Зверь и Скрипка

­
Волшебная история
для подростков




Стихи  для этой книги
написаны  Марией  –
дочерью мэра Ленарда


ОГЛАВЛЕНИЕ

1. ПЛОХОЙ ГОРОД
2. ПЕВЕЦ И СКРИПАЧ
3. ВЕСНА В ДЕКАБРЕ
4. ИСКУССТВО НЕ ДЛЯ ВСЕХ
5. «ВОТ ОНА – СЛАВА ГОРОДУ!»
6. ПОКА МЫ ВМЕСТЕ
7. «В ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА»
8. ОХОТА НА СКРИПАЧА
9. ИСТОРИЯ ОПЕРНОГО БАСА,
РАССКАЗАННАЯ МЭРОМ
10. ЧИСЛО ЗВЕРЯ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА МЭРА
11. ПЕРЕД КОНЦЕРТОМ
12. «ОГНЕННАЯ КНИГА», ИЛИ ИСТОРИЯ ВОЛЬНОРА
13. КОНЦЕРТ НА ПЛОЩАДИ
14. ИСТОРИЯ ХОРИСТКИ И ПОХИЩЕНИЕ МАРИИ
15. ШАБАШ
16. ДИНЬ-ДОН!

Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей...

Николай ГУМИЛЁВ
«Волшебная скрипка»

 
1. ПЛОХОЙ ГОРОД

...В Рождественский вечер, по мёрзлой дороге, ведущей в город N., двигались два путника. Идти было трудно. Дул встречный ветер, метель колола лица и руки, пробирала до костей. Но молодые люди – и одеты были не по-зимнему, и не ели со вчерашнего утра. Так что мысль о возможном ужине и тёплой постели неутомимо гнала их вперёд. Звали их Антон и Снегирь.
– Долго ещё?!.. – повернулся к товарищу Антон, с трудом пытаясь перекричать ветер.
– Скоро!.. – махнул рукой Снегирь. – Часа два, не больше. Видишь во-он ту сосну?!.. – На пригорке недалеко от дороги стояла разбитая молнией кривая сосна. – Это верный знак, что город близко!
– Руки закоченели… – посетовал Антон.
– Потерпи!.. – успокоил его Снегирь. – Когда я в прошлом году пролетал над городской площадью…
Тут его странные слова заглушил новый порыв ветра, молодой человек посильнее затянул шарф и замолчал…

...Ночь Святая за окном.
Где-то полночь бьёт.
Машет ангел нам крылом –
За собой зовёт…

Мальчик родился в хлеву, –
В яслях, средь овец.
С пастухами пел хвалу
Названный отец.

Сын, рожденный в этот час,
Принесёт покой.

И Спасением для нас
Станет Мир Благой.

Плачь, младенец, громче плачь
В предрассветной мгле,
чтобы слышали твой плач
Люди на земле!

Чтоб, не обольстясь, они
Знали, что их ждёт...
Что и горестные дни
Эта ночь несёт...

...Над городом N. стоял Поздний Вечер. Казалось, он небрежно облокотился на крыши домов, попыхивая печными трубами и пуская дым под облака.
Метель утихла, разбросав лиловый искрящийся снег на дома, деревья и тротуары.
Мчались богатые экипажи, дребезжали пролётки. Прохожие, кутаясь в пальто и шубы, спешили к домашнему очагу, и никому не было дела до двоих путников, оказавшихся волею судьбы в их городе.
На башне Ратуши, в центре циферблата, поблёскивала дата уходящего дня: 25 декабря.
А в центре площади стояла нарядная высоченная ёлка с диковинными игрушками и цветными фонарями.
Неподалёку от Ратуши высилось старинное здание, на котором огненными буквами было написано:

ГОСТИНИЦА «ВОТ БОГ, А ВОТ ПОРОГ!»

Вход охраняли два мраморных льва, с выпученными от бессонницы глазами.
Молодые люди постучали в дверь медным кольцом.
За стеклом отодвинулась тяжёлая портьера, и за ней появился заспанный Гостинщик с услужливой улыбкой. Однако, разглядев гостей, он погрозил им кулаком и скрылся.
– Эй! – сильней задёргал кольцо Антон. – Мы хотим переночевать!
– И поужинать! – добавил Снегирь.
Прямо над входом с треском распахнулось окно, и наружу высунулась всклокоченная голова Гостинщика:
– Подите прочь! Или я позову стражу! Моя гостиница – не для бродяг!
– Мы – не бродяги, сударь! – с достоинством ответил Снегирь. – Мы – музыканты! Разве не видно?
Но прежде, чем он успел закончить фразу, окно захлопнулось с ещё большим шумом.
– О, гостеприимство! – прорычал в бессилии Антон и пнул ногой дверь.
Подмётка сапога сразу же отлетела в сугроб. Пришлось её разыскивать в снегу. Снегирь внезапно расхохотался, да так громко, что мраморные львы, казалось, недовольно скосили на него безжизненные глаза.
– Ничего смешного! – угрюмо сказал Антон, возившийся с подмёткой, привязывая её куском верёвки к сапогу. – Что будем делать?
– Выступать! – внезапно предложил Снегирь. – Прямо здесь! Ты погляди, какая сцена! Какие кулисы! – он показал на крыльцо со львами.
– Что?! – взвился Антон. – Прямо здесь?! Играть перед невежей?!
– И – немедленно! – твёрдо повторил товарищ.
– Ну, уж нет! – обиженно ответил скрипач. – Да и как играть? Пальцы заледенели…
– Доставай скрипку, – всерьёз промолвил Снегирь.
Антон тяжело вздохнул и принялся сгибать и разгибать одеревеневшие пальцы, согревая их своим даханием. Затем расстегнул плащ и потянулся к скрипичному футляру, висевшему на плече под плащом.
– Не мешкай, – поторопил его товарищ, пританцовывая на морозе. – Чего копаешься?
– Её… нет!.. – сдавленным голосом вскрикнул Антон, раскрыв старый футляр. В его глазах сверкнули слёзы. На дне футляра лежало сырое берёзовое полено.
– Вот беда-то!.. – огорчился Снегирь. – Я догадываюсь, чья эта работа! Хозяин трактира! Он забрал её, когда мы прикорнули на часок – вместо платы за приют.
– Да весь его трактир не стоит и одного скрипичного колка! – воскликнул потрясённый скрипач. – Что же делать?!..
Он закрыл лицо руками и присел на занесённую снегом ступеньку.
В домах гасли окна, прохожие и экипажи мелькали всё реже и реже. Вновь закружилась позёмка.
– Ну-ну, – обнял загоревавшего Антона Снегирь. – Не отчаивайся!
Эх, умей он сейчас летать – слетал бы к трактирщику да вернул бы другу скрипку!..
– Эй, Антон! Спишь, что ли?..
Скрипач спал, уронив голову на плечо.
– Ах, несчастные мы с тобой, разнесчастные!.. – сокрушённо прогшептал Снегирь. Затем замолчал и тоже прикрыл глаза…

…И почудилась ему, а может, и приснилась – земля с высоты птичьего полёта, чистые небеса... И послышался свист ветра и утренняя песня, которую он пел, когда был птицей...
2. ПЕВЕЦ И СКРИПАЧ

...Его поймал мальчишка-птицелов, когда Снегирь присел на мгновенье попить воды из ручья. Это было в прошлом году. Лёгкая крепкая сеть накрыла его, и серые крылья отчаянно затрепетали. Отчаянно и бесполезно… Потом он очутился в большой плетёной корзине. В ней уже сидели несколько пленников: коноплянка, голубь и трясогузка. На рынке быстро нашёлся покупатель на голубя, потом купили трясогузку, затем коноплянку, которая жалобно силилась что-то спеть среди прутьев. Снегирь остался один. Он не стал петь в неволе.
– Пой! Пой! – говорил ему мальчишка-птицелов, тыча в него зелёным прутиком.
Но тот молчал. А кому была нужна безголосая и невзрачная на вид птичка!
– Пой же! Пой! – злился мальчишка. – Или я отдам тебя кошке!
– Зачем же кошке?! – раздался рядом чей-то весёлый голос.
Перед разозлённым птицеловом стоял парень в широкополой шляпе, в плаще и со скрипичным футляром в обнимку.
– Разве кошка поймёт его песни? – улыбался он. – Ну-ка, спой, дружок! – обратился скрипач к птице.
Но Снегирь продолжал молчать. Он растопырил крылья и часто-часто дышал от страха и жажды.
– Да он немой! – процедил сквозь зубы мальчишка.
– Конечно не твой, – скаламбурил молодой человек и достал из кармана плаща тощий кошелёк. – Сколько просишь?
– Вообще-то… – наморщил лоб мальчишка, – он стоит пять монет. Но вам я продам за четыре.
– Держи одну! – подытожил разговор скрипач и, отдав продавцу медяк, открыл дверцу клетки.
– Лети! – торжественно приказал он Снегирю.
Тот, не поверив, прижал крылья к телу, затем встрепенулся и вылетел на волю.
Ах, как же хорошо было в небе после клетки из ивовых прутьев! Какой прекрасной казалась сверху земля! Даже солнце светило ярче! И облака были белее! И синее река. Как же сладка ты, свобода!..
Снегирь запел, да так звонко, что все на земле подняли к небу головы! И люди, и козы, и собаки!
– Чудесный певец! – восхищённо сказал самому себе скрипач и взял в руки скрипку.
Мелодия взлетела вслед за Снегирём. В ней были и звон дождей, и шум ветра, и плеск ручьёв, и свист вьюги… Казалось, было слышно, как стонали деревья и шептались травы. О, волшебная мелодия скрипки! Она напоила свежестью души, одарила радостью сердца, оживила всё кругом!.. Певец и музыкант вместе пели гимн земле и солнцу!
Снегирь вдруг почувствовал, что его неодолимо тянет вниз – к ромашковому лугу, и только коснулся земли – в один миг стал человеком! Он с тоской поглядел в небо, но, ободрённый улыбкой скрипача, шагнул ему навстречу.
Так они встретились: Певец и Скрипач – и пошли вдвоём по дорогам, деля кусок хлеба и медный грош, щедро отдавая людям своё богатство – музыку. Они пели колыбельные песни детям, хвалу отважным, серенады влюблённым. Старым людям пели песни их молодости, больным и несчастным – мелодии, приносящие силу и надежду. Так и жили.
Они не дрожали перед сильными мира сего. За это одни их любили, другие боялись: даже однажды пытались убить, но друзей защищала Волшебная Мелодия скрипки...
 
...Пока Снегирю снилось небо, скрипач видел во сне своё детство… Антон не помнил себя малышом, забыл, кто – мать, кто – отец, даже не знал их имён… Лишь чей-то прекрасный женский голос над его колыбелью эхом жил в нём до сих пор…

...На шестках сидят в ночи
Удалые скрипачи.
Держат тонкие смычки
Крошки малые – сверчки.
А сверчки – блестящие!
Прямо – настоящие!
А смычки – от ёлки
Тонкие иголки...

Вот и всё, что осталось от раннего детства, если не считать медальона на серебряной цепочке. На нём была выбита одна-единственная буква «N» в виде двух ноток. Но что означала эта буква – Антон не знал. Иногда даже казалось, что медальон ему повесили на шею в Приюте, как ребёнку без имени. Мальчик N – мальчик-Никто!..
Зато Антон хорошо помнил своё приютское детство! Странное было заведение! Помнил высохших от злости дам, путавших указку с тростью и называвших себя «учительницами». Помнил злобных ключников со связкой тяжёлых ключей от карцера и подвала, мнивших себя воспитателями. Вспоминал толстых неповоротливых воровок с полными кошёелками мяса и овощей, считающихся поварами. Да ещё лысого картёжника, проигравшего почти всё казённое имущество – от колченогих парт до штопаных простыней, у которого была должность Инспектора Приюта!.. И все они, не имея никогда своих детей, дружно взялись за воспитание, поучение, наказание детей чужих, будучи абсолютно уверены, что главное в педагогике – это страх и боль. И совершенно не подозревали, что рядом живут Любовь, Доброта и Достоинство. Много раз стучались те в приют – то летним дождём, то пением соловья, то солнечным зайчиком. Но его двери были наглухо закрыты перед ними, а если и открывались, то только затем, чтобы обречь новых несчастных мальчишек и девчонок на живое погребение.
И все же дети убегали. Кто постарше – навсегда, а ребятня – всего на денёк-другой. Они делали подкоп в задней стене, выходящей к оврагу, и целыми днями носились, весёлые и беззаботные, воруя еду у лавочников или до отвала наедаясь ягодами в лесном малиннике. Но всё это было летом, а зимой – куда убежишь?.. Терпи, сирота! Учись жить впроголодь и жди весенних дней!..
Однажды поздней весной Антон повстречался на лугу с цыганским табором. Его накормили заячьим рагу и дали попробовать глоток молодого яблочного вина. Хмель ударил в голову двенадцатилетнему мальчугану, а одна затяжка чубука с крепким табаком завершил дело: сознание затуманилось, и когда он очнулся, то уже трясся в вардо –  цыганской кибитке.
«Меня украли! – подумал Антон. – Меня увозят… Куда?.. – И тут же счастливо улыбнулся: – Как это здорово!..»
А кони мчались всё быстрей, мимо проносились леса и деревни. Вперёд, скрипучая кибитка! К солнцу, к луне, к звёздам! Куда угодно! Лишь бы не повернуть назад…
Так он остался в таборе. Его полюбили за весёлый нрав, за смелость и прямоту, а юные девушки-цыганки даже стали заглядываться на рослого не по годам подростка.
Однажды он услышал у костра игру скрипки в руках вайды – старого вождя. Под её плач Антон не заметил своих слёз, что смешались с ночной прохладой. И впервые он ощутил острое желание – научиться играть.
– Не плачь, научу, – сказал ему старый музыкант.
И с этой ночи Антон уже не расставался со смычком. Он выучился играть на ней так легко и быстро, что даже старый вайда был искренне изумлён его успехами. С каждым днём талант скрипача набирал силу, как молодая трава на разогретом от солнца пригорке. И когда мелодия, вырвавшись из-под смычка, словно подземный ключ, всколыхнула душу старому цыгану, тот, нахмурив морщинистый лоб, сказал:
– Возьми себе скрипку, сынок! Сегодня я увидел в твоих глазах не отблеск костра, а неистовый огонь музыки, наполняющий душу. Быть тебе музыкантом! А что принесёт это – печаль или радость – неведомо никому… Она – твоя – и в лёгкий час, и в трудную минуту…
С того дня Антон стал играть на свадьбах, и на поминках, принося в табор кучу денег и золотых вещей. Звонкая и весёлая слава об игре Антона разнеслась по дорогам. Всюду, куда бы ни приехали цыгане, горожане тут же интересовались, а не в их ли таборе живёт тот самый Антон-музыкант, и ни один мэр  не трогал кочевой народ.
Когда же старый вождь умер, новый вайда оказался злым и алчным. Смолкли песни у костров, умолк смех. Скрипка стала играть редко, словно соловей в холодные дни, а если играла, то лишь грустные мелодии, от которых плакала душа.
И однажды Антон сбежал. Пять лет он бродил по дорогам один, и вот – в прошлом году встретился со Снегирём.
Зима была для них трудной. Неурожайный холодный год изменил людей. Теперь они не были такими добрыми и щедрыми, как раньше. Бывало, и собак спустят, и камень в спину бросят.
Придя в город N., оба музыканта так устали, что крепкий сон сморил мгновенно обоих, и они не услышали чьих-то скрипучих шагов на снегу.
Рядом со спящими молодыми людьми появилась старая цыганка. Её тщедушную фигуру укрывала с головы до пят длинная цветастая шаль. Подмышкой она держала черного петуха.
– Ко-ко-ко!.. – с любопытством выглядывал тот из-под шали.
 Завидев спящих, цыганка прямиком направилась к ним, с тревогой глянула на торчащие худые колени из-под рваных плащей, на шляпы, занесённые снегом, на их бледные в сумраке лица… Притронулась рукой к Снегирю.
Тот вздрогнул во сне, камнем упал с небес на землю и раскрыл глаза.
– Это ты Антон-музыкант? – спросила цыганка.
– Нет, – ответил Снегирь и указал на Антона. – Это он. Только не будите его. Пусть поспит. В трактире, где мы вчера ночевали, украли его скрипку.
– Скрипка у меня, – сказала цыганка. – Её стащил наш цыганёнок. Хороший улов, подумали мы. Но многие в таборе сказали, что хозяин скрипки – Антон…
Она достала из-под шали скрипку и смычок.
Снегирь взял её, осторожно положил инструмент обратно в пустой футляр и поклонился цыганке:
– Спасибо. И простите нас, что заставили… в такую ночь…
– Это вы нас простите, – перебила она его и торопливо добавила: – Бегите отсюда! Плохой город!..
 – Ко-ко-ко! – что-то важное промолвил петух из-под шали.
– Он говорит, – сказала цыганка, – что к утру будет крепкий мороз. Замёрзнете оба…
Снегирь взглянул на Антона. Тот так крепко спал, что даже на миг показалось, будто и не дышит. Снегирь испуганно тряхнул его за плечи и обернулся к цыганке, словно прося о помощи. Но ни её, ни петуха уже не было. А следы, ведущие в ночь, быстро замела метель…
3. ВЕСНА В ДЕКАБРЕ

...– Проснись же, проснись! – затормошил Снегирь Антона.
– Ну, чего тебе?.. – недовольно сквозь сон пробурчал тот.
– Вставай!
– Зачем?..
– Надо бежать!
– Куда?..
– Ещё не знаю…
– Отстань, – махнул рукой скрипач.
– Твоя скрипка нашлась! – прокричал ему на ухо Снегирь последний аргумент.
Антон сразу же раскрыл глаза и увидел её в футляре. Он вскочил на ноги. Господи, так и есть! Смычок и скрипка! Он и она! И пробежит искра между ними! И новый звук! И новая жизнь!
Он боялся в это поверить. Сердце учащённо забилось. Потом затрепетало. Музыкант взял скрипку в руки, и услышал ещё несыгранную мелодию, которая горячей волной плеснула в его душу!
Снегирь издали молча наблюдал за товарищем.
А тот подул на озябшие пальцы и, словно до сих пор не веря, что всё это – явь, провёл смычком по струне, нежно и тихо… В тишине падающих снежинок вознёсся к небу тоскливый отзвук Прошлого, тихое звучание Настоящего, радостные звуки Будущего.
– Она вернулась ко мне! – жарко молвил скрипач. – Но как?!..
И Снегирь рассказал ему про встречу с цыганкой.
– Невероятно! – рассмеялся Антон. – Значит, меня ещё помнят!.. – И тут же, позабыв, что всё вокруг спит, снова вскинул скрипку на плечо.
Не успел Снегирь крикнуть скрипачу: «Нам надо бежать из этого города!», как нетерпеливый смычок уже впился в струны! Мелодия, в которой звенели звёзды, и шумел ветер, уже неслась над ночным городом!

...Вот и земля пробудилась от солнечных всплесков.
Вот и зима побеждённо ушла на покой.
Вновь разбудил птичий хор тишину перелесков.
Тронулся лёд и понёсся весенней рекой.

 Ветер зелёный огонь зажигает повсюду.
Травы готовы пробиться сквозь снег на лугу.
Здравствуй, весна! Ты опять возникаешь, как чудо!
Словно девчонка, в цветочном венке и в снегу.

Предверие весны!
Предчувствие любви!
Мы – снова спасены
И живы меж людьми.
А за собой зовёт,
Надеждою полна,
В безоблачный полёт –
Вечная Весна!..

...Поздний Вечер, казалось, удивлённо глянул на них из поднебесья и тотчас же исчез, растворился, пропал! А солнце, уже ушедшее на покой, внезапно вернулось. И засветило над землёй весеннее утро!
На тротуарах сквозь тающий снег стали пробиваться цветы. И хохотали брызжущим смехом ручьи талой воды, и птицы вторили скрипке. Грохоча по крышам, ловко перепрыгивая с одного дома на другой, бежал мальчишка Утро. В одной руке у него был сачок, которым он ловил звёзды, в другой звенел в колокольчик. Горожане распахивали окна, выходили на улицы и желали друг другу всего доброго. Мраморные львы блаженствовали под солнцем, с удовольствием прищурив глаза. Башенные часы на Ратуше пробили десять часов утра, а на циферблате сменилась дата: 25 апреля. Звенела синева, и со звоном падал к ногам музыканта нескончаемый дождь монет!
Гостинщик принёс пустую корзину и, ползая у ног скрипача, всё собирал, собирал, собирал – монету за монетой, а когда набрал доверху, почтительно стал рядом, не выпуская корзинку из рук.
– Милости прошу ко мне!.. – поклонился он Снегирю. – В темноте не разглядел великого маэстро! Больные, знаете ли, глаза! Окажите честь!.. Прошу вас! – И кланялся, кланялся…
А скрипач всё играл.
В толпе появился молчаливый человек в белом цилиндре. Появился и – тут же исчез…

…На балконе соседнего дома, скрываясь за листьями дикого винограда, потрясёно слушала музыку дочь мэра – Мария. Мелодия была нежная, светлая и печальная. Щемило сердце, ужасно хотелось плакать. Но девушка сдерживалась, кусая губы и шмыгая носом...

...Грустно-грустно, зыбко-зыбко,
Ранним утром дотемна –
Плачет ви;шневая скрипка
Из открытого окна.

Кто он, музыкант незримый
Там, за шторой голубой,
С музыкой неповторимой –
И печальной, и святой?..

Знал ли гений из Кремоны,
Жизнь проживший в «чудаках»,
  Что печалью обожжённый
Отзовётся звук в веках?

Покрывая чистым лаком
Чью-то скрипку на заказ,
Разве он над нею плакал? –
Улыбался каждый раз!

Он хотел, чтоб чьи-то руки,
Освящённые смычком.
Не мелодией разлуки –
Счастьем наполняли дом.

Он трудился не напрасно,
Он мечтал не сгоряча, –
Чтобы ясно и прекрасно
Пело сердце скрипача!

Белозубая улыбка.
Запах лака в мастерской...
Так зачем ты плачешь, скрипка,
В том окошке день-деньской?!..


