Вернуть своё имя. Глава шестая

   

Алхазур не сразу осознал, где видел подобный взгляд: бесстрашный, отчаянный взгляд человека, презирающего смерть. Этот юнец с первых же минут вызвал   безотчётную тревогу.


 Казалось бы, какая опасность может таиться в очередном,  закованном в кандалы,  рабе. Через пару суток он станет таким же безвольным куском человеческой плоти, как и все остальные. Но этих двух дней судьба  Алхазуру не дала.


Как можно было ждать   немыслимой дерзости от такого юнца? Он же ещё ребёнок. Это   настоящий шайтан: ловкий за рулём машины,  проворный, ножом владеет не хуже, чем пистолетом. Ну, разве мыслимо  это   предугадать!
Алхазур точно знал, что  встречал подобный взгляд не однажды и это были не лучшие времена в  его жизни. Он должен был восстановить в памяти, давно ушедшие  события, взять свой страх хоть под какой-то контроль.


Он включил плеер. Полилась песня, под которую   горстка отчаянных моджахедов уходила в свой последний бой с бесчисленными ордами неверных.
Знай, вечны будут райские сады.
Ты в этом бренном мире будь как странник
И жизнь свою джихаду посвяти.
Восстань, судьбы воинственный избранник!
Предписаны деянья и судьба,
Шахидам рай, неверным пламя ада.
Забудь печаль и истине внимай.
Нас ждёт дорога светлая джихада!
На душе сразу воцарились покой и безмятежность. Воспоминания  осязаемой марью охватили сознание.

 * * *


…Русские войска вошли в город бесчисленной массой. Казалось, что их больше, чем листьев на деревьях.  Танки, орудия, бронемашины. Что готовы были противопоставить этому вторжению  вайнахи?!

Так могли думать только глупые русские бараны. Солдаты видели, как из тёмных проулков и улочек на площадь, освещенную фарами боевой техники,    выходили мирные  люди, которые вовсе не казались похожими  на врагов. Мужчины,  женщины, дети: все они являлись  гражданами  этой необъятной страны. 


Своими дружескими улыбками чеченцы сообщали   солдатам, присланным навести  конституционный порядок в мятежном уголке великой державы, что давно, с затаённой надеждой ждали их появления.


Горожане  безбоязненно приближались  к танкам. Разве может от воинов, спасающих их от злобных мятежников и террористов, исходить хоть какое-то зло! Они угощали своих защитников фруктами и сладостями,  и  звали к застолью.
 Гяуры клюнули наживку.


Эти русские солдаты   ушли с освещённой площади, от своих могучих танков и  боевых машин. И растворились в лабиринте  закоулков среди кирпичных домов, опоясанных  уходящими ввысь крепкими кирпичными   заборами с  тяжёлыми стальными воротами.



Старики объяснили своим избавителям, что  боевики, бандиты и прочие угнетатели простого народа разбежались при одном появлении регулярной армии. И солдаты понимали, что никакой войны не будет. Всё закончится миром и согласием.


Несколько человек проследовали за благообразными седовласыми старцами и вскоре уже слышались здравицы за вечную дружбу братских народов. Сладостные речи лились вместе с янтарным вином. А   с горячим мясом  молодого барашка  кяфиры впитывали в себя беспечность и беззаботность.

Бойцы это собственное искушение оправдывали необходимостью изучить окрестность, определить позиции для боевой техники и личного состава. С другой стороны, как-то неприлично пренебречь гостеприимством столь любезных и добропорядочных людей, так натерпевшихся от безжалостных боевиков.



 Прочь улетучились остатки подозрительности,  и  солдатам казалось, будто  они у себя дома среди родственников и соседей. И вышли не на войну с коварным и беспринципным врагом, а на весёлую, разудалую гулянку.


Стол был заставлен яствами.  Горячий, с мангала, шашлык, неизменная черемша, ещё  свежие, заботливо хранимые к новогодним торжествам виноград, яблоки, груши.


