Продувные макароны, молоко для капитана и прочие м

   Приходят ко мне люди, В основном, грустные, усталые, озабоченные своими многочисленными болячками и жизненными невзгодами. А эта женщина искрилась энергией, была просто переполнена молодым задором , сыпала шутками, и постоянно улыбалась. И лет-то ей немало,
но похоже, она по жизни оптимистка, и к разнообразным жизненным превратностям относится
с юмором. Так оно и оказалось.
Наталья была весёлым колобком, хохлушкой-хохотушкой, и с годами характер её не изменился,
а рассказчицей она оказалась просто замечательной и за то время, пока шло лечение, поведала массу интересного из своей жизни.
   - Училась я в Одессе, и как только мыс подружкой Маринкой получили дипломы поваров, нас
тут же распределили на морское судно. Мы – в слёзы…  Ужас какой! Умоляли, упрашивали, рыдали… - Мы же плавать не умеем! Моря до дрожи в ногах боимся! Мы же сразу уто-о-онем!
   Мне повезло - нас с Мариной на одно судно распределили. Долго уговаривал нас старпом, представительный такой мужчина, вежливый, нахваливал своё судно и всё-таки уговорил, дескать, всего один рейс: выйдем из Одессы, поплаваем и вернёмся обратно в Одессу.  .
Ох, какие же мы были молоденькими дурочками, обманули нас! Я же не думала, что между портом отправления и портом прибытия будет ещё множество других портов. Вот так моё первое плавание
и продлилось почти год.
На камбузе, ну это кухня на судне, командовала грозная тётка внушительных размеров. Нас определили ей в помощники. Марина была повыше мня, а я-то - мелкая, полтора метра
с поварским колпаком, и потому мне было страшновато. Но повариха оказалась замечательной женщиной и в обиду нас никому не давала.
Через два дня судно отправилось в плавание, едва мы успели освоится. И тут начался ад! Нас подкосила морская болезнь. Мы еле ползали, нам было так плохо, а работу-то никто
не отменял! И когда  я после смены еле-еле ковыляла по коридору к своей каюте,  Мне стало настолько плохо, что я отключилась
Очнулась я в каюте на койке. Понимаю – лежу под простынёй голая! Ужас! Совершенно голая!
Я - в слёзы. В голове только одна мысль – меня изнасиловали! То-то морячки на меня постоянно косились… Конечно, женщин здесь мало, а я - мелкая, со мной любой справится, тем более
я сознание потеряла, сопротивляться не могу…
Лежу, реву. Тут Маринка забегает и с ходу спрашивает:
   - что случилось? Кто обидел?
Я ей сквозь слёзы рассказываю, а она хохочет:
   - Дура, это я тебя дотащила до койки и раздела! Твою же одежду я постирала, ты же её всю изгваздала. А ребятам не до тебя – на море шторм бушует.
Тут и я обратила внимание, что судно здорово качает, а почему-то я чувствую себя хорошо,
и– ни какого следа от морской болезни. Всё, как рукой сняло! Больше меня она никогда
не мучила.
   Привыкли мы к морю, приспособились, и жизнь уже не казалась нам такой тяжёлой. Моряки весёлые, к нам относятся с уважением, не обижают. Лишь капитан ходит такой суровый, строгий, но мы, повара, с ним почти не встречаемся. А тут приболела наш главный кок, ну, повар,
по-морскому, наша тётка Глафира, и я осталась одна на кухне готовить ужин. Маринка отсыпается после смены.
И тут заявился на камбуз наш боцман Петрович и строго так спрашивает:
   - Что готовишь?
Я слегка оробела, но всё же отвечаю:
   - Макароны по-флотски…
А он прищурился, глядит на меня озабоченно и опять спрашивает:
   - А жучков там нет?
Я растерялась:
   - Какие жучки?...
А боцман ухмыляется:
   - Обыкновенные жучки, мелкие, которые в макаронах заводятся!  Ты их проверила? А то капитан страсть как не любит, если попадётся хотя бы один жучок. Так орать будет, не приведи бог!
