9 миров

Предисловие автора

Дорогие читатели!

О чём эта книга? О нашем удивительном мире, где всё очень интересно и сложно устроено. О человеческих чувствах и мыслях. Она про жизнь при жизни и после.
Изначально у меня не было намерения написать эту книгу, но настоящий мужчина должен построить дом, посадить дерево, вырастить сына и написать книгу.
И вот она написана, а значит это кому-нибудь нужно.
В силу специфики своей основной профессии, я писал её отрывочно, когда появлялось время и под разным настроением. Поэтому история напоминает лоскутное одеяло, что для нашей повседневной обыденности возможно совсем неплохо.
Очень надеюсь, что книга вам понравится – я очень старался ;-)


Часть I

“Эта книга... Она – живая.”


Ёжик

Ещё никогда агент Джонс не был так близок к провалу. Утром, когда он почувствовал слежку, то не придал этому особого значения.

– Адова жара плавит мозг. Показалось, наверное.

Но нет, не показалось... Эти двое за столиком в углу бара явно переигрывали, старательно избегая его взгляда, и уж слишком внимательно читали газету. Мозг Джонса усиленно заработал, пытаясь вычислить единственно верное решение. Он конечно же мог бы легко пристрелить обоих, но лишняя суматоха была ему совершенно ни к чему. Особенно сейчас, когда он вплотную подобрался к главарям мафии.

– Что с путями отхода?

Краем глаза он взглянул сквозь витрину бара и увидел синий тонированный кадиллак, припаркованный на противоположной стороне улицы.

– Обложили, чёртовы русские! – неслышно выругался Джонс.

Алекс выключил телевизор.

– Опять во всём русские виноваты, – невольно подумал он.

Внезапно наполнившая дом тишина, сделала самые тихие и почти неслышные из-за шума звуки выпуклыми и живыми. Среди шелеста листвы за окном, тиканья часов, завывания ветра Алекс вновь ощутил себя частицей реального мира, живущего своей жизнью, и собственной необъяснимой безбрежностью породившего равнодушие к каждой своей частице.

Тем временем ёжик деловито сопел над блюдцем с молоком, прогоняя тишину и создавая неуловимый домашний уют.

– Никогда бы не подумал, что полюблю животных. И уж тем более, что возьму к себе, – констатировал Алекс.

***

Ранняя осень – не самое позитивное время в Подмосковье, но ей удаётся чудесным образом выявить, вывернуть наружу наши скрытые чувства и переживания. Вместе с запахом сырости и прелой травы сквозь одежду проникают ручейки холода и хандры, окутывая тело тоскою и неизбежностью зимы. «Осенняя» тоска – это довольно точный эпитет для тех, кому не удалось заблаговременно хотя бы на несколько дней сбежать подальше на юг. В ранних осенних сумерках дневные заботы отступают, всё шире открывая дорогу беспричинной грусти, которая так свойственна русской душе.

Телевизор смотреть не хотелось. Да и что смотреть? Включай, не включай – всё равно экран заполнит безудержное темное пятно негатива.

– Схожу, пожалуй, за хлебом, пока погода позволяет, – здраво рассудил Алекс.

Он был один, но не одинок. Когда три дня назад жена сообщила о срочной командировке, это оказалось для него не совсем приятным сюрпризом. На его вопрос обязательно ли ей уезжать, последовал ответ: «АбязАтельно», всем своим тоном не оставлявший даже капли сомнений в принятом решении. Спорить было глупо, и оставалось принимать жизнь такой, какая она есть.

Домработницы у них не было, поскольку жене не нравилось, когда в доме посторонние, да и с домашним хозяйством она замечательно справлялась сама. Но сейчас жены рядом не было, и к нынешнему вечеру он находился в том промежуточном состоянии, которое известно всем женатым мужчинам: это когда приготовленная женой еда уже закончилась, а новая, свежая – ещё не «приготовилась».

Единственный поселковый магазин относился раньше к сельпо, но так «сельпом» и остался, не помог даже ребрендинг федеральной торговой сети. Он по-прежнему предлагал неширокий ассортимент для широкой русской души: выпить и что-нибудь к выпивке. К счастью, он находился неблизко, на другом конце поселка, и по пути всегда находилось время подумать про жизнь, а также о плюсах и минусах четырех-пяти-шестиметровых окрестных заборов, разлиновавших улицы поселка в шахматную доску.

К спиртному Алекс был равнодушен, к еде в своём временном холостяцком состоянии тем более неприхотлив. Но «сходить за хлебом» получилось как обычно, два полных объемных пакета нещадно оттягивали руки. Запоздалая мысль купить одну банку сгущенки вместо двух литров молока пришла лишь на выходе из магазина.

Прогулка почти сразу перестала быть томной, и Алекс ускорил шаг, надеясь успеть вернуться домой до полной темноты, когда углы зданий окончательно растворятся в тени немногочисленных фонарей.

Алекс, как и большинство обитателей поселка, принадлежал к «среднему классу», хотя и не любил это словосочетание в своём стремлении быть особенным, отличным от других, а не кем-то серо-усреднённым. В определённых пределах, конечно.

Он был довольно уважаемым предпринимателем, широко известным в узких кругах IT-специалистов. Этот бизнес обеспечивал ему безбедное существование и, что немаловажно, обещал обеспечивать его и в ближайшем обозримом будущем. Совсем недавно какие-то чудики даже предлагали ему выкупить бизнес за семизначную цифру в долларах. Это выглядело немного странным, так как по доходам его бизнес был средним, а отнюдь не высокорентабельным, как это принято считать. Он, конечно, пообещал подумать, но для себя сразу принял решение не продавать – этот бизнес был его любимым делом. Да и внимания требовал к себе немного, как пожилая жена от молодого мужа – есть, и слава богу.

– Денег должно быть столько, чтобы хватало на еду, путешествия и саморазвитие. Не за деньгами же мы пришли в этот мир, – любил повторять Алекс то ли всерьёз, в силу своей наследственной интеллигентности, то ли оправдывая эпизодические наплывы лени и конформизма.

Обратный путь прошёл незаметно, и только скрип собственной калитки прервал его мысленные экзерсисы, вернув на щедро усыпанную разноцветной листвой и лужами землю. Включать освещение у входа он не стал, стремясь сохранить красоту момента, аккуратно поставил пакеты перед дверью и сразу услышал под ногами шорох и недовольное сопение. Свет включить всё-таки пришлось, и когда глаза чуть привыкли к яркому свету, Алекс увидел ёжика, довольно самоуверенно расположившегося на коврике прямо перед дверью.

– Брысь, – непроизвольно вырвалось у Алекса, – ещё шаг, и точно бы наступил.

Однако ёжик не уходил. Немного поразмыслив, Алекс аккуратно перешагнул через ёжика и зашёл в дом.

– Ну сиди, раз уж пришёл, чудо природы, – сказал он, закрывая за собой дверь.

***

Когда час спустя Алекс вышел на веранду, ёжик сидел на прежнем месте, высунув из колючек черную кнопку носа и деловито обнюхивая воздух.

– Ну ладно, заходи, раз уж пришёл, – пригласил Алекс, приоткрыв дверь, не особо, впрочем, надеясь, что приглашение будет принято.

Однако, ёжик оказался менее капризным, чем многие знакомые хозяина дома, и спустя полминуты уже стоял посреди веранды и смотрел на Алекса блестящими бусинками глаз.

   Ёжик, ёжик, заходи,
   Малых деток не буди.
   А разбудишь ты детей –
   Лучше прячься поскорей.
   (Прим.: Здесь и далее стихи автора)

Но ёжик словно догадывался, что никаких детей здесь нет и поэтому бояться ему нечего.

– Вот и молоко пригодилось, – подумал Алекс.

Этот вечер закончился тем, что Алекс достал с чердака старую картонную коробку и смастерил ёжику домик для ночлега. Более ничего примечательного в этот день не произошло.


Сновидения

Зато произошло ночью. Во сне Алекс путешествовал.

Осознанные сновидения – очень занимательная практика, если есть пара лишних часов для сна и опыт в этом деле. А опыт у Алекса был.

Как это часто бывает, помог случай. Однажды в одном из снов Алекс превратился в птицу, одиноко парившую над бурным морем. Он то взмывал к облакам, то стремительно падал вниз, срезая крылом белые буруны волн. Внезапно на очередном крутом пике внутри Алекса что-то мучительно сжалось, и он почти проснулся. Несколько мгновений продолжалась борьба между сном и бодрствованием, но их хватило, чтобы Алекс осознал, что спит. Сон победил только тело, а не сознание, и Алекс уже совершенно осознанно продолжал летать. Чувство полета так захватило его, что даже после пробуждения его не покидало блаженное чувство лёгкости и наполненности. Тело было словно невесомым и как бы светилось изнутри.

– Словно душа вырвалась из клетки и налеталась вдоволь.

   Сны мои. Оборвали
   Шёпот мечты на рассвете.
   Сны мои. Разбежались,
   Словно шальные дети.

Всерьёз заинтересовавшись этим ночным приключением, Алекс погуглил и обнаружил массу ценной информации. Его случай был не уникален, напротив, существовали целые сообщества исследователей феномена сновидений. Из книги одного популярного автора с запоминающейся многоцветной фамилией Алекс выяснил, что во сне, когда физическое тело обездвижено, наше астральное тело продолжает бодрствовать в своём, астральном мире. И хотя данный тезис подвергался яростной критике со стороны агрессивных материалистов, в том, что астральные миры существуют, Алекс теперь не сомневался, ибо собственный опыт – это лучший аргумент в споре теоретиков.

Как ни странно, но именно критический склад мышления помог ему в астральных путешествиях. Увидев во сне что-то невообразимое, экстраординарное для физического мира, Алекс осознавал, что это сон. А дальше начиналось всё самое интересное...

Попасть в астрал и удержаться в нём помогали «якоря» – наработанные практикой привязки, позволявшие эффективно «заякориться» в астральном мире. Принцип действия якоря предельно прост: при определённом событии или действии пытаться осознать себя во сне, задав вопрос: «Я сейчас сплю?» Причём для наработки устойчивого рефлекса попытки осознаваться необходимы не только во сне, но и наяву. По мере приобретения опыта, помимо популярного якоря Кастанеды «найди свои руки», Алекс создал несколько индивидуальных якорей, самым проверенным из которых стал Ключ. В реальной жизни он пользовался ключами не так часто, но и не редко, что позволило наработать навык осознавания всякий раз, когда ключи оказывались у него в руках.

На определённом этапе, когда яркость и реалистичность астральных путешествий становятся сопоставимы с реальным миром, встаёт проблема верификации окружающего мира. Случается, что совершенно непонятно, в каком из миров ты находишься. У Алекса на этот случай имелись крайне интересные методы.

Они основывались на разнице восприятия. Если обычный окружающий мир мы видим глазами, то астральный мир – своим вниманием, которое по форме является туннельным, а по характеру – хаотичным. Поэтому астральный мир неопытного сновидца зыбок и изменив, его обитатели меняют внешность, цвет волос, одежду, стоит лишь отвести от них прожектор своего внимания. Алекс научился проверять реальность при помощи часов – во сне положение стрелок всегда менялось, стоит посмотреть на часы несколько раз подряд. Существовало и множество других способов, но вариант с часами нравился Алексу больше всех.

С возвратом обратно в физическое тело проблем никогда не возникало, достаточно было просто подумать о своём теле и дать ему команду пошевелить рукой или ногой.

И всё же самым неожиданным интересным отличием астрального от привычного нам физического мира явилось отсутствие времени в бытовом, линейном его понимании. Точнее, время было, но оно не плавно «текло», а изменялось дискретно. Чтобы уехать на поезде, не нужно было его ждать, достаточно было создать намерение сесть на поезд, и всё – ты уже в пути. А можно было поступить ещё проще и сразу представить место назначения. В отсутствии времени мысль становится материальной, а желания воплощаются мгновенно. За несколько минут сна можно слетать на ковре-самолете за тридевять земель, пообедать на скатерти-самобранке, сразится с драконом, спасти царевну, жениться на ней, развестись, жениться на другой, опять развестись и найти себе утешение в тихой таверне на берегу ласкового фиолетового моря на кольцах Сатурна. Во сне мы сами строим свои миры, и астральные миры Алекса были прекрасны.

   Сны прекрасны, как Луна:
   Яркий свет, а рядом – тьма.
   Что же прячется во мне
   На обратной стороне?

А обратная сторона снов существовала, в этом Алекс убедился почти сразу. К сожалению, вакцину от хамства со сих пор не изобрели, и интеллигентные люди очень болезненно воспринимают незаслуженную агрессию в их сторону. Это как футбол – игра с хамом на его поле и по его правилам заранее обречена на проигрыш, потому что он наверняка победит за счёт опыта. В один из дней, получив изрядную порцию хамства в свой адрес и не найдя, как и что ответить, Алекс сильно расстроился, что сразу отразилось на его снах. Всю ночь он отбивался от окружающих его монстров, пока весь в испарине и полностью обессиленный не проснулся утром. Сил было потрачено столько, что он ходил разбитым весь последующий день.

После этого Алекс окончательно убедился, что сновидения являются отражением эго, нашего внутреннего мира, подсознания. Если тобою правят доброта, уют и порядок, то добро пожаловать в астральный рай. А если тебя по жизни окружают одни сволочи и придурки, то астральный ад ты создал себе сам, и биться тебе в нём вечно.

– Поосторожнее нужно с мыслями, – решил для себя Алекс.

Будда проповедовал, что один из самых полезных жизненных навыков – умение быстро забывать все плохое: не зацикливаться на неприятностях, не жить обидами, не упиваться раздражением, не таить злобу. И не тащить разный хлам в свою душу. По-другому стал относиться Алекс и к церковной исповеди, избавляющей человека от груза проблем, обид и гадостей, которые тот несёт на себе в течение жизни. Но главное, как показал его астральный опыт, что и после неё.

Утешало то, что причинить вред самому себе в сновидениях казалось невозможным. Можно было летать, прыгать с крыш небоскрёбов, проходить сквозь стены, но до определённого предела. В критической ситуации астральное тело мгновенно возвращалось в тихую гавань физического тела, сон прерывался, возвращая сознание в мир реальности. У Алекса возникло устойчивое ощущение чёткой границы дозволенного, словно от излишней безрассудности срабатывает какой-то внутренний предохранитель, или же незримый Наблюдатель принимает решение выключить рубильник сновидения. Эдакий надсмотрщик за снами, заместитель Бога в должности главного энергетика человеческих душ.


Григорий

Наутро, примерив на себя образ дауншифтера, навеянный собственноручно сверенными пельменями, Алекс не стал вызывать водителя и решил добраться в офис самостоятельно. Выйти в люди, так сказать :-)

Спровоцированная утренней ленью легкая небритость, летний пиджак и джинсы замечательно вписывались в выбранный им образ.

Быстро просмотрев почту и прихватив смартфон (ну а как же без него?), он вышел на веранду. Вчерашний знакомый уже поджидал его и сразу же устремился сквозь приоткрытую дверь по своим, одному ему известным, но безусловно важным ежиным делам.

– Куда же Вы, сэр?

Ничего не ответив, ёжик ушёл в лес по-английски – бодрой деловой походкой и не попрощавшись.

А погода этим утром стояла замечательная. Ещё не остывшая, прогретая летом, земля постепенно отдавала своё тепло окружающему миру, и лёгкие миражи испарений колыхали воздух и слегка искажали перспективу. Солнце ласково делилось последним теплом своих когда-то жарких лучей, уже собираясь уйти в отпуск в южное полушарие.

Вдохнув полную грудь пахучего осеннего воздуха, Алекс вышел из дома и пошёл по направлению к недавно построенной станции метро.

   Осень дарила краски
   И собирала цветы.
   Я сочинял тебе сказки,
   Но не поверила ты.

Идти до станции было недалеко: через рощу, пару пригорков и загородное шоссе. Обычно Алекс шёл этой тропинкой вдвоём с женой, и это уже стало привычкой, неким семейным ритуалом. Эдакой необременительной добровольной обязанностью, «поводком» брака.

– По улицам слона водили, – внезапно пришла на ум строка известной басни, которую знали все школьники СССР.

– Это для твоего же блага, милый. Чтобы не отбился от рук и не разучился зарабатывать на жизнь, – контраргумент жены как-то сам материализовался в голове. Но даже эта, пусть и незримая, опека слегка раздражала его и импонировала одновременно, как своего рода воплощение Божьего промысла на земле.

