Mea culpa Мой грех

Да, я - дурак! Старый дурак! Умному придет в голову отрыть входную дверь  в двенадцать ночи, не посмотрев в глазок? А я открыл! На пороге стоял молодой мужчина лет 30-35 достаточно располагающего вида. Ростом, где-то метр восемьдесят, восемьдесят два, одетый аккуратно, не броско, но с некоторой претензией. Правильные черты лица, белая кожа, зеленые глаза, небольшая ухоженная бородка и, густые чуть вьющиеся темные волосы, собранные на затылке в пони-тейл.  Не-а, не был он похож ни на убийцу, ни на афериста, или жулика какой другой профессии… (А впрочем, много ли я их, жуликов этих, видал?)
- Здравствуйте, Аркадий Борисович! Позволите войти? - вопросил незнакомец.
Знаете, я личность в нашем городе в общем, известная: все-таки сорок лет преподавательского стажа. Могу похвастаться: за это время я раздал столько автографов, что никакой голливудской звезде и не снилось. Правда, в виде росписей в зачетках. Но важнее, наверное, другое. За это время я умудрился практически никого из своих учеников не обидеть. Так что вопрос о мести «злобному преподу» отпадал как бы сам собой.
В силу же столь  специфической известности все знали, что красть у меня просто нечего. Нет, конечно, было что. Но не будет же злодейский злодей врываться в мою квартиру, чтобы упереть шеститомник Фенимора Купера академического издания или «Дон Кихота» 1955 года выпуска, правда с иллюстрациями Доре. Или, например, коллекцию «винила» вместе с проигрывателем «Вега».
- Ну да, - скажете вы, - а квартира?
Так всем тоже известно, что квартира давно переписана на дочку. А ежели кто на нее покусится (имеется в виду, на квартиру), то приедет дочка, да еще и подключит свою мамашу… В общем, не завидую я такому покусителю…
Да, вот еще что… Сплю я плохо (возраст, знаете ли…). А тут побеседовать с «гостем запоздалым»… Короче, впустил я его в дом!
Отрекомендовался гость необычным именем - Магуэль, и сообщил, что имеет ко мне важный разговор. Сказано это было весьма серьезным тоном, однако я ответил ему, что коль разговор серьезный, то вряд ли стоит вести его в прихожей, выдал ему тапки и пригласил на кухню. Магуэль, как будто знал, что стул в торце стола - это мой, хозяйский и довольно непринужденно уселся справа на скамью.
- Чай, кофе?
- С удовольствием… Чай. Если можно с лимоном.
- С «мухами» пьете?
- Это,  простите, как?
- Ну, когда заваривается прямо в кружке. 
- Да, да, конечно, спасибо.
- Сахар положите сами по вкусу.
Через некоторое время, когда над кружками свежезаваренного чая курился парок, Магуэль оторвался от увлекательного занятия наблюдения за водоворотом чаинок, которые он гонял ложкой по кружке, и посмотрел мне в глаза. Взгляд его был странным. Не то чтобы тяжелым, но каким-то слишком серьезным, проникающим. У меня возникло ощущение, что так глядит на пациента врач, прежде чем сообщить ему о неизлечимости его болезни сердца. Которое, кстати, во мне ощутимо екнуло. Неужели, что-то с детьми?..
- Нет, нет, не волнуйтесь, с вашими детьми все в порядке, - успокоил меня Магуэль, не отводя своего пронзительного взгляда.
- Тогда, чем обязан?.. Что за дело у Вас, которое не терпит отлагательства до утра?
- Ну, прежде всего, я должен сообщить Вам, Аркадий Борисович, что я Демон.
- Так, - подумал я, - кажется, все начинает становиться на свои места. По крайней мере, понятно, откуда это пациент. Однако…
Однако меня сильно смутило выражение его лица - во время его представления на нем не дрогнул ни один мускул. А еще - голос. «Я - Демон» было сказано таким обыденным, даже затертым тоном, что складывалось впечатление, что эту фразу мой гость произносил столько раз, что ему самому говорить об этом было невообразимо скучно. Более того, и глаза его были скучными, и в них читалось, что ему совершенно наплевать, поверю я в этот бред или нет. Ну а если он так эту фразу так «затер», то почему же он у меня на кухне, а не в соответствующем лечебном учреждении?
- Вижу, опять-таки скучным голосом сказал Магуэль, - Вы мне не верите.
- Да нет, не то чтобы… - памятуя о том, что с психами подобного рода нужно держаться спокойно и не спорить с ними, сказал я. - Однако, знаете ли, вид у Вас какой-то… не очень демонический.
- А Вы думали, что раз Демон, то должен быть с хвостом, рогами, копытами, огнем из глаз и дымом из ноздрей?
- Ну, где-то так…
- Так не у Вас же на кухне. А в других мирах иногда приходится принимать и такой облик. Но там и природные условия другие.
- А-а, - как бы понятливо протянул я.
