вагон ресторан с горячим не по карману, как всегда. Как бывалые ценители  на рынок не пошли, а узнали адресок пасечника надежного. Прихватив по крынке, литров на пять, пошли по указанному адресу. Жил пасечник на отшибе, как и положено истинному пчеловоду: сразу за садом цветущий луг, затем лес, кругом сопки синеют – райский уголок. Пасечник оказался радушным хозяином, уже пожилым лет под 60 мужчиной, но подвижным и словоохотливым.  Было видно, как он обрадовался нашему приходу, был у него как видно дефицит этого самого общения. Он пригласил нас к себе в сад за стол, собранный из досок и врытый в землю, через минуту на столе оказалась огромная миска с душистым свежим мёдом, потом он принёс ещё горячий самовар и три чашки с деревянными ложками.
Рассказчик, сделал паузу, как бы позволяя слушателям почувствовать обстановку и продолжил свой рассказ.
- Угощайтесь ребята, – радушно пригласил пасечник, – да вы курите, не стесняйтесь, сам я почитай лет тридцать, как завёл пасеку, не курю и спиртного ни-ни, пчёлы не любят.
Чувствовалось, что пчеловод он знающий.
 – А что, отец, сложное это дело пчёлы-то, - спросил мой товарищ.
 - Да, пчелиная семья, ребятки, это самое совершенное общество в природе, – вскочил на конька пасечник, - тут  и войско, и сторожа, рабочие и сама королева, которую они берегут и почитают. А паразитов не любят и чужаков, если бы вы знали, всё целесообразно ну, в общем, настоящее государство, коммунизм, если хотите.
Мы слушали, открыв рты.
 - А как же трутни? – дивились гости.
 - Они тоже необходимы для особых целей, – ответил старик, подмигнув…
- Не страшно одному, на отшибе-то?
- Кого бояться, хотя был у меня года три назад случай, - перешёл на другую тему пасечник, - рассказать, если интересно.
 - Очень, отец, хорошо рассказываешь, заслушаешься.
 -  Так вот, – ободрился пчеловод, -  прихожу я раз на пасеку, а там разгром, да и только, считай половина ульев без крыш и несколько украдено, сколько разворочено; там схвачено, там схвачено, соты вырваны неряшливо, ну хулиганство, да и только. Местные все знают, приходи ко мне ночь за полночь, я угощу мёдом, сколько съесть сможешь, да ещё в дорогу дам, чтоб помнили Ивана Михайловича. Прибрался на пасеке, отремонтировался, а через два дня всё повторилось. И решил я засаду устроить, зарядил берданку солью и устроил настил на единственно крупном дереве возле пасеки. Как стемнело, перекрестясь, залез я на дерево и залёг со своим оружием. Луна взошла, светло, как днём, мне всё, как на ладони видно, а меня снизу ни-ни. Слышу шаги, шаркает кто-то прямо к пасеке, присмотрелся и обомлел  - медведь. Ну, что я с солью то, притаился, ни жив, ни мёртв, только бы не учуял, но на моё счастье ветерок от медведя веет. Лежу и бессильно наблюдаю за разгромом пасеки. А медведь насытился, как видно схватил в прикус приличный кусок сот и направился прямо к дереву, где я расположился. Вот косолапый уже лезет наверх. И какого чёрта он здесь забыл. Долез он до моего сооружения, упёрся головой в доски, и настил рассыпался на мишку, заорал я благим матом, да ещё взведённое ружьё бабахнуло огнём в темноте. Рухнул медведь, на него доски, орущий мужик…. Не помню, как до дома добежал. Медведь, как видно, в другую сторону рванул. Прикорнул до утра, зарядил двустволку 16 калибром и на пасеку. Пошёл по следу, смотрю, а след то кровавый, не может того быть, не мог я его так поранить солью, да и не попал я в него. Через 200 метров в кустарнике я увидел лежащую тушу, обделался косолапый и умер от страха.… Шкура его у меня над кроватью висит.
Много интересного он рассказал бы ещё, но нам надо было уже в путь, купили мы мёда, и съели его дня за два в поезде, была жара, пить хотелось невероятно и мы пили, и запивали сырой, холодной водой. Через день нас сняли с поезда с воспалением лёгких, у меня мёд выступал через кожу живота,  две недели в больнице небольшого сибирского городка. Командировка насмарку, получили по первое число.
С тех пор от мёда, как чёрт от ладана, до сих пор во рту вкус держится. Отличный, надо сказать, мёд был, липовый!