За годы брака он почти отвык быть наедине с собой, и эта нежданная свобода волновала его. Волнами накатывало смутное чувство ожидания, точнее предчувствия, чего-то нового – такого, что он втайне ждал, надеялся и опасался одновременно.

Тем временем поселок уже проснулся. Щебетание птиц заглушили телевизоры и триммеры, а запахи травы – угар выхлопных газов. Тропинка запетляла по лесу, стало безлюдно, и лишь ветер разгуливал по ней полноправным хозяином. С каждым шагом, по мере удаления от жилья ветер ослаблял, сносил в сторону звуки посёлка, но с грохотом шоссе даже он справиться был не в силах. Никто не встретился и не обогнал его, чему Алекс нисколько не расстроился. Ведь все мы немного социопаты. Лишь на самой опушке, на выходе из леса его обогнал одинокий велосипедист, весело прозвенев в спину, скорее из вежливости, чем по необходимости.

Такт светофора на пешеходном переходе был длинным, и когда Алекс подошёл к нему, велосипедист всё ещё стоял, ожидая зелёный, хотя машин на дороге не наблюдалось.

– Какой молодец, – мысленно похвалил его Алекс.

Вблизи он оказался мальчишкой лет 10-12 со стрижкой «под ёжик», выглядевшим нарочито серьёзным и самостоятельным на своём не по возрасту большом велосипеде.

– Опять ёжик, – на секунду замешкался Алекс, по привычке пропуская велосипедиста на зелёный сигнал светофора. Но стоило им обоим шагнуть на проезжую часть, как что-то темное и зловещее пронеслось прямо перед ними, едва коснувшись своим крылом и опалив своим жарким дыханием.

***

Солнце стыдливо померкло, торопливо уступая место силе более древней и могущественной, чем оно само. Ведь даже Солнце боится умереть...

Смерти не боится только сама Смерть. Но не она пощадила Алекса, ибо Смерть не знает жалости. Его спасла Жизнь, а значит он ей пока ещё нужен.

***

Окружающий мир нахлынул почти весь и сразу, вернув Алекса к действительности яркими красками, запахом резины и резким скрипом тормозов.

В нескольких метрах позади перехода застыл наглухо тонированный черный BMW X5 с номером х666хх. А возле него на обочине сидел мальчишка и рассматривал окровавленную коленку, торчащую из дыры перепачканных джинсов. Рядом валялся такой же перепачканный и прилично помятый велосипед.

– Господи, откуда же всплыло это исчадье 90-х? – подумал Алекс. – А ведь мальчишка мне жизнь спас.

Ожидаемо хлопнула дверь, и разъярённый водитель подскочил к и без того перепуганному подростку. Схватив его за грудки, другой рукой он несколько раз ткнул в свежую царапину на пережнем крыле, а потом, сжав кулак, стал размахивать им перед лицом мальчишки. При этом здоровяк орал так сильно, что его крик заглушал рёв проезжающих мимо автомобилей.

– Люди так громко кричат, чтобы заглушить голос совести, – подумал Алекс, а вслух крикнул:
– Эй, а ну отстань от мальца. На красный же проехал, сам виноват, – крикнул ему Алекс, подходя к водителю и попутно фотографируя мизансцену.

Едва он приблизился, как трое стриженых братков выскочили из машины, как черти из табакерки. Двое, что пониже, прихватили с собой деревянные биты.

– Бейсболисты, мать вашу..., – мысленно ругнулся Алекс.

   Эх, братишки, наколки-купола.
   Эх, братишки, закончилась игра.
   Эх, братишки, судьба сегодня зла –
   Меня везут на кИчу мусорА.

– Спокойно, – сказал себе Алекс и отступил пару шагов назад, чтобы не дать себя окружить. Он продолжал медленно отходить, пока приближающиеся братки не выстроились в затылок друг другу, мешая самим себе напасть одновременно и облегчая этим оборону Алекса.

На мгновение выйдя из-за туч, солнце издевательски блеснуло на приближающихся бильярдных шарах лысин и на лакированных битах. Драться совершенно расхотелось.

Многолетний опыт занятий восточными единоборствами научил, что бьёт человека не чужой кулак, а его же собственный страх. А вот уверенность творит чудеса.

– Стоп, ни шагу дальше, – Алекс опустил руку в карман пиджака и слегка выставил его перед собой.

Братки дружно остановились, перетаптываясь с ноги на ногу. Нарваться на пулю сегодня явно не входило в их планы.

Повисла невольная пауза, которую внезапно нарушили истеричные женские крики:
– Ой, господи, ребёнка сбили, – заголосили сзади.

– Что ж это делается? В полицию нужно звонить, в полицию...

Прохожие постепенно прибывали на место происшествия, но в его ход не вмешивались, предпочитая снимать всё происходящее на смартфоны.

«Гоблины» явно замешкались. Водитель сплюнул, зло пнул велосипед, и демонстративно неторопливо вернулся в машину. Оруженосцы сразу же последовали за ним.

Когда бумер унёсся вперёд, навстречу своей карме, Алекс подошёл к юному велосипедисту:
– Как зовут-то тебя?

– Г-г-гриша, – ответил мальчишка, растирая по запачканному лицу неожиданно накатившие то ли от боли, то ли от обиды слёзы.

– Понятно. – Алекс протянул ему руку. – Ну, вставай, пойдём лечиться.

Все необходимое для экстренной помощи нашлось в ближайшей аптеке. Рана на коленке была неглубокой, Алекс обработал её перекисью водорода и залепил пластырем.

– Терпи, ГриГОРий. Ты же назван в честь Гора, бога неба и солнца, – попытался приободрить его Алекс.

Но разговор как-то не заладился. То ли напоминал о себе пережитый стресс, то ли мысли о предстоящих разборках с родителями по поводу разбитого велика и порванных джинсов, но дальнейший путь они проделали в полной тишине, прерываемой лишь редкими Гришиными всхлипами.

У входа в метро они расстались.

– Спасибо вам, дяденька. Я, пожалуй, пойду, – уныло сказал Григорий и, прихрамывая, покатил своего двухколесного друга прочь.

Проводив взглядом его взлохмаченный ёжик, Алекс открыл стеклянные двери, и метро поглотило его.

***

Когда вечером Алекс вернулся домой, ёжик исправно поджидал его перед входом на веранду. За что был премирован блюдцем молока и приглашением остаться на ночь.


Метро

В вагоне метро было немноголюдно. Все сидячие места были заняты, по-видимому, очень деловыми и увлечёнными пассажирами, сосредоточенно мнущими свои гаджеты. Это считается достаточным основанием не замечать ничего и никого вокруг, в том числе нескольких старушек, недобро сверливших взглядами макушки более проворных конкурентов.

– Вот за это и не любят в России москвичей. В компании они свои «в доску», а вышли за дверь и сразу забили друг на друга. Ни до кого сразу становится, только до себя. Снобизм, помноженный на равнодушие.

Пробежав дежурным взглядом ближний ряд пассажиров, Алекс обратил внимание на девушку с книгой в руках, которая почему-то привлекла его внимание. Молодая, симпатичная блондинка, лет 30-ти, неброско, но элегантно одетая, чем-то выделялась на общем невзрачном фоне. Она излучала уверенность и спокойствие, точнее не так – спокойствие, которое внушало уверенность. Она на мгновение подняла на Алекса задумчивый взгляд, который не обманул его ожиданий своей глубиной.

Пожалуй, глаза – это не зеркало души, как писал незабвенный Лев Николаевич. Глаза – это замочная скважина, через которую душа робко и недоверчиво вглядывается в этот чуждый ей мир. Их взгляды встретились, она улыбнулась ему одними глазами, и Алекс не сдержался и от души широко улыбнулся ей навстречу.

Он пребывал с том прекрасном возрасте «за 40», когда понимаешь, что лучшая половина жизни уже прожита, но всё же надеялся, что и в 50 ещё будет что вспомнить из прошедшего десятилетия. Встретив интересную девушку, Алекс воспринимал её не как сексуально-эротический объект, а произведение искусства, как творение великого Мастера и его дар этому миру. Глупо использовать такой тонкий инструмент, как женщина, исключительно для секса. Каждой женщине можно что-то дать и что-то получить взамен, помимо секса: власть, любовь, урок, вдохновение, совет.

– Деньги, наконец ;-) – пошутил он.

И потому каждая такая мимолетная встреча волновала его, и каждое, неизбежно следующее за ней, такое же быстротечное расставание забирало частицу его внутренней красоты и оставляло ощущение потери, ещё одной упущенной возможности прикоснуться к прекрасному, но быстро промелькнувшему и так и оставшемуся ему чужим миру.

Но интересных девушек было много, а Алекс у себя был один, к тому же он был женат.

   В жизни всё непросто так,
   Всё не просто так случилось,
   Но судьба нам может дать
   Знак, как шанс на милость.

– Уважаемые пассажиры! При выходе из поезда не забывайте свои вещи, – равнодушно вежливо позаботился мужской голос.

Девушка встрепенулась из своей задумчивости и выпорхнула из вагона, едва успев проскочить гильотину дверей.

– И это всё? – вздохнул Алекс и проводил взором исчезающий в толпе силуэт девушки.

Поезд тронулся, а его взгляд рассеянно вернулся туда, куда смотрел предыдущие несколько станций, и Алекс увидел на сиденье, на котором ехала девушка, продолговатый предмет, напоминающий кошелёк.

Сердце учащённо забилось.

– Вот он – Знак, – с волнением подумал он.

Не привлекая особого внимания, Алекс присел и незаметно положил кошелёк себе в карман. Он был довольно увесистый и ещё хранил тепло своей хозяйки.

Алекс осторожно огляделся по сторонам, но к его удивлению, на операцию «кошелёк» никто из пассажиров совершенно не обратил никакого внимания. Это было по меньшей мере странно, так как вагон был довольно плотно заполнен людьми, а не почти пуст, как ему вначале показалось.

– Да, не каждый день кошельки находишь, – подвернувшаяся удача сразу подняла ему настроение, подпорченное утренним инцидентом. – И что теперь делать?

Отнести находку в полицию желания не возникало.

– Это всё равно, что выкинуть, – жизненный опыт подсказывал, что кошелёк лучше пока оставить при себе. – Ладно, вечером решу.

***

Заказав ужин и уютно расположившись за столиком ресторана, Алекс аккуратно достал утреннюю находку. Содержимое кошелька обещало быть интересным, и он почувствовал себя Шерлоком Холмсом из далёких, как детство, книг Артура Конан Дойла. Плотная натуральная кожа кошелька источала тонкий аромат духов с нотками жасмина, сандала и тайны. В памяти сразу же всплыл образ девушки, и Алекс на некоторое время завис в воспоминаниях.

Испытывая неловкость от вторжения в чужую личную жизнь, но принуждаемый обстоятельствами, он открыл кошелёк. В первом отделе лежали несколько банкнот разного достоинства, которые Алекс выложил на стол безо всякого интереса.

Содержимое следующего отдела оказалось более интересным и информативным – в отдельные кармашки были аккуратно распределены банковские карты. На одной из них была эмбоссирована надпись: «IRINA SMIRNOVA».

«Привет, Ирина Смирнова», – мысленно поздоровался он.

   Ира, Ира, Ирочка
   Русая коса
   На щеках румянец,
   Голубы глаза...

Оставался ещё один, последний отдел с кнопкой для мелочи, который Алекс сначала хотел пропустить, но потом решил осмотреть и его, для «полноты картины». Монеток там не оказалась, да и зачем мелочь в Москве, зато лежал маленький ключик из желтого металла, к которому был прикреплен брелок в форме ёжика.

– Ну, ни дня без ёжиков, – улыбнулся Алекс. – Наверное, именно так чувствовал бы себя Буратино, если б нашёл Золотой ключик и Мальвину одновременно. Реверс брелока был украшен совершенно непонятной надписью: «Cave!» (Прим.: пещера (пер. с англ.))

– Ключ от всех дверей, – ему почему-то вспомнился триллер Иэна Софтли. – Или от пещеры.

Явно старинный ключ, несмотря на небольшой размер, выглядел солидно и чем-то внушал уважение. Такому можно доверить и семейные драгоценности, и тайны, и прочие женские радости.

Ничего другого в кошельке не было. Ни фото, ни визиток, ни адреса владельца, ни каких-нибудь любовных писем и прочих женских фенечек.

– Итак, что мы имеем, – подвёл черту Алекс. – Деньги, пластик и ключ.

Стандартный алгоритм поведения при нахождении чужих кошельков обязывал деньги забрать себе, а остальное содержимое выкинуть. И для бывшего владельца урок, чтоб впредь был аккуратнее, и себе подарок без праздника. Ущерб хозяину, по большому счету, минимальный – денег немного, а карты наверняка уже заблокированы банком.

Но у Алекса было противоположное мнение на этот счет.

***

Он не брал чужое по двум причинам. Первая была предельно проста – он просто считал такой поступок неприемлемым в силу своей интеллигентности. А во-вторых, он категорически отказывался взять что-то чужое, прекрасно осознавая последствия данного поступка, ибо «карма не дремлет». Он воспринимал этот вселенский причинно-следственный закон так, как юристы Конституцию – законом прямого действия. Потому что карма не является чем-то абстрактно-удалённым, она настигает нас мгновенно и ежесекундно, ибо наше настоящее – это наше прошлое в будущем.

И если что-то получаешь, то затем непременно что-то отдашь. Причем то, что у тебя появилось, ты уже знаешь, а вот что у тебя «заберут» – нет. И это ещё большой вопрос, когда заберут и чем. Недаром старинная еврейская поговорка гласит: «Спасибо, Господи, что взял деньгами».

Из всего этого следовало, что кошелёк однозначно следовало вернуть хозяину, а уж тем более хозяйке. И обязательно вместе с ключом, потому что ключ – это особая вещь, которую обязательно следует возвращать владельцу. Двери бывают разные, в некоторые просто нельзя входить без хозяев, а есть и такие, в которые и по приглашению хозяев входить не следует.

***

Этим вечером ёжик из леса не приходил, словно ревнуя к своему младшему металлическому коллеге.


Ирина

«Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая: и ты будешь стоять там. Корабль подойдет величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него быстрая лодка. – «Зачем вы приехали? Кого вы ищете?» – спросят люди на берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца; он будет стоять и протягивать к тебе руки. – «Здравствуй, Ассоль! – скажет он». (Прим.: А.Грин «Алые паруса»)

– Осторожно, двери закрываются, – продолжил Грей.

– Причём здесь двери? – недоумённо подумала Ирина.

Пейзаж постепенно растворялся, в журчании ручья послышались непонятные постукивания, а деревья-великаны превратились в покачивающихся в такт движения пассажиров.

Ирина нехотя закрыла книгу. Она много раз перечитывала эту феерию, но так и не смогла начитаться. Яркие краски увлекательных миров, искренность характеров и судеб завораживали её и дарили чудо. А волшебных сказок ей катастрофически не хватало в этом суетном и прагматичном мире. И пусть эти чудеса происходили с другими, зато дарили ей самую трогательную штуку на свете – веру в мечту.

С трудом вернувшись в обыденность, Ира оглядела вагон метро и чуть слышно вздохнула. Ей вспомнилось детство... Будучи папиной дочкой, она получила преимущественно мужское воспитание и в свои 30 совершенно чётко представляла, чего хочет от жизни. И это понимание давало ей уверенность и самодостаточность, которые так привлекают мужчин. Вернее, мужчин привлекала её женская лёгкость, возникшая как неизбежное следствие этих двух качеств. Поэтому от недостатка мужского внимания она не страдала, по крайней мере тех мужчин, чьё внимание ей было интересно. Замуж она не стремилась, но противоположный пол был неотъемлемой и, следовательно, важно частью её жизни.

Она жила одна, но нисколько не комплексовала по этому поводу.

– Значит так нужно. И такая моя судьба, – решила для себя она, поскольку с детства была фаталисткой.

Ирина искренне не понимала тех из своих подруг, кто променял личную свободу на сомнительное счастье спрятаться за мужской спиной. Да и спины зачастую оказывались вовсе не каменными, а картонными. А многие её ровесницы вообще успели сменить по несколько официальных стен, превращая их разрушение то ли в игру, то ли в хобби. Но за свободу, как известно, нужно чем-то платить, и чаще всего тем, то особенно дорого: любовью, временем и вниманием.

Впрочем, от недостатка последнего Ирина не страдала даже в молодости – спасибо родителям за внешность, блестящее образование и московскую прописку. Обдумав и взвесив свои предпочтения, при знакомствах с мужчинами она чётко придерживалась трёх Stop-факторов:

Во-первых, неприятный запах. Неопрятность и неумение следить за собой, порождает неаккуратность, необязательность и прочие «не-».