...Мария безумно стеснялась себя перед всем миром, стеснялась своего бледного лица, слишком большого лба – девушка действительно была не красавицей, но вовсе и не такой уродиной, какой сама представлялась себе…

...А скрипач всё играл. Гостинщик же ныл, стоя рядом:
– Прошу же!.. Пожалуйте в мои апартаменты! Превосходная кухня!
– Тише, папаша, тише! – вполголоса урезонивал его Снегирь.
– Лучшие номера! – шёпотом рекламировал хозяин гостиницы. – Не постели – гагачий пух!
– Нет-нет! – уже не на шутку запротестовал Снегирь: он отчётливо помнил предостережение старой цыганки. – Нам надо идти. Все, что можно было получить в вашем городе – мы получили сполна!
– Не отпущу! – испуганно воскликнул Гостинщик, ещё крепче прижимая к груди тяжёую корзину. – Если я чем и обидел – готов извиниться!.. Ужасный характер! Нервная работа!..
Шквал аплодисментов заглушил его слова, когда смычок с последним звуком взмыл и опустился.
– Пойдём отсюда! – шепнул скрипачу Снегирь. – И как можно скорее!
– Что-то случилось?.. – рассеянно спросил его Антон, продолжая раскланиваться и дарить улыбки во все стороны.
– Здесь нельзя оставаться, – шептал Снегирь. – Плохой город!
– Я бы так не сказал… – ответил Антон, с поклоном принимая протянутый ему букет первых весенних цветов. – Смотри, как нас принимают... Честно говоря, я согласился бы дать ещё один концерт!.. Кроме того, я устал и ужасно хочу есть!
– Шампиньоны в китайском соусе, – искушал Гостинщик, прислушиваясь к их разговору. – Телятина под виноградным маринадом и мадера из подвалов моего прадедушки!
Рядом с ними на миг появился ещё один тип, такой же молчун, что и первый. Так же покрутился рядом и – пропал. Только на его голове высился чёрный цилиндр.
Но наши герои и его не заметили, а продолжали жарко спорить:
– Но ведь ты сам привёл меня в этот город! – напомнил Антон Снегирю.
– Я всё перепутал, – торопливо соврал тот. – И дорогу, и место…
– Нас не перепутаешь ни с кем! – запротестовал Гостинщик, вновь бесцеремонно встревая в разговор. – «Вот Бог, а вот порог!» – лучшее место в мире! – И, обернувшись к окнам гостиницы, крикнул торчащим в них слугам и поварятам: – Эй, там! Два самых аппетитных завтрака и лучший номер в нашем заведении!
– Всё! Мы остаёмся! – решительно произнёс Антон. – Не вижу причины для беспокойства.
Снегирь хмуро молчал.
– Ну, хорошо! – сказал скрипач. – Поедим, отоспимся, а вечером в путь!.. Идет?..
– Кто же уходит в дорогу на ночь? – заметил, обомлевший от счастья, Гостинщик. – Переночуете, а уж утром – счастливого пути!
– Ещё один ваш совет, папаша, – ответил ему, кипя от негодования, Снегирь, – и мы найдём другую гостиницу!
– Другой в городе нет! – радостно сообщил тот.
– Спасибо за помощь! – окончил разговор Снегирь и, отобрав у оторопевшего Гостинщика полную корзину с монетами, пересыпал их в тулью свой широкополой шляпы.
4. «ИСКУССТВО НЕ ДЛЯ ВСЕХ»

...Когда скрипичная музыка смолкла, дочь мэра вернулась с балкона в свою комнату.
Она была одинока в жизни, то есть, не имела подруг, не говоря уже о «своём» парне», которого имели все девушки в городе. И как всякий одинокий человек, предоставленный самому себе, своим мыслям и чувствам, она писала стихи.
Сочиняла их Мария с раннего детства, сразу же, как научилась писать, заведя для этого толстую тетрадь. Это был её своеобразный Дневник, в которой она таким оригинальным способом и совершенно естественно исповедовалась перед собой и всем миром.
Все свои мысли, переведённые в рифмы, появлялись строка за строкой, стихотворением за стихотворением.
Она писала их не только от своего имени, но и от имени любого человека – будь это женщина или мужчина, любое животное или любой предмет на земле...
Мария рассеянно и бесцельно походила из угла в угол и с тоской подошла к зеркальному трюмо.
То, что она увидела в зеркале, заставило её на миг отшатнуться, затем зажмуриться, потом широко раскрыть глаза, и на этот раз вплотную приблизиться к своему отражению.
Это была она – и не она: голубоватая бледность кожи теперь приобрела благородную белизну, тонкие линии носа даже самые придирчивые критики назвали бы аристократическими. Высокий лоб, нежные, чуть подрагивающие губы. Вместо стеснения и угловатости подростка – сама женственность.
Мария испуганно и недоверчиво провела рукой по лицу – девушка в зеркале повторила те же движения. Без сомнения, это – она! Такой Мария видела себя только во снах, только в мечтах! И вдруг – наяву! И прекрасные глаза её стали ещё прекрасней.
«Неужели это я?» – улыбнулась она себе.
– Да, это – я! – рассмеялась Мария счастливым тихим смехом. – Конечно же, это – я! – расхохоталась она до слёз. – Ах, это – я!.. – И закружилась по комнате.
А когда сердце уже готово было выпрыгнуть наружу, Мария остановилась, отдышалась, заглянула напоследок в зеркало и заспешила на площадь.
...Девический романс,
Исполненный Любовью,
Лети в заветный час
Стрелою к изголовью
И душу оживи
Среди природы хмурой.
Лети, стрела любви
Насмешника-Амура!

 Как на ветру свеча –
Душа забьётся в страсти.
И тёплого плеча
Коснётся робко счастье.
До самого утра,
Под перебор гитары –
Приснятся юнкера,
Студенты и гусары.
 
Девический романс
Веков неторопливых,
Ты – как последний шанс
Несчастных и счастливых!
И бледная княжна,
И смуглая девица –
Очнутся ото сна
В ночи перекреститься.

Им больше не уснуть
Под музыку романса,
И часто дышит грудь,
И ночь уже не властна.

Мелодии плывут
Вдаль по сугробах лунным.

То – ангелы поют,
Перебирая струны…


...У гостиницы горожане до хрипоты спорили о том, ЧТО это было, в конце концов?! Одни говорили: сказочный сон; другие утверждали: волшебный спектакль; третьи уверяли: мировой гипноз. Старушки крестились, шепча о конце света. Но большинству было все равно: лишь бы из-за этой новоиспеченной весны не стало вдруг хуже. Необычайное явление так поразило жителей города, что они не заметили мэра, появившегося в толпе.
Это был располневший невысокого роста человек, лет сорока, с гладковыбритым лицом. Мешки под глазами свидетельствовали то ли о болезни почек, то ли о чрезмерной любви к застолью. Его насупленный взгляд, говоривший, казалось, об угрюмости или жестокости, на самом деле был обманчив – мэр, или как его называли за глаза «отец города» был, как ни странно, человеком весёлым и добродушным. Лишь должность, на которой он находился, требовала от него всей строгости и собранности, поэтому большинство горожан, не зная мэра близко, считали его грозой всего города, а его именем пугали детей.
Рядом с ним почти всегда находились два крепких коренастых молодца по имени Белый и Чёрный, что соответствовало цвету их цилиндров на голове. Они были не только его охраной, но и тайными агентами городской власти, хотя ни для кого это давно уже не было секретом. Всё, что бы ни случилось вгороде  N. и его окрестностях, в любом доме и на любой улице, с каждым жителем или животным, днём или ночью, – тут же передавалось в Ратушу устным или письменным доносом. Говорили охранники редко, чаще молчали, а если и открывали рот, то не утруждали себя длинными фразами. В основном, употребляли два междометия: «у-уу» и «угуу». Они-то и привели на площадь «отца города».
– Всем разойтись! – приказали они горожанам и, пригрозив толпе кулаками, вбежали в гостиницу следом за мэром.
Навстречу им с несмываемой улыбкой уже спешил Гостинщик:
– Какое счастье видеть вас в моем скромном заведении!.. – закатил он в восторге глаза.
– Допоёшь потом! – прервал его мэр. – Где они?!
– Кто?! – опешил Гостинщик, делая вид, что не понимает о ком идёт речь..
– Скрипач и его сообщник! Хоть бы проверил, кого поселяешь…
– Они за-а-автракают… – втянул голову в плечи хозяин гостиницы, с ужасом осознавая, что сделал что-то не так.
– В тюрьме их накормят! – заорал мэр.
– Ва-ва-ваше превосходительство! – заныл Гостинщик, ни жив, ни мёртв. – Не знал, что они – преступники! Больные, знаете ли, глаза. Нервная работа! Просмотрел!
– Веди! – зарычал на него хозяин города, и тут же приказал тайным агентам: – Достать оружие! Бандиты могут быть вооружены!
Чёрный и Белый вытащили из потайных карманов по огромному револьверу.
Бесшумно поднявшись на второй этаж, защитники городского спокойствия остановились у двери, указанной Гостинщиком, мэр властно постучал.
– Что нужно? – донесся голос Снегиря из комнаты.
Гостинщик растерянно обернулся на «отца города» – тот жестом велел ему отозваться.
– Это я… – проблеял хозяин. – Я вам… м-м-м… молочка принёс… э-э-э… с кофе.
Задвижка щёлкнула, и агенты тут же ворвались в номер. Не успели музыканты охнуть, как их уже обыскали с ног до головы, однако оружия у подозреваемых не обнаружили.
– Кто такие?! – грозно навис над ними мэр.
– Бродячие музыканты, – бесстрашно ответил певец.
– Бродяги, значит!
– У-уу! – угрожающе протянул Белый.
– Угуу! – констатировал Чёрный.
– Мы не бродяги! – повторил Снегирь с достоинством.
– А паспорта у вас есть? – строго спросил мэр.
– Это ещё зачем? – удивился Антон.
– Чтобы удостовериться, – нравоучительно изрёк мэр, – что вы именно те, за кого себя выдаёте.
– Что значит: «выдаём»?! – возмутился Снегирь. – Во-первых, мы никогда никого не выдавали, а во-вторых: все видели, что играл он сам! – Снегирь кивнул на Антона и уточнил: – Причём, совершенно бесплатно!
– У-ууу! – недоумённо подняли брови тайные агенты.
– Ну, почти… – сказал Снегирь. – Вообще-то мы оставляем себе горсть монет на ночлег и ужин.
– Хорош ужин! – усмехнулся мэр, выразительно тряхнув полной шляпой Снегиря.
– Это не наши деньги, ваша милость, – ответил Антон. – Мы их отдаём в детские приюты. Я сам вырос в таком.
– У-уу, ненормальные! – сказал Белый.
– Угуу, сумасшедшие! – согласился с ним Черный.
– Чокнутые! – вытер пот со лба Гостинщик, не отрывая алчного взгляда от шляпы.
– Безумцы! – осуждающе подытожил мэр и тут же приказал агентам: – Деньги конфисковать в городскую казну! Они им больше не понадобятся.
– Чего же мы такого натворили? – поинтересовался Снегирь.
Мэр вплотную подошёл к певцу.
– Имя? – сурово спросил он.
– Снегирь, менестрель!
– Странное имя, – покачал головой мэр. – И фамилия подозрительная... – он перевёл свой хмурый взгляд на Антона: – А тебя как зовут?
– Антон-музыкант, – ответил скрипач.
– Разве? – ухмыльнулся мэр. – А я вижу, что никакие вы не музыканты, а колдуны!
– Мы?! – воскликнули те в один голос.
– А кто превратил зиму в весну? Кто сорвал зимнюю охоту его светлости?!.. То-то! – И он отдал приказ своим помощникам:– В тюрьму обоих!
Но не успели те его исполнить, как откуда-то раздался телефонный звонок.
Гостинщик, не веря своим ушам, завертел головой в разные стороны и выпучил глаза: уж он-то точно знал, что никакого телефона в номере не было.
Однако Белый уверенно подошёл к треногому столику, изнемогавшему под тяжестью огромной глиняной вазы, вышвырнул из неё пыльный шёлковый букет и, достав телефонную трубку, протянул её мэру.
– «Отец города» слушает! – громко сказал тот.
Агенты и Гостинщик привычно заткнули пальцами уши. Музыканты же так и остались стоять в недоумении.
– Да, ваша светлость!.. – начал мэр разговор по телефону. – Выяснил, ваша милость!.. Певец и скрипач… Кого? Скрипача?.. Говорит, что Антон,  – отчитывался перед кем-то мэр. – Что?!.. – Его лицо вытянулось. – Гм-гм… – Он прикрыл ладонью микрофон и понизил голос: – Не совсем вас понимаю, ваша милость!.. Как прикажете… – разочарованно произнёс он. – Будет исполнено!.. До завтрашнего утра, ваша светлость!..
Мэр бросил трубку в вазу и повернулся ко всем. Казалось, лицо его заменили: оно сияло, словно начищенный кофейник. Гостинщик оторвал руки от ушей, а агенты бросились к музыкантам, намереваясь выполнить последний приказ мэра.
– Отставить! – приказал он им. Теперь и его голос журчал добродушно и гостеприимно, хотя и немного растерянно: – Хочу, гм-гм, извиниться перед нашими гостями и просить считать случившееся просто весёлой шуткой.
Все вытаращились на мэра.
– Да-да, господа! Это была только шутка! – и он по-дружески похлопал Антона и Снегиря по плечу.
– Хороша шутка! – не удержался Снегирь.
– Выходит, мы – не преступники? – уточнил Антон.
– Ну, конечно же, нет! – нервно рассмеялся мэр. – Вы – талантливые музыканты! Гордость нашего города! Любимцы нашего края!.. Только что, – торжественно объявил он, – звонил сам Князь! Его светлость приветствует вас и приглашает завтра на охоту!
– Кто это? – полюбопытствовал Антон.
– Господин Вольнор – самый почётный житель нашего города!
– Не люблю, когда убивают, – мрачно признался Снегирь.
– А вы? – спросил Антона мэр. – Стрелять любите?
– Нет!
– М-да… Увы! Но отказываться нельзя… – мэр сочувствующе развёл руками. – А охота – Бог с ней! Не любите – и ладно!.. Но поехать всё же придётся… Эй, гостинщик, шампанского! Выпьем за счастливый случай, который привёл вас сюда! Во всей этой суете, я ведь так и не представился: Ле;нард – «отец города»! – важно произнёс он.
Гостинщик тут же бросился выполнять приказ.
– Никого не впускать! – приказал «отец города» Белому и Чёрному, при этом также выпроваживая их из гостиничного номера.
Когда Мэр с музыкантами остались втроём, он плотно закрыл окна и, усадив гостей на плюшевый диван с подушечками, многозначительно промолвил:
– Совет нашего Магистрата по моей просьбе… предлагает вам… вид на жительство!..
И, улыбаясь, скрестил руки на груди, в ожидании эффекта.
Однако музыканты не проявили должной радости.
– Мы не собираемся здесь оставаться, – сказал Антон.
– И напрасно! – обиженно ответил господин Ленард. – Творчество – это не только концерты. Воспитать учеников – разве не благородное дело, господа?! Я предлагаю открыть музыкальную школу, где вы оба будете преподавать! Скрипку и вокал!.. А ещё... – добавил он, глядя на Антона. – Предлагаю вам должность Главного консультанта на фабрике музыкальных инструментов! Будете отбирать для продажи экземпляры тех скрипок, которые более-менее соответствуют звучанию скрипок Страдивари, а также ставить на них клеймо самого Мастера. Его оттиск подарил мне князь Вольнор! – хвастливо добавил он.
– Но Страдивари… – удивился Антон, – собственноручно мастерил скрипки! Любой музыкант сразу же отличит оригинал от подделки!..
Мэр одобрительно кивнул:
– Вот именно: музыкант! А наша продукция – для всех остальных!
Антон удивился:
– Зачем это?!
– А затем, – сказал мэр, – чтобы их владельцы могли похвастаться перед друг другом: дескать, работа самого-ого!..
Антон пытался вставить слово, но господин Ленард не дал ему это сделать:
– Мошенничество, хотите сказать? – Его глаза смеялись.
Антон не знал, что ответить.
– Мы можем назвать их сувенирами, если хотите. Зато чистый доход – тысяча золотых в неделю! Кроме того, когда у всех одно и то же – нечему и некому завидовать!.. Ну, что? По рукам?
– Спасибо, ваше превосходительство, – ответил за двоих Снегирь, – но каждому свое. Наша жизнь – это дорога. От дома – к дому, от сердца – к сердцу.
– Разве вы путешественники или бродяги? – презрительно воскликнул господин Ленард. – Вы – музыканты!
– Вот именно! – сказал Антон. – Мы дарим музыку людям!
– Глупости! – решительно произнёс мэр. – Настоящее Искусство должно продаваться!.. И чем дороже, тем лучше!.. По-настоящему вас оценит лишь тот, кто сам разбирается в Искусстве. Я – один из них, господа! И предлагаю  не только «вид на жительство», но и место под солнцем в виде славы и почёта! Фестивали, конкурсы, зарубежные гастроли! – вот что ждёт вас в моём городе!
– В этом нет необходимости, ваша милость, – ответил Снегирь. – Славы не ищем, как и «места под солнцем»: его хватает на всех.
– Суета сует! – ответил мэр.

 ...Рождения и смерти,
Архангелы и черти,
Безверья тьма или ученья свет,
Каникулы ли, будни,
Литавры или лютни –
Всё это – СУЕТА СУЕТ!..

Открытия и гибель,
Убытки или прибыль,
Фырчание машин и звон карет,
Доносы и награды,
Разграбленные клады –
Всё это – СУЕТА СУЕТ!..
 
 И – рыцарская шпага,
Весёлая отвага,
И на снегу – дуэльный пистолет,
Девицы и романсы,
Балов забытых танцы –
Всё той же было СУЕТОЙ СУЕТ!

Хоть истина банальна, –
С упрямством уникальным
Идём мы за ушедшими вослед.
Чины творим, карьеры,
В цари спешим, в премьеры,
Забыв, что это – СУЕТА СУЕТ!..

 И снова всё, как прежде –
И войны, и надежды,
И чье-то сердце разорвёт свинец...
За что же нам такое?
О, где ты, век покоя?
Неужто только в смерти, наконец?!

За два квадратных метра
Предать напевы ветра,?
А звон колоколов – за  звон монет?
Уж если суждено нам
Уйти по всем канонам –
Пусть до ухода – СУЕТА СУЕТ!..


...В дверь постучали.
– Шампанское! – раздался из коридора голос Гостинщика.
– Неси! – рявкнул Ленард.
Гостинщик принёс поднос с хрустальными бокалами и ведёрко со льдом, в котором стояли две запечатанных бутылки, покрытые изморозью.
– Откупорим сами! Ступай!
Гос­тин­щик по­кло­нил­ся и на цы­поч­ках вы­шел из но­ме­ра, чрезвычай­но доволь­ный, что всё обош­лось. Хо­тя по-прежне­му недоуме­вал: как это в вазе ока­зал­ся те­ле­фон.
Мэр, между тем, достал из ведёрка бутылку, обернул её салфеткой и привычным движением откупорил. 
– Когда-то в молодости, – произнёс он, –  я, как и вы, мечтал всех осчастливить. Наивно, не правда ли?.. И лишь потом понял, что для этого не хватит ни семи, ни семидесяти жизней. Так выпьем за тех, кто рядом с вами, кто ждёт вашей доброты, щедрости, вашего Искусства!.. – И первым осушил бокал.
 – Здесь вы правы, – согласился Снегирь. – Видели бы вы благодарные взгляды тех, кто слушал Антона!..  –  Певец поднялся из-за стола: – Так что нам пора уходить.
–  А как же концерт в Ратуше? – растерялся мэр. 
– Концерт – это здорово! – заметил Антон.
Снегирь не ответил. Он взял с подоконника свою шляпу и, отсчитав оттуда несколько монет, высыпал остальные на стол.
– Передайте это в детский приют, – обратился он к господину Ленарду, повязывая клетчатый шарф. – А концерт мы уже дали, – и направился к выходу.
Растерявшийся мэр выскочил из-за стола и преградил ему путь:
– Так нельзя! Господин Антон сам изъявил желание выступить ещё раз!
– Верно! – подтвердил скрипач. – Я дал слово!
– Вот-вот! – обрадовался мэр. – Тем более, что с вами не знаком Князь!
Тут Снегирь снова вспомнил слова старой цыганки: «Бегите отсюда!.. Плохой город…»
– Ты – как хочешь, – сказал он Антону, надевая шляпу, – а я ухожу.
На пороге номера появился Белый:
– Там… ваша дочь… – неуверенно произнёс он. –  Кажется…
– Что значит «кажется»? – недовольно проворчал господин Ленард и замер от изумления: в дверях стояла очень красивая девушка. Из-за её спины выглядывали любопытные лица Гостинщика и Чёрного.
«При чём тут моя дочь?» – подумал господин Ленард, увидев перед собой красавицу. И вдруг, на мгновенье ему показалось, что время повернуло вспять, и перед ним стоит его юная покойная жена Луиза… «Господи, – дрогнуло его сердце, – что же это?.. Возможно ли такое?!» – и ему вспомнилось, как в давнем сне: и приезд в город N. и его сватовство, и свадьба, и маленькая дочь...
– Отец… – промолвила девушка.
– Мария! – прошептал потрясённый мэр. – Девочка моя! Что всё это значит?!..
5. ВОТ ОНА – СЛАВА ГОРОДУ!..»

...«Мария!.. – повторил про себя Антон. – Её зовут Мария!..»
Мария взглянула на Антона, а он – на неё, и души их были застигнуты врасплох... 
 ...Любовь родится из цветка,
Любовь родится из травинки,
Из камня, из любой былинки,
Из песни верного сверчка!

Ромашек поле не объять!
Белеют лепестки  гурьбою.
  Любовь подарена судьбою.
Люблю! Люблю! К чему гадать?

 Упав в пахучую траву,
Глаза закрою на мгновенье:
Звенит кузнечик… – знать, живу,
Любовь, твоим благословеньем!..

И одолжив у стрекозы
Два звонких крылышка венчальных, –
Взлечу я над земной печалью
И – обомлею от красы!..

Пусть Век Любви в сердцах наступит!
И в эту ночь, и в свете дня –

Благословляю всех, кто любит!
Благословите ж и меня!..

