Важные гости

Важные гости
Фима и Сёма дружат с горшка – вот уже семнадцать лет. Красивые еврейские мамы – черноволосые, чернобровые - выкатывали их коляски на прогулки по каштановой аллее городского парка.
И родились они в один день, и подкармливала мама Сёмы ребёнка соседки почти до года, жили-то они в одном подъезде.
Мама Фира своего повзрослевшего сына называла бохером. По-русски это парень, но на идиш ей представлялось «сильный парень». Фиме нравилось такое обращение. «Бохер» – это звучит гордо, считал он.
Рая, обрусевшая подруга Фиры, называла своего Сёму «парниша». Со временем выветрились из её памяти те, немногие слова на идиш, которые она слышала только от своей бабушки.
Друзьям повезло взрослеть в годы перестройки, под ветром перемен, в атмосфере гласности. Им, в отличие от пожилых людей, не надо было подстраиваться под горбачёвское «новое мышление»: они мыслили свободно и, что думали, высказывали вслух. Недозволенного становилось всё меньше и меньше. 
Фима живо интересовался политическими событиями, зачитывался «Комсомольской правдой», проникался мыслями прогрессивных экономистов и делал для себя неожиданные выводы. Например, что экономика социализма порочна и заморочна, соцсоревнование абсурдно, а капитализм не загнивает – напротив - благоухает от рыночной экономики.
Он пытался втянуть в политику Сёму, но тот упирался, отторгался от неё всеми фибрами души. Во всём единодушные, здесь они никак не совпадали. Кумиром Фимы был экономист Гавриил Попов, Сёмы - футболист Эдуард .Стрельцов. Из уважения Сёма терпеливо выслушивал Фимины соображения по поводу пробуждения демократии после ухода партийных старцев, неких советских верховных жрецов. Друг вещал интереснее школьных политинформаций. Однако в его личной жизни идеологии места не было: он воспринимал её только по обязанности - сначала пионера, потом комсомольца. Вместе со всеми заучивал: «Как повяжешь галстук, береги его, он ведь с Красным знаменем цвета одного». На демонстрациях носил портреты членов политбюро по поручению классных руководителей. Его это не тяготило, воспринимал как тренировку для рук. И всё-таки, благодаря Фиме, он кое-что начинал понимать в происходящих переменах.
Жизнь менялась. Понятие спекуляции потихоньку вытеснялось поощряемой предприимчивостью, хозрасчётным предпринимательством. Начиналось формирование деловых качеств будущих менеджеров высокого полёта, китов рыночной экономики.
Вот из таких «саженцев», как Сёма и Фима сегодня стоят леса российской частной собственности. Где они там? Дубами стали или маленькими кустиками, неизвестно. Далеко не все «саженцы» пошли в рост. Впрочем, наши друзья были крепкими, самостоятельными, рано познавшими свою роль мужчин в семье. Сыновья мореходов, они, подобно детям фронтовиков, в отсутствие отцов чувствовали ответственность за семью.
Лазарь Лапидус - Фимин папа капитан СРТ – на берегу задерживался не надолго. С Сёминым отцом – механиком-наставником «Реффлота» Владимиром Кузнецовым он чаще встречался в морях, чем по-соседски, дома. Всякий раз, уходя в плавания, они напоминали сыновьям, что те теперь мужики в доме.
С четырнадцати лет с ними всерьёз советовались мамы, как с представителями своих мужей, ощущая присутствие мужчины в доме. Вопросы были одинаковыми, хотя они не сговаривались. Что купить, что одеть, что подарить? Они, естественно, выполняли мужские работы по дому. И часто обменивались опытом, удивляясь совпадением материнских проблем и заданий.
Фима иногда замечал, что мать к нему относится так, будто он отец, вернувшийся из рейса. Она однажды спросила, как обычно у отца: «Что тебе приготовить на обед в выходной?» Он ответил: «Гефелте фиш».