Во-вторых, неуверенность в себе. Неуверенность порождается страхом, а страх питает ядом и разрушает отношения, как змея, укусившая себя за хвост.

И, в-третьих, грязные и неухоженные руки. Они выдают представителя трудовых профессий, что в большинстве случаев подразумевает недостаточную образованность и низкий IQ.

Если первые три препятствия кандидат преодолел, то можно дать ему шанс на монолог или даже поговорить с ним. Как правило, хватало всего нескольких минут диалога, и становилось очевидным, что этот разговор не стоило и начинать.

Безусловно, она прекрасно понимала бессмысленность всех этих тестов. Потому что женщина выбирает себе мужчину будучи подростком – глазами, в юности – сердцем, а став взрослой – интуицией. А это тайное оружие редко даёт осечки, породив в мужчинах наивную веру, что именно они выбирают женщин, а не наоборот.

***

Ира рано поняла, что окружающий мир сложен и загадочен. Но если в детстве её интерес ограничивался восхищением, то во взрослом возрасте ей захотелось что-то исправить, переделать на свой лад. Сделать мир более удобным и совершенным.

Перебрав множество возможных вариантов, благо эпоха интернета и коучинга к этому располагала, она остановилась на рунной магии. Простые рубленые символы волновали её, пробуждая глубинные воспоминания и ощущения, сохранившиеся на уровне телесной памяти: звёздную ночь, верхушки сосен, отблески костра, запахи свежей травы и ритмы древних мелодий. Древние силы словно вели её, раскрывая свои тайны и дополняя житейскую предсказуемость тайными алгоритмами неизведанного.

Поэтому она скептически относилась к бытующему мнению о «женской логике». Безусловно, она существовала, но отличалась от мужской, ограниченной и сугубо практичной. Женская логика априори шире мужской, как особый симбиоз ума и интуиции. Поэтому она всегда была и будет непонятна мужчинам, неспособным по одному пазлу увидеть картину в целом.

Мы привыкли слушать ум, его голос громче и привычен нам с детства. А от интуиции и внутреннего голоса привыкли отмахиваться, как от надоевшей мысли или дурного сна. Но не зря существует поговорка, что первое мнение самое верное. А его нам дарит интуиция, ведь ей не нужно думать – она быстрее ума. Поэтому к себе надо обязательно прислушиваться, чтобы потом не корить себя словами, типа: «Ну вот, хотела же...», а мужа – «Зря я тебя послушалась».

Именно интуиция и подсказала Ирине изучить руны.

Скандинавская традиция включает 24 руны. Кто-то до сих пор считает руны алфавитом, а кто-то – магическими символами, графическим изображением первозданных сил и энергий. И те, и другие по-своему правы, но только практик, изучивший и проживший руны, способен правильно расставить причины и следствия. Энергии были первичны, и только потом руны приспособили для письменности. Поэтому и произнесённые или начертанные рунные слова – это не просто слова, а магические формулы, «гальдраставы». Да и глагол «начертать» происходит от слова «черта», словно специально созданного для рисования угловатых рун, где отсутствуют плавные изгибы и переходы.

Впрочем, про магическую силу слОва давно забыли, превратив заклинания в пустое сотрясение воздуха.

Любимой руной Ирины стал символ Algiz, он напомнил ей человечка с распростёртыми вверх руками. Это Альгиз – руна помощи и защиты высших сил, достижения целей. Она даёт энергию для достижения конкретных целей при условии, что и ты сам выкладываешься по полной. Активная руна для активных людей.

У обычной, прямой руны Альгиз есть свой антипод – перевёрнутая руна Algiz –символизирующая уязвимость и осторожность. В некоторых традициях прямая руна считается «Руной жизни», а перевёрнутая – «Руной Смерти», и именно их, а не христианский крест в древности высекали на надгробьях рядом с датами рождения и смерти.

Комбинация этих двух вариантов под названием «став», образуя букву Ж, по мнению Фрейда, символизирует объединение высших и низших сил, надсознания и подсознания.

Вот таким сложным и запутанным образом Ёж стал тайным оберегом Ирины. Даже слово «Ёж» состоит наполовину из буквы «Ж», которая напоминает свернувшегося в клубок ёжика. Неслучайно именно Ёж являлся одним из основных оберегов древних славян, которые чтили его как символ восходящего Солнца. Как утро побеждает ночи тьму, так и он своими колючками протыкает мир зла и побеждает его.

Возможно, благодаря этому оберегу, а может по другим причинам, в жизни Ирины было всё непросто, но хорошо. А рунами она пользовалась лишь изредка, например, если куда-то опаздывала или когда не хватало собственных сил для особо важного дела. Для неё это было сродни посещению художественных выставок – нечасто, зато с восхищением и благодарностью авторам.


Встреча

Алекс проснулся. Наступил рассвет, и очередное утро протрубило сигнал извечной битве прошлого с будущим – ещё не до конца проснувшегося от ночных сновидений тела и торопящегося в новый день ума. Хотелось полежать, спрятаться от назойливых дневных забот, но ум настойчиво торопил, напоминая про запланированные встречи и дела. Как обычно, ум победил, и тело уныло поплелось умываться и чистить зубы.

***

Прошлым вечером ёжик не соизволил оказать честь своим присутствием, возможно, по причине неотложных дел или приглашения на другую вечеринку. Но нового друга он не бросил, и пришёл к Алексу ночью во сне. Выглядел он внешне весьма необычно – алого искрящегося цвета с длинным торчащим мехом вместо колючек. Ежик лежал на спине и довольно улыбался. Алекс не удержался и погладил его по животику. Рука ощутила теплоту астрального тела.

– Значит, ты настоящий, а не мнимая проекция.

Словно в подтверждение его слов ёжик заулыбался ещё шире.

– Интересно, а настоящий ёжик боится щекотки? Надо будет попробовать...

***

Алекс выработал привычку вспоминать интересные сны сразу после пробуждения, пока события были свежи в памяти. Наш мозг не считает сны чем-то жизненно необходимым, возможно поэтому дневные впечатления так стремительно стирают сны из нашей памяти.

Сон сразу напомнил о брелоке и его пропавшей хозяйке. Алекс принялся обдумывать, как вернуть вчерашнюю находку, и ему почему-то захотелось сделать это лично, не доверяясь посредникам в лице почты.

Как минимум следовало узнать её домашний адрес. Но из-за распространённости фамилии сделать это сложно, но всё-таки возможно. По номеру карты можно пробить владельца через банк, но это потребует задействовать весьма важные контакты, а это Алекс пока не считал необходимым. Что-то подсказывало, что он должен всё сделать сам. Можно попробовать разыскать девушку самостоятельно, полагаясь на логику, судьбу и на её улыбку – удачу.

Если девушка ездит этой веткой регулярно, к тому же с пересадкой, то, возможно, она предпочитает один и тот же вагон. Однако ни в этот день, ни на следующий незнакомка так и не повстречалась.

***

Тогда пришлось приложить дополнительную логику и смекалку. Поскольку станция Алекса была предпоследней, следовательно, девушка могла отправиться только с конечной станции. На следующий день он решил приехать на конечную станцию заранее и попытаться встретить девушку там.

***

Алекс узнал её сразу, хотя не старался специально запомнить, да и одета она была по-другому – более празднично, как ему показалось.

– Словно для меня старалась, – улыбнулся он.

Он зашёл следом за ней в вагон и встал поодаль. Сразу подходить не захотелось, то ли от неловкости, то ли от робости, и Алекс решил пока просто понаблюдать. Он то ли задумался, то ли увлёкся, но наблюдение закончилось неожиданно, когда она встала и приготовилась к выходу. Вагон остановился – пора было действовать.

– Здравствуйте, Вы меня узнаёте? – немного смущенно и самонадеянно спросил он, перегородив ей дорогу на перроне.

Девушка подняла на его взгляд.

– Ну да, помню. Мы с вами встречались здесь же, в метро, – в её глазах забегали весёлые искорки. Повисла неловкая пауза.

– Ирина, Ира, – неожиданно для себя сказала она и протянула руку. Чем-то родным повеяло от незнакомца, словно они уже давно были знакомы или, по крайней мере, часто встречались ранее.

– Знаю, – едва не вырвалось у Алекса. – Алексей, Алекс. Очень приятно.

– Вы знаете, у Вас волшебное имя, – улыбнулся он, понимая, что совсем разучился разговаривать с молодыми девушками. – И-РА, вы соединяете людей с Ра, Богом солнца.

Так с ней ещё никто не знакомился.

***

Обменявшись любезностями по поводу возвращенного кошелька, они прошли немного по скверу, шутя про рассеянность и болтая о всякой ерунде. Внезапно Ирина остановилась.

– А знаете, что, – она на секунду задумалась, – Примите от меня в подарок этот ключ, он старинный и золотой, правда-правда.

Она достала из кошелька ключик с брелоком ёжика и улыбнулась:
– Честность должна быть вознаграждена.

– Ну какая же это будет тогда честность? – парировал Алекс.

– Берите, берите. Это ключик от бабушкиной шкатулки, замок в ней давно сломался, а ключ остался. Ношу с собой по привычке, сама не знаю почему.

Она сделала это от чистого сердца, в неподдающемся логическому объяснению душевном порыве. О том, что это был её оберег, в который она вложила целый ворох рунной магии, она говорить, конечно же, не стала.

– Будем считать, что это ключ от вашего сердца, – пошутил Алекс и сразу же пожалел об этом, настолько неуместно прозвучали его слова.


Суббота

– Чем может привлечь мужчину средних лет молодая девушка, кроме своей красоты и молодости? – решил пофилософствовать Алекс, завтракая у себя дома субботним утром. Вопрос конечно риторический, а вот ответ не так очевиден:
– Тем, что ты ищешь!

Сегодня вечером они договорились встретиться с Ириной в сквере у метро, где расстались накануне. Времени на сборы было ещё достаточно, цветы продавались неподалёку, поэтому оставалось достаточно времени не спеша выпить кофе и поразмышлять о жизни.

Итак, что мы имеем. Молодую симпатичную девушку с хорошей фигурой, большими глазами и умным взглядом. И мужчину средних лет, чей гормональный фон уже не переклинивает мозг сексуальным желанием обладать всем, что движется. Ради чего она готова встречаться с ним? И ради чего он готов встречаться с ней, к тому же будучи ещё и женатым?

Алекс искал ответ-цель, или, по крайней мере, ответ-оправдание, но нашёл ответ-вдохновение. Для себя он нашёл ответ – причиной тому оказалось Любопытство, жажда жизни и приключений, познание нового.

***

Любопытство – это не порок, а дар Божий, данный людям в утешение. Подслушивать за соседями и подглядывать в замочную скважину – это не любопытство, а бездуховность и информационный вакуум личной жизни. Или, говоря проще, банальная скука. А настоящее Любопытство сродни творчеству, музыке или поэзии. Оно словно редкий ночной гость в темном плаще со шпагой. Или президент, которого все знают, но мало кто встречал.

Живет обычный человек своей обычной жизнью, работает, деньги зарабатывает, имеет квартиру, машину, семью и всё такое. И продолжается эта идиллия лет до 40-50, пока в один прекрасный день он не почувствует лёгкое беспокойство. Вроде бы всё в его жизни хорошо, и колея накатана, и проблемы решены, и человеком он стал не последним, а даже очень и очень уважаемым. А когда смутное беспокойство охватит его полностью, все его мысли, он даже температуру измерит на всякий случай или к доктору сходит. Но нет температуры, а значит – здоров.

И тогда он в одиночестве и в полной растерянности сядет в уютное домашнее кресло и задумается. И рано или поздно, но неизбежно услышит, как внутренний голос спросит его: «Зачем?» или «Для чего ты живёшь?» или «В чём смысл жизни?» или «Что ты оставишь после себя?» или «Ты помнишь свои детские мечты?» или...

И тогда он с ужасом, слезами и соплями поймёт, что вся эта суета, работа, телевизор, газеты, гаджеты украли две трети его жизни, и что самое лучшее в его жизни УЖЕ произошло.

   Пробыть, прожить,
   Проесть, проспать.
   Пустая жизнь
   Прошла опять...

А следом его накроет ещё более убийственное осознание, что всем его мечтам, неважно каким: детским, взрослым, тайным – любым, уже не суждено сбыться. Просто не хватит времени и сил, остатка жизни, чтобы их реализовать. Это тупик, где жизнь во всем своём многообразии теряет смысл. Если нет цели, то и некуда идти, остаётся в лучшем случае ходить по кругу, а в худшем – бежать на месте от самого себя.

Если с вами такое было или происходит сейчас, знакомьтесь – это «кризис среднего возраста». И это не Рубикон, который переходят единожды и забывают, как страшный сон. Это шторм тоски и безысходности, волны которого накатывают пусть и с разной периодичностью, но каждый раз неумолимо и безжалостно, пока катарсис девятого вала не сломает психику окончательно. Или же не смоет с тебя все наносное, оставляя в первозданной наготе наедине с судьбой.

И чем больше человек обременён интеллектом и образованием, тем раньше, сильнее и чаще накатывают на него эти волны.

И чем больше в человеке мужчины, тем выше волны. И не спрятаться ему от них, потому и пьют на Руси мужики. Даже спасательные круги – смысл жизни и цели окружающих его близких – не спасают, ибо не становятся своими, как для большинства женщин.

И чем больше его страна, тем он беззащитнее. Тем безразличнее для державы его заботы, тем меньше слышен его крик о помощи в грохоте супер/мега проектов.

И чем более он русский, тем тяжелее ему подниматься с колен рефлексии под грузом исконно русской склонности к самокопанию. Но, к сожалению, не к самобичеванию, поскольку на ответ на вопрос: «Кто виноват?» редко ищут в зеркале.

И вот когда уже погасла последняя надежда и выпита вся водка, когда обыденность удушливым комком подкатывает к горлу, и на мысли о суициде внутренний голос всё чаще отвечает: «А почему бы и нет?», вот тогда ранним, чистым, как слеза младенца, утром, и является мисс Любопытство.

Лёгкая и весёлая, она ворвётся в его жизнь первыми лучами солнца, с милой улыбкой и запахом трав. Жди её, будь готов к встрече с нею, обними, защити от коварных шрамов обыденности.

А когда ты примешь её всей своей израненной душой, она откроет тебе великую тайну – тайну Жизни. Наклонившись, щекоча ухо своими роскошными локонами, она прошепчет тебе, что жизнь красива и удивительна и что она совсем не такая, какой кажется. Что есть реки и горы, и они – живые, и вся Земля тоже живая. Что мы узкими диапазонами своих органов чувств, как слепые котята, просто неспособны познать всю красоту окружающего мира. Но лишь можем, и даже обязаны её почувствовать.

Прошепчет, что наша Жизнь – это главное чудо, вероятность возникновения которой так мала, что статистика скромно умолкает и стыдливо прикрывается статистической погрешностью. А ещё есть интуиция, Бог, внутренний голос, духи, стихии и ещё много и много чего интересного.

А потом Любопытство берет твою руку в свою тёплую ладошку и ведёт тебя одной из тысяч своих тропинок, которую ты сам выбрал для себя. Твоей тропинкой. И пускай эта тропинка рано или поздно закончится, но она превратится в линию, а у линии есть начало и есть конец, а следовательно, и цель.

***

Каждая женщина – это Тайна, загадка, иная вселенная. Её создал Бог, как искусный ювелир, а в его в колье человеческих судеб, как известно, лишних бриллиантов не бывает. В нём каждая женщина, как драгоценный камень, сверкает своим неповторимым блеском. И чем глубже женщина, те дольше пробудет с ней мужчина, разгадывая её тайны. Чем дольше она будет скрывать под одеждой свои «впуклости и выпуклости», тем интереснее будет мужчине разглядывать каждый сантиметр её тела.

Но мужчины бывают разные, некоторым разгадка не под силу, в силу их собственной посредственности, как Лантэну де Мопассана (Прим.: Ги де Мопассан «Драгоценности»). Но Алекс себя к таковым не относил.

Главное, чтобы ОНА была его женщиной, а Ирина ею действительно была. Алекс был в этом абсолютно уверен.


Сквер

Мужчины стремятся любой ценой «удрать» с кухни, даже если там есть телевизор, потому что любая, даже самая маленькая кухня – это территория женщины, и там она полноправная хозяйка и госпожа.

Ирине не очень нравилось готовить, но делала она это с удовольствием поскольку жила одна, готовила изредка и только, что захочет и когда захочется.

