XXI

Марк выходил из здания мэрии, сохраняя за собой право участвовать во временном комитете и далее, осталось только дождаться обнародования его «Шикарного тактического хода», который впрочем он уже переставал считать таковый. «Как помощи просить и поддержкой заручаться, впрочем слушать тоже многих и верить на домыслы, так первый, а как принимать решение, так один» невесело усмехнулся Вайнер. Его ел червяк смятения, одновременно понимающий, что если он не уступит по хорошему, так точно его уберут и возьмут то, что им надо, он придерживался своей извечной тактики кустоведа. Он, как чертово плацебо — успокаивает на руках, на словах, да где угодно, кроме как на деле — рушит все. Не мог вообразить себя Троцким или даже Зиновьевым, но прекрасно знал, кто как кончит. Перед лицом смерти или ощущая ее хриплое дыхание в затылок ты понимаешь, что цепляешься. Как за кромку льда утопающий. Удачи редко выпадают людям, которые только и занимаются тем, что взвешивают и медлят… Неудачник ищет ключи счастья — и не находит, счастливчик все двери открывает отмычкой. «Фомкой, не ключом. Только тернии, тернии… Когда уже звёзды?!» пнул свежую кучку снега, заставляя хлопья разлететься и залететь частью в короткие кеды не по погоде. В последние три дня шёл обильный снегопад, образовалась гололедица и в целом явление природы было малоприятным, вкупе с ударившим чудовищно высоким минусом, как под напором ледяной воды, огревающий по голове резкой сменой амплитуд.

Писатель увидел несколько людей, что везли на каталках разломанные на несколько частей могильные плиты из разного рода гранита. Каталка, не выдержав перевеса с грохотом упала на покоцанный асфальт мёртвым грузом и раскалываясь от силы удара на ещё менее пригодные для переработки куски. Катафалк их общества. Махинации Вайнер не мог оставить без внимания, ибо последнее чего он хотел — организация массовых кладбищенских беспорядков и не из желания наживы, а утиля и сбыта ради этого самого утиля и сбыта, ибо суматоха — корм для воров. Нередко Марк размышлял и мог предположить митинговое членовредительство, нередко приезжие и в его городишке воровали ограды и памятники с соседних участков, а потом, перебив надгробные надписи, снова пускали их в ход.

— Что это ещё за самодеятельность?! — выругался крепким словом писатель, подходя к нескольким мужчинам, один из которых во главе стоял в форме.

— Приказ мэра, — сухо оповестил грубый мужик на лицо, да и манерами он не отличался, вязано сплевывая желтую слюну в сторону, вытаскивая из-за уха сигарету. Люд не очень разбирался чем глава Временного комитета отличается от мэра, да и потрудиться объяснить им никто не удосужился, что заставило Вайнера выкрикнуть:

— Я мэр!

— Напомню, вы сложили полномочия, — показалась голова Кауфмана, что выплыл из-за угла, перекатывая в зубах трубку. Оскал его не внушал ничего Хорошего даже отдалённо, а глаза становились чёрными-черными, он не должен был говорить, особенно при людях, до назначенного срока объявления!..

— Сегодня я ещё мэр, как и несколька дней, — акцентировал по словам Марк, подойдя к Михаилу Карловичу. Рассчитывал, что тот инстинктивно отойдёт, когда Вайнер окажется вплотную и тыкнет пальцами в плечо, но он даже наоборот подался вперёд. Кауфман глядя снизу вверх был, на удивление, угрожающе-внушительным и даже страшнее себя обычного.

— Если эти дни сделать вам погоду. Хах, все равно же сделаем, — усмехнулся демонстративно Кауфман, плечами пожав в смехе беззвучном, щёлкая пальцами. В ту же секунду на полпути была брошена тачка с оглушающим грохотом. Вайнер сморщился только тогда, когда мужчины ушли, отряхиваясь кто от грязи, кто демонстративно от невидимой пыли.

