В краю печали и любви 4

Николай решил не идти в этот день в Дом литератора: «Сейчас немного прогуляюсь, остыну и проведаю учительницу. Ну да, как это я раньше не догадался. Сколько раз собирался, откладывать больше некуда».
Он шел по светлой аллее городского парка и улыбался. С утра небо было подернуто серой дымкой, даже начинал накрапывать дождик, и вот, словно по мановению волшебной палочки, показалось небесное светило. Округа на глазах преобразилась: листва на деревьях заиграла, затрепетала, золотисто-багряный покров обозначился во всей своей чарующей красе... «Каково же будет удивление Нины Павловны, когда я, словно свалившись с неба, предстану перед ней. Поведаю ей свою одиссею, книжку на память подарю. В школе у меня частенько «трояки» по русскому были, а тут книга. Вот будет сюрприз! Не мог приехать на двадцати пятилетие окончания школы, так это поправимо!»
 
Николай, окрыленный своей идеей, направлялся к дому старенькой учительницы. Казалось, ноги сами несли его к дому Нины Павловны.
Он уже загадывал: «Что бы ей почитать такое из своих виршей, чтобы она поняла и... простила. Да-да, простила, ведь я в чем-то виноват перед ней. Ну, хотя бы за свою неявку на встречу, за свои опоздания, за то, что часто оставался в стороне...».
Николай уже подходил к дому Нины Павловны, когда его осенила догадка: а ведь учительницы может и не быть дома... Он осторожно подошел к двери и позвонил. Никто не ответил, и Николай позвонил вновь, но более настойчиво. Он услышал, как хлопнула дверь в подъезде, и кто-то неторопливо стал подниматься по лестнице. Как выяснилось, это была соседка, уже немолодая женщина, примерно одних лет с Ниной Павловной.
   –  Вы к Нине Павловне? – догадливо спросила она. – Вероятно, ее ученик?
   –  Да, я хотел бы видеть ее. Вы знаете, где она?
   –  Видите ли... Нины Павловны нет. Она умерла еще в позапрошлом году.. - И помолчав, соседка добавила: –  Хорошая  была  женщина. Случайно занесли ей инфекцию, пошло заражение. Помощь пришла слишком поздно. Похоронена она не здесь, а на родине – в Ставропольском крае.
   
Потрясенный Николай тяжело, словно на чугунных ногах, сошел по лестнице. Опустившись на краешек скамейки, он закрыл лицо руками и застонал: «Поздно, слишком поздно. И я никогда уже не увижу ее».
Николай возвращался в родимый дом уставшим и опустошенным. Этого не могли не заметить родственники: его тут же засыпали вопросами. Николай надломленным голосом рассказал все, что узнал со слов соседки.
   –  Давайте помянем учительницу, – предложила Валентина.
Все согласились. Стол к приходу Николая был уже накрыт. Открыли бутылку водки и, наполнив рюмки, молча, помянули Нину Павловну.
Николай еще долго не мог уснуть в этот вечер. Он бесконечно ворочался, потянулся даже к дедовым дневникам. Какое-то время читал, пытаясь отвлечься. Из головы не выходило печальное известие, Николай вспоминал все подробности его последней встречи с одноклассниками и учительницей. Видел ее энергичной, а теперь не мог представить умершей. Она все еще жила в его воображении...
   
Кое-как одевшись, Николай вышел во двор. Стояла тихая, немного влажная сентябрьская ночь. Рассеянный лунный свет обозначил стоящие неподалеку деревья и кустарник. Уже через пять минут к нему подсел дядя, Спиридон Афанасьевич.
   – Что, не спится? Последнее время мучает бессоница. Старость... От нее никуда не убежишь. Ну, рассказывай, что видел, что новенького узнал?
И Николай в общих чертах рассказал дяде о своих похождениях, включая случай в кафе.
   – Да, живем в эпоху глобальных перемен. То-то еще будет. М-да... Так, может, что-нибудь прочтешь дядьке? Ну, хотя бы из своих любимых.
Так сразу и не сообразишь, – заскромничал Николай. Ладно, думаю этот вирш будет в тему,  я его недавно написал, – и Николай обратил свой взор к ночному небу...
   – Памяти Николая Рубцова, – тихо объявил он и начал читать:
    
                Серебристая ночь приманила бессонные взоры,
                Предрассветные звезды ярко блещут, но тают уже.
                Я один в этом море из трав, в этой бездне узорной,
                Мне покойно и грустно, и как-то светло на душе...