Сегодня она решила сварить суп, благо процесс это не быстрый, и есть время поразмышлять. Суп – это кухонная махинация, настоящее кухонное творчество. Вы замечали, что каждый раз из одних и тех же ингредиентов суп получается разным? Это потому, что в его приготовлении важно всё: кому его варят, с каким настроением и даже как хозяйка его помешивает.

В отличие от других блюд со строго выверенными рецептами, суп – это просто кладезь творчества. У каждой хозяйки есть свои проверенные рецепты, пропорции и приправы. Поэтому, если хотите завоевать мужчину – непременно накормите его супом, и он запомнит вас навсегда, ибо супов, как и женщин, одинаковых не бывает.

– Уж не влюбилась ли ты, подруга? – задала себе вопрос Ирина. – И у тебя сегодня свидание.

– Стоп. А ведь он женат.

Она была в этом убеждена и совершенно уверена. Женщины всегда чувствуют в мужчинах заботу посторонних женщин. Встречаться с женатым мужчиной – значит делить его с кем-то, быть для него вторым номером, а это изначально подразумевало фальшь отношений, смириться с которой она не могла.

– На чужом несчастье счастье не построить, – в справедливости этой поговорки она была уверена.

– Но он же тебе понравился, и ты ему тоже. Может быть это твой шанс? Ты же ещё не встречала таких мужчин. Все имеют право на счастье.

– А если у него дети? Или жена беременна?

– Чушь. Признайся себе, что ты боишься новых отношений.

Но, несмотря на терзавшие её внутренние сомнения, в душе она понимала, что решение уже принято, и на свидание она пойдёт.

В результате суп получился на удивление вкусным, вот только кормить им было некого.

***

Алекс купил букет чайных роз и ровно за 10 минут до назначенного времени стоял в условленном месте.

– Девушка не должна ждать, – старомодно считал он.

Выбирая в магазине между бордовыми и чайными розами, он без колебаний выбрал чайные, посчитав этот цвет более подходящим молодой девушке.

Настроение было приподнятое, вспомнилась молодость и те давние времена, когда за неимением роз было принято дарить девушкам гвоздики. Потом память перенесла его в боевые 90-е – эпоху зарождения дикого капитализма, а затем унесла ещё глубже, увлекая за собой, и закружила в воспоминаниях.

***

Алекс не знал, что Ирина уже давно пришла и сейчас наблюдала за ним через окно ближайшей кафешки. Вкусный капучино с карамельной пенкой, который она так любила, так и остался сиротливо стоять на столике. Ум и чувства буквально разрывали её. Два непримиримых врага – прошлое и будущее, жизненный опыт и мечта – бились за настоящее, пытаясь склонить его на свою сторону. Она смотрела на Алекса и не могла решиться сделать шаг ему навстречу.

***

– Как глупо всё получилось, – грустно подумал Алекс, прождав почти час. Дожидаться дольше не имело смысла.

– Сам виноват, возомнил о себе чёрт знает что. А ещё планы там всякие строил, герой-любовник. Не нужен ты уже 30-летней девчонке. Не-ну-жен.

Его самоуверенности был нанесён сокрушительный удар, точнее даже не удар, а щелчок по носу. Но даже его хватило, чтобы все надежды рассыпались и уступили место разочарованию и грусти. Роман закончился, даже не начавшись.

– Этот сквер от слова «скверно», – он окинул увядающие деревья прощальным взглядом, положил букет на ближайшую скамейку и ушёл.

***

Ирина смотрела на него, ждала чего-то и давилась слезами. Она понимала, что упускает что-то большое и светлое, что второго шанса у неё уже не будет, и этот Грей уплывёт навсегда. И дело даже не в том, что они забыли обменяться номерами телефонов, просто Грей никогда не приплывает дважды.

Когда он положил букет, она не выдержала. Чувства победили, и она, схватив плащ, выбежала на улицу.

– Алекс, Алёша, я здесь... – прокричала она, но было уже поздно.

Жёлтые шашечки такси равнодушно свернули за угол, увозя с собой осколок её прошлой жизни и надежды на будущее. И только осенний ветер шелестел лепестками роз.
Она подняла букет и прижала к себе. Нежные цветы пахли осенью и разлукой.

   Мальчишки строят планы,
   А девочки – мечты.
   Но все хранят в карманах
   Кусочки красоты.

– Да хранит тебя Бог, – прошептала она.

Алые паруса уплыли, Ирина осталась на берегу одна – уже не по Грину, а по Пушкину, и это совсем не Happy End.

Впрочем, его никто и не обещал...

Занавес.


Офис

Случаются дни, которые хочется забыть, побыстрее вычеркнуть из своей памяти.

Наступило ясное солнечное утро, возможно последнее этой уходящей осенью, но настроение у Алекса было подавленное. Как-то изменить ситуацию он не мог, оставалось лишь ждать и верить, что время притупит боль и подыщет ему новые надежды. Всё рано или поздно заканчивается, даже жизнь, уж не говоря о душевных страданиях.

В сложные моменты, когда теряются ориентиры и земля уходит из-под ног, растерянное сознание ищет опору в ценностях абсолютных, непреходящих. У всех они могут быть разные: музыка, поэзия, семья, дом, но обязательно свои, родные.

Алекс любил свой дом, хотя и старался придерживаться принципа: «Мой дом там, где я».

   Совсем один я потерялся
   Средь этих каменных трущоб.
   А где мой дом? Вдали остался.
   Он там, где не был я ещё.

Он не был рабом своего дома, принуждающего живущих в нём людей, поддерживать его, дома, порядок и правила. Дом скорее стал ему близким другом, помощником в делах, поэтому небольшой мужской беспорядок здесь постоянно присутствовал.

– Мой дом – это перевалочная база между прошлым и будущим, – любил повторять Алекс. Он почувствовал необходимость навести порядок и немного убраться, словно надеясь вместе с вытертой пылью стереть впечатления вчерашнего дня.

Но закончить уборку ему не дали.

***

Звонки с работы в выходной день, как правило, не предвещают ничего хорошего, а если звонит начальник службы безопасности – то и подавно.

– У нас в офисе ЧП, требуется Ваше присутствие. Машина уже выехала.

***

Как любой руководитель IT– компании, Алекс ревностно охранял свои секреты.

– Информация в наше время превыше всего, – он это прекрасно понимал и на охрану с безопасностью денег не жалел. Гарантированную защиту офиса обеспечивала интеллектуальная система доступа с круглосуточным видеонаблюдением. Для информационной защищённости внутреннюю сеть создали полностью замкнутой, а для выхода в интернет выделили отдельные компьютеры, что обеспечивало сохранность конфиденциальной информации. Все наработки и образцы хранились в личном сейфе Алекса, ключ от которого был только у него. И всё это дополняла охрана самого офисного центра Москва-Сити.

В машине он мысленно перебирал возможные способы проникновения и размер потенциального ущерба, но действительность превзошла самые худшие его опасения. Это как с прогнозом погоды – если обещают солнечную погоду, то не факт, что она будет, а вот дождь случится обязательно.

В офисе всё было перевернуто вверх дном, точнее не всё и не везде, а только там, где искали. Грабители действовали аккуратно, стараясь особо не шуметь и в тоже время не тратить времени даром. Ящики столов были взломали, и всё их содержимое валялось рядом на полу. Но это было ещё полбеды. Вскрыли серверную и украли жесткие диски, а это было уже серьёзно. Не смертельно, поскольку информация хранилась в зашифрованном виде и копировалась в облако, но критично. Всё, что закодировано можно раскодировать, это вопрос желания, времени и ресурсов.

– Что с сейфом? Неужели и там пусто? – Алекс зашёл к себе в кабинет по белому ковру раскиданной по полу бумаги и сел за стол. Под ногами что-то противно хрустнуло – то ли сломанный пластик, то ли битое стекло. Вокруг царил полнейший беспорядок, но судя по количеству разбросанных по полу вещей, здесь искали более тщательно. Сейф нашли и пытались вскрыть, но не успели – по-видимому, подоспела охрана.

– Слава Богу, – облегчённо выдохнул Алекс, – значит не всё потеряно.

***

Выслушав доклад «безопасника», Алекс расстроился ещё сильнее. Грабители оказались первыми, кому удалось дезактивировать часть камер видеонаблюдения офисного центра, следовательно, действовали профессионалы экстра-класса. Казалось, они предусмотрели всё: отключили сигнализацию и видеонаблюдение, тайно проникли в офис, но их подвела случайность – при выемке серверных дисков сработала программная защита и прошла тревога, о которой они не предполагали.

В критической ситуации мозг Алекса работал как ЧИП, который разогнали на максимальную частоту. Быстро, чётко и по-деловому. Из любой ситуации он привык извлекать уроки и делать выводы.

Во-первых. Организовать уборку офиса, приобрести новые жёсткие диски взамен украденных, подать документы на страховое возмещение, провести общее собрание и успокоить сотрудников, возобновить работу. На всё – 2 дня. Сроки выполнения работ по договорам никто не отменял. Этим займётся зам.

Во-вторых. Оформить заявление в полицию, собрать всю возможную информацию о преступлении, проинструктировать сотрудников, усовершенствовать систему сигнализации, организовать круглосуточную охрану офиса 24/7. На это 3 дня, за исключением сигнализации. Это входит в обязанности начальника СБ.

В-третьих. Надёжно перепрятать содержимое сейфа (исходные коды, алгоритмы и образцы), оценить целесообразность личной охраны, как минимум понять, что искали, как максимум – найти и наказать заказчика. Этим придётся заняться самому.

– Если грабители не нашли то, что искали, то наверняка попытаются проникнуть ко мне домой, поэтому там прятать смысла нет, – рассуждал он. – А лучше спрятать возле дома, в тайнике. Это неудобно и наверняка замедлит работу офиса, но после сегодняшнего инцидента даже вариант с банковской ячейкой не вызывает доверия. Мастерство преступников впечатляло и напоминало скорее действия спецслужб, чем банальных грабителей.

– Будем надеяться, что злоумышленников скоро найдут, – вслух произнёс Алекс, подводя черту под первым пунктом плана. – Или найду.

Учитывая сложность преступления, в помощь полиции верилось с трудом.

С личной охраной Алекс решил повременить. Судя по похищенным серверам, грабителей интересовали его разработки, а не он лично. И уж тем более не его деньги – в офисе большие суммы никто не хранит. Да и свободных денег у него почти не было, все вложены в проекты, а из-за программ у нас пока никого не убивают.

***

Оставалось выяснить, что искали, и тогда, поняв цели грабителей, будет проще установить заказчика. IT-сфера достаточно интеллектуальна и закрыта, здесь все про всех всё знают. В этом бизнесе, где люди профессионально зарабатывают своими мозгами, не принято «мочить» конкурентов. Целесообразнее выкупить бизнес или отдельную понравившуюся разработку, чем её украсть. Получится себе дороже, мало ли какие сюрпризы и скрытые алгоритмы заложил автор.

Существовала также вероятность, что планировали нанести удар не по нему и его бизнесу, а его клиенту. Заказчиками Алекса являлись госкорпорации, банки, крупные компании, соответственно, и конкуренты у них были не слабые. И не бедные, если так потратились на организацию кражи, ведь спецы такого уровня точно стоят недёшево. Возможно, не обошлось и без помощи спецслужб, а это многое бы объясняло, но об этом Алекс даже думать не хотел. Время было дорого, чтобы тратить его впустую и бесполезно расстраиваться.


Открытие

Ночь выдалась тихая и безлунная. Темнота окружила дом, и лишь свет из окон чуть отгонял её, не пуская внутрь. Время словно остановилось, сжатое вакуумом тьмы, впрочем, не особо этим расстраиваясь и никуда не торопясь – времени у времени было много.

– Словно один во всей вселенной, – подумал Алекс, сидя на веранде с чашкой ароматного «чая без чая».

Удивительно, насколько просто темнота, плед и чашка чая могут подарить божественное чувство защищённости. Постепенно исчезаешь, растворяешься в действительности, словно тебя нет ни для кого. Но ты есть, и это прекрасно.

Адреналин дневных переживаний ещё будоражил кровь, и спать совсем не хотелось. Мысли невольно возвращались к событиям прошедшего дня и пытались найти ответ на мучивший Алекса вопрос.

– Что же искали в офисе? – это главный вопрос, ответ на который послужил бы отправной точкой разгадки.

Алекс был горд своими разработками. Их было немало, и все они были ему одинаково важны и интересны. В большинстве случаев это были узко специализированные программы, созданные под конкретного заказчика. Следовательно, никакой практической ценности для преступников они представлять не могли. Ну кому, допустим, нужна операционная система управления железными дорогами, кроме самих железных дорог?

Чайная ложка мёда ход мыслей не ускорила, но сделала его более приятным.

Пожалуй, только одна разработка потенциально могла заинтересовать широкий круг заказчиков. По договору с одним из российский банков из ТОП-5 его фирма разрабатывала уникальную систему верификации клиентов, которая должна была обеспечить максимально надёжную защиту транзакций и персональных данных. Разработка была рассчитана на перспективу, поскольку существующая дактилоскопическая система идентификации имеет существенные очевидные недостатки, а в будущем, с развитием вычислительных мощностей, сетей 6G и выше, её уязвимость могла стать критичной.

Требовалось создать такой человеко-программно-аппаратный комплекс, который сочетал в себе максимальную надёжность с минимальными неудобствами для клиента. Алексу пришла идея соединить для этого смартфон и банковскую карту, используя систему бесконтактных платежей. Для авторизации было необходимо лишь приложить банковскую карту к смартфону и ввести на клавиатуре PIN-код. В этом случае информацию зашифровывала сама банковская карта, а это устройство пассивное, автономное, без батареек, не перепрограммируемое – в него невозможно загрузить вирус, да к тому же дешёвое. Но при всех плюсах, эта концепция имела слабое место – PIN-код. Он хотя и считывался непосредственно с клавиатуры смартфона и передавался в банк в зашифрованном виде, потенциально мог быть дешифрован злоумышленниками.

В физические принципы функционирования Алекс особо не вникал, лишь слышал от коллег про когерентность волн и прочие физико-математические премудрости. Вся разработка была поделена им на обособленные специализированные сектора, за которые отвечали узкопрофильные специалисты. Задачей Алекса было скомпилировать все эти узкие наработки в общий алгоритм, и только ему была известна его внутренняя структура и взаимосвязи, без которых каждый компонент комплекса был хотя и безусловно важен, но совершенно бесполезен.

Работы находились в завершающей стадии, почти всё уже было готово, за исключением этой самой проблемы шифрования. Нужно было торопиться, потому что идея хотя и была безусловно интересной, но с развитием техники и сотовой связи могли появиться более заманчивые предложения.

Эта разработка безусловно могла заинтересовать злоумышленников, если бы не одно «но»: ничто не мешало впоследствии приобрести её легально и также легально использовать. Риск разоблачения кражи, помимо уголовного преследования, мог нанести такой серьёзный репутационный вред, который многократно превысил бы затраченные на покупку средства. Из этого следовало, что банки не могли быть заказчиками кражи, а это опять тупик.

– Завтра обсудим, может кто-то из коллег идею подбросит, – ночная усталость начала сказываться, и оставалось только надеяться, что предстоящий день сложится лучше прошедшего.

***

Спал Алекс беспокойно, балансируя на грани сна и бодрствования. Под утро приснилось, словно он идёт по разгромленному офису, а под ногами хрустит и крошится битое стекло. Алекс наклонился, чтобы смахнуть осколки рукой и сразу же больно укололся, но не о стекло, а об иголки ежа, в которого эти осколки превратились. Ёжик улыбнулся и, свернувшись в клубок, упал набок. Затем встал, и опять упал набок. И так три раза.

– Интересно, это ёж или ежиха, – почему-то подумал Алекс, озадаченный таким его поведением. И сразу проснулся.

***

Наступило утро, новый день обещал быть хлопотным и беспокойным, поэтому утренняя дрёма сразу уступила место дневной активности. Несмотря на бессонную ночь настроение было на удивление приподнятым, словно в предчувствии чего-то, что обязательно должно случиться, и что это что-то будет непременно большим и светлым. Как у невесты перед свадьбой – будущее не изведано и волнительно, но она уверена, что всё будет хорошо, ибо всё уже решено, и судьба ведёт её за руку. При условии, конечно, если она выходит замуж по любви.

На немудрёный, на скорую руку завтрак Алекс приготовил гречку – эту палочку-выручалочку холостяков и лекарство для всей страны в период массовых психозов. Обжёгшись горячим кофе, он решил чуть сбавить темп и поесть не торопясь. Благо несколько минут в его ситуации ничего не решали, а водитель ещё не приехал. Обожжённый язык слегка покалывало, и Алексу вспомнился нынешний сон про ёжика на боку, свернувшегося клубком.