...«Этого нам только не хватало! – подумал Снегирь и дёрнул Антона за рукав:
– Хватит пялиться! Ты идёшь?
– Погоди! – ответил скрипач, не отрывая глаз от девушки. 
– Ещё чего! – уже не на шутку разозлился Снегирь. – Так ты идёшь? – Снегирь запахнул плащ.
– Без неё – нет!.. – зачарованно ответил скрипач.
– Тогда вы чего медлите? – спросил Снегирь у Марии. – Собирайтесь – и в путь! 
– Я согласна! – ответила она.
– В какой путь?! – воскликнул мэр. – Без отцовского благословенья?!  Моя дочь – не бродяжка!
–  Благословенье дает Судьба, – усмехнулся Снегирь. А браки совершаются на Небесах. Уж я-то знаю.
– Какие браки?! О чём вы?! – вскричао мэр. –  Ей сделал предложение сам Князь!.. Или ты забыла об этом? – обратился он к дочери.
Звенящая невидимая струна, натянутая между скрипачом и Марией, тонко вскрикнула и смолкла.
– Это правда?.. – спросил Марию Антон побелевшими губами.
Мэр тяжело вздохнул:
– Если Князь узнает об этом, – он с опаской кинул взгляд на «телефонную вазу», – будет весьма недоволен.
– Я не боюсь его! – воскликнула вдруг Мария. – И не люблю... когда за меня решают! Я сделаю всё, чтобы сегодня же Вольнор отказался от меня!
– Замолчи! – громко зашептал отец, заткнув всеслышащее горло вазы диванной подушкой. – Что ты мелешь?! Он же тебя обожает!
– А я его нет! – топнула она ногой.
«Молодец! – подумал про дочь мэр. – Характер что надо. Вся – в мать!.. Правда, достанется мне от Князя!.. А, впрочем, в том, что произошло, моей вины нет. Скрипач – молод, талантлив, и уж конечно его, а не старого Князя выбрала моя дочь!.. Молодец, девчонка! Но мне-то, хоть умри, – велено оставить его здесь… Антон-музыкант должен принести славу нашему городу!..»
– Итак, вы отпускаете её с нами? – спросил его Снегирь.
– Не наседайте! – ответил мэр. – Дайте опом­нить­ся!.. Столько событий за одно утро!.. Поймите… – сказал он Снегирю. –  Она не сможет прожить без удобств… Я с детства баловал её. Знаете ли, един­ствен­ная дочь… Росла без матери…
– Вы и вправду не сможете без всего этого? – спросил её Снегирь.
– Я… постараюсь, – ответила Мария.
– И с первым же дилижансом вернётся!  Мария, как все женщины, любит дом, очаг, уют! Любит вечером пить чай из любимой синей чашки! Обожает сидеть со мной в гостиной под розовым абажуром и вязать! Любит, чтобы стол был покрыт кружевной скатертью её покойной матери!.. Кстати, – он понизил голос и повернулся к Антону, – она очень любит детей!.. Хотела даже работать нянькой в детском приюте… Но разве я мог позволить, чтобы дочь мэра… Словом, она будет счастлива, но без вас!
– Нет! – воскликнула Мария. – Я буду счастлива только с ним!
– Помолчи, дурочка! – стукнул господин Ленард кулаком по столу. – Все красивые женщины – глупы! Ещё с утра ты была умнее!.. Если бы он любил тебя, то остался бы с нами… – И обернулся к Антону: – Поймите и вы, господин музыкант! Я не знаю вас. Поживите у нас, осмотритесь! А там (чем чёрт не шутит!), может, я и доверю вам свою дочь. И уж если и тогда вы будет любить друг друга – женитесь! Я не против! Но не так сразу!..
– Знаешь что, – сказал вдруг Снегирь Антону, – оставайся!
– А ты?.. – виновато пробормотал тот.
– Я не обижусь. Хотя мне будет трудно: я успел привязаться к тебе. Но если вдруг станет плохо – зови! Я примчусь на зов!
Он об­нял Ан­то­на, по­кло­нил­ся Ма­рии и мэру и, не оглядыва­ясь,вышел из номера.
– Фу-у… – об­лег­чён­но вздох­нул гос­по­дин Ле­нард. – Ка­кой настырный мо­ло­дой человек! – Он раз­лил шам­пан­ское в три бо­ка­ла. – Да­вай­те, выпьем за ва­ше сча­стье, де­ти!.. Но все­гда пом­ни, – стро­го сказал он Ан­то­ну, – что ста­нет с Ма­ри­ей, ес­ли ты вдруг уйдёшь…
– Что? – ис­пу­ган­но спро­сил Ан­тон.
– Она ум­рёт от тос­ки… А я ум­ру без неё. И что бу­дет с горожанами? Ты по­ду­мал?.. Из-за те­бя по­гиб­нет целый го­род!
– Го­род не по­гиб­нет, – от­ве­тил Ан­тон. – И вы не ум­рё­те, – ска­зал он мэру. – И Ма­рия бу­дет все­гда со мной, по­то­му что я люб­лю её.
– Вот и пре­крас­но! – стал во­оду­шев­лён­но чо­кать­ся с мо­ло­ды­ми господин Ле­нард.
«Удалось! – пел он про себя. – Вот они – денежки! Вот она – слава городу! Теперь главное – Князь!..»
6. ПОКА МЫ ВМЕСТЕ

...Когда Мария с отцом покинули гостиницу, юркий Гостинщик был вне себя от радости. Ещё бы! Такой важный гость поселился в его заведении! Он тотчас же велел перевести Антона из лучшего номера в трёхкомнатный номер-люкс, с видом на весенний сад и старинный особняк.  Самолично проверив каждый уголок комнат в поисках телефона или какой-нибудь секретной замочной скважины, Гостинщик успокоился. Поиски, к его радости, ничего не дали.
– А я вас хорошо помню, – масляно улыбнулся он Антону. – В прошлом году на столичной ярмарке… Здорово же вы играете, господин скрипач!.. Мой прадед был знаком с самим маэстро Паганини! И всю жизнь гордился этим. А я вот, знаком с вами и чрезвычайно горжусь этим! Это ж надо, – зацокал он языком, – превратить зиму в весну!.. – И добавил: – Может быть,   принесим чего-нибудь вкусненького?..
– Если не трудно, – попросил Антон, – кружку козьего молока.
– Какие трудности! – замахал руками хозяин гостиницы. – Всё будет исполнено! 
Антон вышел на балкон. 
В саду, на ветках яблоневых деревьев, ещё вчера стоявших под снегом, сейчас, словно крылышки мотыльков, дрожали нежно-розовые полураспустившиеся цветы. Трава манила свежестью.
За деревьями, в раннем сумраке, Антон увидел светящийся балкон соседнего дома, и – словно луч вспыхнувшего солнца – Марию. Так вот чей это был особняк! Скрипач хотел крикнуть ей, но в этот момент в дверь постучали.
Антон вернулся в номер и отпер дверь ключом.
В комнату без приглашения вошёл важный старик, неся на вешалках целый гшардероб различных костюмов.
– Меня послал господин мэр, – сказал он и представился: – Лучший портной города!.. – И положил костюмы в кресло. – Это вам на первое время. А сейчас позвольте снять мерку...
– Какую мерку? – не понял Антон.
– Господин Ленард приказал сшить вам концертный фрак… Я шил многим известным людям в городе: галантерейщику, мяснику, скульптору… В том числе, и приезжим знаменитостям. Все были довольны… – Он достал из кармана ленточный метр.
И не успел Антон повернуться, как портной уже откланялся, записав в уме все размеры.
– А вот и я! – весело возник вслед за портным  Гостинщик. .
Поставив на стол кувшин с козьим молоком, он откланялся и, закрывая за собой дверь, добавил:
– Желаю приятно провести время… Если что нужно – шнур на звонке.
Наконец-то скрипач остался один. Он вновь запер дверь на ключ и, мысленно поблагодарив мэра, стал примерять костюмы. Это не заняло много времени. Первый же оказался ему впору. Антон налил молоко в глиняную кружку, стоявшую на столе, и, медленно отпивая по небольшому глотку, снова вышел на балкон. Он блаженствовал!.. Теперь никто не стоял за его спиной, никто не теребил, не подгонял… Его взгляд притягивал пустой балкон в доме напротив. Лёгкая штора на двери качалась от ветра, а шумные воробьи сгоняли друг дружку с поручней.
 Он вернулся в номер и взял скрипичный футляр.  Музыкант вдруг понял: если сегодня, нет! прямо сейчас! не увидит Марию, – жизнь его оборвётся, как скрипичная струна. Он решительно направился к двери. Но тут же остановился. Ни к чему, чтобы Гостинщик знал об этом…
Спустя минуту он, словно акробат, спустился в сад через балкон. Скрипичный футляр висел на плече. Спрыгнув на траву, Антон осторожно стал приближаться к дому мэра. Вдруг он замер от неожиданности, и что есть силы, рванулся вперёд.
С балконав, по привязанной к перилам веревке, спускалась Мария. Она заметила его, расцепила руки и легко упала в объятья вовремя подбежавшего музыканта.
«Здравствуй!..» – молча улыбнулась ему девушка, вся наполненная счастьем, как музыкой.
Антон продолжал стоять, не шелохнувшись.
Она заметила на его плече скрипичный футляр:
– Может быть, сыграешь?..
Он нехотя опустил её на траву и достал скрипку.
Ещё не взмахнул смычок, ещё не запела скрипка, а для Марии уже не существовало ничего вокруг: ни сумрака сада, ни дома, ни отца, ни Князя – только её Музыкант! И в этой отстранённости от всего реального, в очерченном Желанием круге, в саду Воображения – раздалась Мелодия!
Она уносила в небеса, низвергалась водопадом, била живым ключом родника, падала дождём, свистела ветром по крыше, светилась далёкой звездой, пылала костром на лугу, плавно текла рекой, кричала раненой птицей, билась бабочкой в стекло, и вновь взлетала под облака!
Её слышали все в городе, и на сердце становилось спокойней. Её слышал Снегирь и радовался за друга.
А мэр думал:
«Какой талант! Но какое безрассудство – разбазаривать его налево и направо!.. Нет, Искусство нужно продавать… – убеждённо сказал он себе. – И за очень большие деньги!..»

...Когда Антон опустил смычок, Мария тихо сказала, дотронув­шись до его руки:
– Я не хочу здесь оставаться. Давай убежим… Я не буду ныть и не попрошусь назад.
– Ты и вправду этого хочешь? – Антон осторожно взял её за руку, вглядываясь в глаза девушки.
– Очень! Я ведь уже дважды убегала из дому.
– Охотно верю, – улыбнулся он, вспомнив, как ловко Мария скользнула по верёвке с балкона. Улыбнулся, а потом встревожился: – Но зачем? Тебе здесь плохо?
– Из-за Князя.
– Но ведь ты сказала, что не боишься его.
– Боюсь, – призналась она. – Боюсь его фальшивой улыбки и цепких глаз. Он погубит нас… Особенно теперь, когда я и ты…
– Хо­ро­шо, – му­зы­кант по­крыл по­це­луя­ми её пре­крас­ное ли­цо, – мы не будем мед­лить – убе­жим, как толь­ко стем­не­ет.
И те­ни де­ревь­ев спря­та­ли влюб­лён­ных, а ве­сен­ние вет­ки ук­ры­ли их белой фа­той лепест­ков, а зем­ля рас­сте­ли­лась зе­лё­ным ков­ром, и кузнечики заиг­ра­ли вен­чаль­ный вальс!..
О, влюб­лён­ные! Нет вам де­ла до це­ло­го ми­ра! Раз­ве слы­ши­те вы грохот волн или гром пу­шек в миг Люб­ви? На це­лой зем­ле есть толь­ко вы, а во­круг – ни­ко­го!.. Так ка­жет­ся вам...

 ...Давай, взлетим, мой друг,
На облако присядем,
И всё плохое за день,
Оставим за спиной.
Не размыкая рук,
Миг счастья вспомним снова.
Шепни всего три слова –
И я опять с тобой!

 Мы от былых забот
Надолго отрешимся,
И в первый раз решимся
Подняться над землёй
И ринуться в полёт –
Через леса и реки!
Не опускай же веки,
Прекрасный ангел мой!

 Забудь хотя б на миг
Печали и страданья, –
И наши все старанья
Окупятся с лихвой.
А в облаках твой лик –
Он светится усладой.
Мне большего не надо,
Покуда ты со мной!..

Когда двоим любить дано –
Куда лететь им всё равно!..


…Два ос­то­рож­ных си­лу­эта мельк­ну­ли сре­ди де­ревь­ев. Один остался за тём­ны­ми ствола­ми, а дру­гой то­ро­п­ли­во и со­всем не­слыш­но за­спе­шил в особняк мэра…

…Ан­тон смот­рел на Ма­рию, приль­нув­шую к не­му, и к неж­но­му щемящему чув­ст­ву вне­зап­но при­ме­ша­лась рас­те­рян­ность:
«Ах, за­чем же я дал те­бе сло­во?..» – по­ду­мал он.
Так ду­мал маль­чик, с дет­ст­ва не знав­ший лас­ки; так ду­мал подросток, кото­рый недоедал и мёрз по чу­жим уг­лам; так ду­мал юноша, ко­то­ро­го гнала по до­ро­гам си­рот­ская до­ля. Он вдруг по­нял, чего был лишён все эти годы, и захотелось ему тепла, покоя, любви, – всего, что досталось вдоволь другим…
Звала дорога.
«Ах, зачем я дал слово?..»
Всё перепуталось в душе Антона....

...Мэр обедал.
– Что?! – затопал ногами господин Ленард, услышав донос о том, что Мария снова сбежала. – Почему не уследили? Почему позволили?! Почему не заперли все двери?!!
Белый вытер пот со лба:
–  Она удрала через балкон… – объяснил он.
– С ним?!.. – спросил мэр.
– Со скрипачом… 
– О, Боже! – заохал господин Ленард. – Вы сообщили дорожным стражникам?!
– Нет, господин мэр, – ответил Белый.
– Почему?! – заорал на него несчастный отец.
– Они оба в саду… 
– Где?! – не поверил господин Ленард.
– В вашем саду… Целуются…
– Что?! – застонал мэр  и понесся со всех ног вниз по лестнице.
Белый едва за ним поспевал.
– Ах, дрянная девчонка! Ну, погоди!.. – бормотал господин Ленард на бегу. – И скрипач не лучше! Воспользовался моим хорошим отношением… Ну, что за молодежь? Ни чести, ни достоинства! Одни только чувства!.. Придёется теперь запиреть её в подвале!..
– А со скрипачом как же?.. – поинтересовался Белый. – Прикажете утопить или повесить?
– Дурак! – взвизгнул господин Ленард. – Чтобы ни один волосок не упал с его головы!.. Кретины! Недоумки! И за что я вам только плачу деньги?!..
Они выбежали в сад. Из-за ствола дуба появился Чёрный, который повёл их через кусты...
Антон и Мария сидели, прислонившись спиной к берёзовому стволу, держась за руки. Увидев разгневанного родителя, они вскочили на ноги, готовые ко всему.
– Так вот вы где! – прорычал мэр. – И это после того, как вы, господин Антон, дали мне слово выступить на концерте! Вы, что же, захотели, чтобы его Светлость снял мне голову?!.. Ведь он пригласил вас, господин скрипач, утром на охоту!.. Как бы я оправдывался перед ним?!
– Нечего оправдываться! – с вызовом сказала Мария, вновь беря за руку Антона. – С сегодняшнего дня я уже не невеста Князя!
– Знаю, – бессильно махнул рукой господин Ленард. Он присел на резную скамью, стоящую рядом. – Прикажете объявить свадьбу?!
– Самую весёлую в этом городе! – ответила дочь.
– Выходит, все это – серьезно… – покачал головой Ленард и вдруг оживился: – И, значит, я стану тестем?
– Самым лучшим тестем на свете! – подтвердила она.
– А потом и дедом?.. – пробормотал он.
– Самым добрым дедом в мире! – весело рассмеялась  Мария.
– Так зачем же вы хотели бежать?! – воскликнул Ленард. – Думали, не пойму, не разрешу?.. Или, может, испугались Князя?..
Мария молчала. Лишь сильнее сжимала руку Антона.
– А я вот взял – и по­нял, и бла­го­сло­вил! – тепло за­улы­бал­ся мэр. – Оттого, что вспомнил, как влю­бил­ся в твою мать. Ещё ут­ром мы не бы­ли с ней зна­ко­мы, а уже вечером я сде­лал пред­ло­же­нье! И она со­гла­си­лась! – Он смах­нул невольную сле­зу со ще­ки. – Так вид­но суждено… А с господином Воль­но­ром я сам потолкую… – И, поднявшись со скамьи, он бы­ст­ро направил­ся к до­му.
Тай­ные аген­ты по­спе­ши­ли сле­дом.
– Спасибо! – крикнула ему Мария вслед.
Отец обернулся:
– На охоту выезжаем рано!.. –  крикнул он Антону и тихо сказал агентам: – Дочь запереть в подвал… Иди знай, что завтра вытворит… – И поднялся в дом.

...Ночью он долго не мог заснуть. Всё думал о дочери, о покойной Луизе, о предстоящем разговоре с Князем…
Ленард безумно любил свою единственную дочь, которая, как две капли воды стала похожа на свою мать. Случись что с Марией – он, не задумываясь, послал бы к чертям и карьеру, и славу, и власть, и деньги! Даже самого Князя! Он любил её так, словно этим отмаливал свои грехи за прежние годы…
Мэр встал, дос­тал из шка­тул­ки переписку с Луизой, когда писал ей, выезжая по делам в столицу, и вдруг од­на записка при­влек­ла его вни­ма­ние больше других. Ле­нард удивился: как он её рань­ше не видел?!.. Эта бы­ла послед­няя запис­ка его покой­ной же­ны. Он про­бе­жал гла­за­ми розовый листок, с поч­ти выветрившим­ся запахом лю­би­мых ду­хов Луи­зы, и со всей отчётливостью понял, что остался совсем один на всём белом свете!
 
7. «В ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА»

...Следующий день был тёплым и солнечным. Наскоро проглотив вкусный завтрак, Антон надел новый костюм, всего за одну ночь сшитый старым портным, плащ и высокие сапоги.
Вскоре под окном зацокали копыта трёх лошадей. На каурой лошади воссе­дал сам мэр, на гнедой – тайный агент Белый.
Садясь на вороного коня, Антон спросил у мэра, почему с ними нет Марии, на что тот сообщил, что она не любит охоту и днём отправится  в магазины за покупками.
А ещё мэр сказал, что на охоте бу­дут ин­те­рес­ные лю­ди, де­ло­вые и очень нужные: в лю­бой момент мо­жет по­на­до­бить­ся как их по­ло­же­ние, так и распо­ло­же­ние. Се­го­дня в ле­су соберут­ся поч­ти все, с кем сле­ду­ет подружиться, по­учал мэр скри­па­ча: Ди­рек­тор филармо­нии и Главный банкир, у ко­то­ро­го мож­но за­нять уй­му де­нег для скри­пич­но­го фести­ва­ля (а ес­ли быть с ним на­ко­рот­ке, то и про­сто по­про­сить на благотворительность). Бу­дет Вла­де­лец всех трёх из­да­тельств го­ро­да: двух га­зет и од­но­го жур­на­ла, что немаловаж­но для рек­ла­мы. Обязатель­но поедет охотиться пле­мян­ник королев­ско­го минист­ра, уверял мэр Ан­то­на, что от­кры­ва­ет путь к концертам во Дво­ре, а ещё дя­дя одно­го по­сла – а это уже за­ру­беж­ные га­ст­ро­ли. Сло­вом, скри­па­ча ждёт слав­ная охо­та.
Итак, после утреннего кофе, Чёрный остался сторожить Марию, а мэр, Антон и Белый мчались верхом к Большой поляне, где всегда проходил охотничий сбор.
За ними спешили повозки со слугами и егерями. Слуги везли одежду, посуду и продукты, а егеря – туго набитые баулы, в которых лежали кожаные патронташи и чищеные ружья. Замыкал «охотничий поезд возок с псарями. Гончие в пути дружно лаяли на всех и вся.
При­быв на ме­сто, Ан­тон уви­дал с де­ся­ток ожив­лён­ных муж­чин в охотничь­их костюмах. Слу­ги раз­би­ва­ли шат­ры и сби­ва­ли сто­лы, еге­ря набива­ли ру­жья па­тро­на­ми, а гос­по­да ку­ри­ли чу­бу­ки и труб­ки и рассказывали друг дру­гу ста­рые охот­ни­чьи бай­ки. Види­мо, не­ждан­но пришед­шая вес­на дей­ст­во­ва­ла на всех благо­твор­но, как и вре­мен­ное отсутствие Князя: все бы­ли ми­лы, уч­ти­вы, рас­ко­ва­ны и ост­ро­ум­ны. То и дело Большую поля­ну ог­ла­шал гром­кий смех по­сле со­лё­ных шу­ток и пересоленных анек­до­тов, ко­то­рые под се­мей­ным кро­вом не рассказывались да­же шё­по­том.
Соскочив с лошади, господин Ленард взял под руку скрипача и подвёл его к большой группе мужчин.
– Знакомьтесь, господа! – привлекая всеобщее внимание, произнёс он. – Антон-скрипач, о котором вы уже наслышаны!.. 
Антон сбросил плащ и остался в новом костюме.
Анекдоты смолкли. Все, дивясь и широко улыбаясь, обступили слегка смущённого музыканта. В самом деле, костюм очень ему шёл: бархатный тёмно-вишнёвый пиджак, полосатые брюки, заправленные в сапоги, яркий шейный платок под отложным воротничком белоснежной рубашки. А уж сообщение мэра делало его просто человеком их круга.
К нему тотчас подошёл Скульптор и тут же сообщил всем, что создаст памятник скрипачу, если Магистрат выделит деньги.
– Хорошая идея! – одобрил Ленард. – Надо только объявить обязательно- добровольную подписку на сбор средств для статуи.
Антон пытался отнекиваться, на что Скульптор недовольно заметил:
– Вам может, памятник и не нужен, но народу!.. Мы-то с вами – люди маленькие: кого народ прикажет – то и высечем!.. Так что не привередничайте, господин скрипач!
Скульптор был реалистом, то есть умел правдиво отображать окружающий мир… глазами мэра. Он уже видел, стоящего на пьедестале музыканта со скрипкой в руках. Разметавшиеся на ветру волосы, горящий взгляд, тонкие пальцы…
К тому же, Скульптор был не только реалистом, но и провидцем. Он имел большую семью. Во дворе его дома стояла многофигурная композиция, которую он никак не мог закончить уже много лет. Вначале он изваял себя и свою тогда ещё будущую жену. Первоначально выбитая на постаменте надпись, гласила: «ДВОЕ И ЛЮБОВЬ». Но каждый год, с увеличением семейства, Скульптор добавлял к композиции новых членов своей фамилии, всякий раз меняя название: «ТРОЕ И ЛЮБОВЬ»… «ПЯТЕРО И ЛЮБОВЬ»… «ШЕСТЕРО И ЛЮБОВЬ»…
Теперь его жена ждала пятого ребенка. Своё очередное дитя Скульптор развернул спиной к зрителю и заставил обнять отцовское колено: ведь неизвестно, кто появится на свет: мальчик или девочка…
Объявив мэру свою идею, он отошёл в сторонку, предоставив другим возможность пожать Антону руку и сказать несколько тёплых слов в его честь.
– Может, выпьем, господа? – предложил Гостинщик и щёлкнул пальцами своим поварятам.
На широченных пнях шестивековых дубов, нарочно спиленных ради охотничьих пирушек, тут же появились винные кружки и бутылки с вином.
– За нового члена Охотничьего общества! – хорошо поставленным голосом провозгласил Директор филармонии.
И все выпили за Антона.
– За здоровье зятя господина мэра! – выкрикнул Галантерейщик.
И все снова осушили бокалы за скрипача.
– За удачную охоту! – предложил тост одноглазый Полковник с чёрной повязкой на правом глазу, напоминающий пирата. – Как говорится: «Охота – спорт смелых и умелых»!
И все выпили по третьему разу.
– Когда-нибудь стреляли? – поинтересовался он у скрипача.
– Я не люблю, когда убивают… – ответил Антон, вспомнив слова Снегиря.
У Полковника округлился единственный глаз:
– Тогда зачем, позвольте спросить, вы здесь?! Охота, как говорится: «в природе человека»! 
Рыжий Полковник был не только без правого глаза, но и без левого уха, кроме того, у него отсутствовало два пальца на левой руке и три на правой. Все эти ранения он получил не на войне, а на охоте после обильных дружеских «излияний». Кроме того, одна нога, попавшая в капкан, была слегка короче другой. Но он гордился своими увечьями, как солдаты гордятся орденами и медалями.
– Уметь стрелять должен каждый мужчина! – нравоучительно рявкнул он. – Как говорится: «Без охоты и человек болван»! Будь моя воля, – у меня стреляли бы все: и женщины, и дети!.. Враг не дремлет! – гаркнул на всю поляну захмелевший вояка и отошёл в сторонку, сразу потеряв всякий интерес к скрипачу.
Зато к нему тут же заспешили с двух сторон Рыбник и Галантерейщик. Рыбник – благодушный здоровяк, от которого за версту разило одеколоном и копченой рыбой – широко улыбаясь, взял Антона под руку.
– Вчера закоптил два бочонка с миногами. Один – ваш!.. А пожелаете осетрину или форель, – мигом доставлю!.. Но и вы помогите мне… – И добавил уже вполголоса: – Проклятые налоги!.. Убедите вашего будущего тестя снизить их!.. Нет-нет! Только не в ущерб городу! Исключительно для меня! – и грубо рассмеялся своей шутке.
Антон что-то промямлил в ответ, облизнув сухие губы. Рыбник же понял это по-своему:
– А уж я позабочусь о жирных карпах, фаршированной щуке и розовом балыке!
– Простите… – Антон с трудом высвободил локоть, за который тут же вцепился Галантерейщик – худой и длинный, как жердь, совсем ещё молодой человек с бакенбардами – главный модник города.
– Одна просьба, господин скрипач, – сказал он Антону. – Вы – молоды, я – тоже. Надеюсь, подружимся… – Он согнулся в три погибели и жарко зашептал музыканту на ухо: – Помогите открыть ночной магазин.
– Ночной?! – поразился Антон. – Но ведь ночью все спят!
– Не все! – закатил глаза Галантерейщик. – У молодых вдов и перезрелых дев – сплошная бессонница, – он противно хихикнул. – Помогите, господин скрипач!.. Постоянный пригласительный билет вам обеспечу…
– Не уверен, что смогу! – покраснев, отрезал Антон.
Внезапно на поляне зазвонил телефон. Мэр подошёл к древнему дубу и, засунув руку в дупло, вытащил телефонную трубку:
– Мэр слушает!..
Присутствующие на поляне, словно по команде, заткнули пальцами уши.
– Все в сборе, ваша светлость!.. Со мной, ваша милость! – и взглянул на Антона. – Ждём только вас… – и бросил трубку обратно в дупло. – Его светлость, – объявил он всем, – уже выезжает!
Мэр подозвал Егермейстера.
– Всё готово?
– Как всегда, ваше превосходительство!
– Тшш!.. Кабаны на месте?
– В кустах.
– Зайцы?
– В мешках.
– Куропатки?
– В силках.
– Будем надеяться, охота пройдет успешно, – выразил всеобщее желание мэр.
– Как всегда, ваша милость! – браво ответил Егермейстер.
Минут через десять послышалось: «Едет! Едет!» – и на Большую поляну влетела карета.
Мэр, сломя голову, кинулся встречать Князя.
– Без вас не начинаем! – по-военному доложил он ему.
– Похвально! – сказал Вольнор, спрыгивая со ступеньки кареты. – Порядок есть порядок!..
Князь был человеком странным даже на первый взгляд. Хромал на левую ногу, но казался при этом стройным. На вид ему можно было дать как пятьдесят, так и семьдесят, а то и все девяносто. А находясь рядом с ним, чувствовалось затхлое дыхание склепа. Брр! Он носил наглухо застёгнутый чёрный мундир с золотыми галунами и лакированные сапоги со шпорами.
Князь пристально глянул в глаза мэра своим тяжёлым и пронзительным взглядом.
– С утра хочется кабанчатины!.. Или кабанятины? Как правильней?
– Кабанины! – по-военному отсалютовал Егермейстер.
– Словом, свинины! – подытожил Князь и прямиком направился к накрытым пням, равнодушно кивая на пути каждому охотнику. 
– А вот и наш музыкант! – гордо произнёс Ленард и подвёл скрипача к Вольнору.
Тот оценивающе взглянул на Антона.
– Давно мечтал свести знакомство с настоящим скрипачом, – удовлетворённо улыбнулся Князь. – Вы ведь скрипач настоящий?
Антон в смущеньи развел руками.
– Гений! – утвердительно ответил за него мэр.
– Да что вы! – задохнулся в смущении музыкант. – Я совсем не тот, за кого меня принимают!
– Как – не тот?! – улыбка моментально слетела с лица Вольнора. Он вопросительно глянул на Белого: – Кто это?! Кто он, я тебя спрашиваю?!!
– Антон-музыкант, – подтвердил тайный агент.
– Да, это я, – сказал Антон. – Но вовсе не гений.
Вольнор расхохотался. Вслед за ним расхохотались и все.
– Вот оно что! – ус­по­ко­ил­ся Князь. – Весь­ма по­хваль­но! Скромность и гени­аль­ность ужи­ва­ют­ся край­не ред­ко. Хо­тя скром­ность хо­ро­ша в меру. Жить нуж­но лег­че, а ды­шать сво­бод­ней. Ведь на све­те столь­ко радо­стей! Охо­та, на­при­мер. Или лег­кий флирт. Да-да! Без него жизнь пока­жет­ся пресной. А скач­ки! Ду­эли! Кар­точ­ные иг­ры! Друже­ские попойки!.. Не всё же на скрип­ке пиликать! Мой вам со­вет: чуточ­ку отдох­ни­те.
– Отдыхать от того, чем живешь? – недоумённо спросил Антон.
– Пусть ежедневно занимаются неучи и бездари. Вы же, юноша, – гений – если верить словам господина Ленарда. – Тот вовсю закивал. – А я ему верю, потому что он тоже бывший музыкант! – Антон удивлённо глянул на мэра. – А гению достаточно лишь выйти на сцену и начать играть!.. Ведь ваш дар – от Бога!.. Или от Дьявола?..
– От Бога! – не задумываясь, ответил Антон.
– За это и выпьем!
После чего Антон получил из рук Егермейстера новёхонькое ружьё.
Вы­пив с Воль­но­ром, вся охот­ни­чья рать дви­ну­лась вглубь утреннего ле­са. Нервничали псы, на­тя­ги­вая тон­кие ме­тал­ли­че­ские це­пи: им не давали по­коя знакомые запа­хи, исходив­шие из лес­ной ча­щи.
Егеря и псари, разделив охотников на группы, разошлись вместе с ними в разные стороны. За кустами остались цветные шатры. Антон ехал рядом с Князем и одноглазым Полковником. Солнце уже поднялось над лесом, но было ещё прохладно, лишь хруст веток под конскими копытами изредка прерывал тишину.
Вдруг где-то впереди затрубил охотничий рог, его возглас подхватил в стороне другой, совсем рядом – третий.
И сразу же вблизи грянул выстрел, чуть подальше – грохнул другой, где-то эхом бабахнул третий!
Испуганно вспорхнули птицы, ища защиты у небес...