-Рыбу фиш, Фима, надо готовить полдня, если не больше. Ты же знаешь, я это делаю на праздники или к приходу папы из рейса. Потерпи мой дорогой, осталось немного - дней сорок…
Друзей роднила их роль мужчин в семье и с раннего детства установившаяся забота друг о друге. В учёбе Фима всегда помогал Сёме, в школе их считали братьями: они чем-то и внешне были похожи.
Мама Сёмы за его учёбу не беспокоилась, надеясь на помощь соседа.
Она поощряла увлечение сына спортом, тягу к физической работе, готовила Сёму к службе в армии - её всегда привлекали мужчины в военной форме. Она и на Владимира обратила внимание из-за морской формы, не сразу поняв, что он курсант высшей мореходки, а не военный моряк.
Сёме нравилось увлечение Фимы историческими книгами, особенно его пересказы прочитанного.
-Ты, мне кажется, рассказываешь лучше, чем написано, - сказал он Фиме, когда они пропалывали у дома грядки.
Их друзей палкой не загонишь в огород, а Сёме только дай работу: он, как пионер, всегда готов к труду и обороне.
А тут, в доме напротив, открылся большой трудовой  фронт. Подъехал грузовик с рулонами металлической сетки и бетонными столбиками. Недавно ушедший в запас прапорщик решил обустроить свою придомовую территорию.
-Пойдём к прапору, - взял друга за руку Сёма, - Всё равно каникулы, смотришь, подзаработаем чего…
-Мы с Богом вам в помощь, Сан Саныч, - бодро сказал Фима.
Прапор обрадовался: он сам хотел их подрядить.
-Молодцы, бойцы! Значит, разгрузка, установка столбиков, натяжение сетки… Справитесь за недельку?
-Может и раньше, - ответил Сёма, - Всё зависит от грунта и от оплаты труда.
-Расчёт по столбикам, плачу за каждый по пять рублёв.
-Смета не полная, - сказал Фима, - Не учтено цементирование столбиков, установка калитки.
-Вредно много читать,- сказал прапор, наслышанный об увлечении соседского пацана литературой, - мой расчёт по столбикам. Накину на каждый ещё по два рубля. Согласны?
-Идёт,- ответил Сёма.
Руки у бохера и парнишки росли откуда надо и управлялись головой. Глядя, как они после разгрузки приступили к работе со столбиками, Сан Саныч диву давался: откуда у пацанов такие навыки? Фима привязал к колышку верёвочку в тридцать сантиметров и очертил круг, прорезав его лопатой.
Земля, которую правдами и неправдами прирезал к особняку Сан Саныч была занята когда-то кирпичным домом. Они имели дело с подобным грунтом и в своём огороде. Под травой, под тонким слоем почвы, лежал старый Кёнигсберг в кусках бетона, камней, кирпичей, гранита, мрамора, железа, в черепках посуды, а то и в черепах… Чего там только не встретишь, когда начнёшь долбать эту Пруссию! Зная это, Фима вооружился тяжелым ломиком, попросил у прапора рукавицы. Сёма поинтересовался, где можно будет подтачивать лопату.
Ямки под столбики надо копать глубиной не менее пятидесяти сантиметров, велел хозяин. Но не копать ямки пришлось, а выдалбливать, кроша ломом останки былой жизни. Лопатой только выгребали то, что потом пойдёт под утрамбовку столбиков и зальется цементным раствором.
Вопросов «что, да как делать» к прапору не было. Они работали энергично, сноровисто, будто всегда только тем и занимались. Периодически обменивались орудиями труда. Перекуров не делали. Не потому что не курили, хотелось управиться побыстрее. Однако хронометраж Фимы показал, что даже такими темпами, как сейчас, со свежими силами, они с этим объёмом работ управятся нескоро. Спешить, надрываться не было смысла.
Из дома, волоча за собой стул, вышел подышать свежим воздухом Александр Васильевич - отец прапора – , ветеран войны, штурмовавший Кёнигсберг. Он часто выступал у них в школе, да и росли они у него на глазах - всегда аккуратные, дисциплинированные мальчики, как он замечал.
