Диалоги с отцом

Таких диалогов было немного. Отец обычно бывал неразговорчив, сопел и предпочитал что-то сделать руками, чем болтать. Но случалось и мне затянуть его в короткие разговоры:

- Батя, почему ты ничего не рассказываешь мне про войну?

- Ай, Володя, что там рассказывать, страшно было, - отец отвернулся и смахнул слезинку, затем раскрыл свой портсигар, воткнул в прокуренный мундштук «Беломорину», чиркнул спичкой, прикурил, задумчиво подержал спичку, затем дунул на неё и аккуратно заправил огарок в днище коробки с изображением жокея, преодолевающего барьер в стремительном прыжке на гнедой лошади.

- Но ведь у тебя есть медали, значит, были и подвиги, - не унимался я.

- Какие подвиги, Володя? Это медали за ранения. Чувствую, что осколки вышли ещё не все. Один сидит ещё возле позвоночника. – задумчиво сказал отец.

 Незадолго до приезда автобуса отец полез зачем-то в карман, я подумал, что он хочет дать мне на дорогу денег, но он вынул из бумажника пожелтевшую затёртую стопку каких-то листков и протянул их мне со словами:

- Вот, возьми. Это сны пресвятой Богородицы. Я их, как все, переписал и носил в гимнастёрке.

- Батя, как так? Ты разве в Бога веришь и суеверия? Ты ведь коммунист! – пошутил я.

- Коммунист-то коммунист, а я носил. Может оттого и выжил. Возьми, может они и тебя когда-нибудь спасут, - с этими словами отец передал мне свою реликвию.
   
                * * *
- Мучает совесть, батя?

- Мучает, Володя, и частенько мучает. Если бы вернуться в то время я бы многим не стал бы заниматься.

- Батя, а ты не боишься, что кто-то из тех, с кого ты таким образом драл поборы в пользу советской власти сейчас припомнит тебе нанесённые обиды?

- Чего мне бояться, Володя? Власть поменялась, ну и что с того? Нет уже давно ни тех стариков, ни их детей.

- Батя, ты не пробовал узнать в архивах, кто написал донос на деда, кто выносил приговор и на каком основании?

- Что мне это даст, Володя? Их тоже нет уже в живых.

- А почему бы тебе не заявить права на землю, которая когда-то была во владениях наших предков под Эвермуйжей Люцинского уезда: сейчас в Латвии возвращают землю бывшим владельцам?

- Я пробовал, мне сказали, что я должен доказать, что мы потомки тех самых Уласов. Мне предложили предъявить документы, что мой отец Иван Улас. А как ты знаешь, были причины чтобы нашу фамилию изменить. Возможно я мог бы и доказать права, если бы был жив отец Иван. Но где в Сибири осталась его могила после расстреа в 37 году, никакой архив сказать не может…

   Предпоследний осколок вывалился из нарыва на спине отца только в 1975 году в душе после работы (отец тогда работал крановщиком на железнодорожной станции) . Батя думал, что на его спине растёт обыкновенный чирей, но когда услышал как звякнул металл о цементный пол, поднял и разглядел, то увидел почерневший осколок размером с ноготь.

   Так он в надежде, что когда-то выйдет последний осколок, и умер, простой командир самого малого орудия противотанковой артиллерии, никогда не употреблявший слово «патриотизм», проживший самую обыкновенную жизнь. А последний осколок, застрявший где-то около позвоночника, отец так и унёс с собой в могилу. Ходил отец не спеша, умер не жалуясь…