На некоторое время над кухонным столом повисло молчание. Скажу сразу: я не то чтобы безоговорочно ему поверил, но, и я повторю это снова, внешне во всей ситуации было столько обыденности, что «бросаться в бой» за высокие идеалы науки и материализма с приведением пространных доказательств о том, что демонов, как и впрочем, бесов, чертей и прочей более мелкой нечисти не существует, просто не было желания. Я подумал, подумал и… не стал! А вместо этого спросил:
- Насколько я в курсе, демоны приходят за душами грешников, чтобы утащить их в ад. Так Вы по мою душу?
Через мгновение я осознал, что сказал, и внутри что-то ощутимо захолодело. Логика, если в такой ситуации можно говорить о логике, подсказывала мне, что если за моей душой пришел Демон, значит я - бо-о-ольшой грешник. Говорят, что перед смертью умирающему в бешенном темпе «прокручивается» вся его жизнь. Вот и я начал «прокручивать»… И знаете, что оказалось самым удивительным? Ну не нашел я таких уж смертных грехов, чтобы меня вот так вот… Да, как написал мой знакомый поэт:
…Немного врал, немного крал,
Но не корысти для.
И никогда не сотворял
Кумира из рубля…
И посему слегка успокоившись, я снова спросил:
- Так что, в Ад повлечете?
- Ах, Аркадий Борисович, Аркадий Борисович… Вроде, человек вы не молодой, но достаточно образованный, а реалиями какими-то странными оперируете. Вот, тот же Ад. Там что, по-вашему, и вправду раскаленные сковородки? Прямо Босх какой-то! Или, в свете современных достижений вас будут вечно медленно облучать быстрыми нейтронами? Нету, нету никакого Ада, по крайней мере, в этаком представлении! А все Данте, Босхи и даже Лукины описывали не более чем аллегории.
- Но тогда, получается, что можно грешить, а расплата тоже будет чисто аллегорическая?
- А ведь я не сказал, - взгляд Магуэля стал каким-то замораживающим, - что Ада не существует. Он есть. И ближе, чем Вы думаете!
Это было сказано не громко, но так убедительно, что у меня похолодело внутри.
- И где же!
- А Вы помните, что сказал Тертуллиан  о церкви и о Боге?
- Что-то типа… «И Церковь его из ребер твоих, и Бог внутри нее…».
- Да, примерно так. Но важно, что и Ад твой (он впервые обратился ко мне на «ты» и я не почувствовал в этом никакого уничижения) находится там же!
- Так это, оказывается просто совесть! - Что же, эти дефиниции были мне вполне понятны.
- Нет, - наставительно возразил Магуэль, - совесть - это не Ад. Совесть - это регистратор и…
Тут он на мгновение задумался, подбирая нужное определение.
- Короче, совесть - датчик, предупреждающий об опасности.
Да, видно не получилось у него найти более четкую формулировку, поэтому я спросил:
- Как это?
- Вот Вам простой пример. Вы стоите на переходе через улицу. На светофоре горит красный свет. Светофор - это совесть. Но Вы можете наплевать на этот красный и перейти. Или, Вы видите, как сильный бьет слабого. Совесть Вам кричит: «Вмешайся, заступись», а Вы отворачиваете, пардон, морду и проходите мимо. Было такое?
- Ох, - подумал я, - было!
- Но, - продолжил Магуэль, - проходит некоторое время, и Вы просто забываете об этом эпизоде. Совесть, как бы «сбрасывает устаревшую информацию» и дает Вам спокойно спать. Однако эта информация не исчезает бесследно. Она переписывается в то ваше место, которое и называется Адом. И остается там до тех пор, пока Вы существуете! Собственно это и расценивается у нас как грех.
Некоторое время я осмысливал сказанное Магуэлем, и, не найдя каких-то категорических противоречий все-таки спросил его:
- По Вашему, получается, что Ад - это что-то типа «черного ящика», как на самолетах, например. Тогда у меня есть пара вопросов: а «белые ящики» в нас есть? И потом, разве содержимое наших земных, я имею в виду технических «черных ящиков» контролируется постоянно, а не в случае каких-то форс-мажорных обстоятельств?
- Сначала отвечу на второй вопрос. Ваши «черные ящики» мы контролируем постоянно. Ведь даже самый крутой «винчестер» имеет конечный объем. Ну, Вы поняли…
По второму вопросу - есть! Но их содержимым занимается другая служба. Я к ней не отношусь, извините.
Надо сказать, что такой подход, когда «раскаленные сковородки» и прочие прелести «традиционного» Ада мне не угрожают, привело мою душу в более умиротворенное состояние. И все-таки… Я ведь уверовал в то, что предо мною Демон. И следующий мой вопрос был очевиден и задан не без некой доли ерничества:
- Так что, у меня уже столько грехов накопилось, что мой Ад, мой «черный ящик» их уже и вместить не может? А вы не ошиблись адресом, милейший? А? Нашли супер-грешника? Ну-ка, ну-ка, поведайте, какие такие злодейства за мной числятся, что цельного Демона с этим разбираться послали? И вообще, Вы кто? Судья, палач?