– И всё-таки кто он: мальчик или девочка? – в задумчивости его рука рисовала ложкой замысловатую завитушку, больше похожую на улитку, чем на ёжика. Темные крупинки гречки с капельками масла, словно ежиные глаза, подмигивали озорно и весело.

– Стоп, – громко сказал Алекс, и его рука замерла в воздухе, словно повинуясь этому незримому приказу. – Да ведь это же... Ну как же я сразу... Ну конечно, это же спираль – графическое изображение ряда Фибоначчи. Нужно построить алгоритм на числах Фибоначчи! Получится самораспаковывающийся код, который легко расшифрует получатель, но не сможет посторонний.

– А можно пойти дальше – кодировать не только текст, но и голос. Тогда, приложив банковский пластик к телефону, можно разговаривать о чём угодно и с кем угодно, не боясь быть прослушанным, – от открывшейся перспективы захватывало дух.

***

Алгоритм кодирования получался настолько простым и содержал в себе такую многовариантность, что расшифровать его было совершенно нереально. Словно белый цвет разложить на цвета радуги, а затем их перепутать – исходный цвет уже никогда не получится. Если даже постороннему удастся скачать переписку или записать разговор, украсть фото, пароли, другую важную информацию, то понять разговор или прочитать переписку он не сможет. Точнее, сможет, но времени на дешифровку потребуется столько, что она потеряет всякий смысл. Как шутил Ходжа Насреддин, пообещавший эмиру за 20 лет выучить ишака читать, «за двадцать лет кто-нибудь из нас уж обязательно умрёт – или я, или эмир, или ишак».

Окружающий мир, словно стремясь соответствовать его приподнятому настроению, радовал и радовался вместе с ним. Утреннее солнце разбрызгивало свет в редких каплях росы, превращая кусты и деревья в замысловатое полотно солнечного света со вспыхивающими искорками звёзд. Воробьи чирикали веселее, чем обычно, ветер ласково обдувал лицо, а воздух пьянил осенними ароматами.

– Какое чудесное утро, – Алекс вышел на веранду и вдохнул полной грудью. Внутри него всё пело, переполняя искренней, детской радостью, словно он всю ночь летал во сне и поймал удачу за хвост.

***

И действительно, удача этим утром сопутствовала Алексу. Всё складывалось, всё получалось, словно корабль его мечты поймал попутный ветер и стремительно мчался к прекрасным берегам надежды.

Водитель приехал ровно в 10:10, и все светофоры встречали их исключительно зелёным.

   Ах, удача! Ты, удача,
   Для кого-то крупная, у меня – иначе.
   А кому-то верная, но не мне, а значит,
   Ты изменила мне опять
   С каким-то мачо.


Финал

– Все гениальные мысли приходят свыше, и не факт, что тебе одному, – сказал себе Алекс и принялся сразу записывать придуманное. Удобно расположившись на заднем сиденье автомобиля, он положил стопку бумаги на портфель и на минуту задумался. Вначале медленно, подбирая и формулируя мысли, а затем всё быстрее и азартнее он принялся торопливо рисовать блок-схемы и формулы будущей программы. Светофоры по-прежнему подмигивали зелёным, но это уже слабо помогало – ближе к центру машин становилось всё больше и, судя по пробкам, ехать предстояло ещё долго.

Спустя некоторое время с десяток страниц были исписаны аккуратным разборчивым почерком. После того как мозг выгрузил всю информацию на бумагу, Алекс убрал драгоценные записи в портфель, удовлетворённо выдохнул и огляделся по сторонам.

Москва блистала, отражая и дробя солнечные лучи в окнах домов, витринах и зеркальных гранях торговых центров. Красный и жёлтый цвета по праву времени года уже отвоевали у зеленого цвета свою долю парков и скверов. Но крупные капли дождя напоминали уже не весенние слёзы радости, а скорее слезы расставания, наискось перечёркнутые прохладным осенним ветром. Лето уходило, а с ним уходили и все его достижения, и несделанные дела, и несбывшиеся мечты. Осень – время цыплят, грусти и поэтов.

Зазвонил телефон, номер был незнакомый, и пока Алекс размышлял отвечать, на звонок или нет, вызов прекратился. Он рефлекторно опустил руку в карман пиджака, и что-то больно укололо палец. Оказалось, это напомнил о себе недавний подарок, о котором он уже немного подзабыл. Алекс извлёк на свет брелок с ключом:

– Укол ёжиком, – ему пришёл на память «Укол зонтиком» с незабвенным Пьером Ришаром – самым популярным комиком СССР 80-х после Аркадия Райкина.

События последних дней своей интенсивностью невольно притупили горечь несостоявшегося романа и казалось, что его знакомство с Ириной состоялось уже очень давно, в прошлой жизни. Но нет ничего больнее несбывшихся надежд, пусть даже и таких призрачных.

Он совсем не обижался на Ирину и уж тем более не держал на неё зла, ибо с возрастом стал мудрее, а мудрость и злоба несовместимы. Люди редко воспринимают зло как собственную проблему и ещё реже дорастают до осознанного выбора между мудростью и обидой на весь мир. Алекс для себя выбрал мудрость.

И уж тем более он не считал себя вправе осуждать её либо её выбор. Если она так поступила, значит у неё была на то причина, а может даже несколько. Очевидно, она страшилась новых отношений, защищаясь от окружающих, словно ёжик от врагов. Но защищаться от мира или принять его – это серьёзный личный выбор, и у каждого он свой.

Рождается маленькая девочка, она нежна и беззащитна, как цветок лотоса. Но с годами жизнь её становится трудна и жестока. Под северными ветрами она взрослеет, обрастает одеждами, и чем их больше, тем плотнее и грубее они становятся, и это правильно – так её сложнее ранить. Но наступает время, когда одежды грубеют так, что превращаются в доспехи, и эти доспехи закаляются и могут сравниться по прочности с мужскими. Как же тяжелы они и как же трудно идти в них по жизни, а тем более спать. И чем меньше этих доспехов, тем ближе женщина к той маленькой девочке из прошлого, тем нежнее и тоньше её одежды, тем она счастливее. И тем выше заслуга мужчины, который рядом. Это он помог ей разоблачиться, и вот уже она, молодая и прекрасная, предстала перед ним в тонкой кружевной одежде, которой почти нет, ибо она сама готова её снять. И настоящий мужчина забирает её доспехи, надевает поверх своих и становится неуязвимым.

Вот для этого нужны мужчины женщинам и женщины мужчинам, а вовсе не для того, чтобы лампочки вкручивать и борщи варить.

Многообразие взаимоотношений увлекло Алекса в пучину воспоминаний и незаметно вычеркнуло из реальности. А вернуло его обратно отчётливое чувство тревоги и смутной недосказанности. Он ещё раз покрутил в руках брелок и странная надпись «Cave!» опять бросилась в глаза.

– Ну же, давай, соображай, – словно торопил его внутренний голос.

Внезапная догадка осенила Алекса – надпись была не на английском, а на латыни.

– «Cave!» – прошептал он. (Прим.: Остерегайся! (пер. с лат.))

***

– Шеф, возможно, у меня паранойя, но за нами хвост. Две машины. Уже два раза на жёлтый притормозил, так они за нами на красный проскочили.

Словно почувствовав, что слежка обнаружена, одна из машин резко ускорилась и поравнялась с нами. Водитель явно занервничал:
– Может, попытаемся оторваться, шеф?

– Вот она – настоящая машина киллера, – подумал Алекс. Слегка тонированная, с потёртым «некрасивым» номером, в меру грязная, цвета то ли светло-серого, то ли тёмно-голубого. Это только в боевиках убийцы ездят на Мерседесах и Брабусах. А настоящий киллер старается быть незаметным: сделал дело, запрыгнул в такое вот авто и уехал. И никто не вспомнит, что это был за автомобиль, когда приехал и куда уехал. Если бы я работал шпионом, то ездил бы именно на такой.

Ответить водителю он не успел, машина преследователей резко оттеснила их к обочине, точно рассчитав время и место. В звенящей тишине раздался удар, и машина Алекса врезалась точно в фонарный столб.

– Хорошо, что пристегнулся, – успел подумать Алекс, прежде чем сработали подушки безопасности, и он на мгновение потерял сознание.

***

В окне мелькнула рукоятка пистолета, раздался удар, и Алекса осыпало осколками битого стекла. Не дав опомниться, незнакомец схватил с сиденья портфель и направил на него пистолет.

– Всем сидеть и не рыпаться, – чёрный кружок ствола попеременно поворачивался то на него, то на водителя. Не выпуская пистолета из рук и не поворачиваясь, киллер, а что это был именно киллер, Алекс теперь не сомневался, медленно отходил к своей невзрачной машине.

Животный ужас овладел Алексом и полностью парализовал его. Все прежние мысли и чувства, столь важные для него всего лишь минуту назад, мгновенно стёрлись. Ствол пистолета, словно указательный палец Смерти, продолжал попеременно указывать то на одного, то на другого. Смерть – это всегда серьёзно.

Следом появился страх, а страх – это уже эмоция. Это не хорошо, и не плохо, он просто есть. А хорошо то, что ты что-то чувствуешь, а значит, пока живой. А ещё у страха есть оборотная сторона, но это не любовь, как ошибочно полагают многие, это надежда. Благодаря ей возникает страх, когда надежда сбывается, и только она неизбежно зарождается в тёмных глубинах страха.

Но не любовь с надеждой, а только спасительный страх заставляет действовать, и только он спасает жизнь.

– Что же делать? – мысли о смерти, жизни, портфеле, телефоне, полиции бешено пульсировали в висках.

Киллер запрыгнул в автомобиль, и тот сразу рванул с места.

– Останови, останови его, – крик Алекса словно повис в воздухе, но водитель замер в шоке, вцепившись в руль побелевшими от напряжения пальцами.

– Останови его, – в третий раз крикнул Алекс и встряхнул его за плечи.

Словно очнувшись, водитель резко сдал назад и вывернул руль, но машина, описав широкую дугу, упёрлась в стену и заглохла. На дальнейшие манёвры времени уже не оставалось, и Алекс, повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, выскочил из машины. Машина преступников стремительно удалялась. Тут же раздался взрыв, и огненной волной Алекса отбросило на середину дороги. Машина полыхала ярким факелом, спасительно привлекая внимание жителей окрестных домов.

Вторая машина, наблюдавшая за развитием событий чуть поодаль, о существовании которой успели уже забыть, резко стартовала и устремилась следом за первой. Но переулок был узким, и миновать Алекса она никак не могла и даже, по всей видимости, не хотела.

 Алекс бросил в быстро приближающийся автомобиль первое, что ему подвернулось под руку. Камень описал стремительную дугу и попал точно в середину лобового стекла. На секунду появился проблеск надежды, но камень оказался лишь комком мерзлой земли, который, разлетевшись на стекле тёмной кляксой, не причинил нападавшим никакого вреда.

– Всё, – не успел даже подумать Алекс.

Две яркие фары надвигающего автомобиля слились в одно сверкающее пятно, и свет, яркий и всепоглощающий, окончательно ослепил и поглотил его.


Ангел

Свет обжигал и был настолько ослепительным, что не спасали даже сомкнутые веки, он всё равно проникал всюду и был повсюду. Сила света выжгла всё, даже мысли, и обездвижила тело, словно бабочку в энтомологической рамке.

– Кто я? Что я? Где я?

Но не было ответов на эти вопросы, был только Свет.

– А что же есть? – Есть Свет. Есть Я.

– Я Есмь, – прошептал Алекс. – Я Есмь.

– Я ЕСМЬ, – прокричал он из последних сил.

И Свет отступил. А оставленное им пространство сразу же, неумолимо стало наполняться тьмой. Медленно, шаг за шагом, след в след двигалась она за удаляющимся светом, не отпуская его ни на шаг.

Огненная вселенная постепенно отдалялась, оставив темноте то, что было сзади, слева и справа, и только впереди ослепительно сияла стена света. Застыв на миг или вечность, словно демонстрируя своё величие, она горделиво кивнула, милостиво сжавшись до размеров солнца.

Алекс завороженно продолжал смотреть на Свет, не в силах отвести от него взгляд. Открыть глаза было по-прежнему невозможно, но сквозь веки он увидел, а вернее, почувствовал движение. Словно «солнечные зайчики» наоборот – черные «зайчики тьмы» – заскакали по круглой лужайке огромного солнца.

Неизвестность тревожила, и Алекс открыл глаза.

Почти ничего не изменилось, «картинка» осталась прежней. По-прежнему яркими протуберанцами сверкала солнечная корона, ослепительным ореолом оттеняя тьму. Но диск солнца уже чуть померк, и на его фоне стала различима светящаяся фигура с распластанными крыльями, летевшая навстречу Алексу. Существо было темнее солнца, и солнечные лучи окружали его переливающимся ореолом, словно именно они, а не крылья, несли это небесное создание.

Солнце отдалилось ещё больше, постепенно ослабляя свою хватку и разрешив войти в этот мир теням и полутонам. А следом исчезло и волшебное видЕние.

Солнце превратилось в прожектор головного вагона метрополитена, а светящаяся фигура – в мужчину средних лет в футболке и джинсах.

– Да, привидится же такое, – подумал Алекс и с недоумением осмотрелся. – Что со мной случилось? И вообще, как я оказался в метро?

– Ты умер, – ответил ему мужчина просто и бесхитростно.

***

Мы не знаем, когда встретимся со смертью – через десять лет, или за соседним углом. Поэтому услышанному Алекс не обрадовался, но и не удивился.

   Ты не знаешь наперёд
   Кто живой, а кто умрёт.
   Ты узнаешь, кто умрёт,
   Если будет твой черёд.

– Как-то всё неожиданно случилось, не вовремя, – подумал он. – Хотя, наверное, смерть всегда вовремя, ей виднее.

***

Смерть – это великая, величайшая тайна, такая же, как и Жизнь. Такая же волнительная и страшная. Ведь только прикоснувшись к Смерти, понимаешь, как хороша Жизнь и насколько она ценна. Её, как и Жизни, не бывает много или мало, Смерть всегда подходит «в самый раз», как ключ к замку.

Её проклинали, не зная, её боялись, не видя, ей поклонялись и посвящали поэмы. А она пришла так буднично, словно кто-то перелистнул последнюю страницу книгу жизни и просто её захлопнул. Да и сама книга как-то неожиданно быстро прочиталась, вроде бы недавно еле-еле читал по слогам, а сегодня пожалуйста вам – эпилог.

События последних дней так закружили Алекса в водовороте событий, так распланировали каждый день и час, что, казалось, у него просто нет времени для смерти. А встреча с ней состоится, только если об этом заранее записать в ежедневнике.

***

– А ты... Вы... – обратился Алекс к незнакомцу.

– Меня зовут Григорий, можно просто Гриша, – ответил он.

Зрение постепенно сфокусировалось, и Алекс сумел получше разглядеть своего нового знакомого. Его лицо показалось ему знакомым и было неуловимо похоже на близких Алекса: папу, маму, жену, сына, бабушек и дедушек, лучшего друга. Словно все эти родные люди слились воедино для встречи с ним. И чем дольше он вглядывался в лицо Григория, тем сильнее оно распадалось, превращалось в круговорот лиц, образов, воспоминаний. Алекса замутило.

Григорий заботливо прикрыл ему глаза ладонью. Дурнота прошла, и когда он вновь открыл глаза, лицо Григория «стабилизировалось» на образе, напоминающем голливудского Райана Гослинга с аккуратной русой бородкой.

***
 
– Как я такой и что здесь делаю? – предвосхитил следующий вопрос Григорий. – Встречаю тебя, как и положено Ангелу-хранителю.

– Значит, не показалось, – грустно подумал Алекс, вспомнив фигуру с крыльями.

– Григорий, – называть Гришей своего ровесника, тем более светоносное существо, язык как-то не поворачивался. – А где же твои крылья? И этот, как его...

– Нимб? – Ангел уже во второй раз задал сам себе вопрос. – Можно и нимб, но считается, что явление новопреставленному в привычном для него облике меньше травмирует его психику.

– А что, и здесь нужно следить за здоровьем? – не удержался от шутки Алекс.

Он слегка приподнялся и оглядел себя. Вроде бы всё было на месте: руки, ноги, и даже ничего не болело, но на душе было как-то неспокойно.

– Стоп, я же голый лежу. Совершенно голый мужик вцепился в другого мужика. – Алекс представил себя со стороны. – Хорошо, что мы здесь одни. Вроде бы.