...Олени и стрекозы,
Дельфины, петухи –
Они земли – не проза,
Они земле – стихи.

В лесах, на склонах горных
И в заводях речных –
О, сколько их – свободных,
И диких, и ручных!
Но этот мир Госпо;ден
(Пусть зелен и широк!) –
Для жизни непригоден,
Безжалостен, жесток!

За что же обманули
Нас всех с Библейских пор? –
Когда: сачок и пуля,
Стрела или топор –

Накроют и догонят,
Разрубят и пронзят!
Смертельным криком кони,
Споткнувшись, захрипят.

Почти на каждой фразе
Немеет мой язык:
Из перьев... шляпки... в стразах…
Соболий... воротник...


...Одноглазый Полковник вскинул ружьё.
И тут раздался треск раздираемых кустов, и перед охотниками – в поисках спасения в этой стороне – появился загнанный кабан с крошечными безумными глазками. Увидев людей и здесь, он помчался прямо на них.
Не успел Антон отскочить в сторону, как три выстрела уложили кабана на месте. Смерть была мгновенной.
– Знай наших! – пробасил Полковник. – Как говорится: «У хорошего охотника ружьё не ржа­веет»! – Из ружей – его, Князя и Полковника шёл белёсый дымок.
Антон увидел кровь на оскаленной мёртвой морде зверя, и деревья поплыли перед его глазами, а к горлу подступила тошнота. Хватаясь за ветки орешника, он свалился с коня на траву. Откуда-то издалека донеслись крики, выстрелы, гудки рожков, ржанье коней…

 ...Нагадай, кукушка,
Сколько лет мне жить.
Сколько дней смеяться,
Плакать и тужить.

Серая цыганочка,
Средь густых ветвей,
Погадай, кукушка,
О судьбе моей!

Отвечает птица
На печаль мою:
– Разве я гадаю?
Это я пою...

...На Антона пролился холодный дождь с неба, и кто-то стал бить его по щекам…
Он рас­крыл гла­за. Над ним скло­ни­лось ис­пу­ган­ное ли­цо Ленарда, поливавшего его водой из кувшина. Де­ревь­ев над го­ло­вой не бы­ло, не­бо исчез­ло то­же, и он по­нял, что лежит в шат­ре.
– Ну, вот, – обрадовался мэр. – Кажется, полегчало!
Охота была сорвана по вине Антона.
– Тряпка – этот ваш скрипач! – басил рядом одноглазый Полковник. – Слаб оказался на поверку.
– На то он и скрипач! – пробовал защитить его Ленард. – Это вам не в казарме – ать-два! Скрипачи – народ тонкий.
– А я говорю: слабак! – огрызнулся искалеченный вояка. – Как говорится: «Всякий родится да не всякий в охотники годится»! – И презрительно покинул шатёр.
Антон прикрыл веки. Ему было неловко.
– Это хорошо, что слабаком оказался… – вдруг услышал он голос Князя. – Кто не без слабостей!..
– Научится, молод ещё, – заверил его мэр и вновь вылил на музыканта воды из кувшина.
Скрипач затряс головой и резко сел.
Он увидел Вольнора. Тот стоял рядом и неотрывно смотрел на шею Антона, где под развязанным шейным платком болтался серебряный медальон с буквой «N.», в виде двух ноток.
– Да, – ледяным голосом сказал Князь, – охота – это столько положительных эмоций! – и, не оглядываясь, вышел из шатра.

8. ОХОТА НА СКРИПАЧА

...Хоть охота до обеда оказалась короткой, на вертелах уже жарились две кабаньи туши, с десяток зайцев да с десятка три куропаток.
Над поляной тут и там поднимался к небу аппетитный дымок.
Полдень лежал в низине на боку, молчаливо улыбаясь и вдыхая дым от костров. Его клонило ко сну.
Охотники же неутомимо сидели за столовыми пнями и, покуривая трубки, травили охотничьи байки.
– Помню в прошлом году в море, – рассказывал Рыбник, – поймал я молодую русалку. Как и полагается: с хвостом. С одной стороны – известное неудобство, зато с другой – ноги не кривые.
Все громко расхохотались над рыбацкой шуткой.
– Лежит себе в сетях, да так жалобно смотрит! – продолжил он.
– И что? – спросил Галантерейщик. – Отпустил?
– Нет! Домой привёз.
– И что жена? – загоготал Полковник. – Небось, прогнала обоих?
– Зажарила её! И – все дела! – закончил свой рассказ Рыбник под общий хохот.
Все знали, что сам он никогда не рыбачил, да и моря в их стороне не было.
Антон вышел из шатра, разбуженный смехом, и присел поодаль от компании, на самом конце скамьи, рядом с мэром.
– Как самочувствие? – тихо спросил его Ленард.
Антон не ответил, а, в свою очередь, спросил сам:
– Скоро домой?..
– Скоро, – шепнул мэр и налил ему вина из кувшина. – Соскучился?..
Антон кивнул и выпил.
К ним подошёл Егермейстер.
– Запасы пополнены, ваша милость!..
– После обеда продолжим, – дал указание мэр.
– …А у меня был особый случай! – донёсся голос Мясника с другого конца стола. – Охотился я как-то в горах на баранов. День прошёл, другой, и – всё зря!.. Ни одного не убил… Возвращаюсь в долину и вижу: сидит кто-то у пня. Шерсть дыбом, глазища злые, рога – во! Сидит – и хвостом по пню постукивает.
– Неужто зубр?!. – воскликнул Галантерейщик.
– Ты дальше слушай… Стучит себе, значит, по пню да копыто копытом потирает.
– Козёл, что ли? – не выдержал Галантерейщик.
– Сам ты козёл!.. – разозлился Мясник, чем вызвал обющтй смех. – Вскинул я ружьё и, не глядя, бабахнул! Как заверещит он, как взвоет! И послал меня куда подальше!
– По-человечьи, что ли?! – удивился Галантерейщик.
– Ага! Как сапожник!
– А что сапожник?! – обиделся Сапожник. – Это мой отец ругался, а я – ни-ни!..
– Да кто ж это был?! – закричали все разом.
Мясник обвел компанию долгим взглядом:
– Чёрт, вот кто! Чтоб он пропал, нечисть рогатая!
Охотники ахнули. Кто-то перекрестился.
– Не знал я, что вы чертей не уважаете, – раздался холодный голос Князя.
– А за что их любить-то, ваша светлость?! – удивился Мясник.
– А любить никто и не просит. Их уважать надо, – жёстко сказал Вольнор. – И бояться!..
– Ещё чего! – усмехнулся Мясник. – Было б за что!
– За мудрость, – ответил Князь. – Да за ясновидение. Тот несчастный чёрт, когда слал вас подальше, не сказал, когда вам убраться?
– Нет… – растерялся Мясник.
– Зря. А ведь он вас пожалел, – усмехнулся Вольнор. – Дал спокойно пожить… Так вот сегодня ночью это и случится.
– Что «это»?.. – у Мясника дрогнул голос, а все застыли с бокалами в руках.
– ТО САМОЕ, – промолвил Князь и громогласно расхохотался.
На этот раз его никто не поддержал: всем стало жутко.
– Гостинщик! – вскочил на ноги мэр. – Мясо на стол! И – побольше вина! А вас, господа, я бы попросил говорить лишь о весёлом! Вы не на службе!
Поварята подали на больших блюдах мясо и дичь. Жир капал на столы и манжеты, стекал по подбородкам и за воротники. Обглоданные кости летели в жаркие пасти псов.
А потом были песни. И пьяные шутки. И снова – вино! И – дружеские объятья…
– Нравится? – спросил у Антона мэр.
– Оч-чень!.. – с непривычки захмелев, ответил тот. – Мне бы р-ружьё!
– Молодец! – стукнул его по плечу одноглазый Полковник. – Как говорится: «Охотнику и во сне охота снится». Умение стрелять никому не повредит! У меня бы все стреляли! – И бабахнул в небо.
– Это только с первого раза трудно, – зашептал на ухо Антону Белый. – Потом привыкнете...
– А скажи-ка, скрипач, – крикнул ему через стол Вольнор, – смог бы ты выстрелить в Снегиря?!
– В кого? – переспросил Антон: он уже плохо соображал. – Кто это?
– Певчая птичка! – зло расхохотался Князь. – Из них вкусное блюдо готовится: «Снегирь в майонезе»! – пальчики оближешь!.. Ну, так как: смог бы?
– Н-не-ет, не ел, – замотал головой Антон и бессильно уронил её на руки.
Кругом царило пьяное веселье. Лишь у одного Мясника была на лице неземная печаль...
После обеда охота была продолжена. Убили всех кабанов, добили всех зайцев, отстреляли всех куропаток, которых привезли из питомника. Больше всех охотничьих трофеев оказалось у Вольнора, потом у мэра, и – наконец, у Полковника.
Однако Князь был в плохом настроении. Он отпустил карету, ехал верхом позади всех, и неотрывно смотрел Антону в спину.
Ленард заметил это и, чуть отстав, настороженно поравнялся с Вольнором.
– Чем-то расстроены, ваша светлость?
Тот перевел свой тяжёлый взгляд на мэра.
– Как все-таки его имя? – спросил князь.
– Кого?.. – Ленард сделал вид, будто не понял о ком идёт речь.
– Скрипача, – мрачно сказал Князь и вновь впился глазами в Антона.
– Антон! – ответил, как ни в чём не бывало, мэр. – Или вы забыли?.. – И сделал удивлённое лицо.
– Ладно, проверю… – холодно промолвил Вольнор и, вонзив шпоры в лошадиные бока, догнал Белого.
– Олень! Вот он! – внезапные возгласы егерей отвлекли Ленарда. – Заходи слева! Окружай!..
– Вперрёд!.. – браво заорал Антон и на всем скаку бросился в чащу. Только не влево, куда помчались все, а направо.
За ним тут же устремился Белый.
Ленард, почуяв недоброе, галопом помчался за Князем, видя что и тот свернул за скрипачом. И вовремя! Вскоре из той стороны донеслось два выстрела, раздавшихся почти одновременно. Ленард выскочил на лесную прогалину и увидел, что Антон чуть не вывалился из седла. «Видно, сильно пьян», – с облегчением подумал мэр. И ту же заметил Белого с Князем, подъехавших к Антону с двух сторон. Из их стволов вился сизый дымок. Ленард, оставаясь незамеченным, с ужасом наблюдал, как они оба вскинули ружья и, прицелившись, почти в упор дали новый залп по скрипачу! Ленард готов был поклясться, что видел это! Но и на этот раз Антон удержался в седле. Лица стрелков одинаково выражали  недоумение, а у Князя – впервые за то время, что Ленард его знал – ещё и страх.
Отец Марии стегнул своего коня и ринулся к музыканту. Белый перезарядил ружьё, но Князь, заметив Ленарда, его остановил:
– Зря стараешься. Удрал твой олень! – и, огрев плёткой коня, помчался назад через поляну. Уже на полном скаку он обернулся и, что есть силы, прокричал мэру: – Всё-таки у твоего будущего зятя другое имя!..
 «Что это все значит?.. – обомлел Ленард. – Почему Антона хотят убить?.. Неужели только за то, что он стал женихом Марии?.. Или есть другая причина?.. Князь что-то сказал насчет имени... Что же за всем этим кроется?..».
Но главным открытием для Ленарда стало то, что Белый и, скорее всего, Чёрный – на самом деле, служили не ему, а Князю! Он вдруг осознал, что все эти годы, пока находился на посту мэра, – за ним денно и нощно, тайно и явно шпионили двое чужих человека и доносили в Радостный Замок, где жил Вольнор, каждый шаг и каждое слово господина Ленарда!
– Пошёл прочь! – замахнулся он плёткой на Белого, догнавшего его, и тот недоумённо и даже обиженно отъехал в сторону. А Ленард поспешил за Антоном.
Тот вместе со Скульптором тряслись по лесной тропе. 
– Мы сейчас же начнём работать! – убеждал тот скрипача. – Сегодня ко мне должно явиться Вдохновение!
– Только не сегодня… – отнекивался тот. – Я чувствую себя… не очень…
– Но завтра его может не быть!..
– Нет-нет! И не просите!.. – мотал головой скрипач.
Однако Скульптор был настойчив и неумолим:
– Один лишь час! Я только определю пропорции, характер и позу! – Он тянул его за руку.
– Отпустите! – бормотал Антон. – Я упаду с лошади.
– Ну, прошу вас!
– Ступайте, ступайте! – прикрикнул мэр ваятелю, догнав Антона. – Завтра в Ратуше и поговорим.
– Но Вдохновение! – чуть ли не плача, вопрошал Скульптор.
– Оставьте его у себя ночевать, – посоветовал ему Ленард и, взяв поводья из рук Антона, повернул вместе с ним в город.
– Куда это мы?.. – удивился тот. – А охота?!
– Охота закончилась. Я хочу, чтобы вы с Марией немедленно покинули город.
Антон непонимающе взглянул на мэра.
– Я передумал. Я не буду держать вас возле себя… – ответил тот, поймав на себе недоумённый взгляд скрипача. – Теперь я хочу и даже требую, чтобы вы умчались, куда глаза глядят.
– Но почему?! – удивился Антон. Он не совсем понимал, почему так взволнован отец Марии. Хмель ещё не выветрился и не позволял трезво воспринять происходящее.
– Тебя подстерегала опасность, – Ленард обернулся назад, уверенный, что увидит за спиной Белого, но дорога была пуста.
– Что за опасность? – никак не понимал Антон.
– Тебя хотел убить Вольнор, – глухо ответил Ленард, перейдя на «ты»..
– Князь?! – поразился Антон. – За что?!
– Он – не Князь, – сказал мэр.
– А кто?.. – спросил скрипач, чувствуя, что туман в его голове рассеивается.
– Это длинная история… – ответил Ленард, – Но я хочу, чтобы ты знал все. Слушай же!..
 9. ИСТОРИЯ ОПЕРНОГО БАСА,
РАССКАЗАННАЯ МЭРОМ