- В вашей терминологии, скорее «судебный исполнитель». Я должен ознакомить Вас с Делом и сообщить о наказании, которое на Вас наложено. Ну и естественно, привести приговор в исполнение.
- Палач, приговор, наказание… - у меня внутри как капля чернил на промокашке снова начал разливаться страх. И из последних моих сил, я сумел сквозь зубы процедить: «Делай свое дело, Палач!»
- Слушайте, не надо мне цитировать «Трех мушкетеров». Ближе к делу! - и на столе перед Магуэлем появился небольшой пенал с тремя кнопками и… обычная восьмигиговая флэшка. Он тронул одну из кнопок на лицевой панели и над этим пеналом тут же зажегся довольно большой экран.
- Ух, блин! - я не смог сдержать своего восторга. - Голографичекий экран. Нехило они там у себя живут, однако.
Флешку Магуэль вставил в торец своего компа. А дальше все было тривиально как в Windows. Папка с моим именем, фамилией и отчеством, а в ней куча Word’овских файлов.
- Как я понимаю, это и есть реестр моих грехов?
- Вы понимаете это правильно… Я, согласно нашей инструкции, должен ознакомить Вас со всеми эпизодами, но мне кажется, что поскольку Вы человек понятливый, будет лучше начать с последнего. А остальные обвинения Вы и сами осознаете. А не осознаете, тогда будем разбирать и остальные эпизоды… Последовательно. Устраивает? Ну, тогда… И Магуэль нажал зеленый светодиод на своем (ох, зараза, каком же крутом) компе.
Я ожидал всего… детских занятий онанизмом, позор первого коитуса или кражу полной пазухи яблок, через крышу близлежащей в ту давнюю пору овощной палатки. Даже весьма откровенную сцену с подругой моего друга. Но я ничего этого не увидел. А на экране А3-го размера была Марьям!
Это тонкое нежно-смугловатое лицо, эти чувственные губы, изогнутые как всегда в слегка саркастической улыбке, это глаза, потрясающего глубокого фиолетового цвета, и водопад-Ниагара, водопад черных кучерявых волос, одновременно таких легких и таких тяжелых, что даже самый малый ветерок не давал им закрыть ее лицо.
Я просто оцепенел, вглядываясь в экран, но мое оцепенение прервал голос Магуэля:
- Узнали?
- Да, - выдохнул я, - но откуда это у вас?..
- Ну, наши возможности… Вы же понимаете?..
Не отрывая взгляда от такого, одновременно близкого и далекого мне лица я все же спросил:
- А причем тут то, о чем мы говорили?
Я действительно, ничего не понимал. Марьям была моей студенткой лет десять тому назад. Очень хорошо помню их курс, в частности, потому, что там училось на редкость много совершенно очаровательных девчонок. И честно, большинство их них мне симпатизировали. А это в свою очередь весьма меня вдохновляло, особенно во время лекций.
Э… А кого бы не вдохновили несколько пар очаровательных девичьих глаз, которые (может быть делают вид, что…) впитывают каждое твое слово. Тут уж конечно, лекция начинает равномерно превращаться в арию.
Но! Но ко всему были еще и принципы. Те, кому я преподаю - неприкасаемые. Бесполые. Я не схимник, но любые поползновения для меня возможны только после защиты диплома, какой бы красавицей не был объект моих вожделений! В общем, сперва диплом, а секс потом, и то, чтобы не ниже четверки на защите.
Кстати в студенческие годы Марьям умудрялась создавать такой свой внешний образ, что хотелось иногда ее спросить: «Девочка, а ты по утрам в зеркало-то смотришься?»
Знаете, я ведь тоже был молодым (удивительно!). И «рассекал» по городу в джинсах, сваренных в моче и машинном масле - высший хип!.. Но ведь на занятия я так не ходил!
А Марьям почти пять лет умело прятала свои прелести под штанами «половецкого» покроя, как выразился один мой знакомый, курткой на пару размеров больше и растоптанными кедами.
Но когда она пришла на защиту… Это было что-то. Одни ноги… Да не буду я все это описывать! Но, естественно, когда я учил Марьям, ни о каких иных отношениях, хотя бы в силу изложенных причин, у нас с ней не могло быть и речи. И где тут грех? - О чем, собственно, я и спросил Магуэля.
- Ну это же только начало, преамбула, так сказать. А вспомните свою первую с ней встречу после… да, после примерно, полугода, как она перестала быть «неприкасаемой».
- Не помню. - Честно признался я.
- В троллейбусе…
Точно! Вспомнил! Ну ерунда же какая-то… Сел в троллейбус. Сажусь, и оказываюсь на одном сидении с Марьм.
- Здравствуйте, Аркадий Борисович… Здравствуй, Марьям… Вы заплатили?
-Да, я и за вас, как увидела, что вы садитесь заплатила… Как у Вас?..