Гостей усадили на скамьи  вдоль стола, незаметно разделив небольшой отряд поодиночке. Тут же им выдали мягкие, тончайшей шерсти, небольшие удобные подушки. Любовно и заботливо    красивыми разноцветными орнаментами  расшили их умелые мастерицы.

Невдалеке от стола в полумраке, играя разноцветными отблесками раскалённых углей,  щекоча ноздри, призывно дымился мангал. Ловкие и сильные руки молодых проворных мужчин умело орудовали  шампурами, непрерывно подавая к столу  хорошо прожаренную  ароматную  баранину.



Солдаты  несмело усаживались, неуклюже протискиваясь  между скамьёй и столом, аккуратно ставили у ног автоматы. Все мысли и чувства были поглощены вкусным, обильным угощением.


 Под непрекращающиеся тосты о вечной дружбе братских народов солдаты пили  терпкое  душистое вино и постепенно блаженный дурман крепко сковывал их предающиеся неге тела.


Прапорщик, попросив разрешения у  старшего по званию,  спешил поделиться с окружающими переполнявшими его восторженными чувствами.



В этот миг был подан тайный знак. Алхазур, нарезавший остро отточенным клинком мясо, выверил траекторию  движения. И тут же замер в полной готовности к нанесению удара.
 Слова прапорщика просто взбесили чеченца. За секунду до смерти этот сын Иблиса совсем ничего не чувствовал.  И нёс такую чушь, что хотелось вскочить и тут же прикончить его. Но Алхазур  умел ждать, потому что был узденем, свободным вайнахом, воином по рождению.

 И он ощущал,  как  стремительно, хоть и без внешних проявлений,  изменяется окружающий  мир. Ожидание быстротечной кровавой развязки  прокатилось по телу волной бешеной энергии, готовой разорвать, разметать на части.  Казалось, ещё мгновение, и сдержать  бурлящий поток страсти будет невозможно.


Прапорщик  на долю мгновения запнулся. Наступила гнетущая, гробовая тишина. Медлить дальше было нельзя. Казалось, безмолвие   приобрело осязаемые физические формы:   точно чёрная пустота с огненным кольцом в самом центре. «Иншалла-а! – мысленно прокричал чеченец, взывая к Всевышнему, и в голове отозвалось тысячеголосое эхо,- У-алла-акбар»!  По самую рукоять вогнал Алхазур остро отточенный клинок в эту  призывно горящую цель.



Гримаса  боли и ужаса  прокатилась по лицу прапорщика, в глазах застыло  невообразимое удивление. Алхазур мгновенно выдернул клинок из горла убитого врага и протолкнул труп вниз, на пол. Тело  застряло  под скамьёй, уткнувшись затылком в украшенную орнаментом подушку.


В это время раненный Вахидом сержант, гонимый диким страхом, метнулся в темноту прохода, ещё надеясь выжить. Алхазур, ринувшись  снежным барсом, в два прыжка догнал врага и точным ударом в шею завершил дело.
 Кругом слышались  выстрелы, крики, стоны. Тупые бараны, попавшие в великолепно подготовленную ловушку, гибли один за другим.

   * * *


И тут раздалась автоматная очередь. Алхазур звериным чутьём ощутил этот ужас и успел повалиться на пол. Он видел контрактника, стоящего на столе и короткими очередями, экономно расходуя боезапас, уничтожавшего его родичей и земляков. 


 Чеченец навсегда запомнил этот взгляд: преисполненный отваги, отчаянный взгляд человека, презирающего смерть. И только полное отсутствие страха позволило солдату совершить то, что другим в обстановке смертельной опасности оказалось не под силу.

А затем этот кяфир устремился по столу, топча посуду и еду, отметая ударами тянущиеся к нему руки.
Следом уже неслись выстрелы,  но он успел метнуться в темноту. Контрактник  не побежал к воротам, заведомо зная, что они будут закрыты на замок.

