Мышление деньгами

Ольга Соина, Владимир Сабиров
Мышление деньгами
Какая-то в державе Датской гниль…
У. Шекспир. «Гамлет»
Добро победит бабло.
Русская народная мудрость

Бывают такие странные эпохи, когда кажется, что все проблемы, возникающие в жизни человека и общества, начинают осмысляться исключительно сквозь «призму денег», и человек совершен-но серьезно предполагает, что только грубо материальное и, так сказать, сугубо вещественное их наличие решает абсолютно все проблемы бытия, без особых духовных и уж тем более интел-лектуальных усилий. Однако, как это ни парадоксально, но именно в условиях тотального всевластия денег как некой почти сакральной идеи, чем больше денег в действительности уходит на на те или иные общественные нужды, тем хуже оказываются результаты этих «вложений» — и прежде всего именно с точки зрения сугубо эмпирической «успешности» таких проектов.
В свое время серьезный и имеющий непростую историческую судьбу немецкий философ О. Шпенглер ввел в культурный обиход словосочетание  «мышление деньгами», возникающее, как правило, когда на место самого мышления как такового приходит чрезвычайно пагубная и для культуры, и для социума мысль о том, что только в деньгах сосредоточены все фундаментальные основания жизни и без них все рушится и омертвляется самым ужасающим образом. Имен-но по Шпенглеру, «мышление деньгами» и связанная с ним социально-политическая утопия рынка и тотальной монетизации всего и вся как единственных в своем роде «движущих сил» мирового прогресса есть ничто иное как грозный симптом  разлагающегося мира, необратимо де-градирующего под шелест все более и более дешевеющих денежных знаков. Как показывает история, философ не ошибся и даже более того: был почти математически точен в своих прогнозах относительно будущего современной цивилизации. Впрочем, сейчас к гуманитариям почти никто не прислушивается, за исключением тех радикальных случаев, когда «мышление деньга-ми» в социокультурном и политическом смыслах становится уже совсем бессильным, а жизнь, или, как некогда говорил, незабвенный Л.Н. Гумилев, «сила вещей» начинает требовать уже принципиально иных решений.
Монетизация жизни и смерти: обыватель под железной пятой «рынка»

Недавно, перейдя за 90-летний рубеж, умерла мама одного из авторов. Это горестное событие дало основание для некоторых выводов. Главный из них: нигде так не очевиден прогресс со-временного постсоветского общества по сравнению с советским, как в сфере погребальной практики. Помнится, в советское время, когда умирал родственник или коллега, перед се-мьей и трудовым коллективом вставала масса нетривиальных проблем, которые можно было бо-лее или менее успешно решить в кратчайшее время, только распределив обязанности между сослуживцами или родней, понесшей тяжелую утрату. Одни шли в ЗАГС регистрировать смерть близкого человека, другие отвозили тело в морг и забирали его обратно, третьи договаривались о транспорте, четвертые заказывали гроб, пятые шли на ближайший завод, чтобы рабочие после смены («шабашка»)  сварили памятник с пятиконечной звездой, шестые оповещали родственников и знакомых почившего, седьмые подавали заявку в столовую или кафе на проведение поминок и т.д. и т.п. Сейчас же все это, да  еще и многое другое, как правило, делается в одном месте: в фирме, предоставляющей ритуальные услуги. Даже священник по мере сил участвует в этом бизнесе: он готов осуществить обряд отпевания прямо здесь, в траурном зале, т.е. при той же «фирме». Более того, добавим, что все делается профессионально, почти безупречно, педантично и пунктуально. Даже слова сострадания и сочувствия находятся у работников печаль-ной профессии, подаются советы, как пережить горе, как успокоить и организовать жизнь близких и т.п. Правда, все это стоит денег, причем, немалых, и далеко не всегда они подтверждаются со-ответствующими чеками погребальной конторы. Оно и понятно, фирме надо подавать документы в налоговую инспекцию, затем осуществлять монетизацию покойника посредством содержа-ния массы привходящего народа, которому также надо на что-то жить и есть! Содержать тело в морге, обряжать, гримировать, паковать в гроб, копать могилку, снаряжать катафалк, подвозить родственников к месту захоронения и т. д. и т. п. Кто сталкивался с этим, знает, что нужны деньги быстро и немалые. Причем отнюдь не гарантия, что вы получите за все совершающиеся в этот горестный момент достоверный чек. Служители похоронного дела, как правило, превосходные психологи и монетизируют ситуацию на: «раз, два и обчелся». Люди в шоке и горести, измотаны, исстрадались — до денег ли тут? Надо проблемы решать, а сокрытие части доходов в бизнесе актуально всегда, решительно никто не сомневается в своем безусловном праве на это. Ну, словом, все мы люди, все человеки, только вот никому от этих простых истин не легче. Более того: нигде так не ощутима конкуренция (причем, действительно реально существующая), как  именно в погребальном бизнесе, что, впрочем, совершенно понятно. Дело извечно актуальное, само-окупаемость чрезвычайно высокая, люди, не торгуясь, платят наличными, и деньги текут рекой, только успевай наполнять карманы. Так что прогресс здесь очевиден не только в плане сравнения с советской эпохой, но и с современной экономикой в целом, где рынок, вроде бы, наличествует, а вот конкуренции чаще всего совсем не имеется. Любезность же в приложении к хорошо поставленному делу тут как бы изначально гарантирована самим содержанием бизнеса. Примут, обогреют, успокоят…, деньги заплатите, и все довольны. Причем, в завершении всего возникает странно-печальный вывод: невольно создается такое впечатление, что покойнику у нас ра-дуются больше, нежели живому человеку, ибо с ним, так сказать, спокойнее: за взятые деньги никто уже не будет предъявлять претензий, хорошо или плохо было, но горе уничтожает все счеты и расчеты; покойник спит в гробу, а живые переживают потерю, и всё, так или иначе, за-растает травой забвения. Иное дело живые, и здесь иные платы и компенсации.