- Нормально. Как у тебя?…
… И тут троллейбус резко дернулся. И Марьям прижало ко мне, а я, естественно, поддержал ее за плечико. Наверное, наши обоюдные попытки спасти нас от «ужасной» катастрофы продлились слегка дольше, чем положено, поэтому, впрочем не особо так напрягаясь, Маряьм высвободилась из моей подмышки и сказала: «А вы, Аркадий Борисович, оказывается, бабник!». Всего моего остроумия хватило лишь на ответ: «А кем мне быть, мужчинником?».
А потом она просто доехала до своей остановки и вышла.
Ну и где же здесь мой грех. Я, честно говоря, начал уже возмущаться.
- Не торопитесь, Аркадий Борисович. Многие грехи, а некоторые из наших тамошних умов полагают, что и все грехи - это не сиюминутное деяние, а процесс. Я, где-то разделяю их точку зрения, и посему, предлагаю Вам рассматривать события в развитии.
- Это как?
- Ну, вспомните вашу следующую встречу… В парке.
А компьютер-то у него оказался похитрее, чем я ожидал. Магуэль нажал на третью кнопочку, экран очень быстро стал увеличиваться и увеличивался до тех пор, пока я не оказался внутри него. Но - никакой экзотики. Я оказался в нашем летнем парке.
Да, после некоторых событий, моих личных и к делу не относящихся, я стал регулярно бегать по утрам. Причем, маршруты мои, аллеи и тропинки были выверены и определены. А вот по этой аллее я, почему-то «гарцевал» редко. И не потому, что она была чем-то нехороша, а вот как-то не случалось. А тут завернул…
Иду себе, любуюсь старыми липами. Отжимаюсь от попадающих навстречу лавочек, и вдруг… Сидит на следующей присмотренной мною лавочке этакая тростиночка в позе «лотос». Босые ножки на бедрах, и простенькие сандалики смущенно выглядывают из-под лавочки. Полузакрытые глаза, ни одного напряженного мускула, и ощущение того, что она купается в этом утреннем  солнце. Это была Марьям!
Да, из редких, случайных источников мне было известно, что она уехала из города в поисках своей судьбы. А тут… И лицо, и кисти рук, и ступни ног были освещены, нет, не освещены, а пропитывались светом восходящего солнца. Я стоял, застыв, и не мог себе позволить даже кашлянуть (истовые курильщики поймут, как мне было тяжело!).
И тут, это божественное создание распутывает свои длинные и красивые ноги, открывает свои фиолетовые глаза и говорит: «Здравствуйте, Аркадий Борисович. А я почему-то знала, что мы здесь сегодня встретимся».
- Марьям, а мне сказали, что куда-то уехала…
- Да, искала себя…
- Ну и…
- Уехала с подругой в Ростов. Думала, что вот наша с ней любовь - это правильно, как должно быть… Оказывается, что не совсем так. Еще потом много чего было…
Меня поразила ее откровенность. - И что же? Похоже, ты себя не нашла?
- Почему же… Вот видите, я здесь, в парке… Я занимаюсь йогой, сливаюсь с природой.  Разве это не гармония?
- Ну да, ну да… - тупо пробормотал я, не отрывая глаз от ее босых ступней. Они были не просто прекрасны, они завораживали красотой своей завершенности. Узкие, с высоким подъемом и ровными длинными пальчиками. «Сливочные» - показалось мне лучшим эпитетом. И очень захотелось взять ее лапки, и каждый из этих сливочных пальчиков облизать.
А она, она видимо ощутила это каким-то своим, неведомым нам мужикам, женским чувствам, усмехнулась, сбросила ножки с бедер и быстро обулась в свои сандалики.
Честно говоря, я все еще не вышел из транса от такой неожиданной встречи и от красоты ее ножек. И вопрос мой поэтому был даже не тупым, он был дубовым.
- Так ты, оказывается, йогой занимаешься?
- Да.
Слава Богу, на мою тупость она не отреагировала. Но я продолжил в той же теме. Нет, ну перед тобой очаровательная женщина, которой ты явно интересен. Вокруг никого народу и буйствует летняя флора. А ты ей, как дурак:
- А правда, что в йоге главное - правильное дыхание?
- Да, - но теперь в ее ответе явно присутствовала капелька иронии. - Но надо не просто дышать, а дышать правильно.
- А как это?
- Ну, Вы в повседневной жизни дышите грудной клеткой. Вот, подышите.
И она положила свою узкую ладошку мне на грудь. Я старательно задышал, с удовольствием ощущая, как «могучие меха» моей грудной клетки поднимают и опускают ее ладонь.
- Вот видите?.. А надо, чтобы дыхание шло от живота.
И тут она подняла свою футболку, обнажив плоский и смуглый животик с глубокой впадиной пупка, и приложила к нему мою ладонь. Не знаю, чем она там дышала, но отлепить свою ладонь от ее шелковистой кожи казалось выше мох сил. Да и она не торопилась избавляться от моей руки.