Понаблюдав за их работой, он крикнул в открытое окно:
-Санька! Ты где там запропастился?
Сын появился в двери, что-то дожёвывая.
-Ты что, колбасу под одеялом ел? А, чем бригаду кормить будешь, подумал? Иди, выметай, что есть в холодильнике!
Сан Саныч команды отца - полковника в отставке - выполнял всегда точно. Он «вымел» на садовый столик шмат сала, большую баранку копчёной колбасы, огурцы, помидоры, хлеб, квас…
-Жаль, пацанам рюмаха не положена, а так поляна получается нормальная, - одобрил Александр Васильевич действия сына и, повернувшись в сторону трудоголиков, скомандовал, - Шабаш, бригада! Подкрепляем организм вкусной и здоровой пищей.
Фима бросил под столбик последнюю порцию кёнигсбергских останков, Сёма утрамбовал их чуркой с прибитыми к ней деревянными ручками.
Пришла блаженная передышка, когда освежённые холодной водой, они захрустели огурцами, когда чёрный хлеб с ломтиками сала, луком и перчиком стал вкуснее всего, что ели вчера в обед. Лёгкий ветерок разносил аромат сырокопченой колбасы и укропа, так хорошо осязаемый на свежем воздухе.
-У нас прямо-таки пища Богов, - вызвал на разговор хозяев Сёма.
Но отреагировал Фима:
-А кто из богов ел колбасу и сало с луком, хотелось бы знать?
-Это он вместо «приятного аппетита» сказал, - выручил Сёму догадливый ветеран.
-Вы нам в школе рассказывали про войну в Восточной Пруссии, - повернул разговор в другое русло Фима, - Недавно мы гуляли в Пятом форту, вспомнили ваши воспоминания, как его брали. О героизме говорят и пишут много. Но есть и другая правда о войне. О ней тоже заговорили ещё в период гласности, а в последние годы ещё громче говорят и спорят. Как вы, будете об этом вслух вспоминать на встречах?
-Знаешь, Фима, на войне, как и в обычной жизни, всё было. Не случайно пословица явилась: «Кому война, а кому мать родна!» Кто гнил в окопе, а кто грел жопу. Приспособленцы и там - на фронте - умудрялись находить себе тёплые места. Только это не мой военный опыт, ничего нового тут я не открою. Не хочу вспоминать о таких уцелевших, в памяти моей слишком много мёртвых…
-В летописи войны есть красные, белые и чёрные страницы. Со временем они все будут заполнены, - предположил Фима.
-По мне - надо оставить только красные. Говорю, как красный командир, как коммунист говорю, - поставил свою жирную точку в теме сосед-ветеран. После минутного молчания, он спросил, - А вы после школы куда пойдёте, решили, кем быть, как будете Родину любить?
-Я - в журналисты, - начал ответ Фима, но Сёма тут-же вклинился:
-А я - в футболисты, или в военное училище!
-Наклонность Фимы уже прорезается, - сделал вывод ветеран из его вопроса, - Семён тоже себя готовит к цели - накачан, как культурист. Так что вы, ребята, не пропадёте: «Страна, как мать, зовёт и любит вас!», - заключил он враспев словами из песни.
На четвёртый день бригада работала не спеша, мышцы не отдохнули, побаливали от непривычной нагрузки ноги и руки. К обеду всё было готово. Сан Саныч результатами труда был доволен. Столбики стояли перед ним солдатиками навытяжку. Сетка, натянутая туго, ровно, блистала на солнце, примыкая к узорчатой старой немецкой калитке, сохранившейся здесь с незапамятных времён. И особняк будто приподнялся над оградой, призывая беречь частную собственность.
Настал час расчёта, грустный для прапора, вынужденного разорвать упаковку сторублёвок и расстаться с деньгами. 
Приободрил отец:
-Не жмись, Санёк. Накинь бригаде хорошие премиальные!
Сёма принял деньги не пересчитывая, передал их Фиме.
-Подумайте, на что деньги потратить, - напутствовал сосед - ветеран.