   Вдоль трёхметрового забора, через сад он бросился к сараю.
По яблоне забрался на крышу и  оттуда запрыгнул на забор. Алхазур мысленно поставил себя на место врага и проникся  уважением: у солдата не было ни единого шанса, но он выжил. Чеченцы, все кто мог  держать оружие в руках, уже бежали  к площади, на которой разместились войска неверных.


Там шёл настоящий бой. Алхазур видел, как взорвался танк.  Разлетелись в стороны, вертящиеся в воздухе   колеса, катки, обрывки траков.   
Из темноты  закоулков бесстрашно выдвигались  чеченцы  с гранатомётами.  Припав на колено,   они вгоняли в скопление боевой техники смертоносные гранаты и мгновенно  растворялись в темноте.



Их место тут же занимали вновь подходящие  воины.  Всё вокруг взрывалось, горело, дымилось. Это была великая победа вайнахов. Но одним, даже самым удачным боем, войны не выигрываются.

* * *

То, что творилось на глазах  Алхазура  между двумя войнами,  не укладывалось ни в какие, даже бесконечно широко раздвинутые рамки.   Вседозволенность пьянила   его земляков, вселяя  в них бесовской дух. И чем больше торжествовало зло, тем яснее  становилось для каждого из них:  час расплаты не наступит ни сегодня, ни завтра. Никогда!



«Боевой  опыт»  Алхазур  наращивал  в станице Наурской. Три русских женщины  не умирали с голоду только благодаря огороду.  И влачили жалкое существование, проживая в убогой землянке. Уезжать им было некуда, и не на что. Двух древних старух заставили, не шелохнувшись, сидеть под иконами в углу. Ту, что  моложе, повалили на диван. Женщине было не больше сорока:  тело ещё сохранило свежесть и стройность. Её насиловали всю ночь, а утром зарезали.       


Но сделал это  не Алхазур, а русский, который был с ними. В боях под Ведено он попал в плен и, приняв ислам, взял себе имя Шамиль. 
Алхазур  был до глубины души возмущён  тем, что нечеченцы, и даже русские собаки,  внедряются в ряды избранных. Строить шариатское государство прибыли и самые настоящие негры! Но арабы, которые всё больше командовали в округе, объяснили, что Бог не выбирает ни по цвету кожи, ни по языку. И каждый, кто душой принял истинную веру, становится равным среди равных.


Да, молодую женщину прикончил новообращённый Шамиль, который больше всего на свете хотел,  чтобы окружающие, и, прежде всего он сам, навсегда забыли о том, что когда-то его звали Василием Зубовым.
Алхазуру же   достались старухи, которых он пристрелил, пора набивать руку и в обращении с огнестрельным оружием,  прямо под образами русских святых.    

* * *
 
 Русские, не считаясь с потерями, давили по всем направлениям.  Становилось очевидным, их окончательная победа лишь вопрос времени.
  Как бы много ни гибло русских солдат, на их место становились другие. «Фронтовые» деньги являлись просто умопомрачительным богатством по сравнению  с  заработками на селе, которые были в несколько раз меньше даже пенсии по старости.


Купив квартиру, контрактник вновь возвращался в горы за машиной.  А  затем, чтобы обставить жильё мебелью. После больших денег перейти  к «нормальной»  жизни, когда минимальный прожиточный уровень становится теряющимся в бесконечной выси, абсолютно недосягаемым потолком, мог не каждый.  Пусть в этом большинство боялось признаться даже себе, но перейти с «Золотой Явы» на «Приму» и с мяса на пустую картошку, было для многих страшнее абстрактной   и реально не воспринимаемой смерти.



Как смеялись контрактники, Рязань, Тверь, Кострома и другие, наиболее бедные области России, каждая в отдельности объявляли Ичкерии войну. А ведь были и такие, кто шёл убивать чеченцев не за деньги!

* * *


Ранним  утром  выездная маневренная группа выдвинулась в сторону селений Старые Атаги и Новые Атаги. Не менее пятисот единиц техники: бронетранспортёры, боевые машины пехоты,   малые тягачи лёгкого бронирования, «ЗИЛы», «Уралы»   огромной смертоносной змеёй растянулись вдоль дороги. Срочники, «контрабасы», «комендачи» были спаяны единой целью.