— Ещё раз выкинешь что-то подобное, я тебе башку снесу, понял?! Этой самой рукой! — со злостью выплюнул молодой мужчина, стоя над мостом. С него Вайнеру прилетела пригоршня снега с ограждения, заставляя обернуться. Мужчина поправил лацканы своего легкого чёрного пальтишка, не по погоде.

— Послушай, не злись, дай объяснить, я просто хотел сказать, что… — поднял руки совсем ещё мальчишка, инстинктивно сначала отойдя от перил, а после угрозы в лице упомянутого. Марк сморщился от божился белого цвета вокруг, приложив для видимости лучшей ладонь ко лбу.

— Я спрашиваю, понял?! — грубо подошёл мужчина высокий вплотную почти к мальчишке, что смотрел на него пограничным взглядом, бегающим от «Кролика на удава» до чуть не боготворящего.

Несколько секунд Марк провёл в раздумье и только потом понял, что это лицо с глазами слишком крупными и такими светлыми, что видно было издали и губами синими он уже видел в день срыва выборов мэра, ему передал Николай браунинг, а тот в свою очередь хладнокровно выстрелил в военного, что пытался угомонить демонстрацию. То же пальто, те же жесты.

И как в замедленной съемке видел тычок бесцеремонный и грубый, что пришёлся в область груди с каким-то выкриком, что встал ватным комом в ушах. Секунда и тело младшего перелетело через металлическое ограждение за пределы от недостатка равновесия, сделало кульбит в воздухе и рухнуло бессильно, проламывая своим телом ещё совсем молодой и неокрепший лёд середины. И этот человек, и сам Марк оказываются у растрескавшейся поверхности льда в мгновение ока. Но если Вайнер не осознавал полную картину случившегося и слабо себе представлял что делать дальше, то второй на ходу скинул пальто. Он перекинулся через ограждение, добежав до пологого склона, невысокого конца. Проскользив на предмете одежды до крепкого основания, спустился на бег, каждый шаг очерчивая будто лезвием конька точено. Он был достаточно худощавым и невысоким, как показалось на первый взгляд, оттого лёд лишь призывно трещал, не желания на самом деле утянуть его в речную пучину. Вайнер сдавленно ойкнул лишь, когда он покричал что-то в его сторону. «Не город, ей богу, а дурдом какой-то, и не просто дурдом, а со сквозняками и на колесиках».

Вайнер моргнул несколько раз глазами и предположил, что его товарищу после обморожения точно на улице морозится будет не на пользу. Воровато оглянувшись, увидел, как к ним подбегает дедок, эдакий мужичек за пятьдесят, что видя все с самого начала сбивчиво говорит, что поможет отвезти до больницы. Сам утопающий откашливался хрипло, распластавшись на льду без сил, успокоился только однако тогда, когда взглядом наткнулся на старшего товарища, что уже бесцеремонно на пару с Вайнером понесли его к машине.

— Вставай, — Звучно цыкнул, вернее процедил сквозь сомкнутые зубы мужчина, прекрасно понимая, что если откроет рот, то членораздельно едва ли чего сможет воспроизвести из-за стучащих зубов и даже пальто он сразу кинул парню. «Я обидел, я и пожалею, видимо» — быстро сообразили, дальше сами.

— Ну уж теперь нет. — мотнул головой отрицательно Марк, сталкиваясь с проницательными глазами, с полопавшимися капиллярами, что смотрели в упор. Обожал не соглашаться, когда от него именно этого и ждали.

Незнакомец повёл челюстью с недоброй ухмылкой, означающей то, что это будет ему припомнено в самый неподходящий для него момент, но Вайнер пожал плечами со смешком. Хотя и незнакомцем его было уже не назвать.

— В больницу? — спросил мужик, держа наготове ключи, чтобы сразу загнать в наверняка схватившийся за время простоя замок. Но нет, дверь поддалась легко.