– Слушай, а легко быть Ангелом? – зачем-то спросил Алекс.

Местоимение «свой» приятно согревало душу.

– Я же Григорий, а это означает «бодрствующий». Точнее, не означает, а назвали меня Григорием именно потому, что я бодрствующий, – его голос зазвучал величественно, отражаясь гулким эхом в арочных сводах потолка. Алексу показалось, что Григорий даже стал выше ростом.

– Вы же как дети. Мы окружаем вас заботой независимо от того, верите вы в нас или нет. Мы постоянно с вами, мы опекаем вас, оберегаем и советуем. Но вы не слышите нас, ослеплённые суетой и тщеславием. И всё равно мы вас любим и пытаемся помогать опосредовано, даём вам знаки, действуем через других людей, их слова и поступки. Мы учим вас только любви, а зло придумали вы сами.

– Поэтому запомни, – Григорий сделал драматическую паузу. – Не бывает плохих и хороших людей, есть только ангелы и учителя. И, вообще, нет ничего хорошего или плохого. Это лишь оценки, воспитанные социумом, его штампы. Клетка для личности, образно говоря.

Тембр голоса и манера речи с торжественно-патетических к концу монолога плавно опустились до прежних приятельско-бытовых.

У Алекса возникли смутные сомнения. Григорий, Гриша... А ведь именно так звали мальчишку, который спас ему жизнь у светофора. И эти ёжики... Уж очень много их появилось в его жизни в последнее время.

– Слушай, мне тут недавно мальчик Гриша жизнь спас. Смешной такой, под ёжик стриженый. – сказал Алекс и вопросительно посмотрел на Григория.

Тот в ответ скромно улыбнулся:
– Ну, это наша работа.

– Так значит ёжик из леса и ключ с брелоком – тоже твоя работа?

– Мы стараемся быть к вам ближе, когда это необходимо, – Григорий улыбнулся ещё шире.

– А ключик...

– Для чего он нужен? – вновь прочитал его мысли Григорий. Похоже, он уже торопился. – Ещё узнаешь. Это мой подарок, уж очень вкусное было молоко, здесь оно не такое – без запаха, да и вкус не тот.

– Спасибо, – поблагодарил Алекс. – Мы ещё увидимся?

– Да, конечно. Когда пожелаешь – в этой смерти или в следующей жизни. Или в следующей книге, – Григорий деловито посмотрел на часы.

– А у нас считается, что здесь время не существует, – то ли спросил, то ли решил потянуть время Алекс, чтобы подольше не оставаться одному.

– Для вас нет, а для нас – есть, – мысленно ответил ему Григорий и исчез.

– TimeBuilding, не иначе. Всё как «у нас», только плюсом ещё и мысли читают, – также мысленно попрощался с ним Алекс.


Станция

Оставшись один, Алекс наконец огляделся.

Помещение, в котором он находился, напоминало вестибюль станции подземки, по интерьеру похожее на метро Нью-Йорка, только мегамосковских размеров. Если бы не рельсы и отсутствие окон, по обилию металлических конструкций, заклёпанных большими и местами проржавевшими клёпками, помещение напоминало бы заводской цех. Множество металлических лестничных маршей в основном серого цвета, перечёркнутых небольшими площадками, в разных направлениях и под разными углами спускались и поднимались на платформу. Высокие сводчатые потолки, поддерживаемые массивными колоннами, скорее угадывались, чем чётко просматривались в окутывающей их серой дымке. Неокрашенные стены из тёмно-красного кирпича, разлинованные белыми зачеканенными швами, казались холодными и безжизненными. Пахло сыростью и чем-то железнодорожным. Редкие капли с регулярностью метронома падали откуда-то сверху, а их булькающие звуки звонким эхом разносились в тишине зала, гулко отражаясь от стен и потолка.

   Слёзы капают из глаз.
   Кап-кап-кап.
   Не могу я говорить.
   Кап-кап.
   Не смогу я рассказать.
   Кап.
   Как мне жить?
   Мне без тебя, как?

– Если есть рельсы, будет и поезд, – логично предположил Алекс.

Тем временем послышались голоса, и платформа начала заполняться людьми. Они приходили, спускаясь и поднимаясь по лестницам с разных уровней. Постепенно на платформе скопилось человек тридцать примерно одного с Алексом возраста, по крайней мере так они внешне выглядели. Ни детей, ни дряхлых стариков не было вовсе.

– Наверно, это не их станция, – предположил Алекс.

Абсолютно все были голыми. Мужчины держались преимущественно «бодрячком», не показывая вида, что озабочены своим ближайшим будущим. Женщины всеми силами старались прикрыть интимные места, что, впрочем, у них не особо получалось. По мере ожидания их старания ослабевали, то ли от усталости и безразличия, или им просто надоело закрываться, и спустя ещё некоторое время завесы ложной скромности пали окончательно, открыв на всеобщее обозрение все их женские прелести.

Впрочем, мужчины мало обращали на них внимание более озабоченные своей судьбой. От пережитого стресса и ожидания психика у многих не выдерживала, и их начинала бить крупная нервная дрожь.

Женщины же, наоборот, постепенно осваивались в непривычной обстановке. Их взгляды из жалких и испуганных постепенно превращались в оценивающие и изучающие. Некоторые уже познакомились и держались «кружком», другие ревностно вычисляли потенциальных «конкуренток» и «жертву» из окружающих мужчин, в надежде к кому-нибудь «прислониться». Алекс уже несколько раз ловил на себе уж если не призывные, то явно оценивающие взгляды. Впрочем, его уверенность и внутреннее спокойствие импонировали даже мужчинам, подходившим узнать всякую всячину в надежде получить скорее не информацию, а ясность и успокоение.

Подошёл поезд, и все люди стали загружаться в единственный вагон.

– И куда все торопятся? – подумал Алекс, вспоминая толчею московского метро.

Сюрреализм зашкаливал – совершенно голые мужчины и женщины, толкаясь в абсолютной тишине, заходили в вагон. При посадке мужчины выглядели более растерянными, и многие испуганно озирались по сторонам, покачивая при этом своим «мужским достоинством».

– Интересно, а оно ещё пригодится? – Он посмотрел на миловидную блондинку в метре от себя, но никаких эротических мыслей в голове пока не возникло. – Ладно, разберёмся.

***

Когда у вас совершенно ничего не останется, вспомните, что у вас есть ещё жизнь. А не останется жизни – воскресите чувство юмора. Конечно, если оно было у вас при жизни...

***

«Станция «Музыкальная шкатулка», конечная. Поезд дальше не идёт. Просьба выйти из вагонов», – голос из динамика прозвучал как-то хрипло и буднично.

Пассажиры послушно вышли. Эта платформа была более уютной за счёт стен, покрытых глянцевой кремовой плиткой с голубым декором. Указателей никаких не было, но все организованно двинулись вперёд, повинуясь какому-то внутреннему компасу. Словно неведомая сила дружно повлекла всех в нужном направлении.

– И здесь есть «руководящая и направляющая», – тезисы о роли КПСС намертво пропечатались в памяти Алекса ещё со времён Комсомола. – Ха-ха, вот уж действительно, «намертво».

– Умираешь, неизвестно для чего, и живёшь, не зная зачем. Даже когда становится лень жить, какая-то сила всё равно тащит по жизни, – почему-то подумал он, проходя по узкому длинному коридору.

Алексу захотелось поразмышлять об этом новом для него феномене, но он не успел. Узкий переход внезапно закончился массивной карусельной дверью, беспрерывно вращающейся от проходящих через неё людей, которая буквально вытолкнула его внутрь внушительного помещения, по размерам и помпезности напомнившего «Елисеевский» гастроном. Ажурные сводчатые потолки прекрасно гармонировали с мозаичной плиткой пола, а стены, отделанные тёмным деревом, придавали залу внушительность старинных родовых зАмков.

– Точно, «Елисеевский». В пятницу вечером, – подумал он, увидев толпы стоящих и хаотично перемещающихся по залу людей. И добавил:
– 31-го декабря. Пожалуй, нет, очередь в баню или отчетно-перевыборное собрание общества нудистов напоминает больше.

***

Людей было действительно очень много, но при более детальном рассмотрении Алекс увидел, что некоторые из них были одеты. Он вспомнил свой астральный опыт и решил его опробовать.

– А почему бы и нет? Хочу белый костюм, шляпу и трость с серебряным на...», – сказал он первое, что пришло на ум. Даже не сказал, а скорее подумал. Именно «скорее», потому что не успел он закончить фразу, как уже стоял элегантно одетым, поигрывая серебряным набалдашником трости.

– Вот она, сила мысли! – гордо произнёс он и двинулся сквозь толпу.

Потом автоматически опустил левую руку в карман пиджака и сразу нащупал недавно подаренный ему золотой ключик с брелоком. Настроение по непонятной причине сразу улучшилось.


Бар

Постепенно привыкнув к общей толчее и суматохе, а в одежде это оказалось гораздо комфортней, Алекс заметил в дальнем углу зала что-то наподобие стойки и не спеша, попутно разглядывая людей, двинулся к бару. Лобби-бар оказался довольно уютным и был заботливо отгорожен от основного помещения кадками с пальмами и какими-то другими экзотическими растениями. Шум сюда почти не проникал, а тихую блюзовую мелодию винила чуть нарушали лишь позвякивание фужеров и редкие крики большого зелёного какаду в клетке. Посетителей почти не было, большинству, по всей видимости, было не до выпивки, а если кто и хотел выпить, то прекрасно осознавал, что заплатить ему нечем.

– Денег здесь, похоже, ни у кого нет. Да что там денег, карманов – и тех нет.

– Ладно, с одеждой разобрался и с деньгами тоже как-нибудь разберусь, – решил Алекс и присел за стойку возле подвыпившей рыжеволосой девицы с полуобнажённой грудью.

– Метаксу, пожалуйста, – крикнул он бармену.

Бармен поставил на стойку идеально чистый фужер, выверенным движением налил ровно одну треть и пододвинул его Алексу. Про оплату не напомнил и денег не попросил. Судя по отработанным до автоматизма движениям и равнодушному взгляду, работал он здесь уже давно.

– Скажи, друг, а зачем здесь народ толпится? – спросил он у вновь заскучавшего без дела бармена. Тот охотно ответил:
– Регистрируются.

– А это зачем? Это обязательно?

– Да нет, не обязательно, – бармен пожал плечами. – Но раз хотят – пусть зарегистрируются.

Ответ прозвучал непонятно, но логично.

– По всему видно, что ты человек уважаемый, с большим жизненным опытом, – комплимент Алекса бармену явно понравился. Он даже не обратил внимание на сарказм и неуместность прилагательного «жизненный». – Расскажи новоприбывшему, как здесь всё устроено.

– Да тут всё просто, – после сказанных комплиментов бармен с радостью стал делиться информацией. – Через дверь в главном холле проходишь во внутренние залы или, по-здешнему, «Миры». Они друг с другом также соединяются проходами, можно попасть из одного в другой и обратно, только не спрашивай, как и куда пройти – раньше помнил, а сейчас забыл за ненадобностью. Да и неважно это. Главное – всего этих миров 9.

Бармен плеснул себе в рюмку бренди, быстро выпил и продолжил.

– В каждом зале играет своя, особенная музыка. Ну, где-то попса там всякая, где-то рок, рэп и много ещё чего. Ты внимательно слушаешь. Какая музыка тебе понравится – значит это твой будущий Мир. Выбираешь его, и упс... Получай своё следующее воплощение.

– Тогда получается, что если всем неграм нравится рэп и они его выберут, то опять воплотятся неграми? И опять будут жить в Африке?

– Не всё так просто. Во-первых, не все негры любят рэп. К тому же музыка должна не просто понравиться, а найти в тебе отклик и стать созвучна твоей душе. И напрасно ты думаешь, что из зала с рэпом ты попадёшь в Африку. Может да, а может и нет. Музыка – это не набор звуков и нот, не просто мелодия, а божественный код, который каждая душа выбирает исходя из своих потребностей. А ты ей только помогаешь.

– И что, получается выбрать? – Алекс не заметил, как допил весь бренди.

Бармен устало махнул рукой.

– Я тут уже три года выбираю, – заплетающимся голосом подключилась к разговору очнувшаяся девица.

– Нет, это точно не для меня, – подумал Алекс. – Рулетка какая-то.

Он не привык принимать неосознанные решения.

– Выбирать же всё равно придётся, – возразил ему внутренний или неизвестно какой, в его положении, голос.

– Позавидуешь былинным богатырям, у них на перепутье было три пути, а мне предстоит девять. Придётся три раза соображать на троих, – но от собственного каламбура веселее не стало.

***

Мягкий диван и уютная обстановка располагали к неторопливым обстоятельным размышлениям. Но сколько ни раздумывай, выбор остаётся выбором, и делать его всё равно придётся.

Алекс неторопливо поднялся и подошёл к стойке.

– Уж извини, друг, расплатиться нечем, – Алекс развёл руками. Бармен со скучающим видом продолжил протирать стойку.

– Да ладно, за счёт заведения. Здесь всё «за счёт заведения», уж такое это «заведение».

Уходить, не заплатив, было для Алекса неловко даже в его нынешнем состоянии. Он ещё раз обшарил карманы, но ничего, кроме ключа с брелоком не нашёл. Алекс достал их из кармана, размышляя, что из этого можно отдать бармену в качестве благодарности – брелок, ключ, или сразу оба.

– Да и зачем они мне? – подумал Алекс и повернулся к бармену.

Тот уставился на ключ и внезапно охрипшим голосом прошептал:
– Дай посмотреть.

Его взгляд Алексу явно не понравился, и он сразу решил ключ не отдавать.

– Тиха украинская ночь, но ключик лучше перепрятать, – он сжал его покрепче и убрал во внутренний карман пиджака.

Бармен сразу как-то обмяк и сник.

– Слушай, а что нужно сделать, чтобы попасть в этот самый Мир? Что нажать? Где кнопка? – спросил его на прощанье Алекс.

– Хм... Просто подумай, что хочешь этого, – уже без прежней любезности ответил ему бармен.

– Как просто... А я смогу передумать? Или вернуться обратно?

– Ещё бы, с таким-то ключиком. Везёт же некоторым... – завистливо буркнул он.


Прощание

Следующие несколько «дней» Алекс потратил на детальное обследование Девяти Миров. Никаких дней и ночей здесь, конечно же, не было, лишь цикличное изменение суточной активности. И то больше по сложившейся при жизни привычке, чем в силу необходимости.

Рекогносцировка оказалась полезной, но, по существу, ничего не дала. Как выбирать и что выбрать, так и осталось непонятным. «Миры;» представляли собой большие залы с различными интерьерами, по размерам значительно уступавшие главному холлу. Из каждого зала в соседние шло несколько переходов или дверей, как правило, от одной до трёх, через которые можно было пройти в следующие залы и так далее. Причём каждый раз количество дверей и пункты их назначения менялись, впрочем, как и звучащая там музыка. Оформление каждого зала соответствовало стилю звучавшей в нём музыки и раз от раза менялось незначительно, какими-то мелкими деталями.

И всё же не интерьер, а музыка была основополагающей для выбора Мира, со слов бармена Алекс уяснил это чётко. Ему хотелось понять принцип действия, устройство этой «музыкальной шкатулки», по-видимому, в силу профессии и привычки использовать дедуктивный метод. Но получалось как-то слабо, словно он постоянно упускал какую-то мелкую, но очень важную деталь.

В целом, музыка каждого из Миров, а теперь Алекс называл их именно так, соответствовала определённому стилю: был Мир с Heavy metal, был Rap вперемешку с шансоном. Мир с Классикой показался Алексу самым холодным и равнодушным. Звучали и Стас Михайлов, и духовная музыка. В одном из Миров, где звучали русские народные песни, Алекс обратил внимание на негра, на удивление долго и внимательно слушавшего музыку.

– Интересно, а он слышит то же самое, что и я? – подумал тогда Алекс.

Где-то музыка ему нравилась, где-то нет, какие-то Миры нравились больше, какие-то меньше. Но каждый раз, заходя в один и тот же зал, он слышал совершенно разные мелодии. Он не был поклонником Heavy metal, но отдельные композиции были ему симпатичны. Он точно знал, что ему НЕ нравится, а вот понять, что нравится, никак не мог.

   Как слова мне эти надоели,
   Вечные частицы «не» и «ни»:
   Ничего не сможет не остаться,
   И никто не даст мне не уйти.