...Перенесёмся же лет на двадцать назад, в небольшой театральный Балаганчик.
В по­лу­ни­щей труп­пе слу­жи­ли бас и хо­ри­ст­ка. Ей бы­ло сем­на­дцать, ему – око­ло тридца­ти. Оба лю­би­ли му­зы­ку, вме­сте пе­ли в опер­ных спектак­лях, а так­же на свадь­бах и по­хо­ро­нах. Им час­то при­хо­ди­лось голодать, но они нико­гда не уны­ва­ли, и ка­ж­дое ут­ро бла­го­да­ри­ли Бо­га за то, что жи­вут на земле. Об­ла­дая род­ст­вом мыс­лей и душ, они, как это не­ред­ко бы­ва­ет, полюби­ли друг друга.
Но когда директор Балаганчика заметил, что хористка ждёт ребёнка – он выгнал бедняжку на улицу.
Побежать бы Певцу в директорский кабинет, и просить за неё, и клясться в вечной любви к ней, но!.. Он не сделал этого. Просто струсил, побоявшись потерять место в театрике и стать героем закулисных анекдотов. И открестился от неё.
С той поры Певец изменился и не в лучшую сторону: всюду ему чудились косые взгляды, он стал озлобленным, недоверчивым, не сыгрался с новым дирижёром, рассорился со всей труппой и вскоре тоже покинул Балаганчик.
Зимой он работал в цирке-шапито зазывалой, летом – на ярмарках, и, как прежде, пел на свадьбах и похоронах. В конце концов, когда он понял, что своим искусством не прокормится – разленился и почти перестал петь, хотя был очень неплохим певцом. Теперь он только и мечтал о женитьбе на какой-нибудь богатой невесте. О хористке же забыл навсегда, никогда себя не спрашивая: где она и что с ней...
Так прошло лет пять. И вот однажды днём, в его каморку на чердаке очень дешёвой гостиницы кто-то постучал.
– Открыто! – отозвался Певец.
Во­шёл господин не­оп­ре­де­лен­ных лет, бо­га­то оде­тый, с тро­стью в ру­ке. Он не стал осмат­ри­вать­ся, как обыч­но де­ла­ют лю­ди, впер­вые по­пав­шие в незна­ко­мое ме­сто, а уверен­но про­шёл к чер­дач­но­му ок­ну и присел на шат­кий един­ст­вен­ный стул у про­дав­лен­ной ку­шет­ки. И не успел Пе­вец поинтересовать­ся, что Не­зна­ком­цу угод­но, как тот заговорил первым:
– Лежите-лежите, отдыхайте! Я не отниму у вас много времени. А пришёл я к вам с чисто деловым предложением...
Сердце Певца почему-то сразу забилось сильнее.
– Я слышал, – продолжил Незнакомец, – что вы ищете богатую невесту. – Певец заворожёно кивнул. – У меня есть одна на примете… Очень богатая молодая дама. Живёт, правда, в другом городе… Я мог бы вас сосватать, но для этого и мне кое-что от вас нужно…
Певец сел на кушетке.
– Что же?.. – растерянно пробормотал он.
– Ваш талант.
Певец в удивлении раскрыл глаза.
– Кто вы? – спросил он Незнакомца.
– Собиратель Чрезвычайных Редкостей… Кто-то собирает картины, монеты, оружие. Даже кареты… У меня – совсем другое увлечение... Солнечный зайчик, например. Или первый поцелуй. Воздушный замок. Упавшая звезда. И много-много других вещей подобного толка... Но собирать всё это просто так – занятие скучное, даже бесполезное. Этим можно хвастать, но практической пользы – никакой… А я в душе – прагматик…  Разрешите?..
Он достал из воздуха сигару и прикурил её от потухшей свечи на столе.
– Так вот, с некоторых пор я стал собирать совсем уж необычные вещи. Языки, например. Или профессии.
– К-какие языки? – испуганно спросил Певец, решив про себя, что Незнакомец не в своём уме.
– Я – не сумасшедший! – усмехнулся тот, пуская дым под низкий потолок. – Я имею ввиду иностранные языки... Вчера, например, был у одного полиглота и теперь прекрасно говорю сразу на семи… А сегодня (такая удача!) у одного поэта я приобрёл его Музу (он кивнул в окошко), она в карете. И, значит, теперь могу писать стихи и прозу…
Незнакомец внимательно посмотрел в глаза Певцу, отчего у того пробежала дрожь по всему телу.
– С вами дело обстоит куда проще, – он криво усмехнулся. – Так как талант вам больше не нужен – согласен обменять его на вашу мечту.
Певец ошарашено смотрел на него и не мог издать ни звука. Незнакомец же  весело расхохотался:
– Ну-ну! Придите в себя! Это у вас – от счастья! А я часто делаю людей счастливыми. Будь у меня свой город – все горожане только бы и ходили со счастливыми рожами. – Он взял со стола пустую пыльную бутылку, перевернул вверх дном и с сожалением поставил на место. – А что может быть лучше весёслых  улыбок й компаний?.. Только не подумайте, что я вам снюсь.
Он взял руку Певца и дотронулся ею до своего чёрного фрака.
– Чувствуете? Я живой. Вот он – я! С вами и для вас.
– Кто же вы?.. – прошептал Певец.
Незнакомец не ответил на его вопрос. Лишь загадочно улыбнулся:
– Не будем терять времени, я хочу услышать ваше «да».
– А если я скажу «нет»? – испуганно спросил бас.
– Дело ваше!.. –  улыбнулся холодной улыбкой незваный гость. – Только через очень короткое время ваш талант и ломаного гроша не будет стоить. Не говоря уже о том, что талантливых людей много. Найду другого. Хотя благоразумней было бы подружиться со мной. Я обещаю вам счастливую жизнь, богатый дом, множество слуг и молодую жену. Разве не этого вы хотите? Ну, и, конечно же: власть и деньги в придачу.
Он сделал паузу:
– Что скажете?
– Если… всё это так… – с трудом пробормотал Певец, – то я… согласен. Мой талант и впрямь может угаснуть.
Этим он хотел хоть как-то перед собой оправдаться: ведь богатый дом, власть и молодая жена уже словно стояли в чердачной каморке перед его глазами.
– Как это делается?.. – спросил Певец. – От меня потребуется расписка?.. Кровью?.. – Он испуганно посмотрел на гостя.
– Глупости! – расхохотался тот, громче прежнего. – Начитались, поди, средневековых романов!.. Нужно только ВАШЕ ЖЕЛАНИЕ, и больше ничего. Итак, вы желаете заключить со мной сделку? – спросил он Певца уже по-деловому.
– Да, – поспешно ответил тот, – желаю.
Незнакомец встал во весь рост и прикоснулся одной рукой к его лбу, а другой – к его груди, и Певец почувствовал, как горячая волна ударила в голову. Стало жарко сердцу, и внезапно наступил холод. Холод и пустота…
Незнакомец сделал шаг назад, не отрывая от него взгляда.
– Ну, вот, – удовлетворёно произнёс он, как художник, закон­чивший работу, и взял со стола трость. – Теперь вы уснёте. А проснетесь уже в другом месте. До встречи!..
И уже у выхода он просвистел несколько тактов арии Мефистофеля, которая показалась бывшему Певцу далёкой и знакомой, но где он её раньше слышал – так и не вспомнил.
С тем мгновенно и заснул...

...Проснулся он утром. Открыв глаза, бывший певец ахнул: он лежал на богатой широкой кровати на шёлковых простынях, покрывавших перину. В раскрытое настежь окно бил сноп света. Солнце высвечивало стены в серебристых обоях, на которых висели старинные гравюры в вишневых рамках. Натёртый до зеркального блеска паркет сиял, отражая в себе изящную мебель на гнутых ножках.
Потрясённый Певец сел в кровати.
«Сделка состоялась! – стучало в его голове и сердце. – Незнакомец не соврал! А я даже не знаю его имени. Где это я? И кто она, моя невеста?..»
И тут в его сознании промелькнуло то, чего с ним никогда не было, но в то же время было:
приезд в город N., знакомство с дочерью адмирала, их свадьба, и даже рождение дочери…
Это напоминало ему сон, в котором чужой дом мы часто признаем своим; всё в нём чужое: и вещи, и люди, но почему-то мы знаем, что дом этот – наш…
«Так неужели всё это уже случилось? – спросил себя бывший Певец и тут же сам себе ответил: – Да, было, случилось и всё это есть…»
С ка­ж­дым мгно­вень­ем чу­жая жизнь вхо­ди­ла в не­го как его соб­ст­вен­ная. Всё смешалось в ду­ше: со­бы­тия, вре­мя, да­же про­стран­ст­во. Но спус­тя минуту-дру­гую он уже вспом­нил все мель­чай­шие под­роб­но­сти сво­ей жиз­ни бо­га­тым се­мей­ным че­ло­ве­ком. Жизни, ко­то­рая про­дол­жа­лась, хо­тя толь­ко теперь нач­нёт­ся…
В дверь постучали. На пороге появилось двое слуг.
– У-уу!.. С добрым утром! – сказал ему Первый.
– Угу-у… Завтрак на столе, – поклонился Второй. – У вас сегодня очень важный день.
Они достали из гардероба красивый домашний костюм, белые гольфы и туфли с золотыми пряжками. Не прошло и минуты, как они одели его и провели вниз по широкой лестнице просторного особняка в столовую комнату на первом этаже.
За большим столом сидела вся семья: молодая женщина, благородный седой старик в костюме адмирала и девочка, лет трёх. Бывший Певец поцеловал жену и дочку, кивнул тестю и, запихнув за воротничок уголок хрустящей белоснежной салфетки, принялся за трапезу.
Ели молча. Но вскоре звяканье столовых приборов нарушил звонкий голос дочери:
– А у дедушки для тебя сюпли-из!..
Бывший певец поднял глаза на тестя. Тот тщательно, как ни в чём не бывало, ел с ложечки яйцо всмятку. Услыхав признание внучки, он рассмеялся:
– Выдала, стрекоза! – и погрозил ей пальцем. – Я хотел это сделать после завтрака.
Бывший музыкант вопросительно посмотрел на жену. Луиза – так звали её – на своего отца.
– Ладно, папа! Больше скрывать нет смысла…
Адмирал положил ложечку рядом с яичной скорлупой и, утерев губы салфеткой, важно произнёс, обращаясь к зятю:
– Как вы знаете, Ленард, прошёл месяц после смерти нашего мэра. Город парализован безвластьем... Магистрат пытается наладить жизнь, но нужен человек, который смог бы всё взять в свои руки… – Он сделал паузу и покрутил кончики седых усов. – Поэтому сегодня, как Почётный гражданин города, имеющий веское слово в Магистрате, на Большом Городском Совете я буду рекомендовать на это место вас… – У бывшего певца ёкнуло сердце. – Место выборное… Но по Уставу Магистрата его можно и купить… Правда, за очень большие деньги… Не скрою: таких денег нет ни у меня, ни даже у главного банкира города. И разговор был бы бесполезен, если б сегодня ночью некий Неизвестный, назвавший себя вашим давним приятелем… – у бывшего певца засосало под ложечкой, – не передал нужную сумму. Члены Магистрата уже извещены.
Раздались аплодисменты жены и дочери.
– Ула-аа! – крикнула маленькая Мария. – Мой папа – ме-е-ел!!!
Бывший певец пребывал в растерянности.
– Справитесь, – успокоил его тесть. – Быть адмиралом труднее. В конце концов, мэрами не рождаются. Так что после завтрака отправимся в Ратушу.
«А не сон ли это?» – подумал бывший музыкант. Он незаметно ущипнул себя за руку и едва не вскрикнул от боли.
– А мы с Марией испечём к обеду твой любимый пирог с грибами и луком, – сказала Луиза.
«Нет, не сон», – сказал он себе и ласково потрепал дочку за щёку.
В тот же день, ближе к вечеру, ошеломлённый и счастливый, он уже принимал поздравления от всего города.
На следующее утро тесть укатил в кругосветное путешествие. Весь год он присылал домой письма: из Африки и Австралии, потом долго вестей не было, а последнее короткое письмо, даже не письмо – записка – пришла уже от чужих людей, где сообщалось, что адмирал погиб у берегов Англии.
Дочь, безумно любившая отца, тут же слегла и стала чахнуть. Она долго болела и спустя полгода тихо умерла, оставив на руках Ленарда маленькую Марию.
Так он стал вдовцом, и недолгая счастливая жизнь пронеслась как сон…
«А было ли всё это? – вновь и вновь спрашивал себя Ленард, и горько отвечал: «Было и больше не будет…»
Прошёл год-другой. Незаметно пробежало десять лет. Он стал настоящим мэром, между делами и заботами воспитывая любимую дочь…
10. ЧИСЛО ЗВЕРЯ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА МЭРА

...Однажды летом, засидевшись допоздна в Ратуше, Ленард вдруг услышал чей-то резкий стук в окно. От неожиданности он вздрогнул и очень удивился, так как его кабинет находился на втором этаже. Мэр оторвался от бумаг, поднялся из-за стола и выглянул на площадь. Там никого не было.
«Наверное, птица», – подумал Ленард и задёрнул окно тяжёлой портьерной шторой. Когда же он вернулся к столу, чтобы продолжить работу, – в кресле посетителя сидел ночной гость. Он был одет в дорогой костюм и лаковые штиблеты, седой, с напомаженными висками. А по кабинету заструился запах тонких духов.
– Что вам угодно?!.. – вскричал Ленард. – Кто вы такой и как сюда проникли?!
Он знал, что за дверьми кабинета дежурят два его тайных агента, и проскользнуть мимо них не было никакой возможности.
Незнакомец расхохотался, и в его смехе мэр узнал своего благодетеля.
– Вы?!.. – опешил Ленард.
– Не ожидал? – спросил Собиратель Редкостей, обращаясь к нему на «ты».
– Честно говоря, и думать забыл, – растерянно пробормотал Ленард.
– А зря, – покачал головой гость. – Я ведь ещё тогда тебе сказал: до встречи! Или не рад?..
– Рад! – спохватился мэр. – И весьма признателен за всё.
– Надеюсь, – снисходительно улыбался гость. – Тем более что сейчас мы будем видеться чаще.
– Вы переехали в наш город?
– Я купил замок неподалёку. С прекрасным парком и озером.
– Неужели тот самый, у кладбища, который все называют «Безрадостным»?! – воскликнул Ленард.
– Называли! – поправил Собиратель Редкостей. – Теперь приставки «без» станет жить сама по себе, что справедливо!.. Зато это будет самый радостный замок на свете!
– Но в нём, говорят, совершались убийства... а теперь водятся привидения… – опасливо произнёс мэр. – Прежний владелец покинул его, лет пять назад. Но до сих пор по ночам доносятся жуткие крики, и мерцает свет в окнах.
– Глупости! – беспечно махнул рукой гость. – Мало ли кто кого убил? К тому же я не суеверен...

...Да, я не верю ни во что:
Ни в «плохо» и ни в «хорошо»!
Над всем, что свято и грешно –
Смеюсь, о Дьявол!
Не верю в «решку» и в «орла»,
Куда б Судьба не занесла!
С кем бы на свете ни свела!
Где бы ни плавал!..

Не верю в Истину и Ложь,
Ни в золотой, ни в медный грош!
Таким роди;лся! Ну и что ж?
Таким подохну!..
Я не паду пред юбкой ниц,
И мимо женщин и девиц
(Капризниц или озорниц)
Пройду – не охну!..

Не верю в перемену мест,
В невинность чопорных невест,
Во всех, кто свой волочит крест:
«Мол, жить-то надо!..»
Не верю в неба синеву.
Пускай неверою слыву!
Зато держусь я на плаву
Врагам в досаду!..

И только верю я в одно,
Безоговорочно, давно.
(За эту веру сам на дно
Нырну с усладой!)

Я верю в то, что там, на дне,
В морской и чёрной глубине
Пекутся в пекле обо мне
Все черти Ада!..

...– Теперь я живу в этом Замке... – продолжил Вольнор, – ...и, надеюсь, что слава о моём замке пойдет совсем иная. Мне он понравился: и архитектурой, и внутренней отделкой, и старинными вещами. Словом, удачная покупка!
– Богатый замок! – согласился мэр. – И, наверное, очень дорогой!..
– Не очень, – вежливо ответил ночной гость. – Всего-то миллион золотых!
– Всего-то?!.. – ахнул мэр. – А я никак не найду тысячу для городской казны, – горько добавил он..
Гость тут же достал из потайного кармана увесистый кошелёек и бросил его со звоном на стол.
– Здесь – ровно тринадцать тысяч. Дарю вашему городу.
– Благодетель! – просиял Ленард. – Но, простите!.. Я до сих пор не знаю: кто вы! В тот раз вы не представились…
 – Это ты прости меня, – усмехнулся ночной визитёр и протянул мэру свою тонкую руку с изящными длинными пальцами: – Князь Вольнор!
– Так вы – князь! – обрадовался Ленард. – Фу-у! А я уж было, Бог знает что, подумал! – Кстати! – внезапно вспомнил мэр. – Как ваше собирательство?..
– Коллекция пополняется, спасибо…– коротко сообщил он. – В ней уже 650 профессий!
– Зачем вам столько?! – искренне удивился Ленард. – Неужели целую жизнь можно потратить на каждую из них, так и не вос­поль­зо­вав­шись плодами? Я с трудом управляюсь с одной работой.
– Это, смотря, кто сколько проживёт... – загадочно произнёс Князь и добавил: – Вот в прошлом году, например, я получил Первую премию на королевском конкурсе певцов! В этом есть и твоя заслуга.
Мэр поморщился:
– Не хочется ворошить прошлое…
– Согласен, – кивнул Вольнор. – Тогда поговорим о будущем… Присядь, Ленард. Разговор будет долгим…
Мэр опасливо опустился на краешек своего кресла.
– Ты спрашиваешь меня, зачем все это?!.. А вот послушай!..
Ленард затаил дыхание.
– Ко­гда-то я был од­ним из пад­ших ан­ге­лов… – за­дум­чи­во про­из­нёс ночной гость. – По­сле того, как нас сбро­си­ли на зем­лю – по­пал на кры­шу городско­го до­ма и стал домовым. Ах, как я бла­го­да­рен Судь­бе за это!.. Мои со­бра­тья, в от­ли­чие от ме­ня, очутились, чёрт зна­ет где: кто – в лесах, кто – в по­ле, а кто (стыд­но ска­зать!) – в бо­ло­те, со­от­вет­ст­вен­но превратившись в леших, бе­сов или во­дя­ных… А так как в го­ро­де возможно­стей для карьеры все­гда больше, то уже скоро, лет че­рез три­ста, я дослужил­ся до Ма­ги­ст­ра Чёр­ных Чар, то есть, про­ще: стал Ма­гом и Чароде­ем...

 ...О, если б только в сценах лицедейства!
Так нет же! На дорогах всей земли
Стучится по ночам с ножом Злодейство,
Чтоб люди спать спокойно не могли!..

Из-за угла, из-за спины, в затылок
Злодейство нам наносит свой удар!
И выпускает джинов из бутылок,
И разжигает мировой пожар!

Все распри Бело-Алых роз  –  цветочки.
Троянская война – ну, просто смех,
Когда Земля доведена до точки,
Которую поставим мы на всех!..
 
А у ворот пасутся:
Вражда и Безрассудство,
Чтобы отнять Надежду и Покой.
И Бог глядит с Небес – с такой тоской!..


...– Значит вы… все-таки… дьявол?! – промолвил побледневший мэр.
– Почти что. Хотя для вас, людей, все эти чины – на одно лицо!
Он достал, как и тогда, сигару из воздуха, но на этот раз прикурил от зажженной свечи, стоявшей на столе.
– По прошествии времени я понял, что обратного хода нет, – он ткнул пальцем в потолок, – а вот стать новым Князем Тьмы – в моих силах. Для этого я должен лишь завладеть Духом творчества!
– Вы… убиваете людей?.. – спросил Ленард, побелев­шими от страха губами.
– Нет! – рассмеял­ся Воль­нор. – Ду­ши лю­дей мне не­под­вла­ст­ны. Да мы и не убий­цы. Убий­цы это вы – лю­ди! Мы уби­ва­ем ва­ши­ми же ру­ка­ми… Нашеп­ты­ва­ем чёр­ные мыс­ли и под­тал­ки­ва­ем к преступлению… Нет! Я дейст­вую по-дру­го­му. Это труд­ная ра­бо­та, Ленард! Од­на­ко, я очень способный, ум­ный и энер­гич­ный ча­ро­дей: в мо­ей Чёр­ной Шкатул­ке хранится Дух Твор­че­ст­ва сот­ен лю­дей!..
– Так вы не князь!.. – чуть разочарованно промолвил Ленард.
– Я купил этот жалкий земной титул, как игрушку, – холодно ответил Вольнор, – и пока тешусь им. Но чтобы стать настоящим Князем Тьмы, наравне с Вельзевулом, Велиалом или Люцифером, мне нужно довести счёт до 666.
– Число Сатаны! – испуганно произнёс мэр.
– Да, – согласился с ним Князь. – Это – великое число Тьмы! Число Зверя!
Ленарда забила нервная дрожь.
– Ну-ну, не бойся, – успокоил его Вольнор. – Тебе ничего не грозит. Твою музыкальную душу я забрал ещё тогда.
– Зачем в-вы мне эт-то говорите?.. – с трудом выговорил Ленард.
– Хочу и дальше сотрудничать с тобой.
– Н-нет, нет!!! – истерически вскрикнул мэр.
Вольнор поднял ладони, и тот покорно замолк, лишь всхлипывая да икая.
– Бокалы, мэр! Выпьем за нас с тобой!.. И ещё, – он приблизил своё лицо к лицу Ленарда. Дыхание Чёрного Магистра напомнило раскрытый склеп. – За твою дочь!.. – подмигнул Вольнор. – Чтобы скрепить наш союз, я обручусь с ней!
Ленард даже улыбнулся, столь нелепым показалось ему это предложение.
– Вы?!.. С ней?!.. – он глотнул воздух широко раскрытым ртом. – Но ей лишь тринадцать!
Князь рассмеялся:
– Тринадцать – мое любимое число! Чертова дюжина!.. Да и кто сейчас говорит о женитьбе?
– Но ваш возраст!.. – пробормотал Ленард.
– Что, возраст? – спросил с любопытством Князь: его глаза посмеивались холодно и весело, как зимние звёзды.
– На вид вам… ммм… лет… э-э-э…
– Сколько же?.. – с интересом полюбопытствовал Князь.
Мэр не мог вымолвить ни звука.
– Смотри же! – произнёс Вольнор.
Вначале пропали его морщины. Затем уменьшились залысины, а через мгновенье – и вовсе исчезли. Седые клочья волос превра­ти­лись в густую чёрную шевелюру. Лицо покрылось здоровым румянцем, и вот – перед вконец изумлённым мэром сидел уже стройный молодой человек.
– Так сколько мне лет? – поинтересовался тот с укоризной, поднимаясь с кресла. – То-то же!..
Он кивнул потрясенному мэру и растворился в воздухе, оставив на столе нераспечатанную бутылку…

…Так произошла их вторая встреча, после чего они стали видеться почти ежедневно.
 
11. ПЕРЕД КОНЦЕРТОМ

...– Теперь ты знаешь всё, – сказал Ленард Антону на пути в город.
После рассказа мэра хмель из головы скрипача выветрился полностью.
– Вот почему я решил, чтобы вы с Марией немедленно убрались из города. Он что-то задумал против тебя… С тех пор, как здесь появился Князь, – число его жертв достигло 665. А завтра – Вальпургиева ночь!
– И вы помогали ему в этом?! – воскликнул Антон.
Ленард горько усмехнулся:
– Помогал, но с умыслом! Я пошёл на сделку, лишь бы он побыстрей убрался из нашего города! Но теперь бежать надо вам. И как можно скорее! – Ленард стегнул коня и галопом помчался в город, чтобы выпустить из-под замка дочь.
Забегая вперёд, следует сказать, что в ту же ночь скончался Мясник. Как и предсказал Вольнор.

...Когда Антон прискакал следом, Мария уже была выпущена из подвала и одета в дорожное платье. Небольшой баул и саквояж стояли наготове.
Сидя в неволе, она вспомнила прошедший день: своё преображение, встречу со скрипачом, ночной концерт в благоухающем саду, и вдруг – этот утренний плен!
Мария была уверена, что Антон не мог не сдержать своего слова. Значит  с ним что-то случилось. Его мог заманить в свой замок Вольнор или упрятать в темницу. В конце концов, ужасалась она, его могли легко убить. На то и охота…
Промучившись весь день в неведении, она, наконец, дождалась отца и была теперь готова ко всему.
Чтобы Вольнор не заподозрил неладное, Ленард, по приезде с охоты, объявил горожанам о скорой свадьбе своей дочери со скрипачом, а Чёрного он отослал в лес, чтобы тот велел егерям сберечь дичь в неприкосновенности для грядущего торжества. На самом же деле, – чтобы тот не смог помешать беглецам скрыться.
– Не мешкайте, – нервничал мэр, поминутно выглядывая в окно.
Он приготовил им в дорогу большой кошель с деньгами и собрал корзину с провизией. Две лошади уже стояли оседланными недалеко от площади. Беглецов ждал дальний путь в столицу, где у Марии жила тетка – сестра покойной матери. И стоило молодым лишь вскочить в седло, как повесть повернула бы совсем в другую сторону. Однако, Антон не собирался никуда уезжать – что-то говорило ему остаться…
– Одумайся! – умолял его напуганный мэр. – Вольнор погубит тебя!
– Стыдно бежать, – отвечал скрипач. – Не утащит же он меня насильно в свой замок!.. Эх, будь со мной Снегирь, мы бы ему показали!
– Глупец! – закричал Ленард. – Что вы сможете ему сделать?!.. Он – Маг и Чародей! А что станет с Марией, если он погубит тебя?.. Ведь она умрёт от горя!
– Умру!.. – согласилась Мария.
– А я умру без неё, – голос мэра дрогнул. – И что будет с горожанами? Ты подумал?.. Из-за тебя погибнет весь город!
– Город не погибнет, – ответил Антон, повторяя слова, сказанные им тогда, в гостинице. – И вы не умрёте, – успокоил он мэра. – И Мария будет всегда со мной… Потому что мы любим друг друга!..
Он глянул на неё и её отца, ничего не объясняя:
– К тому же, мы совсем забыли про концерт в Ратуше. – И стал распаковывать вещи.