- Да, - задумались мужики, - чего только не случается в жизни.
Оживился третий попутчик, Аркадий Дмитриевич, средних лет мужчина аскетического телосложения, геолог, объездивший страну вдоль и поперёк. Почесал затылок и спросил, как бы, между прочим,
- А на севере кому-нибудь из вас, приходилось быть?
 Таковых не оказалось.
- Ну, тогда по теме, так сказать, - продолжил он, - расскажу, как север меня вегетарианцем сделал.
 Все с интересом приготовились слушать очередную байку, а может и быль, всё возможно на белом свете… Рассказчик откашлялся и начал свою историю:
 - Случилось мне попасть в глухую полярную ночь к ненцам. Мороз стоял под – 50, к сроку не прибыли в посёлок, где наша база располагалась. Вот и остановились на ночлег, если так можно было назвать отрезок времени подходящий для сна, но такой по сумеркам, как и день практически у настоящих кочевников, дрейфующих вместе с оленями по тундре. Хозяева устроили типа вечеринки в честь гостя, хотя северянина определяли безошибочно по количеству пара изо рта. Дело в том, что человек, поживший несколько лет и прикипевший к северу, в мороз очень экономно расходует тепло и просто так не выдыхает драгоценные калории при дыхании. И хотя я был прикипевший, но гость, к тому же с двумя бутылками питьевого спирта (водка не выживет в условиях крайнего севера, да и не экономична в расчёте градус на грамм веса). Поэтому хозяйка тут же принялась налаживать закуси. И хотя север я знал не понаслышке, но попал в безвыходное положение. Это технология приготовления специального угощения для почётного гостя. Хозяйка отобрала лучший кусок мороженой оленины и засунула его себе в рот. Тщательно пережевала до полной   кондиции, размороженного мяса. Лучезарно улыбаясь, она вручила уже тёплый кусок мяса мне в руку; и что мне оставалось делать. Спас спирт, универсальный антисептик и вообще лекарство, начиная от хандры и кончая морозом этого экстремального края. Как увижу мясо, так картинка перед глазами, так и стал вегетарианцем. Вот такая история….
Четвёртый из мужиков, Василий Васильевич, бывший фронтовик, тоже не остался в стороне от этой любопытной темы:
 - А я ребятки молоко на дух не перевариваю, с войны, а ведь крестьянский, от земли да сохи, можно сказать. А парнем мог 3-х литровую банку парного молока выдуть, не  моргнув, водку запить и не поморщиться. Война ввела свои коррективы и как серпом отрезала мою любовь к этому напитку.
 - Как это? - заинтересовались слушатели.
 - Призывался в действующую в 1944 году, - начал свой рассказ Василий Васильевич, – кончил курсы сержантов и попал на 1-ый Белорусский фронт, который перешагнул границу с Польшей. А я в пехоте, то в земле, то по земле. Идём строем ночь, и, что ты думаешь, высыпались на ходу, впереди спина, сзади грудь за тобой идущего, ноги сами по себе, а ты кемаришь на всю ивановскую. Или идём, пить хочется - сил нет, вдоль дороги лужа необъятная, впору на лодке грести и, что вы думаете, выпили её за 20 минут, до самого дна и что самое интересное, никаких последствий. Или, вот на гражданке мучился простудой с насморком, с кашлем да чихом, а попал в окоп, куда всё и делось. Нервная система, что ли, перестраивается и организму все эти простуды, как семечки, когда смерть гуляет рядом. Ну, так вот, заняли мы как-то хуторок польский, богатый видно. Коров паны попрятали, а молоко с фермы увезти не успели. В огромных квадратных чанах слегка загустевшее, но ещё не скисшее молоко; я ещё подивился, такая жара и не скисшее. Кинулась пехота жажду утолять, кто котелком, кто каской и пошло это трофейное млеко за милую душу, а я молодецки перегнулся через бортик и вбираю любимый напиток большими глотками. Когда обнажилось днище ёмкости, предстала картина, от которой рвало всю нашу гвардейскую роту. Всё дно было покрыто дохлыми крысами и лягушками, попавшими туда и не сумевшими вылезти по скользким стенкам чана. Лягушки вырабатывают через кожу какой-то консервант, который и не дал быстро испортиться молоку. С тех далёких лет молока ни-ни, крысы мерещатся… дохлые. И такое бывает…
Мужчины закурили, помолчали, пора ко сну, завтра придёт новый день, будут другие рассказы, а тема найдётся, да ещё такая, что диву даёшься…