-Тратить легче, чем заработать, - философски заметил Фима, - Мы ещё, когда долбали ямки, решили: Сёме купим кожаный мяч, а мне авторучку «Союз».
Они вышли за калитку, которую с большим трудом им удалось пристроить к столбикам: это же надо было школьникам её тяжеленную оставить, растаскивая секции чугунной ограды на металлолом. Вышли в приподнятом настроении.
-Фима, с деньгами ты выглядишь очень важным, - заметил Сёма, глянув в задумчивое лицо друга.
-У тебя тоже от денег хорошее настроение написано на портрете. Давай лучше подумаем куда те, что остаются после покупки подарков себе любимым, потратить?
-Кто у нас мозговой центр? Предлагай.
-Предлагаю ёнттаг, с маминой рыбой фиш!
-Рыбу фиш, знаю, вкус помню с нового года. А что такое ёнтаг? Соус?
-Ёнтаг - праздник. Мама по праздникам всегда готовит гефелте фиш. Но мы можем купить рыбу, там же, на рынке, попросим её разделать, чтобы маме облегчить процесс - уж очень заморочно рыбу фиш готовить.
-Тогда завтра с утра топаем на Центральный рынок, чтобы самую свежую рыбу взять, - расправил лямки рюкзака Семён.
На рынке Фима выбрал трёх великолепных лещей, попросил продавщицу их почистить, удалить жабры и нарезать стейками толщиной в два её толстых пальца. Она спросила, что из этого он собирается приготовить. Услышав ответ «рыбу фиш», недоуменно переспросила: «Рыбу рыбу?»
-Темнота! Это же деликатес - весь мир его знает, - взвился Семён и, видно, поняв свою несдержанность, примирительно пояснил, - только чаще готовят рыбу фиш из щуки, а Фимина мама - из леща. У неё ещё лучше получается - пальчики оближешь!
-Это называется гефелте фиш, в переводе «понравившаяся рыба», если хотите, запишу вам рецептв, - предложил Фима.
-Спасибо, мне сложные блюда некогда готовить.
На выходе из рынка они тормознулись. Инвалид – молодой, рано поседевший, с изрытым шрамами лицом, даже не поднял на них глаза. Рядом на дощечке сообщалось, что он жертва афганской войны. В военной фуражке лежали мелкие монетки и одинокий смятый рубль.
-Видишь, пустая штанина, - сжал Фиме руку Сёма, - Наша долбанная держава не может расколоться на протез. Знаешь, обойдусь я без мячика. Отдай мою долю, сотню разменяй, пожалуйста.
-Мне тоже модерновая авторучка не предмет первой необходимости, не предел моих мечтаний. А тут человек, которому деньги крайне нужны, - сказал Фима и положил сторублёвку на монеты.
На самом деле авторучка давно была его мечтой. Он ещё месяц назад обзавёлся зелёными чернилами и в блокнот с кожаной обложкой, подаренный отцом, не сделал никакой записи, дожидаясь того часа, когда появится у него советский «Паркер» под именем «Союз». Блокнот должен получить название «Попутные мысли». Они уже накапливаются на листочках. Последняя запись связана была с предстоящим, этакая самоироничная пословица: «Писать надо умом, а не пером».
Сейчас, приняв решение мгновенно, вслед за Сёмой, он успел утешительно подумать, что только графоманы стараются красиво оформлять свои рукописи.
-Вы что, пацаны? Откуда у вас такие деньги? Воруете на рынке? Мне такой милостыни не надо, - вскинулся афганец, покраснев от возмущения.
Сёма показал свои в мозолях руки, Фима приблизил к ним свои, тихо, дрогнувшим от услышанного подозрения, голосом сказал:
-Мы честно заработали эти деньги. Сделали ограду для одного особняка на улице Менделеева. Рыли ямки, долбили прусскую твердыню, столбики ставили, сетку натягивали… Нам хорошо заплатили, так что делимся от души.
-Извините, спасибо, дай вам Бог жизнь без войны!
В полдень они предстали перед мамой Фирой.