...Следующий день был насыщен важными событиями. Тайные агенты с раннего утра носились как угорелые. Белый отвечал за подготовку к завтрашней свадьбе, которую объявили на 1 мая, а Чёрный отвечал за концерт Антона, который в последний момент был перенесён из Ратуши на площадь: все желающие послушать скрипача не вместились бы в небольшой зал.
Мэра же можно было увидеть в разных концах города. Он самолично следил за исполнением своих распоряжений – встретил портного с фраком для Антона, зашёл в парники к садовнику взглянуть на цветы, которые тот срезал ранним утром и сейчас искусно составлял всевозможные букеты, венки и гирлянды для трибун. Сегодня это были флоксы, георгины и розы – ведь именно розы обожал Князь.
Не обошлось и без одного досадного недоразумения: перепутали два венка. Один – с праздничной лентой: «ВЕЛИКОМУ МУЗЫКАНТУ» – отправили на могилу Мясника, зато другой, с траурной – оставили для вечера. И надпись: «УМЕР ОТ СЧАСТЬЯ» – конечно же, выглядела зловещим предзнаменованием. Ленард вовремя это заметил и с удовольствием накричал на Чёрного, предупредив его, что если ещё раз будет что-либо подобное, он тут же уволит его ко всем чертям! Вернее, «к одному чёрту», подумал он про себя...
Потом мэр явился на площадь, где плотники заканчивали сооружать площадку для концерта и трибуны для гостей. Молчаливые женщины из «Общества старых дев» украшали трибуны шёлковой тканью и воздушными шарами. Пиротехники возились над изготовлением фейерверка, а оркестранты военного оркестра репетировали туш.
Зайдя на почту, Ленард лично проследил по Списку за отправкой пригласительных телеграмм на концерт и свадьбу, и даже один ответ успел уже получить: телеграмма была от мэра соседнего города – госпожи Клариссы, – с наилучшими пожеланиями дочери мэра.
Словом, дел было невпроворот. И за всей этой суетой Ленард ни на мгновенье не забывал о сегодняшней страшной ночи, всё пытался предугадать: какую же месть приготовит Чёрный Магистр?..
Ещё утром мэр, невзирая на общественное мнение, забрал Антона к себе, к великому неудовольствию Гостинщика, запретив будущему зятю и Марии выходить из дому под любым предлогом, приставив к ним охрану из проверенных солдат городского гарнизона. Все окна были закрыты наглухо, словно дом стоял на осадном положении.

...Фрак был изящен и строг. Белого цвета, с шёлковыми лацканами. Старый портной долго ходил вокруг Антона и придирчиво поправлял складку за складкой.
Антону в нём было одновременно и удобно, и неловко. Он привык к широкому плащу, а тут, как ему казалось: пошевели он рукой – и всё разлетится по швам. Но фрак был сшит замечательно: крепко, добротно и красиво.
«Видал бы меня Снегирь!.. – подумал Антон. – Помер бы со смеху!.. Хотя, – он тут же успокоил самого себя, – во фраках ходят не только князья и мэры: во фраках выступают певцы, музыканты и дирижёры!»
Он покрутился перед зеркалом.
«В конце концов, я – тоже музыкант… Тут бы Снегирь меня понял».
И чуть взгрустнел…
Портной ушёл.
Все стенные и напольные часы в особняке пробили три раза. Их было в доме много, в разных комнатах, оттого и прозвучал целый часовой оркестр.
«Через пять часов концерт», – с каким-то особым волнением подумал Антон: ему вдруг очень захотелось сыграть перед всем городом так, как он ещё никогда не играл! Назло Вольнору! Князь не испугает его, не остановит, не заставит плясать под свою дудку! Сегодня он сыграет с такой силой, что заставит Чёрного Мага отступить.
«Надо размять пальцы», – подумал он. Снял фрак и повесил на манекен.
– До вечера! – шутливо попрощался с ним Антон и ему даже показалось, что тот приветливо махнул правым рукавом в ответ.
Проходя по коридору, скрипач увидел внизу под окнами Скульптора. Тот безуспешно пытался прорваться в дом, доказывая охране, что наконец-то его посетило Вдохновение, и если господин маэстро немедленно не явится к нему в мастерскую, он откажется от заказа Магистрата. Однако охранники скульптора не впустили.
Антон улыбнулся его настойчивости, хотя сам Вдохновения никогда не ждал.
Он был импровизатором. Сыграв один раз новую вещь, тема которой была навеяна в пути, он тут же её забывал, потому что иные дали открывались его глазам, его слуху, его душе. Будущие дни таили в себе ещё непрожитое и несыгранное. Он никогда не репетировал перед концертом, музыка была всегда неизвестной до поры даже ему самому. Разве можно отрепетировать завтрашний день или ещё раз проиграть вчерашний?
И только гаммы он играл ежедневно, но это было нужно, скорее, для техники, чем для души.
Внезапно в коридоре его привлёк чей-то громкий голос из-за одной двери. Антон прислушался и узнал мэра. Тот репетировал речь, которую должен был сказать перед концертом.
– Горожане и горожанки нашего славного города! – доносилось из-за двери. – Завтра я приглашаю вас всех на свадьбу моей дочери! Трам-пам-пара-пам! Бух! Бом!
Это Ленард «сыграл» губами туш, который должен был исполнять по сценарию военный оркестр.
Антон на цыпочках с любопытством подошёл к двери и приоткрыл её. В образовавшейся щёлке он увидел мэра, стоявшего на стуле вполоборота, с листком в руке.
– Сегодня же, – говорил мэр, – мы собрались, чтобы послушать концерт моего будущего зятя – скрипача Антона!.. Нет! – тут же оборвал он себя. – Здесь следует сказать проникновенней!.. – И повторил фразу иначе: – …Чтобы послушать концерт моего будущего зятя!.. Да, вот так! – Он выбросил руку вперёд и вдохновенно продолжил: – Многие из вас уже слышали эту божественную игру, но тогда он не был ещё готов выступить перед вами, как и подобает настоящему музыканту!.. Не так! – вновь недовольный собой пробормотал Ленард. – Лучше: великому музыканту!.. Да! – и повторил вновь: – Как и подобает великому музыканту!..
Антон застыл у двери, залившись краской, а мэр торжественно вещал дальше:
– Благодаря ему, в нашем городе откроется музыкальная школа для всех желающих! Учитесь! Играйте! Чтобы наш славный город стал самым звонким в королевстве!.. Трам-пара-пам! Бух! Бом! – снова сыграл туш невидимый оркестр. – И, наконец, – повысил голос Ленард, – по предложению Антона-скрипача, с осени у нас будут проводиться музыкальные фестивали! Все лучшие музыканты мира приедут к нам, чтобы подарить свое искусство!
«Когда это я говорил про фестиваль?..» – удивился Антон вдохновенной фантазии мэра, и распахнул дверь настежь.
Ленард обернулся, рассержено нахмурив брови, но, завидев Антона, расплылся в улыбке:
– Ты всё слышал?!. – обрадовался он. – Не слишком ли скромно?..
– Скромно?! – вскричал Антон. Краска отлила от его лица, и теперь оно стало белым как листок в руке мэра. – Да это просто враньё!..
– Что – враньё? – испугался Ленард, спрыгивая со стула.
– Всё! – категорически воскликнул Антон. – И про фестиваль, и про школу, и про «великого»! Это ж надо додуматься: я – «великий»! – повторил он с издёвкой и перевёл взгляд на стену. – А это ещё что такое?!
На стене висела большая цветная афиша, только что привезённая из типографии.
«ФЕСТИВАЛЬ ИМЕНИ АНТОНА В ГОРОДЕ N.!
Приглашаются лучшие музыканты Королевства!
Жюри под Председательством Великого скрипача АНТОНА
определит самого талантливого исполнителя!

СПЕШИТЕ УЧАСТВОВАТЬ!»

– Ну, как? – хвастливо спросил Ленард.
– Ужасно! – с тихой ненавистью ответил Антон.
– Что ужасно? – запаниковал мэр. – Если не нравится шрифт или цвет – наборщик немедленно всё исправит!..
– Да разве можно приглашать лучших музыкантов, заранее тыча каждому в нос, что он – не прима?!
– Согласен, – поспешно молвил мэр.
– Тогда зачем все это? «Лучший», «великий», «талантливый»!
– Скромность тоже хороша в меру! – недовольно проворчал Ленард. – А то твои протесты заставляют всех ещё больше отпускать тебе комплименты. – И тут же с весёлым любопытством спросил: – Неужели это действительно неприятно?
– Очень! – согласился Антон.
– Неприятно что? – старался понять Ленард. – Когда красиво одет? Когда изысканный стол? Когда всё под рукой: и деньги, и власть, и слава?! Да?.. Но почему это неприятно? Весь мир желает достичь таких вершин!
– А я хочу одного: работать! – воскликнул Антон. – На остальное – наплевать!
– Эка невидаль! – усмехнулся мэр. – Все работают! И я! И Галантерейщик! А вот получают – по-разному! Кто сколько стоит! Ты стоишь многого, парень!
Антон на этот раз промолчал. Да и что он мог возразить? Фрак сидел на нём превосходно, горожане желали ему счастья, а сам он был желанным для Марии! И может, в самом деле, не такой уж он обычный музыкант?.. Ну, положим, не гений, но… очень… очень талантливый!.. Кстати, и Снегирь называл Антона «маэстро»!.. Он снова вспомнил о нём, и тень печали опять затуманила его взор.
Мэр же понял это по-своему:
– Ладно! – махнул он рукой. – Не обижайся. Я всё это сказал лишь для того, чтобы ты не пал духом! Надо показать Князю, что мы его не боимся.
– Ни капли! – твёрдо подтвердил Антон.
– «Ни капли!» – горько усмехнулся мэр. – Хорошо тебе говорить. Если бы ты знал, для чего проводятся в нашем городе фестивали искусств! Ведь я специально хочу провести этот осенью, а не теперь, когда близится ночь Святой Вальпургии. Хотя чувствую: мне грозят страшные неприятности!
– Да, – вспомнил Антон, – вы что-то говорили о договоре с Вольнором… Но в чём заключалась суть сделки?
– «Твоя забота, – сказал мне тогда Князь, – раз в году, в Вальпургиеву ночь, собирать творческих гостей со всех городов...»
Я стоял еле живой от страха.
«Да ты не бойся! – сказал он мне. – Наш город станет самым знаменитым на целом свете! Всего одна душа нужна мне, друг мой!.. И она обязательно появится! Я это чувствую, и я это знаю!.. Ради неё я и прибыл сюда»   
Чья это была душа, Ленард не стал спрашивать... 
– Сегодня я понял, – сказал он Антону, – что опасность грозит именно тебе, мой мальчик!.. Видимо, ты должен был стать последним в «числе зверя»… Поэтому вам с Марией  лучше было бежать…
– Неужели все те, кто выступил на ваших фестивалях, погибли?? – спросил Антон. 
– Нет, что ты! – воскликнул Ленард. – Разве бы я смог?!.. Закрытие праздника по традиции проводится в Радостном замке. Многие из тех, кто там побывал, изменились до неузнаваемости…Даже не внешне… Они стали скучны, безлики, неинтересны… Что там с ними произошло – вряд ли они понял сами... Я пытался расспрашивать… Не помнил никто… После нашего Фестиваля их слава быстро померкла, а то и вовсе угасла. А некоторые из них осели в нашем городе. Взять, к примеру, Скульптора. Думаешь, он всю жизнь «ваял» лишь свое семейство или бюсты на заказ? Нет! Он был настоящим Художником – вдохновенным Мастером! Семейная композиция – это плод творчества «послезамкового» периода. Он был одним из первых, кого пригласил на ночную пирушку Вольнор. А наш известный мастер-краснодеревщик! Если б ты знал, какую он мастерил мебель: словно чувствовал в себе душу дерева! В его резных креслах заседает весь Магистрат!.. А тут – стал сколачивать табуретки! Сколотит – и доволен! И ничего больше в жизни ему не надо! То же самое произошло с соседом-пирожником: вместо бисквитных и шоколадных  тортов – пресные лепёшки! И с художником – тем самым, что малюет лишь вывески или вот – афиши!.. – Ленард замолчал, глубоко задумавшись. Потом поднял голову и посмотрел в глаза Антону, – Слушай, неужели ты останешься?.. – И, получив в ответ утвердительный кивок, безнадёжно спросил. – Неужели ни капельки не боишься?..
– Ни капли! – подтвердил скрипач.
– Ни капли, – повторил мэр и тут же хитро прищурил глаза: – Ни капли?.. – и достал из шкафа графин с вишнёвой наливкой.

...На следующий день городскую площадь оцепили солдаты Гарнизона во главе с одноглазым Полковником. А к вечеру стали съезжаться гости.
Многие желали попасть на торжество, однако, даже площадь не могла вместить всех. Поэтому счастливчиков пропускали лишь по билетам, проданным накануне. С жителей, чьи окна выходили прямо на площадь, – деньги брали в двойном размере: и за концерт, и за комфорт.
Уже заняли свои места – и дядя посла, и племянник королевского министра, и владелец трёх городских издательств, а также Рыбник, Гостинщик и Галантерейщик. Все были с жёнами.
Но вот по площади пронёсся возбужденный гул: это из дома вышли мэр с дочерью. Белый и Чёрный провели их на почётные места.
Корреспонденты с фотокамерами, расположившись вокруг помоста, делали первые снимки. Все с нетерпением ожидали начала концерта.
Кресло рядом с мэром пустовало, но это никого не беспокоило – оно предназначалось для Вольнора. Ни одно торжество в городе не обходилось без него. Князя приглашали, его ждали, без него не начинали. Он любил опаздовать, и все взоры, бинокли и лорнеты были устремлены в его сторону. А восторженный шёпот ласкал ему слух.
На этот раз Ленард молил Бога, чтобы Князь не приехал. Он даже не пригласил его, хотя знал, чем это ему грозит.
С приближением концерта, сердце мэра готово было выскочить из груди. Он с ужасом думал о сегодняшней ночи, и рука его сильно сжимала руку Марии.
– Начинай! – шепнула она отцу. – И ничего не бойся!
Под шквал аплодисментов Ленард вышел на помост и произнёс первые слова своей речи:
– Граждане и гражданки нашего славного города! Завтра я приглашаю всех вас на свадьбу моей дочери!..
Военный оркестр тут же сыграл запланированный туш. О чём говорилось в речи дальше – мы уже примерно знаем. Поэтому оставим мэра и горожан на площади, а сами тем временем поглядим, что происходит в Радостном Замке. 
 12. «ОГНЕННАЯ КНИГА»,
ИЛИ ИСТОРИЯ ВОЛЬНОРА

   ...Что же привело в этот небольшой город одного из самых могущественных Чародеев и Магов? Что заставило его прервать своё вечное кочевье по просторам Земли и поселиться в древнем Замке?

...В то самое время, когда Ленард, будучи неопытным мэром, только-только вникал в дела городской власти, Вольнору, в древнем средневековом замке, среди пылящихся на каминной полке старинных потрёпанных фолиантов – попалась на глаза «ОГНЕННАЯ КНИГА», заключавшая в себе дьявольские судьбы.
Он всегда относился к таким книгам равнодушно, не желая знать, что ждёт его завтра, ибо любил, когда жизнь приносила сюрпризы. Ему доставляло удовольствие принимать решения в последний миг, когда, казалось, несчастье вот-вот настигнет его. Он хотел испытать на себе то острое ощущение опасности, которое ежечасно подстерегало людей. Он играл с Судьбой в кошки-мышки, позволяя ей иногда лёгкую шалость – ставить ему палки в колёса. Оттого и был так спокоен, ибо знал, что – вечен, как вечно Зло на земле.
Проходя мимо волшебного зеркала, висевшего на стене, в котором можно было увидеть себя в любой точке Земли, в любом костюме и в любой эпохе, Вольнор приблизил к нему своё лицо и, увидев себя одновременно над всеми столицами мира, удовлетворённо сказал самому себе:
– Демон и только!..

...Мой Демон так красив,
Как море под луною,
Как неземной мотив,
Звенящий надо мною...


Мой Демон так умён,
Как тысяча поэтов.
Всё, что не скажет он –
Разносится по свету!..

Мой Демон так силён,
Как над землёю ветер.
И если разъярён –
Погубит всё на свете,
 
Мой Демон так хитёр,
И в хитрости неистов, – 
Как будто целый двор
Услужливых министров,
 
   Мой Демон неспроста
С улыбкой смотрит в очи:
Горчат его уста
Той ягодою волчьей.
 
 Он обещает мне –
 Богатство, Власть и Славу,
Смешав тайком в вине –
Дурман или отраву.

К стеклу прижавшись лбом,
В минуту откровенья –
Себя я вижу в том
Зловещем отраженьи!..
 
 
...Пройдя в библиотеку, Вольнор раскрыл со скучающим видом «Огненную Книгу» на букву «В» и вдруг прочёл о себе то, чего раньше не замечал. Огненными буквами, на странице из выделанной козьей кожи, было написано:

«Князь вольнор да убоится
скрипача никколо!..»

Тридцать семь скрипачей, от юношей до стариков с этим именем он погубил за многие годы, но огненная надпись в волшебной книге не исчезала. И он рыскал по Земле, в поисках своего тайного недруга.
И вот однажды, в небольшой горной деревне, узнал про мальчика с таким же именем. Тому было всего три года, и он ещё не мог быть скрипачом… Но в детских глазах Вольнор прочёл свой Приговор.
В ту же ночь он украл ребёнка и сбросил его в ущелье.
Довольный Вольнор, вернувшись в своё земное прибежище (в то время он жил в Карпатах) и, раскрыв, в который раз, «ОГНЕННУЮ КНИГУ», к своему изумлению и ужасу, обнаружил всё ту же негасимую строку:

«Князь вольнор да убоится
скрипача никколо!..»

Вольнор был ужасно взбешён и тут же, не медля, бросился на поиски похищенного им ребёнка. В мгновенье ока он очутился в той самой горной деревне, где, как был уверен, погубил мальчика. Но, спустившись на крыльях плаща в обрыв, он нигде не обнаружил его тела.
Сил Зла накопилось в нём столько, что в гневе в ту же ночь Вольнор устроил одно землетрясение и два шторма.

…А мальчика спасли ветки кустарника, растущего на обры­вистом склоне. Они нежно и заботливо поддержали его и уберегли от падения. До рассвета укачивали маленького Никколо гибкие ветви. А утром его, обессилевшего от голода и жажды, заметили пастухи. Подержав у себя несколько дней и подкрепив козьим молоком, отдали найдёныша в детский Приют, где его нарекли другим именем.
Ещё десять лет блуждал Князь по земле, ища скрипача, и однажды, вернувшись передохнуть в Карпаты для новых, почти безуспешных поисков, он, к своему удивлению, прочёл в волшебной книге уже другие слова:

«Князь вольнор  да убоится скрипача в городе N.»

Так вот и появился пять лет назад в этом небольшом провинциальном городишке один из могущественных Магов и Чародеев.
Вольнор купил старый замок и стал дожидаться появления музыканта. И когда мэр сообщил ему, что в гостинице cнимают номер два молодых человека, один из которых  – Антон-скрипач, Вольнор понял, что приблизился к цели.
Про остальное вы уже знаете...

...Этим утром, 30 апреля князь снова увидел огненную надпись, еще ярче, чем прежде. В ярости он бросил волшебную книгу в пылающий камин. Она вспыхнула и пропала. А на стене появилось два огненных слова:

«бойся скрипача!»
Вольнор зарычал от злости и бессилия, стал носиться по замку, но где бы он не находился, на всех стенах, потолках, балках, сводах, ступенях и зеркалах вспыхивали два огненных слова.
Под конец ему стало казаться, что в этой фразе, даже не предупреждение, а насмешка: «боишься скрипача?!»
«Надо побыстрее покончить с ним, – подумал Вольнор. – И тогда завтра наступит мой день!.. Но как победить мальчишку, если и пуля его не берет?.. Заговоренный он, что ли?.. Но если не я его, то он – меня! О, будь проклято, это предсказание! Оно не даёт мне покоя уже столько лет! Оно мешает достичь вершин! Я, могущественный Маг! – не могу расправиться с жалким человечком!.. – И тут он впервые довольно усмехнулся: – А если не силой, а хитростью?!..»
И уже в приподнятом настроении Вольнор принялся готовиться к Шабашу – тайному празднику нечистой силы, – насвистывая себе под нос арию Мефистофеля.
Первым делом Князь вызвал из зеркала Белого и Чёрного и приказал им не спускать глаз с Антона, затем достал из сундука чёрную мантию, отороченную мехом козла, шлем с рогами, и укрепил в центре его свечу из шмелиного воска.
Из самшитовой шкатулки, на крышке которой была вырезана звезда  из Тринадцати лучей – Звезда Магов и Чародеев, – он извлёк необходимые для Шабаша предметы: кубок, светильник, нож, меч и жезл. Последним был вытащен колдовской колокольчик, звон которого служил началом Вальпургиевой ночи.
И, наконец, из тайника в полу князь достал Книгу Церемоний, или Книгу Теней, в которой был список имён всех, кто участвовал в Шабаше – мёртвых и живых. Сложив всё это на столе своей тайной комнаты, он вышел в зал и хлопнул в ладоши.
И сразу же к нему слетелись полчища летучих мышей, сбежались стаи чёрных крыс, свора бездомных псов. Мыши сели на перила, а крысы и псы на ступени и, подняв вверх морды, завизжали и завыли жуткими звуками.
Вольнор щёлкнул пальцами, и все они превратились в людей – в слуг Замка, которые каждый год перед Великим Праздником Тьмы приводили в порядок его обиталище.
Всё подметалось, мылось, натиралось до блеска, снималась годовая паутина, пыль и грязь, во всех люстрах и светильниках зажигались свечи, замок преображался. Даже чьи-то забытые лица на старинных портретах отогревались и начинали страшно и безобразно улыбаться своими беззубыми ртами.
И не успели часы на каминной полке отбить четверть часа, как весь замок уже сверкал, готовый встретить гостей Великого Магистра.
Князь остался доволен, он благосклонно кивнул головой и вернул слугам их истинный облик.
Оставалось всего полчаса до начала концерта, на городской площади, на который впервые его никто не пригласил. Но Вольнор даже забыл о нём, занятый подготовкой своей Вечной Ночи. Он сидел у пылающего камина, грея ледяные руки, и ждал лишь сигнала от своих самых верных слуг. Вот-вот должно было вспыхнуть зеркало… Вот-вот… Вот-вот…
13. КОНЦЕРТ НА ПЛОЩАДИ

...А между тем, на городской площади, ничего не подозревающие горожане выслушали речь мэра. Когда он закончил её словами: «Все лучшие музыканты мира приедут к нам, чтобы подарить своё искусство!», – вся площадь восторженно заулюлюкала, засвистела, захлопала!
– Ан-тон! Скри-пач! – скандировали горожане.
И вот он вышел на помост – юный, статный, со скрипкой в руках. Мэр сел на своё место, а Мария вжалась в сиденье. Она ждала этого момента весь день.
– Не волнуйся, – сказал ей отец.
Дочь не ответила, лишь улыбнулась в ответ одними уголками губ. Просидев день взаперти, ей все время хотелось услышать тогда его голос и голос его скрипки. Ах, волшебная скрипка – лакированная деревяшка с воловьими жилами! Лёгкие дощечки в руках музыканта! Что можешь ты, какой обладаешь властью над целым миром, когда пальцы твоего скрипача прикоснутся к натянутым нервам?! И Мария вспомнила одну простую песню:..