Монетизация жизни и смерти: обыватель под железной пятой «рынка» № 2
В день похорон один из авторов,  дочь покойницы, сломала ногу. Правда, перелом лодыжки обнаружился только через неделю, когда, не выдержав болей, она обратилась в медицинский центр. Здесь начинается уже другая история, логически связанная с первой.

Надо сказать честно, что в платном медицинском центре нас тоже встретили достойно. Быстро прошли рентген, который и показал перелом. Однако не успели мы войти в кабинет травматолога, как врач, показывая на монитор компьютера, куда из рентген-кабинета передали по электрон-ной почте снимок, безапелляционно заявил, что у нас не только перелом лодыжки, но и смещение костей, которое требует немедленного проведения операции. Сразу стал вопрос о цене, и она, разумеется, многократно превышала стоимость обычного в таких случаях наложения гипса. Врач категорически настаивал на операции, и был упрям и непреклонен в своих суждениях, уже и счет был выписан, и о предполагаемой анестезии заговорили. Однако, взяв себя в руки и по-пытавшись изо всех сил не поддаваться поистине гипнотической монетизации лечения сломан-ной лодыжки, мы стали выяснять, является ли такая операция необходимой  по жизненным по-казаниям, и сколько времени после нее потребуется на реабилитацию? Оказалось, что вообще подобная скоропалительная монетизация переломов есть нечто вроде врачебной прихоти, а предлагаемая операция, может быть, нужна, а, может быть, и нет, причем время реабилитации после нее многократно увеличится во времени, да к тому же закрытый перелом рискует превратиться в открытый. Вникнув в существо дела, мы решительно отказались от операции, и, как вскоре выяснилось, это решение могло обойтись нам уж очень дорого.

