Нарисованная память

Этот рассказ я посвящаю военному летчику – асу,
Герою Советского Союза, фронтовику,
командующему Дальней авиации, генерал-полковнику,
Заслуженному военному летчику  СССР
               
РЕШЕТНИКОВУ ВАСИЛИЮ ВАСИЛЬЕВИЧУ

«Суть, конечно, не в детских забавах – тут больше «взрослых»
проблем».  В.В. Решетников.
        Я сидела за столом и разглядывала с интересом ручку, которую  выпросила у отца, чтобы ею выполнить сегодня все домашние задания.
- Только  без единой ошибки, - сказал папа, отдавая  эту ручку.  – Мне её подарили  сослуживцы. Видишь, на ней надпись: «В авиации второй круг – это не стыдно! Стыдно, когда пишешь глупость».
- А что это значит - «второй круг»? – переспросила я с удивлением.
- Смысл надписи в том, что,  если что-то не так  происходит при посадке  самолета, – лучше не рисковать, а развернуть его на второй круг.  Но надо всегда думать, моя дорогая, что пишешь, что делаешь и что говоришь, - ответил папа, отправляясь на работу.
          Я стала рассматривать внимательно ручку. Она была такая красивая!  Корпус ее был темно-синего цвета, а надпись была выполнена золотом.
          Просмотрев дневник с заданиями, в строчке «русский язык» я прочла: «Сочинение по картине Ф. Решетникова «Опять двойка»».  Открыв книгу на нужной странице, стала изучать задание: «Рассмотрите репродукцию. Мысленно разделите картину по диагонали. Положите лист бумаги на одну часть картины. Какая из двух частей картины более светлая? Почему?».
        Я внимательно всмотрелась.  Та сторона, где были мама и сестра, света было больше. «Бедный мальчик!» - Подумала я. - Мало того, что ребенок так расстроен из-за двойки, так его еще в темный угол картины отправили!».
       Взяв тетрадь и ручку, я приготовилась писать. Мысли не шли. «Да что они прицепились к мальчику! Мало ли что может случиться! Неудача всегда выразительней и печальней! Стоит растерянный, несчастный! Ему стыдно, что так все произошло.  А какое глубокое и трагичное выражение глаз!» - Думала я, и сюжет картины становился все более трагичным.
       Я продолжила читать задание: «Какие чувства испытывает главный герой? Каким образом изобразил это художник? Каково Ваше отношение к нему? Хотели бы Вы оказаться на его месте? Какие краски и тона преобладают в картине? Почему? Какие чувства и мысли возникли у вас, когда вы рассматривали картину? Запишите свой вариант рассказа по картине».
    И тут как-то вовремя зазвонил телефон. Я подбежала и сняла трубку. Это был Петя.
- Что делаешь? – С интересом спросил он меня.
- Домашнее задание.
- Картину описываешь? – продолжал спрашивать друг.
- Петь, а у тебя такая ситуация была, как с этим мальчиком на картине?
         Петя замялся и не сразу ответил.
- Да как сказать. Честно – была. С плачевным исходом.
- Это как? 
- Да как! Ремень – штука полезная только для поддержания штанов! – Ответил весело Петя.
- И ты плакал? – Меня распирало любопытство.  Хотя, надумала, что спросить у будущего подводника. Моряки же не плачут!
- Ну, как сказать… Ладно, я так понял, что гулять ты сегодня не пойдешь. Знаешь, - Петя сделал небольшую паузу, – Решетников рисовал  не только про мальчиков, с которыми случаются такие истории, он еще рисовал и полярников, летчиков и моряков!
- А ты откуда знаешь? – спросила я.
- Мама мне рассказала. У нее книга есть об этом художнике. Хочешь, выходи на улицу,  покажу.
    И вот, мы сидим на лавочке под плакучей ивой и рассматриваем картинки.