Но самым непостижимым было то, что в некоторых Мирах Алекс вообще не слышал музыку. Он прекрасно понимал, что она там должна быть, но – не слышал.

***

Совершив очередной виток, Алекс вернулся в исходную точку маршрута – в лобби-бар. Торопиться было некуда, он заказал Courvoisier и удобно расположился в кресле за столиком. Следовало всё хорошенько обдумать. Но мозг и логика в этой ситуации оказались бессильны и позорно самоустранились, сделав на прощанье глубокомысленный вывод, что лучше бы с кем-то посоветоваться.

Григорий возник на соседнем креслом быстрее, чем Алекс успел о нём подумать.

– И снова здравствуйте, – улыбнулся он опешившему от неожиданности Алексу, явно довольный произведённым эффектом. – Чем могу быть полезен?

– Добрый день, или вечер, – радость встречи знакомого и грусть нескольких дней одиночества возникли у Алекса одновременно.

– Вижу, ты здесь осваиваешься потихоньку, – сказал Ангел, осматривая его презентабельный внешний вид.

– Ну, типа того, – ответил Алекс, поправляя галстук. – Я, собственно, спросить хотел, то есть посоветоваться, то есть... Как мне правильно всё сделать, чтобы потом не пожалеть об этом выборе?

Алекс выдохнул. Ему тяжело далась эта фраза, ведь он просил «то, неизвестно что». А это всегда непросто.

– Мне сложно советовать, моя задача оберегать. Постарайся вслушаться в мелодию, пропустить её через ум и сердце, и решение придёт само.  Тебе уже рассказали, что музыка – это не просто набор звуков, это Божественный код. Ты заметил, как по мере взросления меняются музыкальные предпочтения? Это душа растёт вместе с телом, и в ней начинают откликаться уже совершенно другие мелодии.

– Выбрать – это не «решить», а «почувствовать». Запомни это, - продолжил он.

– Впрочем, какой тебе прок от совета Ангела, если он живёт не на земле, а на небе, где свои законы, – в чувстве юмора Григорию нельзя было отказать. – Ты лучше спроси про что-нибудь действительно важное и интересно. Только вначале подумай, хороший вопрос – половина ответа. Отвечу на любые твои три вопроса, как в сказке. Извини, но больше не могу, обязан сохранить интригу.

– Хорошо. Во-первых, в некоторых Мирах я вообще не слышал мелодию. Почему?

– А что, если ты ещё не дорос, чтобы услышать тишину, – многозначительно ответил Григорий, загадочно улыбнувшись. – Ибо она содержит все звуки и все мелодии всех миров.

– Во-вторых, ты так и не рассказал про ключ, для чего он может пригодиться?

– Он просто незаменим в умелых руках, отпереть там что-то или запереть. Можно на шею повесить, как кулон, на память. А можно с его помощью путешествовать по разным Мирам. Каждому своё. – Ангел дал понять, что данная тема закрыта. Но даже эта скупая информация, чрезвычайно обрадовала Алекса и взволновала одновременно. Возможно, этот артефакт сможет избавить его от мук выбора и провести экскурсию по всем 9 мирам.

– А что в мире самое главное? Ну, основа основ, на чём всё держится? Любовь?

– И зачем тебе это знать? Уж лучше б что-то конкретное спросил. Ну да ладно, дело твоё. – Ангел откинулся на спинку кресла. – Шиллера начитался?

– Точно. «Любовь и голод правят миром...» (Прим.: Иоганн Фридрих Шиллер «Мировая мудрость»)

– Миром людей – безусловно, потому что вы созданы по ЕГО образу и подобию, вы дети ЕГО, а кто же не любит своих детей. Но за пределами Царствия небесного любви нет, там царят свои законы. Любовь – это энергия, а кто будет раздаривать её просто так? Там лишь один «волчий» закон – Закон сохранения энергии. Каждый за себя. Там даже бесформенное теряет свою бесформенность в вихрях энтропии.

Григорий на мгновение задумался, по всей видимости, пытаясь облечь трансцендентные понятия в понятную для меня форму:
– За границей любви, дальше и выше её, любви уже нет, есть только равнодушие. Но это не то негативное качество, которое придумали люди, а «нулевое» состояние. Состояние разумной экономии, когда тратить энергию на эмоции является непозволительной роскошью.

Повторю ещё раз. Единственный фундаментальный закон всех вселенных – это Закон сохранения энергии. Поэтому одно единственное, что у них требуется и что там котируется – это энергия. Если ты её отдаёшь, то ты интересен, если нет – извини... Поэтому нет там любви. А совесть есть везде, даже там.

Григорий собрался с мыслями и продолжил:
– Совесть – вот краеугольный камень бытия. Как нейтрино, она невидима и не имеет массы, но принизывает всё и всех, даже звёзды. Она везде: в тебе, во мне, в ёжике, она кругом! Вот, например, Фёдор Михайлович писал, что красота спасет мир. Нет, мир спасет только совесть.

– Кстати, если под Любовью ты подразумевал Ирину, то я и её Ангел-хранитель тоже, – лицо Григория расплылось в довольной улыбке. – Вы родственные души... Кузены, так сказать, по линии души.

***

Ангел улетел по своим ангельским делам, оставив Алекса в одиночестве обдумывать услышанное. Настала пора прощаться с этим уютным, но всё же чужим ему миром. Алекс подошёл к стойке и на всякий случай спросил:
– Ничего я так и не выбрал, решил пройтись по всем 9 мирам. Что думаешь?

Бармен пожал плечами.

Но решение уже было принято, Алекс набрал полные лёгкие воздуха и, чётко проговаривая каждое слово, произнёс:
– Намереваюсь посетить все 9 миров в той последовательности, которую выберут для меня Высшие силы.

– Наливай на посошок, – он махнул рукой бармену. – Как говорят у нас, у русских.

Тот не стал размениваться на рюмки и налил сразу полбокала коньяка. Алекс залпом выпил, и пахучая янтарная жидкость ожидаемо обожгла горло и разлилась теплом по телу.

– Как настоящий, – подумал он.

Тем временем окружающий мир начал меняться, плавно и неотвратимо. С всё возрастающей скоростью краски стали тускнеть, а контуры расплываться, как акварель под дождём.

– Главное, береги ключ, – словно из подземелья глухо прозвучал голос бармена. – И запомни, самое сложное – это ве...»

Звук «отключился».

– Верить? Вектор? Вермут? Весело? – Алекс успел перебрать в уме несколько вариантов.

Калейдоскоп красок померк окончательно, превратив окружающий мир в пульсирующую серую мглу, которая, стремительно потемнев до самой тёмной темноты, взорвалась изнутри ещё более пронзительным чёрным цветом.

Потоки времени подхватили его, и Алекс провалился в темное небытие.


Часть II

“Выбери свой мир...”


Мир №1 Алгоритм

“But oh, what can you do?
I said, oh, what can you do?
Go!”
           Smokie

0110

Майкл приоткрыл стекло лимузина и закурил. Ему не нравились сигареты и тем более их едкий табачный дым, но курить было стильно и по-взрослому. К тому же девушки одаривали его заинтересованными взглядами, когда рука с сигаретой небрежно демонстрировала золотую запонку с бриллиантом внушительных размеров – подарок родителей на недавнее 25-летие, совпавшее с окончанием колледжа.

Будучи единственным наследником богатых родителей, он пребывал в том юном возрасте, когда внутреннее ощущение богатого человека постоянно требовало внешнего проявления. Его любящие родители ему в этом всячески потакали, руководствуясь поговоркой «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы слушалось родителей».

Впрочем, сейчас родители были далеко, и никто и ничто не мешало ему насладиться своим положением и свободой. Хотя нет, мешало.

Майкл потушил сигарету и высунулся из окна авто:
– Джеймс, ну долго ещё? – недовольно крикнул он водителю.

– До вечера придётся повозиться, – извиняющимся тоном ответил тот, высунув из-под капота перепачканное лицо. – Помпа потекла.

– Ну что за олух! Неужели нельзя было как следует подготовить машину. И зачем отец держит его столько лет? Была б моя воля, завтра же выгнал бы, – Майкла всегда сильно раздражало, когда кто-то нарушал его планы. Перспектива провести остаток дня в автомобиле совершенно не прельщала.

Когда накануне отец попросил его проинспектировать N-ский филиал их компании, Майкл вначале отказался. У него были свои планы на ближайшие дни, и торчать в душном офисе в солнечный весенний день не было никакого желания. Но потом, живо представив подобострастные лица менеджеров, которым он объявит, кто он такой и для чего сюда явился, и то почтительное уважение, которое они будут вынуждены ему оказывать, он передумал и решил съездить. Конечно, сделал он это не сразу и дал себя поуговаривать. Сошлись на том, что Майкл выполнит поручение, а отец в виде компенсации предоставит в его полное распоряжение яхту на весь ближайший уик-энд, а также свой служебный автомобиль для поездки.

Майкл живо представил себя за штурвалом белоснежной яхты, музыку и девушек в разноцветных бикини, визжащих каждый раз при смене галса. Но мечты – мечтами, а сейчас он вместо делового обеда в ресторане торчит в сломанном автомобиле в переулке какого-то заштатного городка. К тому же с утра у него чертовски болела голова, она буквально разрывалась на части, хотя вчера он не выпил ни капли спиртного, а погода, в силу его юного возраста, так подействовать на него пока не могла. Судя по всему, застрял он действительно здесь надолго, и с этим нужно было что-то делать.

В трёх шагах маячила вывеска аптеки. Майкл с недовольным видом вышел из машины, поправив галстук, огляделся и решительным движением открыл стеклянную дверь с большим зелёным крестом. Звякнул колокольчик, и из глубины зала показался аптекарь в халате и белой шапочке.

– Что вам угодно, сэр, – учтиво спросил он.

– Аспирин, пожалуйста.

Майкл расплатился, проглотил сразу две таблетки и задумался.

– Может быть Вам вызвать такси? – голос аптекаря вывел его из задумчивости.

– А это мысль...

***

Желтый автомобиль с шашечками приехал на удивление быстро. Таксист быстро перегрузил вещи Майкла в своё авто, предоставив своему коллеге возможность в одиночестве искупить вину перед пассажиром и далее преодолевать трудности их профессии.

– В отель. Самый лучший, – распорядился Майкл в ответ на вопрошающий взгляд водителя.

Ехать было недалеко, и спустя десять минут такси остановилось у ступенек отеля, фасад которого хотя и был украшен колоннадой и декорирован золотом, но всё же выглядел весьма усталым. По всей видимости, отель уже давно пережил свои лучшие годы, но наследников себе не оставил и по-прежнему числился главой семьи.

– Удивительно, что в таком городишке вообще есть отель, – вздохнул Майкл, стоя на тротуаре, но делать было нечего, тем более что его вещи уже занесли в «просторный» по здешним меркам холл.

Такси уехало, и он остался наедине с незнакомым ему городом.

– Извините, разрешите пройти, – Майкл рефлекторно посторонился, пропустив высокую симпатичную блондинку в голубом платье в мелкий синий цветочек. Цокающий звук каблуков словно нарочно привлекал взгляды к её тонким щиколоткам и упругим икрам, обтянутым ажурными полупрозрачными чулками. Девушка обворожительно улыбнулась и зашла в ярко-красную телефонную будку рядом со входом в отель.

Поборов сиюминутное желание познакомиться, Майкл, как и подобает будущему наследнику и нынешнему глубокоуважаемому ревизору, прошествовал в отель.

***

Внутреннее убранство отеля оказалось сродни его фасаду: дорого, безвкусно и потрёпано. Клерк за стойкой ресепшн расплылся в улыбке:
– Добро пожаловать, сэр. Вот ваш ключ. Но вам придётся немного подождать, мы не ожидали приезда такого дорогого гостя.

Он расплылся в улыбке ещё шире, и его лицо, и до этого совершенно не примечательное, окончательно утратило индивидуальность.

Майкл дежурно улыбнулся в ответ и присел на диван. Ключ от номера был прикреплен к массивному деревянному бочонку с цифрами «0110». На мгновенье волна непонятного беспокойства нахлынула на него лёгким чувством недосказанности, но, не найдя отклика, благополучно растворилась в повседневности.

– Ого, никогда бы не подумал, что в этом отеле столько номеров. Да и других постояльцев что-то пока не наблюдается.

***

Ожидание номера сильно затянулось. Вот уже битый час Майкл скучал на диване, время от времени вопросительно поглядывая на клерка, но тот в ответ лишь вежливо улыбался. Когда терпение было уже на исходе, он услышал знакомый цокающий звук, и та самая девушка из телефонной будки, красиво покачивая бедрами, прошла прямо перед ним в отельный бар. Майкл и сам подумывал туда зайти, но решил вначале заселиться в номер и принять душ.

Мысленно проводив блондинку, Майкл перевёл взгляд на ресепшн, но клерк уже стоял рядом с ним, почтительно склонившись в поклоне.

– Сэр, ваш номер будет готов через несколько минут. Вещи уже отнесли. В качестве компенсации ожидания, предлагаем Вам пока освежиться в нашем салоне красоты. Там предложат стрижку, бритьё, массаж лица и прочее. Бесплатно, разумеется.

Стричься Майкл не планировал, а вот побриться было бы не лишним, да и массаж точно бы не помешал. Головная боль после аспирина ослабла, но всё же давала о себе знать периодическими приступами мигрени.

***

К сожалению, сегодня был точно не его день. Когда после бритья и массажа лица, впрочем, достаточно профессиональных, парикмахер снял с его лица влажную салфетку, юноша с ужасом обнаружил большую прядь седых волос на виске.

– Это... Это что такое? – его возмущению не было предела.

– Извините, сэр, возможно на салфетку попало осветляющее средство, – парикмахер явно выглядел испуганным.

– Не беспокойтесь, я сейчас всё аккуратно отстригу, – предложил он и потянулся за расчёской и ножницами.

– Нет, не надо, – резко ответил Майкл, вставая.

– Ещё не хватало, чтобы этот идиот ещё и причёску мне испортил, - подумал он, рассматривая себя в зеркале, решив ничего не менять до возвращения домой. Тем более что прядь седых волос добавила в его имидж некоторый шарм и изюминку. И всё же настроение было окончательно и безнадёжно испорчено.

Он был так возмущён, что решил немного выпить, чтобы прийти в себя и успокоиться. В баре было немноголюдно, точнее, вообще никого не было, лишь бармен от безделья протирал и без того сверкающие чистотой бокалы.

– Виски с содовой, – бросил ему Майкл, присаживаясь за стойкой.

– Да, сэр. Извините, сэр. Напитки за счёт заведения, – извинительно произнёс бармен, наливая ему виски, – и нашего парикмахера.

– Только на него и работаем, – буркнул он следом.

***

Пригубив виски, Майкл не спеша оглядел бар. Полумрак скрадывал интерьер, и только стойка с рабочим местом официанта была ярко освещена. Приглядевшись получше, он заметил в углу смутный силуэт девушки, которая привлекла его внимание на улице и в холле. Она всё ещё была здесь и, судя по всему, уходить не собиралась.

На свете не найдётся мужчины в возрасте от 25 до 60, который не захотел бы познакомиться в баре с одинокой девушкой, особенно если она до этого несколько раз мелькала у него перед носом. И Майкл не был исключением.

– Hi, baby, – вальяжно произнёс он, подходя к девушке. – Могу я предложить тебе выпить?

Девушка молчала. Майкл присел рядом в надежде познакомиться и получше разглядеть незнакомку. Его фривольный тон сразу улетучился, когда он увидел у неё крупные капли слёз. Девушку сотрясали беззвучные рыдания.

– Прошу вас, помогите. Меня выгнали из отеля и не отдают вещи. А там документы, ключи и все мои деньги. Я одна в этом городе, мне больше не к кому обратиться, – она схватила и судорожно сжала руку юноши. – Я не знаю, что делать, умоляю, помогите.

Женские слёзы мало кого оставляют равнодушным.

– Я сейчас же поговорю с управляющим, они не имеют право так поступать с постояльцами, тем более обирать молодых беззащитных девушек. Ждите меня здесь, – Майкл решительно встал и направился на ресепшн.

– У меня был небольшой желтый чемодан с монограммой «Д», пронзённой стрелой.

Майкл на ходу кивнул. Желание немедленно выехать из отеля сделалось нестерпимым. Это уже слишком. Мало того, что его продержали здесь полдня в ожидании номера и испортили причёску, так ещё и вещи воруют.

– Я больше не нуждаюсь в услугах этого отеля, – сказал Майкл и швырнул на стойку ключи от номера. – Немедленно верните мои вещи. И пригласите управляющего.