В отмщение ли или вследствие вопиющего непрофессионализма в этом роскошном медцентре на голень наложили такую тугую гипсовую повязку (причем, как нам сказали позже, «круговую», а не лангету), что в недалеком будущем грозило вообще утратой конечности. Нога стала пухнуть и краснеть не по дням, а по часам, и это вынудило нас просто сломать часть гипса, а затем  охваченные тревожными переживаниями, мы  обратились в другую клинику, уже государственную, но опять-таки на коммерческих основаниях. Гипс сняли, снова сделали рентген. Вердикт врача  ока-зался совершенно другим: смещение кости небольшое, сустав не тронут, и поэтому операция ну никак не нужна. Однако, если бы мы  все же промедлили с приходом в эту клинику, из-за неправильно наложенного в медицинском центре гипса, мог пострадать нерв и тогда пришлось бы полгода лежать без движения. Потом, немного оправившись от пережитого, мы читали статьи в интернете про массу  трагических последствий от неправильно наложенного гипса: многие люди теряли конечности, умирали от болевых шоков и т.д.
И тут мы в скорбях и потрясениях, наконец, осознали грустную реальность современности: тотальная монетизация смерти, а затем уже и непосредственно связанной с ней жизни начинает как бы сама собой отменять жизнь как таковую. Причем монетизированная смерть явно пред-почтительнее монетизированной жизни, и этот поразительный парадокс еще предстоит изучить и осмыслить. Если для похоронного дела действительно интересен умерший, безгласный и неподвижный, но с несомненным материальным эквивалентом услуг и действий по его сопровождению на место вечного упокоения; то для нашей современной медицины совершенно не интере-сен и не нужен живой человек, даже тогда, когда он готов платить за себя по самому высшему разряду. Как кошелек он, да, конечно, предпочтителен и важен на какой-то первичный момент реализации делового соглашения, а затем, когда деньги выложены, с ним можно сделать реши-тельно все, что угодно, вплоть до обращения в биомассу. Не об этом ли свидетельствуют жуткие случаи в  городах и весях нашей многострадальной Родины?! Если вдуматься в существо дела, то в постсоветской медицине мы получили воистину поразительный результат, чрезвычайно многознаменательный именно в духовно-нравственном плане. Возлюбив Мамону (то есть, по существу, обожествив деньги и поклоняясь им как богу, а, соответственно, и до предела монети-зировав врачебную помощь, превратив ее, таким образом, в обездушенную услугу), представители самой гуманной профессии на свете, отвернувшись от живых людей, предпочитают иметь дело с мертвецами (не оттого ли так процветают сейчас морги, судмедэкспертиза и прочие «человекоспасательные» учреждения)?! Поэтому для современного врача зачастую желаннее, предпочтительнее, да и вообще благонадежнее, чтобы люди, которых он «лечил», после оплаты его «услуг» вообще просто бы исчезали из поля его зрения. Ну, а сами понимаете, самый надежный способ такого исчезновения, по-видимому… это смерть бывшего пациента. Правда, конечно, отнюдь не в стенах медицинского учреждения, ибо это событие, так сказать, чревато как в материальном, так и профессиональном аспектах и зачастую грозит медицинским работникам лишением премий, а то и работы. Что же остается тогда делать бедному пациенту? Если следовать современным административно-правовым реалиям, то на каждое предполагаемое свидание с представителями монетизированного таким образом здравохоронения нужно действительно приходить с адвокатом или, по крайней мере, со свидетелем, вооруженным диктофоном, видео-камерой и прочими жизнеспасительными техническими устройствами. Есть все основания пола-гать, что в самом недалеком будущем именно так оно и будет, если между врачом и пациентом каким-то чудом вдруг не восстановится утраченное нравственное доверие, несомненно имевшее место в гораздо менее меркантильные эпохи. А разве возможно лечение, а тем более сколько-нибудь продуктивное исцеление без доверия между врачом и пациентом? И что тогда происходит с самим великим даром целительства, если его носители полностью утрачивают какое-либо подобие человеческого интереса к предмету своей врачебной деятельности? Есть, несомненно есть безупречно действующий метафизический закон успешного врачевания, который хорошо знали и свято чтили еще в самых древнейших человеческих сообществах: как правило, врач утрачивает свои целительные способности, как только основным мотивом его деятельно-сти полностью и навсегда становится исключительно меркантильный интерес. Этот из-вечный закон, несмотря на все его социальные и профессиональные искажения, более или ме-нее успешно действовал и в советское время: врачи действительно лечили людей, именно по-тому что они вместе с больным старались преодолеть болезнь, видя в пациенте несчастного страждущего человека, которому прежде всего необходимо помочь, воспринимая при этом материальные последствия своей деятельности как нечто естественное, но при этом все-таки вторичное.