- Художник был в Арктике. Вот, смотри: самолеты, корабли! Вот это живопись, я понимаю!
  Перед моими глазами благодаря рисункам стали открываться невероятные картины! Вот полярники в палатке согреваются и пытаются связаться с материком, чтобы сообщить о том, что с  ними произошло несчастье. А вот кто-то улыбается и машет рукой из самолета! А вот кормят  ездовых собак рыбой. А вот три летчика стоят с планшетом и готовы вылететь на задание по спасению героев.
          Картины одна за другой так будоражили мое воображение, что я даже почувствовала этот жестокий холод владений Снежной Королевы.
         Рассматривая рисунки, я заметила, как сияют глаза у Пети.
- Слушай, «Подплав», а сам ты сочинение написал? – Я строго посмотрела на будущее Флота.
- Написал! – Гордо заявил Петя и забрал у меня книгу, – смотри сюда!
         Петя открыл страницу с рисунком, где мальчики играли в войну.

- Наши моряки «языка» в плен взяли. Боится гад! Видишь, как сопротивляется… – С этими словами у Пети сузились глаза.
- Эти мальчики - точно моряки?
- Художник из наших. Он Севастополь защищал во время войны. Военным корреспондентом был на передовой.
-  Что-то они на моряков и не похожи, - сделала я уточнение, - ни тельняшек, ни бескозырок. В рваных штанах.
- А взгляд! – почти выкрикнул Петя.
          Я слегка улыбнулась. Довод Пети был убедительным. Взгляд у ребят, действительно, был упрямым и ясным, как обычно смотрят моряки. Свое предположение, что мальчики – партизаны, я озвучить не решилась.
- Петь, так что ты написал о картине «Опять двойка»? – не унималась я.
- Что я там написал? Да правду! Застыдили пацана. Стоит растерянный, несчастный. Конечно, он виноват. И мама устала от такого поведения сына. Но мы же не знаем причину этой двойки. А вдруг, он был занят каким-то  изобретением, или у него душевная рана или переживание какое!
- Влюбился что ли?
-  Да хотя бы и влюбился! Надо сначала выяснить, а потом делать выводы. Лично мне он симпатичен. Конечно, настоящий мальчишка должен хорошо  учиться,  но  может и поозорничать,  быть неутомимым в поиске приключений!
  - Знаешь, у школьника вообще такой вид, словно он отличник, а тут неожиданно такое – двойка! Да ещё – опять! Такой взгляд может быть только у глубоко совестливого мальчика, он чувствует свою вину, как будто  случилась какая-то катастрофа, – выдвинула я свою версию.
- Да? Вполне может быть. Картина написана в 1952 году. Семь лет прошло после войны.  Ребенок войны. Какое у него было детство?  Конечно, ему учиться надо, а он не наигрался.  Ему в футбол погонять охота, на море сходить, понырять,  по катакомбам полазить. На коньках в хоккей, на воротах. Героем себя почувствовать! Сколько всего!

           Петя взял в руки книгу и стал быстро перелистывать. Открыв  на определенной странице, он положил ее мне на колени.  На рисунке были изображены матросы, идущие в бой.
- Смотри, какой у  них взгляд. Силища! Братишка! – Произнес  Петя, и его  пальцы сжались в  кулак так, как у героя, что был изображен впереди, с гранатой.
    Вдруг, Петя вскочил на лавку и прочел стихотворение с такой эмоциональной мощью, что у меня перехватило дыхание:
Забыв от страха ощущенье страха,
Влюбленный в жизнь, но, не дрожа за жизнь,
Он защищал крутой курган Малахов               
        Под ядрами средь беспрерывных тризн.
(Голос его звучал,  как-будто он сам был в  том бою).
Он был убит, как адмирал Нахимов,
Он разрывался на куски стократ.
Он был зарыт в бесчисленных могилах,
Как тысячи матросов и солдат.
  Наступила пауза. Петя слез со скамейки, а я закрыла книгу.