Я совсем запаниковала, даже начала чуть заикаться:
   - Д-да, вроде не было, не видела я их в макаронах…
А Петрович с сомнением так спрашивает:
   - А ты внимательно смотрела? Макароны-то толстые, могли жучки внутрь заползти. Не дай бог, капитану попадутся – убьёт!
Я уже почти реву:
   - Как же мне их вытащить оттуда, макарон-то много, не успею! Я тогда до ночи просижу…
Тут боцман и говорит участливо:
   - А ты, доченька, их продувай, они и вылетят, ну если, конечно, они там завелись….
И ушёл. А я сижу, продуваю макароны и реву потихоньку, боюсь не успею вовремя приготовить ужин. А мимо камбуза то и дело шныряют морячки, ненароком заглядывая в открытую дверь. Слышу – из коридора нет-нет да и доносится сдерживаемый хохот. Хорошо им, наверно Васька опять анекдоты травит…
   Тут пришла тётка Глафира проверить всё ли в порядке на камбузе и с удивлением воззрилась
на меня.
   - Наташа, что ты такое делаешь?
   - Макароны продуваю, - сквозь слёзы отвечаю ей. Тётка удивлённо открыла рот, закрыла,
а потом вновь спрашивает:
   - А зачем?...
Я же, как последняя дура, ей на полном серьёзе и говорю:
   - Жучков из макарон выдуваю, вдруг завелись…
Тётка Глафира оглушительно захохотала и от смеха чуть не села мимо стула. Утирая выступившие слёзы, она еле просипела:
   - Ой, ой! Не могу-у! Продувает она, жуков выдувает! Ой, не могу!
Объяснила мне тётка потом, что это обычай такой морской подшучивать над новичками. Обиделась я тогда на боцмана крепко, даже хотела макароны пересолить или перца побольше насыпать, да пожалела ребят. Понятно, жизнь-то на судне скучная, целыми днями кругом одна вода, нечасто в порты заходим, лишь изредка что-то новое можно увидеть. Вот и придумывают
со скуки разные шутки и хохмы.
Как-то везли мы из Сирии разный груз в трюме, а на палубе сотню овец тонкорунных, какая-то редкая порода. Конечно огородили всю отару, чтобы в море животинки не свалились. Матросам всё веселее, какое-никакое разнообразие в жизни судна. На палубе – шум, блеянье, смех матросов, ругань боцмана, гоняющего зевак и бездельников.
Жара днём стояла дикая, только по утрам и вечерам можно было погулять по палубе, когда было относительно прохладно. Тогда все свободные от вахты матросы выбирались наверх подышать свежим воздухом.
Как-то рано утром к Марине заявился боцман и говорит:
   - Марина, детка, послушай! Капитан ещё кофе не пил?
   - Да нет, ответила Маринка, - А что такое?
   - А давай капитана порадуем, он же любит кофе пить с молоком, правильно?
   - Да, -  не понимающе говорит Марина.
    – Вот-вот, - улыбается боцман, А какое молоко ты
в кофе наливаешь?
   - Обычное, сгущённое – две чайные ложки, он так любит, - отвечает Маринка.
Боцман, поглаживая усы, на это и говорит:
   - Нужно капитану устроить сюрприз, у него же сегодня день рождения. Сделай ему кофе
Со свежим  овечьим молоком.
   - откуда же я его возьму? – удивилась марина.
Петрович изумлённо уставился на неё:
   - Так ведь у нас на палубе сотня овец, чего же проще, взять и надоить!
   - Я же не умею доить овец, Вообще не умею доить! Я же городская! – испуганно воскликнула девушка.
В ответ боцман только рукой махнул:
   - Да что там уметь, дёргай и дёргай! Кто же будет доить, как не ты? Это же женское дело. Мы уже всё подготовили…
И он увлёк слабо сопротивляющуюся Марину на палубу. Матросы уже привели самую большую скотинку. Боцман ухватил за рога, а кто-то уже подставил поварихе скамеечку. Тут же принесли ведёрко, и процесс пошёл... Вернее, он забуксовал. Матросы сгрудились, отошли на несколько шагов и хитро переглядывались. Озабоченный боцман пытался удержать вырывающуюся и истошно блеющую животину, а покрасневшая от усердия Марина пыталась выжать хоть каплю молока от этой упрямой скотины...