Однако, как мы все  сейчас понимаем, весь этот сложный инструментарий современных средств и приемов предполагаемого «общения» с врачами (честное слово: словно на войну собираешься) несомненно весьма полезен для относительно молодых и технически образованных пациентов. Что же остается делать тем, кто перешел порог глубокой старости и воистину предоставлен самому себе и Богу? Чем же угрожает этим несчастным встреча с современным глубоко и без-гранично монетизированным «здравохоронением», и какие опасности их здесь подстерегают?  Попытаемся рассмотреть третий аспект нашего сюжета, не менее драматический, если не ска-зать больше.

Особенно катастрофично положение людей, превысивших 80-летний возраст. Их вообще практически не желают брать ни в одну больницу, именно по этой причине: никто не желает получить внезапную смерть пациента в отделении. В этом мы убедились, когда после ухода в мир иной мамы одного из авторов, нужно было хоть как-то и куда-то пристроить хотя бы на очень короткий период времени и для более-менее квалифицированного обследования  ее овдовевшего 88-летнего мужа с фактически 3-ей стадией Альцгеймера, которую врачи упорно не фиксировали как диагноз, отмечая у него только старческие деменции. И вот тут-то мы столкнулись с совершенно тупиковой ситуацией, в которой монетизированное «здравохоронение» проявило себя в полной мере. Вообще горе тому, чьи родственники доживают до очень приличного возраста, и кто не имеет солидных связей в административных структурах или, по крайней мере, не менее солидных средств, дабы поддерживать их должным образом. И трижды горе тому, чьи старики переживают возрастные деменции, а их дети еще работают и не могут быть с ними ежеминутно и ежечасно. Историями о страданиях таких несчастных переполнен Интернет, и тут  хоть книгу пиши, ибо нет в нашей стране продуктивной и ответственной паллиативной медицины, нет её и всё, хоть становись на четвереньки и волком вой. Ах, милая, безвременно ушедшая доктор Лиза, ты одна из очень немногих понимала эту роковую беду современности и пыталась помочь, насколько у тебя хватало сил и средств. И то, что ты добывала их где и как придется, не считаясь с суждениями завзятых моралистов, рассуждающих об истинном добре, исходя в основном из своих твердокаменных принципов, но при этом не делающих ровно ничего, чтобы мир стал хоть на капельку лучше, лишь подтверждает то, что именно у тебя был великий и совершенный дар добра, исходящего от Того, Кто знал, какими путями приходит добро в этот мир и как порой невыносимо трудно ему приходится. Пусть это суждение будет каплей слезы о тебе, одной из совершеннейших созданий Божьих, а мы вернемся к нашей истории.
Хорошо еще, если  в городе или населенном пункте есть дома призрения или интернаты соответствующего профиля, а вот если их не находится…. «Куда идти теперь солдату, кому нести печаль свою?» В нашем случае, к величайшему отчаянию и горю и чисто человеческому потрясению от ужасающей несправедливости всего происходящего, именно так и случилось, поскольку и монетизированное «здравохоронение», и социальные службы по отношению к нашему ста-рику, ветерану ВОВ и заслуженному работнику МВД, оказались в полной беспомощности. На ле-чение его, разумеется, не взяли, с уходом за ним не помогли, и, слава Богу, что у семьи были какие-то средства, дабы нанять круглосуточную сиделку и проч., и проч.
Пережив все это, в том числе и смерть отца и тестя, происшедшую через три месяца после смерти его жены, мы пришли к некоторым парадоксальным, но, на наш взгляд, все-таки жизнен-но оправданным  выводам.
• Правы, ох как правы были простые русские люди, сформулировавшие некогда удиви-тельное по своей силе изречение: «Не приведи, Господи, судиться и лечиться!» Совершенно непонятная еще 20—25 лет назад, сейчас эта поговорка поражает глубочайшим знанием жизни, ибо неизвестно к какому врачу попадешь и как тебя «вылечат», сколько денег за это «лечение» истребуют и чем это обернется для родных и близких. Так не лучше ли: или не болеть вообще, или сразу умирать?!
• Общество и государство, конечно, может с успехом или без оного бороться с коммерциализацией здравоохранения, особенно нетерпимой в государственных медицинских учреждениях. Однако что же делать, если абсолютно коммерциализирована сама душа медработника, если он, вопреки всем издревле возникшим духовно-нравственным основаниям своей профессии видит в вас… кошелек и не более того. А если к этой бездонной и вечно алчущей Мамоне прибавляются небрежность, невнимание, обычная человеческая леность или хуже того, зависть, ресентимент и пр., и пр. Тут остается собирать всю свою волю в кулак и быть вечно настороже, но раз-ве взаимное недоверие врача и пациента есть действенный источник подлинного исцеления?
• Как это ни парадоксально, но здравоохранение постепенно превращающееся в здравохоронение, чрезвычайно губительно не столько для пациента (как ни горько осознавать, но все равно умирать когда-то придется), но и, прежде всего, для врача, зачастую уничтожающе-го себя уже окончательно и безвозвратно. Мы не говорим об уходе из профессии, оперативных и прокурорских проверках, дурной славе, семейных неурядицах, но прежде всего о полном, иногда безвозвратном уничтожении личности медицинского работника, помочь которой уже не мо-жет никто и никогда. В одном издании прочитали материал, приводимый здесь полностью. Дума-ется, что без излишних назиданий и морализаторства, он сам по себе станет наилучшим завершением этого поста.