 ...Всё виртуозней и смелее
Мелькают пальцы не бегу.
На скрипке я сыграть сумею,
Но так сыграть – я не смогу!

Всю душу сполохами слепят –
Вибрато, трели, деташе!
И остается только пепел
Вв моей неопытной душе...

 Какую силу искушенья
Сердцам людей она дарит,
Когда в порыве вдохновенья
Смычок над Вечностью летит!

И вместе с залом я немею,
Как в заколдованном кругу.
На скрипке я сыграть сумею,
Но так, как ОН, я не смогу!..

Живу, дышу, в ночах сгорая,
Среди никчемной суеты.
Как высоко еще до Рая –
До вечных звуков чистоты!

И в романтические годы
Не зависть мучает меня –
Дотла мои сжигает ноты
Костёр скрипичного огня!

Играй, вишневая, играй,
Кленовая, звучи!
Мне подари в певучий край
Скрипичные ключи!..

...И скрипка запела. Это была уже совсем другая мелодия, нигде и никем не услышанная. Она плакала, словно осень, усыпанная первым снегом, стонала колодезным журавлём по улетевшей стае, звала ушедших и молилась о нерождённых. Слепые прозревали, а старые молодели. Их спины становились как корабельные сосны. А время, прислушиваясь к скрипке, задержалось и повело их в неизведанные, ещё не прожитые годы!..
И тут в толпе Мария увидела Снегиря. Да, это был он – неуступчивый мальчишка. Он вёл за руку седую женщину в цветной шали. По виду, это была цыганка. Он кого-то искал на трибунах. Мария махнула ему рукой, но Снегирь не заметил девушку.
А скрипка всё играла, и смычок метался на плече у музыканта! А звуки, словно бабочки – то садились на струны, то разлетались в разные стороны. Мария заслушалась мелодией Антона, а когда вновь взглянула на Снегиря, то увидела, что рядом с ним, под той же наброшенной на плечи шалью, стоит уже совсем другая женщина: выше ростом и гораздо моложе. А волосы у неё были медово-рыжими. Снегирь всё продолжал кого-то искать в толпе. Мария улучила момент и ещё раз махнула ему. Наконец он заметил её, обрадовался и, подхватив женщину под руку, стал пробираться с ней к девушке.
Где он был в эти дни? Что видел?

...Вернемся же в тот день, когда Снегирь, немного обиженный на Антона, покинул город.

...Всю неделю, с того дня, когда он покинул «плохо» город», неотступная мысль не давала ему покоя: правильно ли он поступил? Оставить друга одного в чужом месте, где всё было так странно и опасно. Снегирь несколько раз хотел вернуться, вспоминая предостережение старой цыганки, но что бы это дало? Он хорошо знал характер Антона – уж если тот прикипит сердцем – поди, оторви! 
И вот, спустя семь дней, Снегирь, полный сомнений, остановился посреди трёх дорог и присел на камень. Где-то позади остался город N., слева петляла дорога, откуда они пришли вместе, направо лежал путь в столицу, через леса и степи… Но зачем ему столица без скрипача?..
Тёплый весенний ветер шевелил непослушные вихры, словно звал за собой, доносил запахи соснового бора, прошлогодних прелых листьев и мокрого речного песка. А ещё запах дыма.
Снегирь поднял голову, и ноздри защекотал ему дым костра – горький, пряный и сладкий, который не спутаешь ни с чем на свете.
Тут же захотелось есть: ведь он так и не успел позавтракать в гостинице. Снегирь поднялся и заспешил в сторону соснового бора.
Вскоре он добрался до большой поляны, на которой разбил свои шатры цыганский табор. И тут Снегирь понял, что сам Счастливый Случай привёл его к этому месту. Среди бродячих людей в пёстрых одеждах, сидящих у большого костра, он увидел ту старую седую цыганку с петухом, вернувшую Антону скрипку. Она пела грустную песню своим красивым грудным голосом, и все слушали её, покачиваясь в такт песни. А петух ходил рядом – важный и гордый за свою хозяйку.
Лишь только Снегирь вышел на поляну, – песня сразу оборвалась, а все взгляды обратились на него.
– Это ко мне, – поднялась с земли старая цыганка и, набросив на спину цветастую шаль, пошла ему навстречу. Петух отправился за ней.
– Что скажешь? – спросила она у Снегиря.
– А то скажу, что ты оказалась права, – ответил он. – Скрипач, по-моему, попал в беду.
И всё ей рассказал…
Она пожевала табак и строго спросила:
– Чего же ты теперь от меня хочешь?
– Помощи, – ответил Снегирь. – Вы, цыгане – народ мудрый.
Цыганка стояла и думала о своём, а он терпеливо ждал её решения.
– Расскажи мне о твоем друге, – наконец попросила она.
И Снегирь поведал об Антоне всё, что знал сам.
– Так он из Приюта… – задумчиво промолвила цыганка.
– С малых лет, – тут же с готовностью добавил Снегирь. – Ни отца, ни матери… Лишь медальон ему из Детства и остался…
– Что за медальон? – она еле заметно подняла брови.
– Серебряный. Да за это наследство Антона ты не выручишь и краюху. Просто его память. Впрочем, он и сам не уверен: остался ли тот ему от родителей или был надет в Приюте…
– Как он выглядел? – почти безразлично уточнила цыганка, хотя голос её дрогнул.
– Овальный такой, на цепочке, – ответил Снегирь, не понимая, что ей за дело до обычного украшения.
– А в середине? – уже с нетерпением спросила она, цепко схватив его за руку. – Что там!
– Латинское «N» в виде двух ноток, – сказал Снегирь, безуспешно пытаясь вырваться. Наконец он вырвал руку и отбежал на шаг в сторону. – Ну, тётенька, и сильна же ты!.. – вскричал он и потёр локоть. – Так и руку оторвать можно!..
– Ко-ко-ко! – прокричал разгневанный петух. Он топнул о землю лапой со шпорой, разбежался и налетел на Снегиря.
– Эй-эй, Рома! Нельзя!.. – прикрикнула на него хозяйка.
Тот замахал крыльями и обиженно отошёл в сторонку, косясь одним глазом на обидчика.
Ребятишки из табора окружили их – чумазые, кудрявые, смешные. Они улыбались Снегирю, словно старому знакомому.
– Пойду я, – обиженно сказал он. – Видно не дождусь помощи.
– Погоди, певец! – хрипло сказала цыганка. – Не спеши. Проводи меня к нему.
– Зачем? – недоумённо спросил Снегирь.
– Ты же просил о помощи. Я помогу…
Она взяла в неблизкую дорогу кожаную сумку, полную печеной картошки и жареного мяса, и они отправились в обратный путь.
А чёрный петух пошёл за ними следом.
Так вот Снегирь очутился на городской площади.

...В это время скрипач уже закончил играть. Все слушатели восторженно зааплодировали ему. Он кланялся в разные стороны, ища глазами Марию. Когда же нашёл, то с изумлением увидел рядом с ней Снегиря! Его друг вернулся!.. Всё простил, всё понял!.. На то он и – друг!.. Сердце Антона захлестнула радость, он поднял скрипку, и в следующее мгновенье новая мелодия разлилась над площадью.
Мэр незаметно утёр платком навернувшиеся слёзы: он вспомнил свою молодость, уроки музыки, Балаганчик, в котором когда-то пел. Благодушно кивнул появившемуся рядом Снегирю, даже гостеприимно указал на пустое место рядом с ним, как вдруг его взгляд остановился на цыганке.
И тут время пошло вспять, а годы, словно книжные страницы на ветру, в одно мгновенье перелистнулись и раскрылись на Главе о его Молодости.
– Анна?!.. – неуверенно окликнул цыганку Ленард. – Ты ли это?..
 
14. ИСТОРИЯ ХОРИСТКИ
И ПОХИЩЕНИЕ МАРИИ

...Была поздняя осень, когда хористка покинула Балаганчик и отправилась на поиски своего счастья.
Полгода, обходя город за городом, исходя все дороги, она искала приют и понимание, но молодую бедную женщину гнали отовсюду, а если и жалели, то оставляли всего на одну ночь, вместо платы заставляя вымыть пол или лестницу, а то и подмести весь двор.
Она родила сына в овраге, под вой ветра, недалеко от небольшой горной деревни. Проезжавший мимо на телеге местный староста оказался человеком добрым – он забрал её к себе, дал комнату на втором этаже, где она отогрелась, успокоилась, и уже спустя неделю стала учить деревенских детей музыке.
Она назвала сына Никколо (в честь великого Паганини). Мальчик рос спокойным, никогда не изводил ей душу плачем, наоборот: всегда улыбался и, лежа в колыбели, что-то пытался петь целыми днями. А по ночам ему пела мать:

– На шестках сидят в ночи
Удалые скрипачи.
Держат тонкие смычки
Крошки малые – сверчки…

Весной староста с селянами выстроили ей дом у подножия горы, и счастье не покидало её целых три года. И казалось: жизнь этой дружной маленькой семьи наконец-то обрела покой. Так казалось. Так хотелось… Но вот однажды…

...Это случилось под вечер. У хористки была репетиция в сельской школе, а Никколо сидел у камина и слушал песню сверчка. Он уже не раз оставался в доме один. Да и разве сельский мальчишка боится чего-нибудь на свете? Живя рядом с лесом, он научился понимать его язык.
– С добрым утром! – шелестел ему Лес весенней листвой.
– Расти большой! – пела ему коноплянка.
– Будь счастлив! – трубил из чащи олень.
Дверь их дома, как и по всей деревне, никогда не запиралась и, сквозь свиристение сверчка, он услышал чьи-то шаги на крыльце.
– Мама! – радостно бросился к двери мальчик.
Но на пороге стоял высокий незнакомый мужчина, одетый в чёрный костюм и чёрный плащ, опершись на тяжелую трость.
– Здравствуй, Никколо! – сказал Незнакомец. – Я пришёл за тобой. – Он протянул к нему руки и пристально глянул в глаза ребенку.
Ничего прежде не боящийся мальчик, вдруг затрепетал, как лист на ветру. Он хотел крикнуть, позвать на помощь, но не смог – словно онемел и прирос к полу. Незнакомец, зная, что в доме больше никого нет, уверенно подошёл к Никколо, взял на руки и вместе с ним взлетел в звёздное небо.
Пролетая над ущельем, Незнакомец злобно усмехнулся и, почти без усилий оторвав от себя судорожно вцепившегося ребёнка, бросил его в чёрную пропасть.
Опустившись затем у края ущелья, Незнакомец прислушался: ни крика, ни плача. Он удовлетворённо облизнул сухие губы и – пропал.
Мать вернулась совсем скоро. Какая-то тревога гнала её домой.
Взбежав по скрипучему крыльцу в распахнутую настежь дверь, она пронеслась по всему дому, но сына нигде не было.
– Никко! – кричала она.
Угасали поленья в камине, где-то тоскливо поскрипывал сверчок.
Сын не отзывался.
– Никко, сынок, ты где прячешься?! – дрожал её голос, дрожали руки и колени.
Она выбежала в ночной сад, обогнула дом. Голые ветви яблонь постукивали по крыше.
– Никколо!..
Никого…
Она побежала в деревню, стучась в окна и двери... Лаяли проснувшиеся собаки, зажигались в домах свечи. Все бросились на поиски малыша.
Когда уже за полночь староста возвращался домой, везя в телеге поленницу дров, он с удивлением увидел у деревенской околицы зажжённые факелы и фонари. С нехорошим предчувствием он подъехал поближе и узнал горестную весть.
На мать было страшно смотреть: всегда красивая и стройная, с непременной улыбкой, – сейчас, в отсвете фонарей, она выглядела вмиг постаревшей. Женщины плакали вместе с ней, но ничем не могли помочь.
На все вопросы, она бормотала только одно:
– Никколо! Его украли! Никко! Где ты, сынок?!
Староста крепко держал женщину за руку, пытаясь успокоить, хотя и сам не мог совладать с собой.
– Ах, Никко, Никко! – шептали его губы.
Несколько дней пролежала хористка без памяти, а если и пробуждалась на миг, то с почерневших губ срывалось одно только слово: «Никколо!» – она и впрямь обезумела вконец.
В лечебницу её отвёз сам староста – небритый, с угасшим взглядом, ничего не видящий вокруг. А после, взяв свору охотничьих собак, он исходил с соседями все тропы в округе. Ни следа… Который раз простучал каждый уголок чердака и подвала, спустился даже в печную трубу, звал мальчика, кричал ему – ни звука в ответ…
А спустя день, когда он поехал навестить хористку, – то узнал, что она сбежала, и где теперь – никто не знает.
Ещё несколько дней староста изъездил все дороги, а потом прекратил поиски – хористка пропала так же, как и её сын.

...Но она не пропала – она сбежала, чтобы найти своего Никколо.
Прошёл месяц, другой, закончился один год и начался новый. Потом и он пролетел двенадцатикрылой птицей, за ним другие годы, а она всё искала сына и верила, что найдёт.
В скитаниях несчастная женщина забыла: кто она и откуда, но имя её сына осталось в материнском сердце навсегда.
Однажды хористка встретила в пути цыган. Они приняли несчастную в свой табор, и были уверены, что рядом с ними – старуха: так побелели её волосы, так покрылось её лицо морщинами.
Ей было хорошо у них. Она приняла чужие песни и обычаи, заботы и радости, и даже чувствовала себя частью этой весёлой и шумной семьи. Её научили находить целебные травы, распознавать ядовитые цветы, лечить заговором, угадывать судьбу. Она вскормила чёрного петуха, песни которого, по древнему преданию – приносили счастье. И где бы она ни была, куда ни ходила, всегда на её руках был петух Рома. А её с тех пор так и прозвали: «Женщина-с-петухом»… Никто не спрашивал о её прошлом, а если б даже она захотела рассказать о своей жизни, то не смогла бы вспомнить: кто она и откуда. Лишь имя Никколо осталось в её разбитом материнском сердце…
 
…Теперь, на городской площади, когда Мелодия скрипача возвратила хористке память, к ней вернулись и годы, которые, казалось, были потеряны навсегда.
– Анна?! – окликнул её изумленный Ленард. – Ты ли это?!..
– Я, – ответила рыжеволосая красавица. – А это – ты, Ленард… И твоя дочь, – кивнула она на Марию. – Мне рассказал о ней Снегирь. – Тут она обернулась к подмосткам, где столпилась вся площадь, восторженно аплодируя скрипачу: – А это – мой сын Никколо! – произнесла она с гордостью и любовью.
– Его зовут Антон! – возразила Мария, вскакивая на ноги.
– Не так важно его имя, как то, что он жив! – согласилась Анна.
Ленард вытаращил глаза:
– Погоди! Постой!.. Ты сказала, что скрипач – твой сын?! Значит… и мой тоже?!
Она кивнула:
– Ты не знал об этом… А я не догадывалась, что мой сын – музыкант!.. Только медальон, что надела ему при рождении, раскрыл эту тайну.
Мария с ужасом слышала весь разговор: если Антон – сын её отца, значит, он её брат! А их любовь?.. Как она сможет жить без него?.. Её голова закружилась, ноги подкосились, и Мария упала на руки Снегиря.
– Прости, – виновато пробормотал он. – Но в этом нет моей вины.
– Это вина моя! – воскликнул Ленард. – Чтобы столько лет мой сын проходил бродягой, а его мать прожила цыганкой!.. Нет мне прощенья!
– Бедная невеста! – сказал Снегирь, приводя в чувство Марию.
– Почему?! – удивился Ленард.
– Потому что их свадьбе не бывать... – грустно признался Снегирь.
– Она состоится, – улыбнулся Ленард сквозь слёзы.
– Это невозможно, – чуть слышно произнесла Мария.
–  Очень даже возможно! – уверил он её.
– Свадьба между братом и сестрой? – удивилась Анна.
Мэр ничего не успел им ответить: пиротехники чиркнули спичками, сухой порох вспыхнул, и разноцветные огни фейерверка взлетели ввысь под марш духового оркестра, осветив всех горожан, весь город, опалив облака и разлетевшись во все стороны на миллионы искр.
Горожане, как зачарованные, любовались удивительным зрелищем.
Но в это мгновенье из огня и дыма появился Вольнор. На глазах изумлённой публики он стал расти, расти, расти, – пока не превратился в великана с горящими очами. Вместо волос на его голове шевелились змеи. Площадь ахнула и замолкла от ужаса.
Его появление было внезапным. Маг и Чародей больше не прятался за маской благопристойности: приближалось его время – Время Зверя и Время Тьмы.
Вольнор нагнулся к толпе, сбившейся от страха в кучу, и длинными костлявыми руками выхватил у Снегиря бездыханную Марию, словно приглянувшуюся игрушку. Затем высмотрел у себя под ногами скрипача и произнес:
– Если захочешь её увидеть – милости прошу сегодня до полуночи на заброшенное кладбище.
Он захохотал громовым смехом и поднял руки, почти касаясь облаков. С неба ударила молния, и у его ног вспыхнул яркий огонь. Белый и Чёрный неожиданно для всех превратились в огромных волков...

 ...Нам с детских лет твердили: НЕ ЛЮБИТЬ!
Жестокими волков учили быть.
Выслеживать врага, точить клыки –
Нас этому учили старики.

А в Библии написано: ЛЮБИ!
А в Библии написано: СТРАДАЙ!
И на врагов обиды не копи,
И всем тогда обещан будет Рай!..

Но что такое: к ближнему ЛЮБОВЬ?..
Мы знаем только голод, боль и кровь.
Мы знаем только ненависть и злость.
А жалость нам, волкам – как в горле кость!

 Устроим Рай себе не в Небесах,
А на больших дорогах и в лесах.
Мы брюхо мясом ближнего набьём,
И на пиру кровавом запоём:

Что Библия – она не для волков!
Хоть по ночам так ясно слышим мы:
Протяжный бесконечный вой веков...
То – волки плачут и поют псалмы...

...– У-уу! – завыл Белый, будто тысячи ветров дунули в одну трубу.
– Угу-уу! – подхватил Чёрный, словно тысячи вьюг взвыли следом.
И вместе с Князем Тьмы и похищенной Марией пропали с площади…
Ещё с минуту после их исчезновения горожане были словно пригвождены к мостовой. Никто не мог пошевелить и пальцем. Но вот они очнулись, и стали в панике разбегаться.
Долгое время стоял в воздухе запах гари и серы. Лишь четверо не покинули площадь.
Снегирь обнял Антона:
– Я с тобою, друг!
– Нет! Я не пущу! – встала между ними Анна. – Столько лет искать сына, чтобы вновь его потерять
– Кто эта женщина?! – спросил Антон.
– Твоя матушка! – ответил Снегирь.
– Правда, Никко! – устало улыбнулась Анна. – Я искала тебя всю жизнь.
– Мама?!.. – удивленно и чуть недоверчиво спросил Антон. – Неужели это… правда?..
«Сынок, это я, вспомни!..» – умоляли её глаза.
– Но почему «Никко»?! – спросил он. – Я не Никко! Я – Антон!
– Ты – Никколо, мой мальчик!.. Взгляни на медальон…
«На шестках сидят в ночи удалые скрипачи…» – донесся из Детства тот же голос, который он услышал сейчас.
Её голос и это имя напомнили ему то, что почти забылось: материнский дом, скрип колыбели и песня сверчка…

...На шестках сидят в ночи
Удалые скрипачи…
 
– Мама! – воскликнул Антон. – Это ты! – И обнял её, как маленькую, в то же время, словно пытаясь найти у неё защиты. Ему вдруг захотелось вновь стать ребенком, заснуть, забыться, чтобы открыть глаза – и всё плохое сгинуло бы навсегда!
Но стоны мэра возвратили к реальности. Ленард казался обезумевшим от горя.
– Что же делать?.. Как быть?.. – бормотал он невидящими глазами. – Дочь моя! Сын мой! Дети мои!..
– Я спасу её – успокаивал его Антон. – Я готов на всё, чтобы спасти мою невесту!
Снегирь взглянул на Анну, затем на мэра и произнёс:
– Мужайся, брат! Она никогда не будет твоей… Господин мэр – ваш отец.
– Что?! – вскричал потрясённый скрипач, обернувшись к матери. – Это правда?!
Анна печально кивнула в ответ.
Антон схватился за голову.
– Ах, нет-нет! – замахал руками Ленард. – Все совсем не так!.. Её мать Луиза – моя покойная жена, – стал объяснять он, – перед смертью оставила записку… Где же она?.. –мэр стал рыться по карманам, как вдруг неведомая сила закружила его над землёй и унесла в сторону Замка.
И тут же стал подниматься разбуженный ветер, и начали гаснуть звёзды: одна за другой.
– Надо спешить, я должен спасти Марию… – сказал Антон матери и горько добавил: – Даже если она и не будет моей женой.
– Нам и впрямь пора идти, – сказал Анне Снегирь. – Ваш сын никогда не был трусом.
– Ступайте, – с болью в голосе ответила Анна. – И хоть сердце говорит: «нет» – губы шепчут: «да». Да благословит вас Небо!.. Я буду молиться за вас обоих!
 