Оба селения по сути дела являлись одним огромным для масштабов сельской местности населённым пунктом, разделяемым рекой Аргун. В них   проживало несколько десятков тысяч человек. Жилые массивы по периметру были окружены сплошным  кольцом из бойцов и техники, началась зачистка территории. По  улицам двинулись внутренние войска МВД, чуть поодаль непрерывной цепью шли армейские взводы.


Тщательно проверялось  всё: дома, подвалы, сараи.  Выявленных боевиков арестовывали, оказывающих сопротивление уничтожали на месте. Алхазур с ужасом осознавал, что аркан судьбы всё туже затягивается на шее.


То и дело с минарета доносились  призывы  муэдзина и это на время успокаивало.   Находящийся   за  чертой окопов, чужой мир был отделён пусть и зыбкой, ненадёжной, но  хоть какой-то границей.    
Контрактник с  безжалостным взглядом, давно преследовавший Алхазура во снах и видениях, всё-таки настиг его. Встреча,  вероятность которой стремилась к нулю,  произошла. Двое моджахедов не выдержали нервного напряжения  и, выдав себя, побежали.  Через яблоневый сад они ринулись к разделяющему домовладения каменному забору. Преследуя беглецов, солдаты тут же открыли беспорядочную стрельбу. 


Этот  контрактник не помчался со всеми. Чуя  добычу, он осторожно вошёл в сарай. Солдат  кожей  чувствовал врага, ощущал его на расстоянии, он был природным охотником. Алхазур и Сулим замерли в зыбкой надежде. Любое движение могло привлечь, вызвать подозрение.



В  одном из углов сарая лежал  ворох сена, заваленный досками,  рабочим инвентарём, кусками брезента. Этот русский сразу  вычислил место лёжки и понял, что в  груде кто-то прячется. Он не боялся  выстрелов  затаившихся моджахедов.   Никто не станет безумной атакой подписывать себе смертельный приговор.


Постепенно глаза приспособились к полумраку. Контрактник  оценил размеры копны, а скорее, просто большой охапки сена.  И сразу понял, что враг, если он намерен хоть как-то контролировать обстановку, должен сидеть, поджав ноги и прислонившись спиной к стене. Алхазур видел всё это с расстояния в четыре метра и, замер, затаив дыхание.  Он знал: сейчас  жаждущий крови кяфир  прикончит очередного врага и удалится.  На этот раз ему хватит смерти Сулима и Алхазур останется жив. Сулим же,  будет  тянуть до последнего, надеясь, что  солдат уйдёт, так и не обнаружив его.


Шум на окраине сада говорил, что соратники  бойца пристрелили убегающих  моджахедов.  Время поджимало. Сделав два мощных упругих шага,  солдат  оттолкнулся левой ногой и, группируясь, вылетел вверх - вперёд. Он занёс автомат для удара, зная, что опустит приклад на то место, где должна находиться голова предполагаемого противника. Пружиня всем телом,  боец  мягко приземлился   на   носки сапог.  И в  этот же миг приклад автомата, входя в гущу сена, будто древко копья, упёрся во что-то твёрдое. Раздался характерный хруст и тихий короткий стон.



Алхазур сразу понял:  удар пришёлся точно в темечко. Этот парень не мог промазать.  Слишком многие чеченцы лично убедились в его мастерстве. Сулим  тут же,  потерял сознание. Отбросив мешающее обозрению  сено в сторону, солдат,  выхватил шомпол. Не останавливая движения, он на выдохе вогнал стальной прут в ухо врага. Выдернув,   окровавленный стержень из головы поверженного  противника,   боец тщательно вытер его сначала о защитную куртку  моджахеда, а затем о  бороду.


Алхазура едва не вырвало. Он подвергся такому унижению. И вынес эти  душевные страдания, чтобы сохранить жизнь. В этот миг он ненавидел и презирал себя.  Хватаясь за жизнь, он готов был сдаться в плен,  надеясь, что потом можно будет откупиться.  Но этот контрактник пленных не брал, он пришёл убивать. 
 