Эта идиллия нарушилась с появлением на аллее некоего персонажа, который увидев нас метров с пятидесяти начал орать:
- О, Борисыч, привет! Что-то тебя давно видно не было! Ты куда пропал?
Ну, знакомый, ну симпатичный мужик. Но как не вовремя! А когда он разглядел Марьям то тут же жизнерадостно заверещал:
- Ух, ты! Это кто же у нас такая красавица? Ах ты, старый… Ну познакомь же.
Я понял, что надо сматываться. Марьям, кстати это тоже поняла. Поэтому, когда я сказал: «Извини, старик, это моя племянница из села, и нам уже пора домой», Марьям скорчила рожицу, мол, она бы еще и рада познакомиться, но грозный дядюшка…, и послушно поскакала передо мной.
Я понял, что в нашей встрече все сломалось в тот момент, когда мы оказались на автобусной остановке и Марьям грустно сказала: «Мне пора…»
Мое стремительное возвращение после путешествия в виртуал или, может быть, в прошлое, завершилось все на моей же кухне с остывающими чашками с чаем.
Я еще не успел перевести дух от только что увиденного и пережитого, как Магуэль со словами: «Давайте, вот последний эпизод» снова запустил свой дьявольский (извините за тавтологию) компьютер. И проклятая машинка снова перенесла меня в парк, в лето и на ту же аллею. Единственная разница, которую я каким-то образом ощутил, что попал  сюда, наверное, на год позже. Я снова «гарцевал» по этой же аллее в сторону озера с расчётом покачаться на тренажерах, и поплавать.
Но почему-то был уверен, что сегодня обязательно увижу Марьям. И действительно: легкие шаги за спиной, и такой узнаваемый голос с низкими нотками: «Аркадий Борисович!». Да, это была она! В футболке, шортиках и кроссовках, она легкими шагами нагоняла меня, да я, впрочем, и не пытался убежать, а наоборот, остановился, повернулся к ней и, как бы в шутку, растопырил руки, чтобы ее поймать. А она и не думала уворачиваться, и так прямехонько, в них и угодила.
- Ой, Аркадий Борисович, я знала, я была уверена, что встречу Вас! - еще не полностью отдышавшись, затараторила она. В голосе ее звучала радость, и она совсем не торопилась освобождаться из моих рук. - Вы на зарядку? Можно, я с вами?
Мы с Марьям все-таки разомкнули объятия, но только для того, чтобы она повернулась  ко мне боком и обняла меня за талию, уютно устроившись под моим правым плечом. Мою же руку она закинула на свои плечики.
- Конечно, - я почему-то старался не выражать слишком «щенячьего» восторга от этой встречи и этих объятий, хотя вы не представляете, как мне в этот момент хотелось завилять хвостом. Но у меня его, увы, не было!
Так в обнимку мы и пошли с ней дальше. Говорили о чем? Не знаю… Обо всем на свете. Один мой знакомый назвал это «словесным поносом с любовной этимологией».
Спуск к озеру приближался и я спросил:
- А купаться ты будешь?
- Очень хочется, но я без  купальных принадлежностей, - немножко смущенно ответила она.
И тут мне в голову пришла великолепная идея, связанная с тем, что возле озера, чуть ниже его берега протекала речка, маленькая и не глубокая, но, как правило, очень чистенькая.
- Я знаю на речке одно место. Там никто не бывает. Вокруг заросли. И там можно купаться  голышом - никто и не заметит. Но хватит ли у тебя мужества?
- На что? Искупаться голышом?
- Нет! Просто вода там даже сегодня очень холодная и быстрая. Но зато у меня есть большое махровое полотенце.
То, что эта идея ей понравилась, я понял по тому, что она ни в малой степени не сопротивлялась, и даже слегка направила меня, когда мы свернули с аллеи к «заветному» спуску к речке.
«Укромное» место действительно было укромным. Малюсенькая полянка, окруженная с трех сторон зарослями боярышника, шиповника и алычи, она вообще не просматривалась с дорожки, которая шла вдоль реки. С третьей стороны полянку замыкала сама речка с двумя запрудами, метрах в двадцати друг от друга и примерно метр песчаного пляжа. Посреди полянки располагался довольно большой валун, на котором можно было с комфортом сидеть вдвоем. Мы проникли на полянку через почти невидимый проход в зарослях.
Я разделся первым и крикнул. - Марьям, я пошел нырять, а ты пока готовься.
Принцип плавания в этом месте был такой: ты заходишь в воду возле верхней запруды, потом ложишься на спину и, оторвав зад ото дна, отдаешь себя на «волю волн». Тебя шустро сносит метров на пятнадцать вниз по течению. Затормозив у нижней запруды и выбравшись на берег, можно повторять эти «сплавы», пока не замёрзнешь окончательно.