— На Энгельса 15, — перебил мужчина, открывая заднюю дверь. Вайнер, что потянулся к ручке заднего резко отдернул, подумав, что с этим типом он сидеть не хочет. Но черт бы побрал его интерес… Прыгнул резко вперёд, хотя, мысль о том, что младшему парню теплее было бы между ними двумя, закралась в голову, но… Сухим из воды ему нравилось больше, а тепло не было.

Дом к которому они подъехали был старым, дряхлым, одноподъездным. Фешенебельными персонами и не пахло, особенно от налетевшей к окну с криками, но проигнорированной смотрительницы дома. Пошарпанная краска отходила от стен пластами и Марк нахмурился, лучше бы она не за ними, а за этим смотрела. Вайнер сунул в подстаканник машины купюру небольшого номинала и помог новому знакомому, имени которого он даже не знал, но узнать планировал, дотащить мальчишку до дома. Дверь даже не запиралась по факту, кроме маленькой формальности, в виде поплотнее ее припереть и поднять, чтобы она вошла в коробку.

Сразу же мужчина растопил буржуйку в углу комнаты. Комната тоже не могла похвастаться роскошными изысками или хотя бы каким-то уютом и комфортом, лишь стилем. Стиль чувствовался, плюс ещё было достаточно зябко, что Марк не снимал свою парку. Мужчина поставил чайник, доставая из другой комнаты сухие вещи и плед, не замечая Вайнера, точно он какой-то лишь предмет интерьера. Стоит себе рядом с деревянными ростовыми часами, такие он видел редко, в лавке антиквара скорее за баснословные суммы. Мужчина звонок чихнул.

— Как водичка? — с усмешкой спросил Марк, Хотел разрядить обстановку — вышло как всегда, пристально вглядываясь в другую комнату, куда взор мог дотянуться, чтобы увидеть мужчину, что уже переоделся по примеру товарища в сухую одежду. Старший подошёл к шмыгающему носом парню и проверил руки на наличие пузырей или побелки небрежно. Размышлял, похоже, над наложением повязки, тратить бинты ему или нет.

— Сам проверь, — огрызнулся агрессивно собеседник, подставляя свои руки к огню буржуйки, закидывая в неё какую-то книгу. Младший был насильно завернут им в одеяло и придвинут вместе с креслом.

— Что это было? — спросил Вайнер нарушая продолжительное молчание, в котором казалось было комфортно всем. Младший и вовсе начал дремать, из одеяла торчала лишь вихрастая кудрявая макушка. Старший же дул на ладони, периодически сжимая их и проводя кровообращение в норму.

— Карамзин. «История государства Российского», — мужчина вытащил сигарету из-за уха, прикуривая прямо от печи. В воздухе повис сразу же легкий запах табака, поднимаясь вверх тонкой струей.

— Редкостная монархическая дрянь. — согласился Марк без энтузиазма, поддерживая позицию ее сожжения, вызвав полуудивленный, но одобрительный смешок — Неудобно конечно, но как к вам обращаться? Знакомы-то знакомы…

— Тебе. Ник, — повёл бровью мужчина, выпуская кольцо дыма, что тут же стало бесформенным. Он напоминал Вайнеру тень скользящую, что только свет лучом озарит и он сразу растворяется. Ибо кроме имени вряд ли удалось бы чего-то разузнать.

— Никита? Николас? Николай? Никанор? — уточнил со смешком в такт собеседнику Вайнер, что толкнул его в плечо бесцеремонно за излишнюю вежливость, будто уже в доску свой.

— Ник. — ещё раз с нажимом проговорил упомянутый емко, оправляя пуговицы — А ты глава временного комитета, желанный, но отрекшийся мэр, как судачат в узких кругах. Марк Вайнер. Жаль, придётся тебе вернуть, — мужчина показательно с грустью вздохнул, вытаскивая из кармана черновики писателя смятые втрое, среди которых лежал его бумажник.