-Шабат, шолом! Шабат, шолом! Приплыла рыба в еврейский дом, - звонко продекламировал Фима зарифмованное приветствие.
-Шабат завтра, завтра суббота, - уточнила мама, не спеша выражать радость от известия о рыбе, которую ей чистить и готовить.
-Вот и хорошо, - сказал Фима, вытаскивая пакет из Сёминого рюкзака, - Есть у нас пол пятницы. На шабат мы приготовим рыбу фиш. Придут важные гости… А сегодня мы вместе всё сделаем.
С детства он любил помогать в работе с фиш. То занимался обдиранием луковой шелухи, то нарезал овощи, а став бохером, получил разрешение на тонкую операцию - вырезание кусочков филе из спинок стейков.
-А ваши гости раньше рыбу фиш кушали? – полюбопытствовала мама Фира.
-Ещё как кушали, мама! – ответил сын.
-Значит, смогут оценить. Не каждый способен понять такое блюдо…
-Музыку тоже не все понимают, - вошёл в разговор Сёма.
-Мамина рыба фиш - песня понятная всем. Ты спроси у неё, какие большие известные люди её рыбу ели и славу ей пели.
-Почему «нет»? Могу и вспомнить, когда рыба несколько часов будет томиться, набирая ароматы и идиш-дух.
-Ну, так что же, не будем терять время, - мама Фира достала свою самую большую кастрюлю и стала выкладывать на дно луковую шелуху. На эту подушку расположила кружки моркови и свёклы…
Фима наточил маленький нож и аккуратно стал вырезать из верхней части стейков мякоть, стараясь не повредить шкурку, под которую будет набиваться фарш.
-Тебе в хирурги надо идти, - заметил Сёма, растирая тяжёлым пестиком горошины перца, издающие дурманящий аромат. «Как для чая заварки, для рыбы фиш нельзя жалеть перца», - наставляла мама Фира.
Она быстро обработала горку стейков, не дождавшихся ножичка хирурга Фимы, быстро прокрутила фарш. Облегчённо выдохнула:
-Свободны друзья-помощники, спасибо, дальше я сама.
Но Сёму, похоже, процесс увлёк. Он-то раньше не видел, как это делается. Фима, конечно, мог бы ему рассказать, но он всего лишь подмастерье, а настоящая мастерица - мама друга. Вкус её фиш ему надолго запомнился.
-А что будет дальше, - спросил. Пока он собирался с мыслями, она тощие головы лещей набила фаршем, сделав их большими, живыми. Они легли первым слоем, а съедены будут последними. Это лакомство для мужчин, которое не подаётся на общий стол. Головы уничтожают, как правило, втроём: Фима с папой и мамой. Стейки с провисшей кожей на хребте, тоже в её руках становились кусками полноценной рыбы и укладывались рядами до верхнего края кастрюли.
-Дальше всё просто, - прозвучал ответ на Сёмин вопрос, сопровождаемый действием, - доливаем воду до уровня уложенной рыбы, доводим до кипения и уменьшаем огонь. И тут я употребляю главный ингредиент - начинаю думать о тех, кто будет мою рыбу кушать. Думаю о них хорошо. От этого улучшается вкус фиш. Вы можете смеяться над моей такой выдумкой. Но я уверена, всё пересоленное и горькое в пище отзлых поваров, не любящих людей.
-Назовём это философией фиш, - поддержал маму Фима.
Меж тем пришло время томления фиш и можно было вернуться к обещанному рассказу об известных ценителях кулинарного творчества мамы Фиры. Сёма напомнил об этом.
-Да, я уже могу отвлечься, - успокоила его мама, - Давно это было - ещё во время арабско-израильской войны. Я тогда жила в Тель-Авиве. Там как-то на шабат приготовила из карпа гефелте фиш. Пригласили родню и друзей. Ну, что за новость для евреев рыба фиш? Так на следующий день чуть ли не весь город говорил о моей рыбе. Больше того, по каким-то военным делам, должен был приехать Моше Даян и его друзья попросили меня приготовить для него это блюдо, что я и сделала. Он очень хорошо ел, смаковал, даже палец облизал в знак того, как ему вкусно. Но мне, тогда ещё молодой, не столько польстила похвала моих кулинарных способностей, сколько его комплимент, как женщине. Он так выразился, что был счастлив, есть лучшую в мире рыбу фиш, приготовленную еврейской красавицей из России.