    Так мы сидели, молча, пока домой не позвали родители.
       Петина бабушка пережила блокаду Ленинграда. Она мало об этом говорила, но всегда корила нас за то, что мы оставляли еду в тарелках.  Однажды, отругав, села с нами рядом за стол и сказала: - Вы просто не понимаете, что такое голод. Вы просто не понимаете, что такое война. Мы варили суп из обоев. А корочка хлеба для нас была таким счастьем…. Сказав это, она расплакалась. Мы  доели все то, что оставили в тарелке.
    Пройдет время, и я прочту в книге Героя Советского Союза, генерал-полковника, Главнокомандующего Дальней Авиации «Федор Решетников. Художник и полярник» следующие строки:  «…. «братишка» - это не персонаж, а знамение времени». Прочту и прислушаюсь к голосу своей юности.
    Может, тогда, сидя на лавочке с Петей, рассматривая картины потрясающего художника, мы отчетливо осознавали всю трагедию войны, всю ее боль и жестокость.  Мы смотрели, не проронив ни слова. Это была первая  «Минута молчания» в моей жизни. Она была осознанная. Мы  в эту минуту повзрослели.
Сила рисунка
«Я тот, о ком ты думаешь. Давно мне надо было сесть на льдину,
тогда бы раньше встретились».               
Федор Решетников
    Прошло десять лет.
     В начале пятого курса, на занятиях по практической психологии, нам, студентам Медицинской академии, предложили один эксперимент:  из множества портретных репродукций  найти рисунок, который от одного короткого взгляда, мгновенно,  мог «перевернуть»  тебя изнутри, заставить что-то вспомнить такое, что  всколыхнет самое сокровенное и тайное.
     Мы с подругой сидели на последней парте и обсуждали воскресный поход на танцы. Наши мысли  были далеки от рисованных глаз персонажей на репродукциях, потому как вспоминали живые и реалистичные глаза понравившихся нам мальчиков-курсантов ВВМУ им. Фрунзе.
- Оля, Жанна, что вы там шепчитесь, - преподаватель  Николай Павлович нам сделал замечание.
Мы остепенились.
- Ольга, а ну, иди сюда.
  Я вышла к доске.
- Бери портреты и выбери тот, что заставит тебя  расплакаться, - предложил мне  учитель, протягивая пачку листов.
- Расплакаться? От рисунка? – уточнила я.
- А ты попробуй, только соберись.
       Вся наша группа застыла,  глядя на меня.  Я стала спокойно рассматривать.
       Картины Репина, Шилова, Брюллова, Левицкого, Щукина мелькали у меня перед глазами, словно я гуляла по залам Третьяковской галереи.  Невероятно, но  уже через несколько минут я была в каком-то особенном состоянии, когда  все, что окружало меня в реальном мире, -  уже не отвлекало. Моим вниманием полностью завладели  репродукции, вернее,  изображенные на них люди из разных эпох. Время исчезло. В сознании оно не существовало.
     В какой-то момент я увидела картину, на которой был изображен мальчик, идущий среди сверстников на демонстрации. Я  застыла.
- Что ты почувствовала? Почему остановилась? – Решительно и спокойно спросил преподаватель, который внимательно все это время следил за мной.
- Я помню эту картину. Это «Голубь мира»  Федора Решетникова, - произнесла я.
- Что связано у тебя с этой картиной? Вспомни.
-  Я тогда Пете не сказала, что увидела в книге картину, на которой изображен он, – ответила я и опустила глаза.
    По щеке потекла слеза.
- Кто такой Петя?
- Это мой друг детства. Самый лучший. Самый верный.
       Как под гипнозом вспоминала лавочку,  на которой мы когда-то давно сидели и рассматривали книгу о художнике. Я рассказывала.
- Что тебе в Пете нравилось больше всего?