Сделав пару «сплавов», я подбежал к камню, достал из сумки полотенце обтерся и сел на камень, лицом к лазу на поляну, блюдя обещание не подглядывать. Горная речка шумит, конечно, сильно, но все равно я услышал, как Марьям плюхнулась в воду, и ее восторженный вопль, сочетавший в себе восприятие холода воды и удовольствия от этого. Через недолгое время эти звуки повторились снова, и я понял, что она пошла на второй «сплав», а потом…
К моей спине прислонилось что-то мокрое и холодное, но удивительно приятное. Марьяша (да, с этого момента не Марьям, а уже именно, Марьяша) обняла меня сзади, вонзив мне под лопатки твердые ягодки своих сосков.
Я повернулся к ней, прихватив полотенце, и на мгновение увидал ее обнаженной. Что вам сказать… Если вы когда-нибудь воочию или в репродукции увидите неаполитанский торс Афродиты времен Праксителя, то вы поймете, что я увидел. Теперь ее нежные грудки вжимались в мою грудь. Но девочка действительно замерзла, и я быстро укутав ее полотенцем, начал растирать ей спинку, небольшие тверденькие ягодицы и длинные бедра. В общем, я ее вытер, даже растер и дал ей одеться, опять же не подглядывая, как уговаривались. И мы уселись вдвоем на этот замечательный теплый камень и прижались друг к другу. Я купался в ее роскошной гриве, а она время от времени прижималась губами к моей шее и подбородку…
Позже, я часто спрашивал себя, а почему мы тогда на этом камне не слились с нею до конца. Не знаю, но думаю, что тому виной, какой-то мой комплекс, что ли.
Был у меня в студенческой еще молодости такой эпизод. Послали нас в колхоз на картошку. И там была весьма очаровательная студентка с параллельного нам курса, которая мне явно благоволила. Впрочем, это же - колхоз: полная свобода и раскрепощение нравов. А вот с местами для этого раскрепощения наблюдался конкретный дефицит. И все же когда нам достался незанятый стог (представляете массовость раскрепощения?), в ответ на мои, так сказать «происки» я услышал.
- Нет, не здесь!
На мой  логичный вопрос
- Почему? - Я получил изумительный ответ:
- А тебе бы понравилось, когда в самый приятный момент тебе бы солома в попу начала колоть?
И я, чувствуя себя супер джентльменом, ответил.
- О, да, только на белых простынях!
Так может меня на речке и подвел  этот комплекс «белых простыней»?..
 …Мы с Марьяшей шептали друг другу какие-то дивные, теплые слова, и были так созвучны друг другу, что было ясно, что все, еще не произошедшее будет, а пока - это всего лишь отсрочка на несколько часов, пока мы не окажемся в «краю горячего душа и белых простыней». И тут…
Город у нас не очень велик, да еще и вытянут вдоль реки. Поэтому наш Дом Правительства, отстоит от речки максимум на два километра. Но на нем, этом Доме были куранты, и звон их был прекрасно слышен в том месте где мы… И эти куранты начали отбивать очередное время. 
Марьяшка встрепенулась.
- Который час, - нервно спросила она.
Я начал считать удары. Выходило  одиннадцать часов.
- Аркадий, - Господи, она впервые назвала меня просто по имени. - Мне надо бежать. У меня очень важные дела. Нет, не нервничай, они никак не связаны с нами. Я думаю, что часам к четырем я все успею. А ты мне позвони, и я приеду к тебе.
- Телефон! - Вскричал я, выйдя из ступора в который ввергли меня эти долбанные куранты.
- А! Вот черт, я его не взяла. Но номер помню. Запиши.
И она продиктовала мне номер.
- Пойдем, где тут ближайшая остановка?
А на остановке маршрутки, перед тем, как исчезнуть в ее чреве, она поцеловала меня в губы. Нет, не взасос, а очень нежно, так, что этот поцелуй даже не обещал, а гарантировал…
Золушка… В самый ответственный момент исчезает с бала, оставляя с поправкой на время не башмачок, а номер сотового…
Домой я не шел, а летел. Вы понимаете, квартира холостяка - это что-то, как бы он ее не обихаживал. И тут я «запустил моторчик» на полную мощность. Я не вымыл квартиру, я ее вылизал. Я облетел несколько магазинов и накупил кучу вкусностей (слава Богу, я не все забыл, о чем мы так бессвязно и увлеченно болтали, помнил ее вкусы и в еде и в питье). Да, цветы - обязательно. Опять же, согласуясь с ее вкусами. Погладить рубашку, тоже согласуясь… Приготовить горячее, чтобы можно было мгновенно подогреть и подать к столу. Музыка… Тоже подобрать к ее вкусам (я полагал, что немного в них проник) и скинуть на флэшку.
И все равно, до четырех еще в течение часа я метался, как некормленый тигр в клетке, каждые пять минут бросая взгляд на часы: а не пора ли звонить?
Фу-у-ф! Сошлись стрелки. Набираю номер. И мне отвечает совсем другая девушка. Тоже моя студентка.