Проданный сын

Это случилось в канун праздников. Молодой человек возвращался с работы на автомобиле. Так было ему легко и радостно на душе, что завтра он сможет отдохнуть от суеты! Хотелось петь, к тому же на улице бушевала весна.
Мамы с детьми гуляли по тротуарам, подростки собирались в беззаботные компании, старички наслаждались теплым вечером. Вдруг кто-то выбежал на проезжую часть. Был слышен сильный толчок. Человек выскочил из машины и с ужасом увидел, что под колесами лежит ребенок. Мир помутнел в глазах у водителя.
Кто-то из подошедших людей, осмотрев ребенка, сказал, что тот жив, но нужно срочно в больницу. Пока приедет скорая помощь, пройдет немало времени. Молодой человек решил отвезти мальчика на своем авто. В больнице он подбежал к доктору и умолял того поскорее что-то сделать. Но врач не торопился. Он пригласил водителя в ординаторскую и на бумажке написал сум-му, которую тот должен привести ему. Тогда он решит, что делать с пациентом.
— Хорошо, я принесу, но умоляю, помогите ребенку, я очень скоро вернусь. Прошу Вас, доктор. Ведь он может умереть.
Не прошло много времени, и вот он с нужной суммой денег взлетает по ступенькам в отделение. Как выяснилось, врач даже не осмотрел мальчика. Тот оставался сиротливо лежать в приемном покое. Только сердобольная сестричка делала все, чтобы сохранить в нем последние проблески жизни.
— Ну, что ж, пойдем, посмотрим, что у нас там.
Ужас отразился на лице нерадивого врача. Стон отчаяния вырвался из его груди. Сердце рвалось на куски. На носилках умирал его собственный сын. Но время было потеряно. И уже никто не мог помочь бедному ребенку.
Вся предыдущая жизнь как одна секунда пробежала перед глазами человека в белом халате, ко-торый и сам в эту секунду стал седым. Сколько раз он приносил домой нечестные деньги, которые платили ему за надежду выжить. Вот уж, действительно, поступай с людьми так, как ты желаешь, чтобы поступали с тобой (smisl-zhizni.ru).
P.S. Авторы не хотели бы, чтобы читатели восприняли эту статью как агрессию против всех рос-сийских врачей, ибо даже в условиях жестокой коммерциализации многие врачи и медицинские работники остаются людьми, высокими профессионалами, нередко жертвующими своим здоровьем и даже жизнью ради спасения своих пациентов. Таких случаев сейчас, в условиях панде-мии, встречается достаточно много. Их не сломала порочная система постановки здравоохранения в нашем обществе. Честь им и хвала, дай Бог им здоровья и благополучия. Здесь мы писали о тех людях в белых халатах, чьи души уже окончательно помрачены деньгами. Бог им судья.