- Глаза… Он так смотрел, словно это были бездонные глубины, - продолжала отвечать я. – Улыбка… Он улыбался так, словно   она   излучала особенный свет. У Пети был какой-то галактический внутренний мир. Он мне был понятен и близок, но в то же время – неизвестный. Я любила смотреть на его губы. Когда он говорил о море или моряках, то малейшее движение его губ меняло всю мимику настолько, что все переживаемое им, рожденное внутри него, рождалось и во мне, извне. Я не помню, кто сказал, что нет ни одного атома внутреннего без атома внешнего.
- Это сказал Шпет. Шпет Густлов Густавович. Русский философ польского происхождения. Он был учеником великого доктора психологии Ивана Алексеевича Сикорского, когда учился в Университете святого Владимира в Киеве. Среди  учеников  Шпета была Анна Горенко, будущая поэтесса Ахматова, – сделал пояснение Николай Павлович.
       В классе стояла  неимоверная тишина.
-  Коллеги, понимаете, мы говорим сегодня об очень серьезных и интереснейших вещах. И я рад, что Оля так прекрасно справилась с поставленной задачей. Уметь  чувствовать взглядом, понимать жесты, «слышать» молчаливость, – это необходимо хорошему  доктору, если он действительно хочет  помогать людям, -  преподаватель сделал паузу, словно готовился сказать нам что-то очень важное. – Способность к психологической интимности имеет далеко не каждый. САМОВЫРАЖЕНИЕ – это инерция взгляда. Уникальность его  состоит в том, что взгляд способен в себе кодировать многое: душу, индивидуальность, эмоциональность, образованность, порядочность, культуру,  психологическое состояние.
-  А это правда, что индивидуальное строение глаза как-то связано с душой? – задала вопрос моя подруга.
- Да.  Сикорский много писал об этом. Индивидуальность человека проявляется не только в определенном коде сетчатки глаза, отпечатках пальцев и в других характеристиках идентификации.  Душа и сознание, по Высшему замыслу -   индивидуальны. 
- Но простите, Иван Алексеевич верил в Бога! Он строил свою теорию на религиозных взглядах, - вступил в спор наш староста группы, отличник  Никита.
- Не важно, на каких взглядах строит свою теорию ученый! Важно, чтобы она была верной и не дала «ростки» ложных теорий! – Громко произнёс учитель, выделяя каждое слово.
- Профессор Сикорский был монархистом и националистом! – Продолжал спор Никита.
-  Очень похвально, что вы  читаете, думаете. Но пора уже в таком возрасте опираться не только на чужие высказывания из сомнительных статей, а на собственные, работая с первоисточниками.
    Напряжение в классе нарастало при споре двоих и молчании  остальных.
- Монархистами были  художник Васнецов и  химик Менделеев! – Выкрикнул Николай Павлович. – Но никто не отменил его Периодичный закон элементов. А Сикорского отнесли к националистам за то, что он  был убежден, что биологическое наследство  - это истинное богатство нации. А это ее язык, история, художественное творчество, школа, пресса, религия. Он считал  людей, которые хотят показать наивысшие духовные качества и духовную мощь своего народа, – истинными патриотами. Нельзя быть русскими, не зная русского языка! Невозможно быть русскими  на чужой земле.
- Что же у такого патриота сын уехал в Америку и там строил военные самолеты и вертолеты! Почему?! – Никитины слова звучали прокурорским обвинением.
    Николай Павлович подошел к столу, взял в руки все репродукции, слегка поднял и жестом как бы протянул нам.
- Вот здесь – истинное богатство народа. Здесь его душа! Здесь его глаза! Мы не должны судить человека за то, что  им  не сделано, мы должны ценить за то, что он  сделал. В первую мировую войну, старший сын Ивана Сикорского погиб 28 сентября 1914 года в Балтийском море на крейсере «Паллада»,  торпедированном немецкой подводной лодкой U-26. Взорвался боевой запас крейсера. Экипаж погиб в считанные минуты. Младший сын, Игорь, уже спроектировал лучший самолет того времени «Илью Муромца», который в эти же годы отважно сражался на фронтах.