- Да, Аркадий Борисович…
- Марьяна?
- Да нет, Олеся, Вы что, не узнали?
Идиотский вопрос:
- А где Марьяна?
Разумный  ответ:
- А кто такая Марьяна?
Так, бывает. Промахнулся по клавишам. Набираю еще раз:
- Аркадий Борисович, это - Олеся? Вам что-то надо?
Еще более Идиотский вопрос:
- Олеся, это что, твой телефон?
- Ну, а чей же еще?
Я подумал, что сбился в какой-то цифре. Я набирал номер за номером, меняя одну из цифр на близкую ей. Но или такой номер не существовал, либо отвечали совсем другие.
Я попытался перезвонить в пять часов и снова наткнулся на Олесю. Мы договорились, что если мои звонки будут у нее высвечиваться, чтобы она не пугалась и просто их сбрасывала.
Я звонил каждые полчаса. Результат был все тем же, безрезультатным.
В девять я не выдержал. В ближайшей ночной лавочке я купил бутылку паленой водки, и сидя за столом, соответствующим образом, накрытым и украшенным, я пил эту паленую водку и не мог понять, как же все получилось именно так…
Магуэль, вернув меня в настоящее, видимо сам не ожидал, что я предстану пред ним в столь растрепанных чувствах. Он провел над столешницей рукой, предо мной возникла бутылка моего любимого коньяка Monte Chocko и бокал «тюльпе». Следующим почти незаметным движением руки он сделал так, что грамм сто пятьдесят переместилось из бутылки в бокал.
- Выпейте, Аркадий Борисович, и постарайтесь привести себя в адекватное состояние.
Я не выпил, я влил в себя этот бокал одним глотком и очень малое время действительно почувствовал, что все что было, было вчера… А посему, нет, не расслабившись, а, скорее расковав сознание от конька, я обнаглел… Или наоборот, я обнаглел, но коньяк меня привел в некое состояние раскованности, которое и позволило мне обнаглеть.
- Так грех-то в чем? - глядя в глаза Магуэлю, спросил я. - я же ее не трахнул!
И тут я действительно понял, что передо мною Демон. Лицо Магуэля почернело и удлинилось, да и сам он стал как бы возрастать, поднимаясь над моим кухонным столом. Волосы начали вставать дыбом, и часть из них явственно стала превращаться в рога. Рот исказился, и из-под верхней губы начали явственно прорезываться клыки. Глаза еще более пожелтели, а зрачки стали вертикальными. Пальцы на руках стали удлиняться, а его ухоженные ногти превращаться в черные кривые когти.
Он возвысился надо мной, и, уперев свой длинный когтистый палец мне в грудь, пророкотал:
- Ты предал себя!
Честно, я даже не удивился, что он ко мне обращается на «ты», настолько был испуган его метаморфозой
- Как? - то ли прохрипел, то ли прокаркал я.
- Не прикидывайся дураком. Ты что не понял, как вы оба были нужны друг другу. Причем она была тебе даже нужнее, чем ты, старый пень, ей. А ты…
- Но я же…
- Что, ты же? Позвонил пару раз, а потом напился. А потом вообще решил - Ах, судьба… Чего там…
- А что я мог сделать?
- Найти! Все свои силенки приложить, но найти! Что Интернета не было? Она же училась в твоем университете, так что же ты в ваш архив не обратился. В конце концов - в полицию… Да что там! Как собака, бегал бы и вынюхивал, и у всех спрашивал, не видели ли вы ее? По кирпичику тебе надо было разнести ваш «гребаный мегаполис», если бы ты действительно захотел бы ее найти! Да мало ли что бы еще… нашел бы, захотел - нашел!
А ты что сделал? Бухал и сопли пускал, что жизнь опять тебя послала на..! И утешал себя, дурак, что может быть сама найдется.
У меня не осталось сил, чтобы ему возразить, какими-то связанными словами. И я единственное, что мог выдавить из себя – вопрос:
- А с Марьям-то что?
- Пошел ты… Не твоего ума дело! - жестко ответил Демон, и во мгновение ока превратился в того же респектабельного молодого человека, которого я по дури своей впустил в дом. Это восстановило, в какой-то мере, равновесие моей души, но еще более его восстановила очередная доза коньяка.
- Ну, допустим, - умиротворяющим тоном сказал я. - Это мой грех. Но все же… Стоило ли устраивать из-за одного этого такую, наверное, дорогостоящую командировку по мою душу?   
- Не ерничайте! Таких грехов у Вас… Только с одними женщинами…
Магуэль прошелся пальцами по кнопкам на своем компьютере и передо мной на экране возник список… Я вгляделся… Имена, фамилии, портреты…
Людмила;
Оленька;
Полина;
Сашенька;
Татьяна;
….
Ярослава…
И тут я начал понимать, что да, отношения с каждой из них, хоть и заканчивались благопристойно, но заканчивая эти отношения, я, все равно, где-то себя предавал. Хотя…
- Так что, я должен был бы жениться на них на всех? Знаете, Магуэль, у нас это как-то не поощряется.
