Не трын-трава, а слёзы зайца

                Не дразните собак, не гоняйте кошек,
                Не жалейте для птиц ни зерна, ни крошек
                М. С. Пляцковский

    История, которую я хочу рассказать, произошла в одном рабочем посёлке Карагандинской области где-то в конце 60-х, когда мы были маленькими, а деревья были большими. Чтобы никого не обидеть я изменю имена.

    Одна очень пухленькая девчонка, назову её, например, Машей Зайцевой, училась со мной в одном классе начальной школы. Ей трудно давались все предметы - таблицу умножения выучить не могла, читала по слогам. Из-за этого мне с ней было не интересно, и я обходил её стороной. Не буду описывать, как другие с ней обходились. Но, наверно, не очень хорошо, потому что-то как-то раз пришёл её отец в школу, чтобы поговорить об этом с ребятами. Он ей этим не помог, но всем пацанам было не очень приятно. Моббинг со стороны одноклассников всё равно продолжался. Я понимал, что это не хорошо, но ни разу за неё не заступился, а после того разговора с отцом и вовсе игнорировал.

    Потом я сталкивался с её отцом ещё несколько раз. Голуби у него были классные, а мы с другом тоже голубями занимались. Поэтому возникали ситуации, когда приходилось идти к Зайцеву на поклон. Трудно было мне, пацану, с ним общаться, а может и другим огольцам и голубятникам тоже. Например, если твой голубь у него приземлился, попробуй этого голубя забрать. Сначала надо было доказать, что голубь твой, потом ещё и рубль заплатить. Рубль за своего голубя! Но нужно отдать Зайцеву должное, животных он любил и умел с ними обращаться. Двор был у него ухоженный и скот чистый, накормленный и довольный.

    В тот год выбрали односельчане Зайцева в пастухи. Работа эта трудная – от зори до темна. Не позавидуешь, хотя зарабатывали пастухи в те времена побольше шахтёров. За каждую корову в месяц пастуху по червонцу давали. Как-то раз появился в его хозяйстве, точнее в поселковом стаде бык производитель. В таком быке был весь посёлок заинтересован, поэтому все хором на этого быка складывались. Когда он наконец-то в «свет» вышел, народ ахнул. Все, кто-то имел коров или что-либо понимал в скотине, восхищались этим быком. Здоровенный, с кольцом в носу. Копытом по земле бьёт, страх на всех наводит, а пастух к нему подойдёт и так ловко за кольцо цап - и бык как шёлковый, тогда даже дети подходи к нему и гладили.

    Ух, ужас, сколько этот бык коров покрыл в поселковом стаде! Здесь уместно было бы к вопросу о "производственных отношениях" (бык ведь был производителем) вспомнить, что за покрытие коровы хозяину быка платили. Эх, мужики завидуете? Если бы так среди людей было, покрыть деваху и ещё за это деньги получить. Наверно, многие из вас миллионерами стали. Если кого-либо интересует сколько за это платили, скажу. Первый год пастуху за это ничего не платили :-( Ведь, всем миром на быка складывались. Вообще расценки были такие, что за покрытие коровы хозяину быка в те времена по червонцу давали.

    При таком доходе Зайцев, кроме этого быка ещё и статную, молодую лошадь приобрёл. Не помню кобылу или жеребца. Неважно. Важно, что ухоженная лошадь была – красавица, высокая, с гордо поднятой головой. Мне представить себя на этой лошади невозможно было. Можно ли было на ней вообще кому-нибудь прокатиться? Никто из пацанов даже спросить Зайцева не осмеливался. А тут однажды, иду я со школы домой и вижу летит на этой лошади солдатик (при въезде в посёлок часть ПВО была), летит во весь галоп, да по асфальту. В один "ух" по Питерской, так у нас в посёлке главную улицу на жаргоне называли, в направлении центра пролетел. Несколько минутами позже, и я дошёл до центра. Что я там увидел, запомнил до сих пор. Бедный Зайцев, бедный пастух то ли кричит, то ли плачет, то ли его собственная душа кровью обливается. То обнимет он свою лошадь, то копыта он ей подымет, а они в кровь стёрты!

    То ли от бешеного галопа подковы по отлетали, то ли лошадь вообще неподкованная была. Только я подошёл к лошади и вижу, как по Маяковскому: «Глаза лошадиные, за каплищей каплища, по морде катиться...» Копыта больше половины в кровь стёрты, морда в пене, в глазах ужас и боль! Лошадь без копыт, что человек без ног. А этому солдатику-"кавалеристу" всё трын-трава.

    Вот тогда я и пожалел лошадь, вот тогда я и посочувствовал Зайцеву, и мысленно сказал его дочке: «Маша, слушайте — чего вы думаете, что вы нас плоше? У нас у каждого свои недостатки и своя боль. Деточка, все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь». Про солдатика тоже подумал: «Лошади ты смертный приговор подписал, идиот. Убил ты её, убил породистую! Бить тебя и наказывать бесполезно и денег с тебя Зайцеву не взять. Кто бы тебя босиком, да по асфальту, заставил эти три километра пробежать? Да так, чтобы ты хоть чуть-чуть животное понял.»