     Преподаватель остановился. На некоторое время задумался. Потом посмотрел внимательно на нас и произнес: - Вы еще молоды. Если бы только знали, как это тяжело терять сыновей!
     После некоторого молчания я нарушила тишину: 
- Мне бабушка рассказывала, что он любил рассматривать фотографии разных людей, репродукции картин, – робко произнесла я.
- Ты о ком, Ольга?
- О Сикорском. Однажды, это еще было в Санкт-Петербурге, его ограбили. Воры унесли всю одежду, даже носки. Утром пришел товарищ, принес самое необходимое, чтобы Иван Алексеевич не опоздал на лекцию. Так он, пострадавший,  был так счастлив, что грабители не тронули книги, альбомы и рисунки! Бабушка говорила, что он часто повторял одну фразу: «Сыщется, что ищется. Не сыщется только то, что не надобно».
- Твоя бабушка была знакома с Иваном Алексеевичем Сикорским? – удивленно спросил меня преподаватель.
- Ну да, с рождения. Она же его дочь.
- Как неожиданно, – произнес Николай Павлович, - бывает же такое!
  Николай Павлович сел за стол. Убрал рисунки и посмотрел в окно. Я не помню  другого занятия, на котором бы все студенты были так сосредоточены, так поглощены прозвучавшими словами.
- Для того,  чтобы понимать других людей, их боль и чаяние, надо не просто их уметь слышать, нужно уметь раскрывать порталы в самом себе. «Дорожка» от души к душе – единственный путь милосердия, через которую каждая клеточка чувствует и ощущает. Помните это, други мои, – преподаватель сказал эти слова так проникновенно, что никто не осмелился даже шелохнуться.
Послесловие:
          Я стою   в два часа ночи, почти раздетая, у телефона - автомата, что располагался внизу при входе нашего  студенческого общежития.  Набираю номер в ожидании долгожданного «Алло».  «А вдруг застану, и Петя еще не в море!» - шепчу я и все набираю и набираю цифры.  Автомат «проглатывал» монеты, но соединения не давал.  В руках оставалась последняя монета.
- Алло,  алло! - Раздался голос из невидимого пространства.
- Петя, Петя! Ты где? – Я  чуть не плакала и так громко  кричала в трубку, что проснулась наша дежурная на вахте.
-  Потише, можно! – раздался ее строгий голос.
-  Петя! Это я! –  Сказала я,  немного успокоившись.
-  Олька! Это ты? Ты как? Я письмо тебе написал. Ты получила? Мы уходим через два дня.  Оля! Ты меня слышишь?
- Петя! Я получила письмо. Петя…
- Говори громче, я плохо тебя слышу, Оля!
    Набравшись смелости, я во всю силу закричала в трубку телефона:
- Петя, ты помнишь, мы в детстве рассматривали  книгу с рисунками Федора Решетникова? 
- Помню. А что произошло? Почему ты об этом вспомнила?
- Петя, я тогда тебе не сказала, но там была картина, на которой художник нарисовал тебя. Вернее, он угадал тебя. 
- Ты о каком рисунке говоришь? – Хотел уточнить друг.
- «Голубь мира».  Петя, я очень скучаю по тебе! Где бы ты ни был, знай, я рядом. Ты – белая птица, крылья которой так похожи на крылья ангела. Когда твоя подводная лодка уходит далеко от берегов, я смотрю на карту и думаю о тебе. Петя, я знаю, что ты скоро вернешься! Я жду тебя! Я очень тебя люблю! Знай это!
     За спиной стояла вахтерша и утирала  платком слезы….
     «Крылья счастья» иногда так громко шумят, что могут разбудить всех вокруг… Вселенная маленькая, а в ней столько много красок…
Рисовать и рисовать…