15. ШАБАШ

...Приближалась полночь тридцатого апреля – ночи, которую в народе прозвали Вальпургиевой.
Святая Вальпургия, как ни странно, не имела ни малейшего отношения ко всей этой чертовщине. Но это и не было простым совпадением: назло Святой Церкви, в день возведения Вальпургии в святые, бесы стали отмечать Праздник Злых Сил.
Часы на башне Замка пробили одиннадцать раз. Оставался один лишь час до наступления страшных событий, которые из года в год, в последний день апреля, свершались на древнем кладбище за Замком. Именно сюда, на кладбищенскую гору, слетались из многих мест Земли бесовские силы.
А на кладбище уже начиналось что-то особенное. Несмотря на тихую ясную погоду вокруг Замка, за провалившейся в землю оградой кладбища, стал подниматься свистящий ветер, трёхсот­летние дубы раскачивались так, словно тысячи невидимых труб дули в неистовой силе. Тяжёлые глухие стоны доносились из-под земли, а накренившиеся в разные стороны обветренные могильные плиты заходили ходуном. Даже стая кладбищенских ворон, раскаркавшись в темноте, летела прочь от ужасного места.
По занесённым пожухлыми листьями дорожкам кладбища, носились огненные столбы, колёса, светящиеся клубки сена.
Это слетались на свой праздник злые духи.
Из заросших крапивой и чертополохом могил, сквозь треснувшие стены склепов, высовывались чьи-то истлевшие руки, и скрюченными костяшками пальцем манили к себе.
Трещали ветки осин, на которых раскачивались и хохотали беззубыми ртами полулюди, полускелеты – те, кто когда-то стал висельником.
Прямо из воздуха, а точнее – из ничего появились инкубы и суккубы – бесы в виде мужчин и женщин. Они галантно кланялись друг дружке, предвкушая бурную сатанинскую ночь.
Урод­ли­вые чу­ди­ща с ог­не­ды­ша­щи­ми змеи­ны­ми го­ло­ва­ми са­ди­лись на зем­лю, опа­лив жар­ким ог­нём мок­рые вет­ки не­про­хо­ди­мых ко­лю­чих кус­тов. Не­весть от­ку­да, вы­пол­за­ли ог­ром­ные скор­пио­ны, гро­зя ядовитыми жалами, вы­пры­ги­ва­ли жа­бы с бо­ро­дав­ча­тыми оже­рельями во­круг жир­ных шей, выбега­ли мох­на­тые кры­сы, ве­ли­чи­ной с гие­ну. Все они воз­бу­ж­ден­но ды­ша­и, гля­дя на огонь и жадно вдыхая клу­бы сер­но­го ды­ма.
Не­боль­шое про­стран­ст­во за­бы­то­го клад­би­ща за­пол­ня­ли обо­рот­ни и фавны, феи и сати­ры, ки­ки­мо­ры и эль­фы, гно­мы, при­зра­ки, привидения, упыри и вам­пи­ры, ле­шие и колду­ны, ведь­мы и до­мо­вые.
Вся не­чисть, жи­ву­щая сре­ди лю­дей, или при­ки­ды­ваю­щая­ся людьми, хоро­нив­шая­ся до по­ры-до вре­ме­ни в чу­ла­нах и сун­ду­ках, на чер­да­ках и тайных тро­пах, в мо­ги­лах и во снах, – слов­но жда­ла это­го ча­са.
Весь год бесы готовились к дьявольскому балу. Варилась особая мазь из крови поручейника – невзрачной болотной пташки, из крови касатки и летучей мыши, из сока дикого винограда и волчьих ягод.
Досуха растерев свои уродливые тела, чтобы они разогрелись и покраснели, нечистые натирались волшебной мазью. И тут же – верхом на палке или метле, на вилах или быке, на козле или псе, с визгом и хохотом – вылетали сквозь печную трубу в небо, чтобы до первых петухов заявить о себе и поклониться Дьяволу. Возбуждённые и разгорячённые мазью, полётом и предстоящей полуночной встречей, бесы, задрав головы, с нетерпением смотрели на ржавые стрелки башенных часов Замка: те должны были вот-вот сойтись на двенадцати.
Наконец раздался хриплый рокот механизмов, скрип несмазанных цепей и колес… Полночь!.. Медный колокол зазвучал в чреве башни. Несметная толпа разношерстной погани заверещала, заулюлюкала, слилась в один мерзкий хор:
– Вольнор! Вольнор! Мы здесь! Мы тут! Вольнор! Магистр Вольнор! Явись пред нами!
Раздался далёкий гул, задрожала земля, буйно закачались деревья, а могильные памятники попадали навзничь. Вспыхнул высокий костёр посреди бесовской толпы, и перед всеми возник Вольнор. На этот раз он был выше замка; чёрные длинные волосы напоминали разметавшиеся тучи, а голова упиралась в небесный свод. Вековые дубы казались травинками у его ног. Из глаз били во все стороны слепящие молнии, и нёсся с небес его громовый хохот.
На плечах Повелителя Тьмы сидели два волка в цилиндрах: чёрный и белый, а на великанской ладони лежала Мария. Девушка была полумёртвой от горя и страха. Вольнор бережно опустил её на землю и щёлкнул пальцами. Волки спрыгнули наземь и, хищно ощерясь, сели охранять её с двух сторон. Со всех сторон, изо всех щелей понеслись визги, душераздирающие стоны и нечеловеческий хохот. Уже от одного этого можно было сойти с ума! Магистр щёлкнул пальцами ещё раз, и тотчас же в воздухе появился мэр. Кувыркаясь в полёте, он тяжело шлёпнулся у ног Князя, но тут же вскочил на ноги и обвёл всех безумными глазами.
– Назначаю Ленарда хозяином Шабаша! – громогласно объявил Вольнор.
Ленард вздрогнул и увидел себя, как бы со стороны. Одет он уже был в серый кафтан, красные штаны с бантами, синие чулки и остроконечную шляпу. На лице его появилась рыжая борода. А сидел он на чёрном трёхрогом бородатом козле. Вместо зада у козла была хохочущая морда. Её сразу же окружили суккубы и ведьмы и, смеясь, стали звонко целовать.
 Концом остроконечной трости Вольнор надрезал толстую кору древних дубов, и оттуда полилось чёртово вино. Все кинулись к израненным стволам, и пили его, хрюкая и причмокивая в диком восторге.
 Вскоре после этого начались танцы. Бесы танцевали спиной к спине. Вначале медленно, на цыпочках, затем, убыстряя и убыстряя темп, и вскоре вся нечисть плясала, опьяненная вином, разгулом и властью над грешным миром.
Играли скрипки и гобои в руках кривых музыкантов, и под эту дьявольскую музыку, казалось, танцевал весь Ад!
Не ведая, что творит, Ленард дирижировал вакханалией. Не по своей воле руки его сами по себе – то поднимались, то опускались. Лица, рожи, морды, в оскалах и обезьяньих ужимках, сливались в одно летящее колесо, в нескончаемую светящуюся ленту.
Среди танцующей толпы он заметил покойного Мясника с одутловатым, синим лицом и горящими глазами. Заметил и узнал многих горожан – из тех, кто умер за эти годы. И хоть лица, или то, что ещё можно было назвать лицами, – смеялись в танце – широко раскрытые глаза покойников были полны ужаса.
Мэр почувствовал, что сходит с ума. Его волосы горели настоящим огнём и не сгорали...
 
...Остановился маятник...
Ни – тик, ни – так: никак!..
И стало сразу маятно
За окнами впотьмах.

Укрывшись темнотою,
Чтобы не выдать стон, –
Я прямо с головою
Опущен в жуткий сон.

В нём кто-то, тихо крадучись,
Идёт за мной во тьме,
Смеясь и тихо радуясь,
Что будет страшно мне.

И усмехнется криво,
Ничто не ставя в грош,
Участливо и лживо
Шепнёт: «Ещё живешь?..
 
Кому спешил на помощь?
Над кем творил ты суд?..»

…Пробило сердце полночь.
Мне приговор несут!..

КОТОРЫЙ ЧАС НА СВЕТЕ?
КАКОЙ РАССВЕТ В ОКНЕ?
В КАКОМ ЖИВЁМ МЫ ВЕКЕ?
В КАКОМ СГОРИМ ОГНЕ?..


Ночами невесёлыми
Огонь костров дрожит.
И совами бессонными
Безвременье кружит.

Картофелиной мятою
Моя душа в золе...

..Остановился маятник.
Я умер на земле...

...Ленард закрыл глаза, но и сквозь веки он видел то, что происходило. Он отвёл взгляд в сторону и тут случайно заметил Марию, лежащую у чьей-то могилы. Казалось, она была мертва. Ленард хотел броситься к ней, обнять, защитить, но тело его, словно в кошмарном сне, было ему непод­властно.
Но, то ли она услышала крик его сердца, то ли почувствовала силу его любящего взгляда, – Мария открыла глаза. Ах, лучше б не открывала! Увидев отца в странной нелепой одежде, с рыжей шутовской бородой и горящими волосами, она закричала так громко, – что на мгновенье всё умолкло вокруг, а Мария вновь потеряла сознание.
Чёрный и Белый волки отнесли девушку в сторонку и, разжав ей губы, влили в рот глоток густого дубового вина. Дыхание Марии стало спокойным, лишь тело начало мелко дрожать.
– К столам! На угощенье! – закричал мэр, сам не понимая, что говорит.
И тут могилы, будто скатертью, покрыл белый саван. Появились яства и кушанья на разный вкус бесовского сброда: от жареных жаб до изысканной дичи.
Все бросились к могилам, и хватали, выхватывали друг у друга самые лакомые куски, и ели, и жрали, и лопали, и хрумкали, и хрямкали, и чавкали, урча от удовольствия, а еды не убавлялось.
Вольнор с холодной улыбкой наблюдал за дьявольским жором, затем, стукнув о землю тростью, вновь превратился в невысокого колченого старика и потребовал отчёта обо всех мерзостях, которые сотворила нечисть.
Не­хо­тя от­ва­лив­шись от мо­гиль­ных сто­лов, сы­тые бе­сы ста­ли отчитываться пе­ред ним, под­роб­но опи­сы­вая всё, что сотво­ри­ли за год. Врать бы­ло бес­по­лез­но: Воль­нор ви­дел насквозь. И ес­ли тво­ри­мо­го зла бы­ло недоста­точ­но, Чёр­ный и Бе­лый вол­ки сте­га­ли нерадивых ду­хов мол­ние­вы­ми плеть­ми. За­то тех, кто со­тво­рил ве­ли­кое зло: по­вёл на­род на на­род, или на­вёл пор­чу, или рас­ка­чал зем­ную твердь, или оке­ан, а мо­жет, бу­рей раз­ве­ял це­лый город – то­го Воль­нор по­вы­шал в дья­воль­ском чи­не.
И какой-нибудь бесёнок тогда становился чёртом, а какой-то чёрт получал место в самой Преисподней!
Выпоротых неудачников забрасывали червями и жабами, а награждённых поздравляли, вручая им орден святой Вальпургии.
Наступал последний и самый важный момент Шабаша. До первых петухов нужно было забрать невинную душу.
Уже ведьмы и феи слетали к часовому колоколу и соскребли с него ногтями медные стружки. Уже гномы и тролли готовы были бросить их с моста в озёрную воду. И всё бесы уже приготовились прочесть заклинание:

«как эти опилки никогда не вернутся к колоколу,
с которого они содраны,
так пусть и душа моя
никогда не увидит царствия небесного!»

Чёрный и Белый вновь обернулись людьми и принялись раздевать донага Марию. Мэр не мог пошевельнуть и пальцем. В глазах стояли слёзы, а язык ворочался колом и мешал крикнуть-разбудить, предупредив об опасности дочь, которая была не в силах сопротивляться оборотням.
Всё замерло вокруг. Вольнор взмахнул тростью, чтобы уколоть Марию в самую грудь.
– Если в течение тринадцати минут не явится скрипач, – процедил он сквозь зубы Ленарду, – она своей жизнью завершит Звериное Число!
И тут в затишье бесовской ночи за оградой раздались чьи-то шаги. Бесы повернули головы. И мэр увидел входящих на кладбище Снегиря и Антона.
16. ДИНЬ-ДОН!

 ...– Наконец-то! – криво усмехнулся Вольнор, завидев музыкантов. – Да ты со скрипкой! Вот и славно! А то я уж хотел надругаться над невинной душой!
Все на кладбище громко расхохотались.
– Эй, вы, бесовское отродье, тише!.. – прикрикнул он на разыгравшуюся нечисть. – К нам пожаловал великий музыкант, чтобы сыграть «Величальную» в мою честь!
– Слу-уушайте и смотрите! – завопили волки. – Как наш князь отнимет у скрипача Дуууух его Творчества и станет ещё одним Князем Тьмы!..
И все вокруг захрюкали и завизжали от радости.
– Подмостки для маэстро! – потребовал Вольнор и хлопнул в ладони.
И тотчас же все бесы стали стягивать в одно место древние мраморные надгробия и складывать их одно на другое. Не успел Антон и глазом моргнуть, как в центре кладбища, у большого костра, возник высокий пьедестал со ступенями.
Друзья взошли на мраморную сцену. Им сверху было видно кладбище целиком – от ворот до стен Замка со всеми безобразными гостями Вальпургиевой ночи. Невдалеке Антон успел заметить мэра в странном костюме, а в стороне от всех – охраняемую волками Марию. Он кинулся было к бывшей невесте, но Магистр вновь нацелил ей в грудь убийственную трость.
– Играй же! – грозно потребовал от скрипача Вольнор. – Играй громче, чтобы от Ада до Небес воспеть мощь моего величия!.. Создай мне памятник при её жизни! А ты – пой! – ткнул он пальцем в сторону Снегиря.
– Мы не знаем слов, ваша светлость, – сказал Снегирь.
– Тёмность, – поправил его Вольнор. – Моя тёмность!..
– И музыки не знаем тоже, – добавил Антон, сбрасывая плащ и раскрывая футляр.
– Стихи и ноты! – распорядился Князь, и волки-оборотни приволокли откуда-то пюпитры с клавиром, в котором ноты были написаны алой кровью.
Антон вскинул скрипку на плечо и попробовал сыграть, но тут же опустил: из-под смычка раздалась какофония звуков, словно кто-то пилил железо или водил горстью гвоздей по стеклу.
– У-у-у.. Какая музыка! – восторженно закатил глаза Белый.
– Угу-у-у!.. Вечная музыка! – повторил Чёрный.
Вся нечисть на кладбище поднялась с земли и вдруг торжественно заорала, обратив свои страшные полуистлевшие лица в сторону Вольнора:

– Среди морей, полей и гор,
Среди лесов и пашен –
Ты будешь вечен, князь Вольнор!
И страшен, и бесстрашен!
Вечны чёртовы дела
В чёрной круговерти.
Тьма, что Князя родила –
Не подвластна смерти!
За великие дела –
Благодетелю – хвала!..
 
– Что будем делать? – прокричал Антону Снегирь. – Ещё мгновение – и все мы свихнёмся! И я, и ты, и Мария!.. Ведь не играть мы сюда пришли!
– Играй, скрипач, «Величальную»! И быть тебе первым скрипачом Вальпургиевой ночи! – прогрохотал с небес насмешливый голос Вольнора. – Теперь я непобедим! Смотри!..
Снова увеличившись в размерах, Черный Магистр взмахнул рукой, и над башней Замка появились парящие в вышине души из Черного Ларца. Их было много, чистых и талантливых, верных и безгрешных! Духи Творчества, духи Профессий, духи Любви.
– Теперь они мои навеки! – громыхал Вольнор с торжеством в голосе. – И никому не победить меня! – Он щёлкнул пальцами, и крышка ларца захлопнулась.
– Никогда! – прокричал ему Антон. – Пусть тебе играют твои уроды!
– Глупец! – захохотал Князь. – Ты хочешь один пойти против меня?! Что ты можешь противопоставить мне?! Не смеши, Никколо! 
Но тут из-под смычка музыканта, словно выпущенная на волю, над страшным местом вдруг взлетел «СВЕРЧКОВЫЙ ВАЛЬС», который запел Снегирь. Песня была как очищающая гроза! Как освежающий дождь!..

 ...Когда гремит по дому
Полночный вальс сверчка, –
Ко мне приходят гномы
В чулочных колпачках.
И, выпрыгнув из печки –
Из хвойного огня –
Ночные человечки
Зовут на вальс меня!..

Вот половицы скрипнут,
Посуда зазвенит.
Играй, сверчкова скрипка,
Пока весь город спит!
Играй, зеленоногий!
Мелькают каблучки.
Танцуют, словно боги,
Домашние божки.

Вот оживают тени
И стульев, и шкафов.
Сверчковое сомненье!
Сверчковая любовь!
Усатенький маэстро
Без отдыха всю ночь.
Но тесно вальсу, тесно!
За печкою – невмочь.

И на ладонь сверчка я
Тихонько посажу.
Над миром ночь такая! –
Всех разом разбужу –
Знакомых, незнакомых!
За мной, мои друзья!
И распевают гномы –
Что спать сейчас нельзя!..

Вы – Сони, Сани, Сени,
Давайте вспомним вновь –
Прекрасные мгновенья,
Что дарит нам Любовь!
Здесь всем найдётся место.
Тоску и муки – прочь!
Усатенький маэстро
Играет вальс всю ночь!..


...Вольнор, который только что был ростом с колокольню, стал быстро уменьшаться. Он становился все ниже и ниже, а Мелодия всё громче и громче звучала над старым кладбищем, над всем миром, – как и просил Вольнор – от Ада до Небес!
– Получай, Князь! – по-мальчишески звонко воскликнул Снегирь.
Мария, что смотрела на скрипача с мукой и болью, как бы прощаясь с ним, вдруг почувствовала, что ей стало легче дышать – крошечная звезда незаметно для всех подмигнула девушке из-за серой тучи. Мэр, сбросив оцепенение, подбежал к дочке и набросил на неё плащ Антона.
Звездочку заметила над городом и Анна.
– Лети, Ромка! – она вскочила на петуха, и тот, распластав цветные крылья, понес её к Замку.
А бесы отпрянули и заметались, превращаясь в дым и туман. С визгом и воплем они покидали Землю, оставив на кладбище вывороченные из земли плиты, сломанные деревья и затхлый могильный запах.
– Поддай им жару! – весело кричал Снегирь. – Это вам за всё!
Вольнор со злобой глянул на музыкантов и дал еле заметный знак Волкам.
– Берегись, Антон! – вскрикнула Мария.
Её крик услышал Снегирь и заслонил собой скрипача. Два острых когтя-ножа вонзили в него Чёрный и Белый. Певец упал на могильные плиты и замер в удивлении на бледном лице.
Анна вбежала на кладбище в тот самый миг, когда уже свершилось непоправимое.
– Пой, Ромка, пой! – приказала она петуху, и тот прокукарекал раз, другой, третий...
Вольнор громко взвыл волком, зарычал псом, затрясся козлом и чёрной струей едкого дыма взвился в рассветное небо вместе с оборотнями.

«как эти опилки никогда не вернутся к колоколу,
с которого они содраны,
так пусть и душа его
никогда не увидит царствия небесного!»

И тут же следом ударила с небес молния и попала прямо в башню Замка. Башня разлетелась на куски, а Чёрный Ларец разбился вдребезги. Духи Творчества и Любви снова вернулись в людские души, и каждый, у кого они были отняты, почувствовал прилив новых сил, полноту счастья и смысла жизни.
Антон присел на землю и закрыл лицо руками. Он плакал по Снегирю.
К убитому менестрелю молча подошли Мария и мэр. Анна печально взглянула на юное лицо. Душа музыканта уже летела к Богу и была не подвластна никому. Но Анна решилась: она вырвала чёрное перо у петуха и, подбросив его вверх, прошептала:
– Лети, вернись и оживи!..
 Петушиное перо, сделав над их головами три круга, опусти­лось на грудь Снегиря. И на глазах у всех неподвижное чело­веческое тело обернулось… птичьим.
Мёртвый Снегирь лежал на чёрной обугленной траве. С полуоткрытым клювом, словно не допевший свою песню.
Мария взяла на руки безжизненную пташку и прижала к груди.
Анна же переломила перо. И птичья душа, которая когда-то уступила место человечьей, откликнулась во Вселенной. Тельце снегиря вздрогнуло, еле заметно затрепетало крыльями, и он раскрыл глаза.
– Это всё, что я могу для него сделать... – сказала Анна.
– Снегирь, ты помнишь меня?.. – спросила его Мария.
Но птица не понимала человеческого языка. Она приподняла голову, и из клюва донеслось слабое: «Чик-фью-ить…»
Мария протянула вверх руки:
– Лети и пой!
Снегирь встрепенулся, сел в её ладонях и, взмахнув слабыми крыльями, взлетел над землёй.
– Чик-фью-ить! Чи-фью-ить! – всё звонче и звонче запел он.
Горожане подняли головы и с улыбкой слушали утреннего певца.
– Ку-ка-ре-куу!.. – пропел петух Рома, а с неба пошёл снег.
Он падал большими хлопьями, белый, чистый, каждая снежинка была похожа на звёздочку, будто это ночные звёзды превратились в снегопад…
– С Рождеством! – говорили друг другу горожане.
Башенные часы Ратуши вновь показывали 25 декабря.
Время вернулось назад, но уже без князя Вольнора.
Снег ложился на крыши домов и карет, на спины лошадей, на деревья. Он покрывал собой старое кладбище, на котором утром кто-то обнаружил новую могилу. Эпитафией ей служила высеченная готическими буквами свежая надпись:

«здесь лежит и никогда не встанет Князь В.»
 
Кто он был, этот Князь,  – никто уже не вспомнил. Новое утро вычеркнуло это имя из людской памяти.
Снегирь улетел в теплые края. А над городом громко били колокола:
– Динь-дон! Динь-дон! – звенели они. – Свадьба в городе! Праздник у горожан! Веселитесь, гости!
Это Антон и Мария всё же соединились друг с другом...

 ...Что такое: КРАСОТА?
Это – ранняя звезда.
Это – аист у пруда.
Да-да!
Это – зимний лес в снегу
И корова на лугу,
И закаты в облаках –
Ах!..
Что такое: КРАСОТА?
Это – радуги цвета,
Это – солнце в куполах.
Ах!..
Пусть не будет жизнь бедой.
«Мир спасётся КРАСОТОЙ».
К солнцу вырвемся из тьмы
мы!..
КРАСОТА!
Ты явилась неспроста,
КРАСОТА!
Льёт Господь нам свет с Креста.
Пусть над утренней землёй,
Освещённый КРАСОТОЙ,
Будет Мир всегда!.


...В прощальной записке, которую сберёг мэр, Луиза писала Ленарду, что Мария – дочь не его, а погибшего офицера, с которым они не успели обвенчаться. Но, чтоб не была опозорено имя отца-адмирала – её уговорили выйти замуж за молодого человека приятной наружности по имени Ленард. Луиза просила не держать на неё зла, простить и воспитать девочку. Она верит, что Ленард будет хорошим отцом, так как всегда относился по-доброму к ней самой.
Это было ещё одно волшебство Вольнора – заставить поверить мэра, что Мария его родная дочь...
Узнав об этом, она сказала Ленарду:
– Кто бы он ни был мой отец: банкир или воин, король или министр, настоящий отец – это ты!
И Ленард заплакал, потому что стал по-настоящему счастлив. Ну, посудите сами: к нему вернулся сын и его первая любовь… А ошибки… В конце концов, это его ошибки, в которых он раскаялся… Кто из нас не делал их в жизни? Кто из нас не клялся в вечной любви?!

 ...Ночь Святая за окном.
Где-то полночь бьёт.
Машет ангел нам крылом –
За собой зовёт…

Мальчик родился в хлеву, –
В яслях, средь овец.
С пастухами пел хвалу
Названный отец.

Сын, рождённый в этот час,
Принесёт покой.
И Спасением для нас
Станет Мир Благой.

Плачь, младенец, громче плачь
В предрассветной мгле,
Чтобы слышали твой плач
Люди на земле!

Чтоб, не обольстясь, они
Знали, что их ждёт...
Что и горестные дни
Эта ночь несёт.

Смейся, мальчик, средь волхвов
На руках отца!
Наполняя до краёв
Радостью сердца!

Вифлеемская звезда
Родилась из тьмы.
До Голгофы и Креста –
Тридцать три зимы...

Нынче Гефсиманский сад –
Только деревца,
И похож ещё Пилат, –
Впрямь, на сорванца.

То, что будет – быть должно.
Всё испьём до дна...
А пока глядит в окно
Юная звезда.

А пока – все беды прочь!
Нам скорбеть нельзя.

...В Вифлееме в эту Ночь
Мальчик родился!..

«Динь-дон! Динь-дон!» – звените колокола! Пусть все любящие сердца стучат в сердцах любимых!
Смотрите! Мальчишка Утро машет всем рукой с крыши!
Видите: мраморные львы легли у ваших ног и о чём-то мурлычут.
А чёрный петух (тот, что приносит счастье), нашёл себе отличную работу: каждый час он взлетает на шпиль городской Ратуши, хлопает крыльями и сообщает горожанам Время, Которое Наступило.
Время для ДОБРЫХ ДЕЛ, ВЕЧНОЙ ЛЮБВИ и НОВЫХ СКАЗОК!..
 

КОНЕЦ