-Да, мама, ты ковала победу Израиля над агрессором, - с серьёзным видом сказал Фима.
В субботу утром мама спросила Фиму, когда накрывать стол.
-К обеду, в полтретьего, - ответил он спросонья.
К этому времени они с Сёмой и явились, с королевской точностью, лукаво улыбаясь.
Шолом! Шабат мит вайсе ёнтагдике вайн, - блеснул знанием фразы на идиш Фима и выставил на стол бутылку сухого крымского вина и перевёл для Сёмы, - Суббота с белым праздничным вином.
На столе в двух больших овальных блюдах красовалась рыба фиш. Стейки с округлёнными боками искрились под лучами заглянувшего в комнату солнца. На фоне янтарного студня, украшенного красными морковными звёздами и солнышками, образуемыми ломтиками яиц, желтками и белками, сама фиш выглядела шикарно, аппетитно - мало сказать. Над этой роскошью царила мама Фира в новом цветистом фартуке с лопаткой наготове, чтобы класть на тарелки смачные куски. Она выжидательно смотрела на дверь. Никто не появлялся. В нетерпении спросила:
-А где же наши важные гости?
-Гости, мама, - это мы с Сёмой.
Она рассмеялась заливисто, молодо, выразив смехом радость от такого обмана и восторг Фиминой шуткой.
-Ну, что я могу сказать? Важнее вас для меня гостей нет. И наш ёнтаг по поводу первого заработка должен был быть отмечен тем, что у меня получается вкусно. Но рыба фиш нас не поймёт, если не позовём гостей. Поэтому Сёма иди за своими родителями, а ты – Фима - за дядей Сашей - ветераном нашим - сходи. Он нам правильный тост скажет.
Потом, когда все собрались, Фима, не без претензии на оригинальность, объявил:
-Слово предоставляется Александру Васильевичу - наследнику боевой славы его тёзки - Суворова на калининградской земле.
Все застыли с бокалами вина, ожидая патриотический тост. А сосед-ветеран спокойно, по-домашнему, сказал:
-Фира, они заслужили твою рыбу фиш, они сегодня самые важные гости. И у меня есть для них приз.
Он достал из под стола пакет и из него извлёк ещё два пакета.
Фима напрягся. Он заподозрил, что дядя Саша что-то задумал, когда , принимая его приглашение на обед, тот спросил:
-Вы уже себе то, что планировали купили?
-Ещё не успели, - дал он уклончивый ответ.
-Вот и хорошо! Очень хорошо, - непонятно почему обрадовался сосед ветеран.
А дело было в том, что ему на день рождения две школы, ожидающие его воспоминания для своих музеев, подарили одинаковые авторучки с золотым пером. «Придётся писать двумя руками»,  - шутил он, принимая второй дар. Теперь, решив передарить авторучку, он приобщил к ней и футбольный мяч, который его сынок Санёк, за долгое время после покупки даже надуть не удосужился. И новенький насос приложил, чтобы не лежал без дела. Конечно, историю этих подарков он оглашать не стал. Вручил их, как приложение к гефелте фиш.
Фиме и Сёме, ещё вчера убедивших друг друга, как легко расстаться с мечтой, стало радостно от её неожиданного свершения.
-Фима, ты веришь в Бога, или в какую-нибудь божественную силу, управляющую всем, что происходит с нами? - спросил Сёма, поглаживая кожу мяча.
-Ты же знаешь, ни во что такое я не верю. Но вот сейчас готов задуматься. Может, теорию вероятности разработали атеисты, чтобы всё, что даётся свыше, объяснить случайными совпадениями. Как в нашей ситуации. Понимаешь? А, если есть он наверху, то, можешь не сомневаться, это наш человек!