— Это мой кошелёк! Как? — удивился Вайнер, глядя, как Ник накидывает на свои плечи и вокруг шеи шарф, удовлетворённый произведённой реакцией.

— Ловкость рук и никакого мошенничества, — улыбнулся Ник, сделав жест, точно что-то забыл и протянул ещё купюру.

— И часто ты в речке так купаешься и добропорядочных обворовываешь? — спросил Вайнер, перемещая взгляд на мужчину, убирая своё имущество. Больно весел был собеседник, в самого писателя вселяя замешательство.

— Достаточно, чтобы прямо сейчас вытащить тебя на улицу и посмотреть плаваешь ты брасом или кролем хоть в луже, — парировал в ответ собеседник — ну, и что с твоей колокольни добро и порядок.

— Не умею ни в то, ни в другое. Хотел как лучше, но получилось как всегда.

— Ух ты, — присвистнул Ник на чистосердечное признание со стороны писателя — тем не менее, на улицу мы все равно идём, так что припаси эти истории на потом! — Марк хотел было спросить что-то про обморожение или подобное, но посчитал это безумно глупым занятием. Раз уж он так уверен…

По пути они зашли в, так сказать «Свой» ларёк небольшого уличного бизнеса, где перебросился новоиспеченный знакомый рукопожатием с амбалом-владельцем. Марк вяло мотнул головой, тот крикнул на манер, что как обычно. Хотя с уверенностью при попытки сопротивления Ник наверняка бы выдал что-то в стиле «Или мы сейчас идем покупать еду вдвоём на твои наличные, или я иду один просто воровать». Ник засмеялся, забирая ароматную обжаренную картошку в картонной упаковке, не стесняясь вытаскивая из кармана Вайнера листок с его рукописями и словами, что эта мерзопакость скорее все равно бы нашла свою кончину в лице мусорного ведра. Вайнер и рад был бы себе прокричать в ухо, что уходить надо, что ты таскаешься постоянно неизвесть и не пойми с кем, но поймал себя на мысли, что после случившегося голова у него пустая-пустая и тяжкая, да и идти некуда было.

— Попробуй, — протянул бумажную упаковку Ник Вайнеру. Марк надеялся, что со стороны он выглядел хотя бы не так жалко, как он это себе представлял.

— Слушай, у вас что, картошка из камня сделана? — прижал руку к пострадавшему зубу Марк под громкий и заразительный смех Ника.

— Дареному коню в зубы не смотрят.

— А она не дареная, она краденая ещё, наверняка, — успел сказать писатель зажёванно и рассмотреть едва заметное изменение в лице собеседника, что после того лишь хамовато улыбнулся, паскудно так — но черт, вкусная, — признал Марк, совсем по-простому обтирая масляные руки о затертую чёрную джинсу.

— Ну, знаешь… В Библии сказано: «Делиться надо», — усмехнулся Ник, внаглую захватив яблоко зелёное ещё с соседнего прилавка.

— В Библии сказано: «Не укради», — фыркнул недвусмысленно Вайнер.

— Едва ли кто-то в юриспруденции ссылается на Библию, сам-то политолог. Конституция — выгодная Библия для государства. «Адвокат, например, может при помощи своей папки украсть больше, чем тысяча бандитов с пистолетами и в масках» твои слова? — сказано было со стороны Ника достаточно красноречиво, задевая углом пальто пистолет, что заткнут был за пояс — яблоко-то и вовсе, от богатеньких не убудет…

— Ты читал? — искренне удивился сему фактору Марк, даже останавливаясь от неожиданности и вынужденный догонять, но потом вспомнил, что какое-то время его бумаги находились у него и он мог даже на заднем сидении или в другой комнате уцепиться взглядом.

— Ровно поэтому это, — Ник продемонстрировал мятый, пропитанный маслом листок его новой рукописи, которая состояла всего из нескольких вымученных с горем пополам предложений, помахал демонстративно им и выкинул в сторону, смяв вместе с картонной упаковкой картошки, швырнул в сторону — дрянь.