   –  Хорошо-то как! – похвалил Спиридон Афанасьевич. – Я, пожалуй, закурю, а ты читай.

                Океан надо мной из холодных алмазных скоплений,
                Диамантами сыплет этот вечный прекрасный простор.
                Я бреду по земле средь пахучих и сочных сплетений
                И как будто бы слышу светил ненавязчивый хор.

                Я красой напоен, только все еще жажду и жажду...
                Я окончу свой путь, когда выплывет чистый рассвет,
                Там я солнце приму и кровинкой, и клеточкой каждой –
                Жизни нового дня удивительный алый букет!

   –  Здорово! И когда ты только вырос, успел поэтом стать? Я ведь помню тебя с малолетства. Да что там, с малолетства, это я ведь тебя забирал из родильного дома! Все медсестры меня поздравляли с рождением сына! Все говорили: – какой молодой  папа! Отец твой, в это время на задании был. Вот так!   
   –  А я не знал?! – удивился Николай. 
   –  Теперь будешь знать.
Зная особое пристрастие дяди к истории и археологии, поинтересовался:
   –  Я вот все хотел спросить у тебя, касательно религии.
   –  Спрашивай.
   –  Слышал, что до христианства была своя вера и, что новая досталась нам насильственно.
   –  Ну, всех подробностей я тебе не расскажу. Пожалуй, их теперь никто не раскажет, но одно могу сказать, что изначальная вера наших предков – Ведизм. Это мне еще мой дед рассказывал, а ему его дед... Так вот, Ведизм, это даже не вера, а философия, особый взгляд на природу вещей, на человека и место его в жизни. Во всем должно быть согласие и гармония! Связь человека с природой неразрывна! И даже стремясь к прогрессу, наши предки всегда ревностно защищали природу. Как мне кажется, наши пращуры были частью этой природы и во всем видели глубокий смысл. Могли предвидеть многое, и без всяких там компьютеров! А письменность была еще задолго до повальной христианизации и тому немало свидетельств. Писали чертами, ризами, существовала руница, глаголица, она  и стала предтечей кириллицы. Рабами божьими наши пращуры себя не считали. Разве могут рабы построить такое мощное государство и защитить его?  Нет! «Мы – внуки Сварога, дети Перуна, – с гордостью утверждали они. Конечно, многие документы утрачены, но генетическая память, древние артефакты, к счастью уцелели. Сам понимаешь, доступ к ним ограничен и хранятся они под грифом: «секретно». К великому сожалению, история русского государства, подробно изложенная Михайло Ломоносовым, так и не была опубликована. Да что там! До сих пор найти ее не могут. Вероятно, немецкие академики – Мюллер, Шлецер и Байер, «хорошо потрудились», когда переделали рукопись Ломоносова на свой лад. Из трудов норманских ученых все мы – русские, славяне вылезли из своих берлог только в 6 – 7 веках. До этого нас просто не существовало! Этому вторит церковь. Так, во времена Екатерины, все старые книги изымались из оборота, якобы для учета, а затем уничтожались. Но прежде, царь Петр, окончательно черту подвел, когда под угрозой наказания запретил Ведизм, утвердив новый календарь. 1700 год отмечали строго по-европейски – 1 января, а не Новолетие, 21 сентября, как прежде. Теперь значится 1998 год, а на самом деле  – 7508! Дата со дня сотворения мира в Звездном Храме. Так Петр украл у русской истории пять с половиной тысяч лет, сделав известный реверанс перед Европой.
 
   –  Вот это да! – подивился Николай. – А зачем, почему? Кому все это было нужно?
   –  Известно кому! Иноземцы, русофобы и прочие по сей день не могут смириться с тем, что мы – русские, во всем первопроходцы. Юрке Гагарину и то простить не могут, что первым был! Вот так, мой дорогой. Ну что, пойдем сон добирать, а то завтрашний день насмарку пойдет.
      