- Нет, конечно! Ну вот, например с Марьям…
- Не надо это трогать!
- Нет уж, терпите! Итак, Марьям… Если бы не Вы не предали ее, и в конце концов нашли и привели в свой дом, и она стала бы Вашей женщиной.  А через некоторое время, может быть и ушла бы от Вас. Может через месяц, а может через год, кто знает? Но за этот месяц или за этот год Вы столько дали бы этой девочке...
- Чего?
- Счастья! На месяц, на год… а может быть и на всю Вашу оставшуюся жизнь!
А для другой, назвать имя? Ей бы было счастье - одна ночь с Вами. А Вы… Ну, очередная соломина в заднице… А третьей нужен был от Вас ребенок. Сделай Вы его, тогда бы она не умерла двадцать лет назад от инсульта в сорок пять лет. А?
Но Вы же не сделали то, чего они от Вас ждали? Значит - предали. И кого? Не их - себя! Поскольку, человек, на которого надеются на всю жизнь ли, или на одну ночь, а он просто убегает, кого он предает? Себя, в первую очередь. Не дав другому, он в первую очередь отнимает у себя.
- Как это?.. - похоже, я в чем-то «протупил», но подумал. - А ведь прав Демон - скольким мог дать, назовем это условно счастьем, хоть какой-то мерой, а не дал. А кого обделил? Их? Да, их. Но и себя.
Да с той же Марьям. Сколько бы мы с ней не пробыли - не важно. Но сколько бы, ощущая ее рядом с собой, я бы мог сделать. Сколько бы, да неважно сколько, но хоть одну бы гениальную книгу, ну пусть, не гениальную, но талантливую, да даже не талантливую, а нужную книгу написал, потому что когда ее глаза открываются по утрам только для тебя, не гениальное, минимум, не талантливое, написать просто не возможно!
А хотя бы раз поехать с ней к знакомым дайверам и заставить ее нырнуть, и увидеть сияние в ее глазах, впервые узревших красоту подводного мира. О! Неужели вы не поняли, откуда берутся песни, стихи, картины и мелодии? Но я же все «профукал»!
И что, мне от этого сегодня лучше?
Но, тем не менее, я постарался уточнить. - Так что, все мои эти самопредательства связаны с женщинами?
- Увы, нет! - Ответствовал Демон. - Вы предавали себя о-о-о-чень часто! Например, когда последний раз Вы публично говорили о том, что система образования развалена, а все те меры, которые предлагаются, чтобы ее хоть как-то поддержать «на плаву» просто идиотские? Ну всем же все это видно, а Вы… Вы выступили хоть раз, чтобы хоть раз публично против всего этого? А разве это не грех предательства. Предательства самого себя? За то и кара!
 Все. Я согласился. Остался один вопрос. Но и тут Демон Магуэль его предвосхитил.
- Вас интересует расплата, наказание? Так оно уже вступило в силу.
- Это как?
- Прежде всего, Вы узнали о своих грехах. И теперь уж точно до конца своих дней о них не забудете, и не пытайтесь. А тот список, который я Вам показал, всегда будет стоять перед Вашими глазами. Остальные акты самопредательства найдете на флешке, если будет интересно. А Вам будет, - гнусно ухмыльнулся он. - И теперь мысль о них будет сопровождать Вас до самой смерти.
Ты хотел каждый день жизнь с начала начать,
Но при этом назавтра про все забывал.
И ржавеют у дальних перронов в ночах
Поезда, на которые ты опоздал.

Как ты жаждал любви! За нее был бы рад
Ты, подобно Орфею, последовать в ад!
Но когда нужно петь, что же ты промолчал?..
И теперь бесполезно кричать по ночам!

Ты хотел раздарить – все сквозь пальцы ушло,
Что хотел совершить – все быльем поросло.
Что же ты проглядел и чего же ты ждал?
И сейчас бесполезно кричать по ночам!

Весь свой мир растерял – в нем тебя уже нет!
В воспаленных глазницах не брезжит рассвет.
И призывно Харон по ладье постучал…
Значит все – бесполезно кричать по ночам!
 - Да, и еще - бонус.
Магуэль отнял руку от столешницы, и на ней оказалась фотография в рамке. На фотографии были трое. Мужчина, женщина и младенец на руках у мужчины. Голенький такой пацанчик махал ручками и ножками, явно радуясь жизни. Фотография была сделана на фоне нашей речки и на наших телах играли блики яркого летнего солнца, бегущей воды, смешиваясь с тенями раскачивающейся легким ветерком листвы боярышника, шиповника и алычи. На фотографии была Марьям, я и, судя по всему, наш сын.

* * *

Я несколько раз пытался избавиться от этой фотографии. Я выкидывал ее,  вырывал из рамки и сжигал, спускал в унитаз… Но все равно, каждое утро я обнаруживал ее у себя на компьютером столе…