Вставив шомпол на место,  контрактник  проверил пульс: признаков жизни не прослеживалось.  Он  быстро отряхнулся от налипших на одежду сухих травинок, и забросал труп сеном. Бесшумно притворив за собой дверь, он вышел из сарая.
- Ну, что там? – с тревогой спросили подбежавшие сослуживцы.
- Да показалось, вроде есть кто-то, -    спокойно ответил боец, – всё обшарил – ни хрена.
- У страха глаза велики!  Ну, пойдём дальше, - до Алхазура донёсся командный голос, - а мы, видишь, двоих уложили.

Алхазур поймал себя на мысли, что от страха  перестал дышать.   Всё тело  покрылось липким холодным потом. Он проверил штаны: слава Всевышнему, до этого не дошло!  И только осознание, что  позор навсегда останется его личной тайной,  создавало хоть какую-то отдушину.  В который  раз судьба смилостивилась над Алхазуром. Он    остался жив и это главное.  С ужасом  чеченец  распознал  мысли  убившего  Сулима  русского солдата,  который вовсе  не нуждался в признании собственных заслуг.  Его не интересовали    ни слава, ни почёт.   Он вёл свою войну, чётко зная, что только мёртвый моджахед не выстрелит. Если оставить врага  живым, то он, скорее всего, откупится и снова продолжит своё.



Ликвидированный им лично боевик, понимал этот русский, уже никогда не заложит на трассе фугас, не захватит школу, не взорвёт бомбу в метро. Надо просто, не задумываясь, уничтожать   каждого встретившегося на пути врага. И Алхазура    впервые в жизни  охватил животный  неконтролируемый страх.
               
 * * *

 
Неожиданно для многих, и в первую очередь для самого Алхазура, в нём  открылось несколько ярких талантов, так необходимых на войне. Прежде всего, он выделился из многих своей способностью после длительного, изнуряющего бега мгновенно останавливаться и задерживать дыхание. Это сочеталось с завидной меткостью в стрельбе. На первых же занятиях инструктор-араб предложил пройти курс подготовки снайперов. Алхазур быстро понял, что это шанс не быть брошенным под русские танки как пушечное мясо.  И  он согласился.



Здесь судьба свела его с Зулихой. Она не была чеченкой. И появилась вместе с Зейналом - Марокканцем, являясь его верной боевой подругой и отличным снайпером.  Когда марокканца убили, Алхазур забрал    женщину к себе как походную  жену. Над молодожёнами прочитали никях,    и они обрели право жить совместно. Однажды, уходя от преследования, они решили затаиться в запасном схроне. Но русские поменяли схему минирования,  и Зулиху ранило осколком.   Она долго болела,  и     ногу     пришлось отрезать. Алхазур спрятал жену в горах Дагестана у верных, надёжных людей. С каждым днём становилось всё яснее: эту войну русские готовы вести до полного истребления врага.

* * *
Алхазур  получил  задание просочиться в тыл  «федералов». После ранения Зулихи он не брал напарника и работал один. Хороших снайперов почти не осталось, сотрудничать  с  кем попало – себе дороже. Он   занял позицию в разбитом БТРе, заранее вырыв под днищем траншею, куда можно было   отступить в любой миг.  Прежде, чем забраться в БТР, он «нашпиговал» противотанковыми минами и  растяжками всю территорию, прилегающую к машине. 
Алхазур хладнокровно  и расчетливо убивал гяуров, переходящее в наслаждение ликование охватывало сознание: «Ещё! Ещё один! Тупые бараны. Это вам не Бородино, не Сталинград. Мы научим вас, как надо воевать!»

Русские всё-таки вычислили  снайпера  и навели на БТР   крупнокалиберный пулемёт. Но он через нижний люк уже перебрался  в  заранее вырытую под днищем траншею.   Он ещё успел уложить наповал несколько солдат, прежде  чем они начали подрываться на минах. С запасной позиции Алхазур уполз к лощине, а оттуда ушёл в лес.