Уже с подъема Николай решил поехать на могилу бабушки. Дед был похоронен у родителей под Воронежем. Валентина с дочкой собирались в больницу, а Спиридона Афанасьевича неожиданно вызвали в Горисполком к председателю. Дядя сразу было предложил подождать до обеда, чтобы ехать вместе, но Николай отказался:
   – Извини, но у меня не так много времени. В следующий раз поедем, не обижайся, – промолвил он и обнял дядю за плечи.
   –  Тебе спасибо, что нашел время проведать нас, – поблагодарил Спидон Афанасьевич.
   –  И еще, спасибо за вчерашний рассказ! Я до сих пор под впечатлением: ты мне, словно бы, глаза на мир открыл!
   
Николай не сразу нашел родную могилу, уж очень много народу умерло за последние годы. Наконец, он вышел на знакомую аллею. Сердце учащенно забилось, когда Николай подошел вплотную к небольшому надгробию. В руках у него было ярко-красная гроздь рябины. Когда четверть века назад хоронили бабушку, Николай безутешно плакал. Сейчас он просто стоял у могилы, сгорбившись и обреченно опустив голову. В горле стоял комок, и Николай не мог произнести этих слов, которые вынашивал так долго.  Это были слова любви и памяти, а сейчас он просто вспоминал: «Бабушка, Александра Трофимовна, была бесконечна добра к своим внукам, добра до расточительности. Была очень общительна и весела. Если бы только знала, бабушка, как не хватает нам тебя!..».
   
Внезапно Николай почувствовал резкую боль в сердце. У него и раньше возникали неприятные ощущения в груди. От сильной и жгучей боли Николай опустился на землю. Спустя некоторое время он почувствовал себя легче. Медленно встал и сгорбившись, направился к выходу. Уже за кладбищенскими воротами он прибавил шагу – боль постепенно отступала. Сев на проходящий автобус, Николай благополучно добрался до центральной площади города. Сходя на остановке, он заметил впереди себя знакомую коренастую фигуру: «Точно, Вовка Кузнецов! Только ростом пониже и постарше будет».
В это время незнакомец повернулся, и Николай неожиданно узнал в нем одноклассника.
   –  Володька, дружище, неужели это ты?! Как здорово, что я тебя встретил!
   
Друзья были приятно удивлены и не скрывали радости. Владимир заметно поседел и выглядел старше своих лет. «А ведь когда-то был красавцем, девчонки прохода не давали, все записочки присылали», – вспоминал Николай.
После школы пути-дорожки друзей разошлись. Владимир благополучно поступил в институт физкультуры, а Николай, не пройдя в вуз по конкурсу, призвался в армию. Владимир, в свою очередь, пытался вспомнить последнюю встречу с Николаем.
   –  Ну да, это было пятнадцать лет назад, во Дворце спорта, была встреча по волейболу. А потом ты куда-то пропал? Слышал краем уха, что ты за кордон уехал?
   –  Дружище! Как я рад, что встретил тебя... Я только сегодня узнал, что Нина Павловна умерла...
   –  Мы ее почти всем классом хоронили. Не было Пашки Невинного – в тюрьме сидит. Странная с ним история приключилась Ведь по глупости попал, – с явным сожалением произнес Владимир. – Толика Полевого тоже не было. Утонул позапрошлым летом, в сетях запутался...  Да, вот тебя не было.
   –  Выходит, и я тоже без вести пропавший. Вовка, давай куда-нибудь пойдем! Поговорим обо всем.
   –  Пошли, но сначала я отмечусь. Это по пути.
       
Только сейчас Николай заметил в руках друга небольшую кожаную папку.
   –  Ты вроде бы начальником стал?
   –  Что ты Колька, работаю в жэке. Не то инженер, не то слесарь. В общем, кручусь. Что ты так на меня смотришь?
   –  Все нормально. Просто жизнь какая-то странная штука. Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Ну, пошли!
Друзья крепко обнялись, а затем, взяв друг друга за плечи, зашагали вперед, словно не хотели расставаться уже никогда.


                2006 г.