 Глядя на это, столпившиеся кругом матросы, уже не сдерживаясь, во всю хохотали.  Вышедшая
на шум тётка Глафира, обозрев эту картину, закричала не хуже корабельного громкоговорителя:
   - Ах, охальники! Хватит барана мучить! Немедленно оставьте его в покое!
Услышав это, все попадали со смеха, Хохочущий Петрович разжал, наконец, руки и выпустил измученную скотинку. Понявшая всё красная как рак Маринка вскочила, опрокинув скамейку, и
с плачем убежала на кухню. Улыбающаяся повариха грозно показала ржущим матросам здоровенный кулак и ушла утешать расстроенную девушку.
Долго потом матросы извинялись и просили у сердитой девушки прощения, задабривая её шоколадками.
Весной мы прибыли в Штаты. До этого я с судна на берег не сходила, но это же Америка – интересно всё же посмотреть!
   Собрал капитан команду и строго так говорит:
   - На берегу не безобразничать, в конфликты не встревать, вести себя подобающе, как положено советскому моряку…
И зыркнул почему-то в мою сторону… Парторг тоже речугу задвинул: что-то о гордости, высоком звании, принципиальности и прочее и прочее. Потом опять капитан заговорил:
  -  Денег у вас немного, только на посмотреть и всякие сувениры, но вы же, черти,  Якорь
вам в…Хм-хм!  В общем, кто напьётся или попадёт в полицию, того тут же спишу с судна! И штраф такой, что без штанов останетесь! И чтоб никаких журналов с порнографией!
И опять на меня глянул, да так строго! Парторг, почему-то, тоже в мою сторону смотрит…. Просто ужас какой-то!
Естественно, пошла я по городу вместе с ребятами. Побродили мы немного, они в бар зашли – пропустить по кружке пива, а я в магазинчик косметики, что рядом находился. Тут глаза у меня
и разбежались… Ну, что вы хотите от молоденькой девчонки, а тут такое богатство! Так все свои деньги я там и оставила... Вышла, заглянула в бар – парней-то и нет, ушли куда-то! Что делать?! Страшно мне стало, завертела я головой во все стороны. Смотрю – в конце улицы над крышами краны портовые виднеются. Ура! Теперь знаю куда идти, а там разберусь. Оказывается совсем недалеко мы ушли, больше кружили по улицам, разглядывая богатые витрины.
Остановилась я на перекрёстке, жду, когда можно будет перейти, а тут негр-мотоциклист. Притормозил он рядом , буквально, в метре от меня и нахально так разглядывает. Молодой, здоровый, и глаза наглючие. Я же стою такая гордая, неприступная, Ну и что ж, что полтора метра на каблуках! Я же советская!
А он вдруг мне машет и, улыбаясь, говорит: - Гоу, гоу!
А я по-английски чуть-чуть, буквально, несколько слов-то и знаю, ребята на судне научили.
 - Это что он говорит? «Гоу», вроде бы по-английски «давай»… Это что он мне предлагает? Дать ему? Да он, сдурел! Он что, меня за проститутку принимает?! У-у, рожа немытая!
И я, не долго думая, с размаха треснула негру своей увесистой сумкой по голове.
 - Ой-ёй! Как же мне стало страшно! А вдруг он за мной погонится? Он же на мотоцикле!
И я вместе с другими припустилась бегом через дорогу. Смотрю -здоровенный  полицейский одобрительно мне кивает, дескать, правильно ты этого негра отоварила…
Не помню, как я до судна добежала, лишь когда на палубу заскочила, тут только страх и отпустил. Дошла я до каюты, швырнула сумку в угол, плюхнулась на койку – тогда и отдышалась. Да ну её, эту Америку! Не пойду больше гулять – страшновато тут, да и деньги уже все потратила.  Обидела я этого негра, а он сам виноват! Нечего было на меня пялиться и всякие слова говорить!
И парторгу ничего не скажу, а то заставит прощения у негра просить, а где я его найду?...
Вот так я впервые в жизни пообщалась с иностранцем. Потом-то ещё двенадцать лет ходила
на разных судах, но это первое плавание запомнила навсегда.