88 год. Гл. 8. Кому, на самом деле, наказание?

Глава 8. Кому, на самом деле, наказание?

Планы и намерения на ближайшее будущее рушатся в один миг. Прямо на работу мне доставляют повестку из военкомата – в ней указана необходимость срочной явки. Я досадливо морщусь. Опять военком Порошкевич, потрясая полномочиями военного ведомства, будет выбивать новые установки телефонов, для нужд военкомата, на голом месте.
На деле, всё гораздо серьёзнее. Называется статья Закона, в соответствии с которой я обязан пройти двухмесячные армейские сборы переподготовки для офицеров запаса. Тут же, вручается направление для прохождения медицинской комиссии – и …  время пошло. Чётко работает военкомат.
Бессмысленно гадать – толи это мелкая месть облвоенкома Порошкевича неуступчивому руководителю – связисту, толи, действительно – плановая подготовка офицерского состава. Суть дела не меняется. Призвать меня на военную службу у государства есть все основания.

Глупо отказываться. За время нахождения в мобилизационном списке офицеров запаса первой категории – вероятность призыва всё время будет нависать дамокловым мечом. Так лучше, уж раз требуется, – отслужить и потом, быть спокойным, по крайней мере – в мирное время. Тем более, что и призыв-то данный – не на полную службу, а на рядовую переподготовку.
Вот только, время выбрано крайне неудобное. И эта реорганизация на работе, и положение моей семьи, и собственное самочувствие…
Я твёрдо решаю для себя – уклоняться не буду.
Докладываюсь о видах на себя – военных, первому секретарю горкома Дымченко и Генеральному директору ОПС (теперь это не ПО ОПТУС, а ОПС – Областное предприятие связи) Фенину Андрею Алексеевичу.  Не вижу с их стороны озабоченности. Это и понятно, они реально ощущают – связь в городе стабильна как никогда. Да и главный инженер показал, что справляется с делами во время моих отпусков – а два месяца – не такой уж великий срок, и за два месяца – он справится.

Но вот как я о своём решении скажу жене… После декретного отпуска она уже в полную силу работает на Автоматической междугородной станции (АМТС) и вот, на целых два месяца, я оставляю её одну, с двумя малолетними детьми.
Олечке – три с половиной года, Лене – нет и трёх. Благо – рядом находится детский садик, метрах в трёхстах от дома. Благо – дети не болеют и с удовольствием в этот сад идут. Но как, их двоих, тащить туда – как их, забирать вечером? Ведь на улице – зима. Детей надо хорошо и тепло одевать – что тоже, не просто… Необходимо забежать в магазин, отстоять в очередях, запастись продуктами… Как всё это сделать одной?..
Сейчас, наши дети – поделены, я, большей частью на руках, уношу Лену в садик, вечером же, медленно топая кривыми ножками, пухленьким медвежонком, путь домой она, уже часто совершает сама, хотя надо обладать терпением и волей, чтобы побудить её к этому. С Ольгой – несколько проще, хотя и она тоже, может проявить капризы.

Рома воспринимает необходимость моего отъезда стойко. Но я вижу в глазах её растерянность и даже, беспомощность. Она, тоже не может взять в толк – как ей, одной,  управляться с двумя маленькими дочурками. После длительного отпуска по уходу за детьми ей даже в голову не приходит мысль – взять отпуск без содержания. Она просто не может себе этого позволить, ибо у неё тоже, масса накопившихся на работе проблем – смотрит на меня потерянными глазами, дрожат у неё губы, – но она не позволяет себе плакать.
Ей, действительно, никто не поможет, ни всё ещё работавшая на своём элеваторе мать, ни перегруженная собственными проблемами – сестра. Но она видит мою решимость и смиряется со сложившимся положением. Ей, после перенесённых операций, с очень сильно севшим зрением, категорически нельзя носить тяжести.
Рома не может представить – как будет управляться с Леной. Всё ещё, смутно представляя всю тяжесть, вдруг, свалившегося на неё груза, – Рома, собрав всю свою волю в кулак, успокаивает саму себя – ладно, как-нибудь справлюсь…

До меня, наконец, доходит, – что со мной сделается в этой командировке? Это не меня, это мою жену военкомат наказал, – и наказал сурово! За что?..
Рома даже не напоминает о том, что я могу представить в военкомат документ о наличии двух малолетних детей, который, наверняка, может отменить мой «призыв». Она тонко чувствует, что не в моем характере – делать подобные шаги, и не осуждает меня за это.
– Не беспокойся… – справлюсь, пытается она бодриться…
Рома переключает внимание на моё состояние. Она видит, что сам я болен. Вот уже две, недели беспрерывно кашляю. От частых изматывающих спазмов горит горло, верхняя часть груди. Нет времени пойти в больницу, да и не любитель я – созерцать белые халаты.

Лечит меня жена подручными средствами  – горчичниками, травками, да горячим, чаем с малиной. Правда, в последние дни кашель идёт на убыль. Во время прохождения медкомиссии, рассматривая снимок после рентгена,  врач всё же констатирует что – «лёгкие в норме», но сокрушённо качает головой
– Вам надо лечиться – у вас же бронхит…
– Уже проходит – легкомысленно роняю я, – мне надо в армию.

Не пытаюсь даже себя разубеждать – внутри меня, действительно, находится сила, неудержимо влекущая в армейскую жизнь. В этой силе, и несбывшиеся детские и юношеские мечты об армии, в этой силе и необходимость оторваться от сумбурности неожиданной  реорганизации, и хоть в неординарной обстановке, но осмыслить внутреннюю неудовлетворённость недавним назначением. В этой силе – настоятельная потребность самому почувствовать, наконец  – что же такое – армия?
Я чётко понимаю жестокость своего решения по отношению к жене, но не могу ничего с собой поделать…

***
Даны последние наставления Макарычеву, Висящеву. Самое главное, что от них сейчас требуется – подготовиться к паводку, который обещает быть обильным. Как никогда – хорошая основа заложена, буквально завоёвана для этого. 25 февраля – на сети всего лишь, одно кабельное повреждение.
Много снега на улице. В обеденное время на нём, ярко освещённом солнцем, уже начинающим наливаться весенним жаром – в образовавшейся поверху корочке,  зримо начинают поблёскивать капельки возрождавшейся воды. Пройдёт полмесяца, и опять, на ГТС начнётся битва с коварной, проникающей всюду, влагой. На этот раз, эта битва пройдёт без моего участия. И мне очень тревожно за её исход.
Билет в кармане. На груди, под тёплым свитером, приклеены два согревающих перцовых пластыря. Всё ещё кашляющий, с всё ещё взмокающим от пота – лбом, я пристёгиваю себя ремнём к креслу, готовившегося взлететь, самолёта.