Долго бродил по горам Алхазур, пока не выбрался к своим. Шёл моросящий, переходящий в снег дождь: зима в горах наступает рано. Насквозь продрогший, с распухшими от простуды суставами и ноющими от тупой,  непрекращающейся боли ногами, он, едва живой, добрёл до скрытого в глубине лесов блиндажа. Из отряда не осталось и половины. Русские окружили их со всех сторон, едва удалось унести ноги из, чуть было напрочь, не захлопнувшейся ловушки.


***


Всё чаще Алхазур  стал задумываться над тем, что пора заканчивать становящуюся бессмысленной войну.   Благословенный Усама обрушил гяурские святыни в сердце их могущества.  Взрыв   башен в Нью-Йорке, этого порождения Иблиса, воззвал Воинов Аллаха к победе. Но американцы ответили ударами по Афганистану и Ираку.  Это полностью меняло картину дня. Алхазур   окончательно понял, что надеяться, кроме как на себя, чеченцам особенно не на кого. На его глазах многие «полевые командиры» принципиально меняли тактику.


Отрекаясь от прошлого, они активно шли на сотрудничество с «федералами»,  стремясь обыграть русских уже за столом переговоров.  Большинство чеченцев  теперь ясно осознавали, что именно здесь проходит линия фронта. В постоянном давлении на русских, они отстаивали свою реальную, сводящуюся в основном к контролю над нефтью и налоговым послаблениям, независимость. Декларации же типа: «Ичкерия – от Дербента до Ростова» в эти дни никем всерьёз не воспринимались. Кроме большой крови за ними ничего не стояло.


Алхазур точно знал, что временно придётся покинуть родные места, окрепнуть, набраться сил.  И тогда можно будет всерьёз подумать и  о  легализации, и о покупке достойного места во властных структурах  возрождающейся  Чечни. Он вовсе не помышлял уехать в одну из исламских стран, имея на руках приличные деньги.  Сила чеченцев в их сплочённости, осознавал Алхазур. И все они, куда бы ни забросила  судьба – братья! Ближайшая историческая цель народа – Москва с её  огромными финансовыми потоками.  Далее – другие крупные города России. Чечня там, где чеченцы! А пустую болтовню об исторических корнях и тоске по Родине, пусть русские оставят себе.

***

 В разгар зимы стало ясно, что спастись от полного уничтожения можно лишь уйдя в Грузию, в Панкисское  ущелье.
Отряд  Чёрного Махмута был    вооружён не хуже  спецназа.  Ручные пулемёты, автоматы,   огнемёты  «шмель». Патронов было не меряно. У каждого  моджахеда одноразовые гранатомёты, мобильная связь, даже портативные навигаторы для определения географического местоположения.


На пограничный вездеход  напали из засады.  Срезали из СВД  водителя и залили всё пулемётным огнём.    Брезентовый тент разнесло в клочья. Из солдат не выжил никто.  Водитель же  оказался только тяжело ранен, снайпер промахнулся.  Алхазур лично  добил врага    кинжалом в сердце. Удар был такой силы,  что проколол насквозь не только солдата, но и водительское сиденье. А капитану – дагестанцу отрезали голову и органы размножения. Он, паршивый шакал, служил неверным!


«Федералы» шли следом, не отставая ни на шаг. Они задействовали   даже армейскую   авиацию.  Фронтовые бомбардировщики  просто пикировали на горы высотой три с половиной километра.  Это было всё равно,   что из пушки по воробьям палить.  Но русские ресурсов не жалели.  Старый лозунг «победа любой ценой» обретал новую жизнь.



Едва     появлялись просветы в облаках,  тут же  начинали работать «вертушки».   На такой высоте, в разреженном воздухе,  Ми -8 держались   только на честном слове.    Но моджахеды к авиаударам  в горах приспособились быстро.  Как только  вертолёт заходил на боевой курс,  достаточно было накрыться большим  белым покрывалом,  вроде простыни.