— Согласен, — вздохнул писатель согласно и тягостно, не имея понятия куда они идут, но сам себе говорил мысленно, что подальше отсюда.

Марк начал вторую обещанную статью Курбскому, но понимал, что хочет писать совершенно не про это, совершенно не то он хочет донести до людей. Скорее до себя. Он больше не писал ночами, как в запое, после затемного расхождения или чуть ли не под утро после собраний, больше не мог сосредоточится, не вдыхал все слова, чувства и эмоции с никотином, что встревал комьями в гландах. Он всегда знал, что писатели пишущие всегда пишут под влиянием иди полном желании кого-то и всегда хвастливо отмечал, что с ним этого никогда не случится. Наивный. Подсознание однако не бунтовало, а тихо поскуливало побито из глубины. Он писал ведь изначально не для себя, а для того, чтобы реализовать некий сценарий, придуманный много лет назад, для того, чтобы понравиться людям, которых он и знать не знает… Но если ничего не изменилось, почему так скребёт?

Вайнер думал, что окружающий хаос, революция, хаотичные наклоны весов Фемиды это его стезя, это то, что он так долго искал и он не может просто так ото всего этого отказаться! Революция это что-то полностью обратное пресловутому пониманию своей безответственности и безнаказанности, каждый несёт в эту стену кирпич, притом кто-то идёт с ним на дно, повесив на шею и соскочив с моста.
Как писателю это более не деятельно было ему интересно, но он оказался в центре этой стихийной бури без возможности выбраться — она накрыла его с головой. Он не оправдал не свои желания — он трус, но ещё и народа, что избрал его в этот Чертов Временный Комитет… Фейга…

Хотя он себя полностью оправдывал отсутствием выбора и какой-либо мотивации, ведь он не полез бы на рожон и неизвестный брод, где либо ты на дно, либо идёшь в грот, хватаешь воздух жадно и снова напиваешься тем, что тебя дерёт изнутри до дна. Не таков человек… Но обстоятельство сошлись, что и Мэри бросила, и торчать сколько не пойми где, критикуют, атмосфера напряжённая… Он явно не был похож на потенциального лидера, как максимум на белый лист бумаги, ровно тот, что смял Ник. С идиотским названием «Век Астреи», а на самом деле не больше, чем «Авгиевы конюшни». С одной стороны ему льстила и поддержка народа, и поиграть в героя несомненно хотелось, но это танталовы муки, не более. И хочется, и колется… Но кто не пробовал, тот не может судить, верно? Но и во временном комитете ничего и не решал, лишь позицию принял и даже сам в это поверил. Фейг не мог ничего делать, как и Курбский, а через него, как чих, каждое правило обойти можно…

Ведь на Марка легко оказалось присесть, да и посмотрев верхушку понял, что за «Народ» никак нельзя, как бы он за этот народ не был и себе красиво не врал, что ему не наплевать на что-то кроме себя, но он боагодарная ширма, как аргумент… Народ этот. Как Сталин и его постановления о колхозах, где он защитник народа, а сам на ухо шепчет, что продолжать в том же духе.

— Под ноги смотри! — дернул писателя на себя Ник, спасая лицо его от падения на асфальт в нескольких сантиметрах за ворот.

И не думалось отчего-то в тот момент, что находится с Ником было страшно, осознал писатель. Страшно было от себя. Но тут же Марк вспоминал силуэт песчаный его убийства хладнокровного в отношении военного, когда Николай ткнул ему в грудь пистолет и тот выстрелил, будто делал это миллионы раз до этого, но по опыту такие люди редко улыбались, если вообще это делали, при здравом рассудке. Подозрений на иной вариант пока не было, несмотря на не слишком перспективные картины будущего в проекции его сознания. Редко встречал Марк настолько обаятельных людей, думал, что такое только в книгах, а не живой пример Остапа Бендера.

— О чем задумался?