 Однако   игра в кошки – мышки длилась недолго.  Гяуры загнали моджахедов  на вершину горы.   Выше идти  некуда,   а внизу явная смерть – ледник и непроходимое ущелье. В этих местах люди не жили, только зверьё.   Страшный  грохот будил медведей и гнал их из берлог.  Алхазур лично видел туши трёх  попавших  под обстрел косолапых.   

 На хребет  поднимались   почти по шею в снегу. Порой из сугробов одни головы торчали. Дорогу в снежной массе пробивали руками  и автоматами. 
Русские  решили   накрыть отряд  лавиной, чтобы снежный вал сбросил   его  со склона. И это им удалось.


Большинство Воинов Аллаха  погибли,  те, кто выжил,  спряталась в одной из пещер.  Но русские могли использовать авиабомбы.  Было решено,  ночью уйти вниз по ущелью.
   Из пещеры   спустились на связанных автоматных ремнях, верхний конец которых держали два самых сильных  моджахеда.  Последний из них знал, что ему не выбраться из каменного  схрона. Он прыгнул со скалы в водопад, не теряя надежды выжить.   Но ему не повезло.


  Впереди лежала пропасть без малого километр глубиной. С такой высоты машина выглядит спичечным коробком. Несколько парней сорвались с этой высоты. Но все они падали молча, чтобы предсмертным криком не выдать расположение группы.



В кромешной тьме  спустились на каменную полку размером с обычный подоконник. Внизу отряд ждал  резкий обрыв и каскад водопадов. Туда, скользя   по скале, с высоты десять-пятнадцать метров, моджахеды прыгали с бесстрашием снежных барсов, полностью положившись на волю Всевышнего. И так несколько раз, пока не вышли к реке. Всю ночь двигались по пояс в студёной воде, на морозе в двадцать градусов. Иногда   проваливаясь в промоины, окунаясь в них с головой.


Одежда покрылась коркой льда и сковывала движения. Выжить в таких условиях,  дано не каждому.  Было принято единственно верное решение – идти быстрее, чтобы окончательно не замёрзнуть. Этим  и спаслись от смерти. Даже обморожение настигло лишь немногих.

 И в этот миг появились русские. Вести  прицельный огонь из автоматов мешали скалы и деревья. Подствольники на «калашниковых» тоже не помогали: чтобы гранате встать на боевой  взвод, ей необходимо пролететь полсотни  метров. Врагов разделяли не более четырёх десятков  шагов. Гяуры  просто забросали моджахедов  «карманной артиллерией»,  гранатами-лимонками.   
 


 Уйти с  места побоища смогли только  Чёрный Махмут   и Алхазур.  Посечённые осколками гранат, с распухшими  ногами, они спрятались   у чабанов.    Три месяца отсиживались на кошаре, полностью доверившись надёжным людям. Уже весной  решили  провести  разведку местности. И сразу же нарвались на  пограничников.


 Алхазур успел ускользнуть. Издали в оптический прицел  «СВД» он вновь увидел этот бесстрашный, беспощадный взгляд. Это был всё тот же контрактник.  Он подошёл к уже трижды убитому Чёрному Махмуту и сделал контрольный выстрел в голову.



 Грозный полевой командир   был облачён в дешёвое тряпьё. Старая потёртая куртка,   пузырящиеся на   коленях  тренировочные штаны,  шапочка типа «петушок».   Свою мусульманскую гордость – дикорастущую бороду, он давно оскопил «лесенкой».  Чистый бомж. 
Алхазур благодарил судьбу за чудесное спасение.  Он  забрал Вахида, Зулиху и уехал из Чечни.

***
Он вновь включил плеер. В висках набатом стучало
«Шахидам рай, неверным пламя ада».
Он точно знал, что сделает с этим юным гяуром, чтобы избавиться от изматывающего страха. Немыслимой жестокостью  Алхазур готов был изгнать собственный трепет, как изгоняют шайтана!