– Да, сэр, конечно. Как пожелаете, – стереть улыбку с лица клерка казалось невозможным.

***

На улице было немноголюдно, лишь отдельные парочки неторопливо прогуливались по пыльным тротуарам, а унылую тишину городка нарушали разве что редкие автомобильные гудки да ленивый собачий лай. Майкл нервно закурил. Солнце неумолимо клонилось к закату, и проблему с ночлегом нужно было решать. Оглядевшись по сторонам, он увидел выцветшую вывеску «Hotel» на другой стороне улицы и сразу же направился к ней. Но, к его разочарованию, на стеклянной входной двери, покрытой пылью и следами краски, висела табличка «Closed».

Пришлось вернуться в «свой» отель, который уже порядком опротивел за несколько часов ожидания. Вещи так и не соизволили принести, и даже клерка за стойкой уже не наблюдалось. Возмущению Майкла не было предела. В надежде, что чемоданы всё-таки принесли и поставили их за стойкой, он обогнул её, но вещей не оказалось и там.

– Где этот чёртов клерк, куда вообще все подевались? – Майкл с возмущением ударил кулаком по стойке. Что-то звякнуло, упало и покатилось. Раздавшийся в тишине противный скрип заставил его обернуться. Один из стыков стеновых панелей разошёлся, и в образовавшейся вертикальной щели показалась узкая полоска тусклого электрического света. Майкл слегка толкнул образовавшуюся дверь, и она с лёгким скрипом распахнулась, открыв потайной спуск в подвал. В нос ударил запах пыли и затхлости. Узкая винтовая лестница была хорошо освещена и чувствовалось, что ею регулярно пользуются.

Любопытство оказалось слишком велико, и Майкл, вполне осознавая, что совершает нечто противозаконное, осторожно спустился в подвал. Он ожидал увидеть там всё, что угодно, но... Единственная небольшая комната, тускло освещённая одинокой лампочкой, была плотно заставлена чемоданами, саквояжами и сумками, покрытыми изрядным слоем пыли. В углу, на ворохе перепачканной кровью одежды лежали два автомата Томпсона и несколько пистолетов в наплечных кобурах. Завершали картину вмурованный в стену сейф и стеллаж с аккуратно разложенными портмоне, часами, зажигалками и прочей ценной мелочёвкой.

Но главный сюрприз этого бандитского логова, как вишенка на торте, ожидал его на полу в центре комнаты.

***

Труп лежал в неестественной позе, уткнувшись лицом вниз. Судя по одежде и свежим пятнам крови, это был молодой мужчина, и пролежал он здесь недолго.

– Бежать, бежать отсюда скорей, – мысль о том, что убийцы могут вернуться сюда в любую минуту, обожгла Майкла. Ещё раз бегло оглядев комнату, он увидел собственные вещи, но подниматься с громоздкими чемоданами по узкой лестнице, рискуя быть пойманным, всё же не решился. Он уже собрался ретироваться, как взгляд его упал на небольшой жёлтый чемоданчик с монограммой в виде буквы «Д», стоящий у самого выхода. Не раздумывая, он схватил его и быстро выбежал из комнаты.

На ресепшн по-прежнему было пусто, и его рискованная экспедиция осталась незамеченной. Спрятав чемодан за портьерой у входа, Майкл быстрым шагом вошёл в бар, но блондинки там уже не оказалось.

– Неужели и её убили, – с ужасом подумал он. Оставаться в отеле становилось смертельно опасным, и Майкл, схватив чемоданчик девушки, выскочил на улицу.

***

Что делает законопослушный гражданин, оказавшийся в смертельной опасности? Правильно, звонит в полицию. Телефонная будка у входа в отель призывно приоткрыла дверь.

– 102, – набрал Майкл, но гудка не последовало. То ли линия была повреждена, то ли сам телефон неисправен, оставалось лишь догадываться. Юношу начала охватывать паника.

В сгущающихся сумерках он разглядел ещё одну телефонную будку на другой стороне улицы всего в паре минут ходьбы.

Впрочем, бегом получилось гораздо быстрее. Телефон оказался исправным и ответил обнадёживающим гудком.

– 102, – быстро набрал Майкл, на всякий случай оглядываясь по сторонам.

– Возвращайся в отель и верни чемодан. И не дай бог, тебе ещё раз кому-нибудь позвонить... – Майкл с ужасом бросил трубку, услышав вместо полицейского злой и грубый голос какого-то мафиози.

Ноги подкосились, и он сполз на пол телефонной будки.

– Как же они узнали, где я? И что именно я взял этот чемодан? Что со мной будет дальше? – эти и миллион других вопросов вихрем закружились в его голове.

– Ну почему это должно было произойти именно со мной? – от произошедшего он окончательно упал духом.

И тут, о чудо, на стекле будки замелькали красные пульсирующие блики, которые, отражаясь, стали быстро увеличиваться пока не превратились в медленно проезжающую по улице полицейскую машину. Обрадованный Майкл буквально вывалился из будки ей под колёса.

Взвизгнули тормоза, и хромированный бампер замер в полуметре от его лица.

– Встать, руки на капот, – тон выскочившего из машины шерифа не предвещал ничего хорошего.

– Сэр, я вам сейчас всё объясню, – прокричал Майкл, захлёбываясь словами. – Там труп, я нашёл труп в отеле.

– Молчать, руки за спину, – на запястьях Майкла защёлкнулись наручники. – Это ваш чемодан, сэр?

– Да, то есть нет, то есть...

Шериф поставил чемодан на капот автомобиля. Пронзающая букву «Д» стрела предательски прицелилась Майклу в сердце.

– Что в нём, сэр?

– Да я же не знаю, давайте я вам всё объясню по порядку.

– В участке всё объясните, не сомневайтесь.

Шериф медленно открыл чемодан и присвистнул.

***

Такого количества наркотиков Майкл не видел никогда, разве что в фильмах про гангстеров. Аккуратно уложенные полиэтиленовые пакеты с белым порошком, по виду напоминающим героин, заполняли всё пространство чемодана.

Сказать, что Майкл удивился и потерял дар речи – значит ничего не сказать. Растерянность, безнадёжность и подавленность полностью лишили его способности соображать и ввели в полный ступор.

– Вы арестованы, сэр. Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас, – голос полицейского прозвучал глухо, словно сквозь стену. Толстую кирпичную стену тюрьмы.

***

Случившееся далее напоминало кошмарный сон, который почему-то никак не хотел заканчиваться. Полицейский участок – камера – допрос – камера – допрос – все дальнейшие события слились в сплошной мутный поток разбирательств, угроз и побоев. Мозг включился только после особо сильного и болезненного удара в солнечное сплетение, от которого так перехватило дыхание, что внутренний голос уже не сказал, а прокричал ему:
– Надо что-то делать, а то убьют.

– Хватит, я заплачу. У меня есть деньги, – прохрипел Майкл.

– И сколько же у тебя есть, сынок? – вежливо спросил шериф, словно ожидая этого предложения.

– 10 000. Немного наличными, чеки и ещё запонки с бриллиантами и часы. Они стоят дороже как минимум вдвое. Возьмите всё, выбора у меня всё равно нет.

– 100 000 и ни центом меньше. И выбора у тебя действительно нет.

– Ну как же вы не понимаете, у меня нет столько денег! – умолял он, но этот довод шерифа не убедил. – Но я могу попробовать их выиграть, я видел казино неподалёку. Раньше мне везло в Craps.

Майкл чтобы выжить пытался уцепиться за любую соломинку. Шериф недолго подумал и согласился.

***

Бросать кубики в наручниках было крайне неудобно, но другого выхода не было. За игровым столом он был один, не считая шерифа и его подручных, поэтому игра развивалась стремительно. После того, как кубики трижды выпали на число 7 и крупье объявил о проигрыше, Майкл не выдержал и попросил сменить кубики. Крупье с невозмутимым видом предложил ему два комплекта на выбор. Майкл, недолго думая, ткнул пальцем в левый, но замена не помогла – на следующем броске опять выпала семёрка.

Забрав остатки фишек, он решил попытать счастья в Blackjack и сразу попросил новую колоду. Когда крупье предложил ему с десяток новых Майкл задумался, понимая, что возможно вся его жизнь сейчас поставлена на кон и зависит от этого выбора. В нерешительности он поднял умоляющий взгляд на крупье и к своему ужасу увидел его плохо скрываемую ухмылку. Всё сразу стало понятно – все колоды были краплёными, теперь он в этом уже не сомневался. Продолжать игру не было смысла, Майкл поставил все фишки ва-банк и проиграл...

Деньги закончились, а с ними и вера в спасение. И всё-таки оставался маленький шанс, осколок надежды и Майкл неожиданно, собрав последние силы, рванулся к выходу из казино. Но и эту надежду он потерял вместе с сознанием, получив оглушительный удар чем-то тяжёлым по затылку.

***

Голова дико болела. Вернувшееся сознание отозвалось сломанными рёбрами и многочисленными ушибами по всему телу. Сверху что-то ярко светило прямо в глаза, мешая разглядеть окружающее пространство.

Майкл тяжело застонал.

– Жив ещё, гадёныш? – услышал он до боли знакомый голос отельного клерка.

Зрение постепенно прояснилось, и Майкл с ужасом понял, что лежит на полу той самой тайной комнаты, где он обнаружил труп и откуда взял этот злополучный чемодан.

– Неужели это конец? Ну как же так получилось, что я со всеми своими деньгами и связями оказался тут? Обман, кругом обман, словно весь мир решил свести со мной счёты. Здесь все против меня: шериф, крупье, мафия, даже таксист, – с недоумением думал он.

Внезапная догадка, словно молния, пронзила его затуманенный мозг:
– Отель. Всё началось с отеля. Неужели и это тоже обман? – из последних сил прошептал Майкл.

– Не обман, а тонкий расчёт. Ты думаешь: волосы тебе подкрасили случайно? Это метка жертвы, идиот.

– Скажу вам по секрету, сэр, – издевательски продолжил он:
– В нашем отеле НЕТ номеров.

Последним, что увидел Майкл, было ухмыляющееся лицо бармена и занесённый над ним для убийственного удара кастет.


0111

Джеймс приоткрыл стекло Феррари и закурил. Ему нравились кубинские сигары и массивный золотой перстень с крупным бриллиантом, которым он любовался всякий раз, поднося сигару ко рту. Он получил его в наследство от дяди, впрочем, как и солидный капитал в ценных бумагах.

А всё, что связано с деньгами, тем более крупными, требует неустанной заботы и внимания. Поэтому Джеймс считал своим долгом ежегодно посещать своего поверенного и лично проверять состояние дел. Занимался он этим с энтузиазмом, свойственным его 25-летнему возрасту, так что даже эта незапланированная остановка его нисколько не расстроила. Одно спущенное колесо он, возможно, ещё смог бы заменить, но два – это уже было слишком. Тем более что с утра ему нездоровилось и раскалывалась голова, а любой наклон провоцировал резкие спазмирующие боли.

Джеймс докурил сигару и вышел из авто. Невдалеке призывно сверкнула витрина аптеки.

– В аптеке должен быть телефон, чтобы вызвать автослесаря. Заодно и зубную щётку куплю, – вспомнил он, заходя в аптеку.

Звякнул колокольчик, и из глубины показался аптекарь в халате и белой шапочке.

– Что вам угодно, сэр, – учтиво спросил он.

– Зубную щётку, пасту и позвонить, пожалуйста, – попросил он и расплатился. – Не подскажете номер автомастерской, где можно заменить пару колес? Самой оперативной, я тороплюсь и готов доплатить за срочность.

– К сожалению, сегодня выходной и все автосервисы закрыты. Может быть вызвать такси, чтобы отвезти Вас в отель? – сочувственно предложил аптекарь.

Другого выхода не оставалось, и Джеймс согласился.

Желтый автомобиль с шашечками приехал на удивление скоро. Из вещей у Джеймса был лишь небольшой саквояж, поэтому отправились они почти сразу.

– В отель. Ближайший, – распорядился Джеймс водителю.

Ехать было недалеко, и спустя всего 10 минут такси остановилось у ступенек отеля, фасад которого почти ничем не отличался от окружавших его домов, разве четырьмя гордо сверкающими золотыми звёздами, да и синей телефонной будкой при входе.

Расплатившись с таксистом, он едва не столкнулся на тротуаре с симпатичной брюнеткой, ровно в тот же самый момент выходившей из будки. Её ярко-красная помада замечательно гармонировала с сумочкой и туфлями того же цвета.

– Извините, – учтиво произнёс Джеймс, приподняв уголок шляпы, и за свою галантность был вознаграждён очаровательной белозубой улыбкой.

– Меня зовут... – начал было Джеймс, но девушка уже завернула за угол, оставив на прощанье лишь шлейф нежно-розового аромата.

Внутреннее убранство отеля оказалось на удивление милым. Клерк за стойкой ресепшн расплылся в улыбке:
– Добро пожаловать, сэр. Вот ваш ключ. Но придётся немного подождать, мы не ожидали такого раннего гостя.

Джеймс присел на диван и стал рассматривать ключ от номера с массивной металлической биркой и цифрами «0111».

– Ого, что за странный номер? В этом отеле не может быть столько номеров, и тишина какая-то странная – ни голосов, ни музыки, ни шума. Просто морг какой-то, а не отель.

Его охватило непонятное беспричинное беспокойство. Ощущение дежавю;, смутной опасности и сомнений тугим комом страха сжало солнечное сплетение. Перехватило дыхание, Джеймс рефлекторно сжал Ключ, и воспоминания, словно поток холодного душа, накрыли его с головой. С каждой секундой, с каждой каплей нахлынувших воспоминаний, всё яснее становилось осознание, где он и кто он на самом деле. Он вспомнил блондинку, и кем он был вчера, и кем в прошлой жизни, и кем ещё не стал.

***

Спасибо осознанным сновидениям, низкий поклон и благодарность им обучающим, всем этим сталкерам неизведанного и отважным путешественникам по астральным мирам! Подаренный ему Ключ оказался тем самым спасительным якорем, который помог осознать себя в посмертии так же, как когда-то помогал осознаваться во сне.

– Вернуться – вот что самое сложное, вот что хотел сказать бармен, – прошептал он и сильнее сжал ключ.

Нынешний мир алгоритмов ему явно не подходил. С одной стороны, этот мир понятен и предсказуем. Но, с другой стороны, здесь перестают быть хозяином собственной судьбы, а вся кажущаяся свобода выбора – лишь фикция, прописанная в задуманном кем-то сценарии. Это мир статистов и заранее выученных ролей, жесткий мир цугцванга, где каждый самостоятельный ход приводит лишь к ухудшению ситуации.

Легкая паника овладела им, как только он окончательно пришёл в себя и осознал всю опасность затеянной им авантюры. Но решение было принято и озвучено, намерение создано, механизм запущен, и остановить его было уже невозможно.

– Намереваюсь вернуться прямо сейчас, это не мой мир!

Сознание медленно и неотвратимо начало погружаться в темноту.

– Ключ, key, t;rschl;ssel, llave, cl;, – как мантру продолжал повторять он на всех известных ему языках.

Но тьма уже поглотила его.


Мир №2 Закон

“Жить без любви, быть может, просто,
Но как на свете без любви прожить?”
          Стихи: Н.Доризо
          Музыка: М.Фрадкина

– Наша жизнь нам не принадлежит. Её нам вручили, чтобы подготовиться к смерти и подготовить к ней других. Наша любовь – это долг, наш отец – порядок, наша мать – это совесть. – Голос главного Судьи прерывался и дрожал, зачитывая Кодекс Чести. Порывы ветра порой полностью заглушали его голос, нарушая торжественность ритуала.

Том недовольно поморщился. Он был не в восторге каждое утро выслушивать одни и те же слова этого выжившего из ума старика, но ежедневное поднятие флага и утренний инструктаж являлись неотъемлемой частью его профессии. Так следовало поступать по Инструкции, а Инструкция – это Закон, а Закон – это Справедливость. А без Справедливости нет счастья, ибо именно несправедливость делает людей несчастными.

Он всего месяц назад закончил Академию судей, но уже успел зарекомендовать себя с самой наилучшей стороны. Хорошая память и усидчивость позволили ему легко запомнить больше сотни Инструкций, а основные из них – так и вообще выучить наизусть. Логично, что он числился у начальства на хорошем счету, ревностно и педантично следуя Инструкциям во всём, даже в мелочах и в быту, что даже у Судей было относительной редкостью.

– Когда же наконец его обяжут внятно и чётко читать Кодекс? Пожилой возраст не является оправданием нарушения Инструкции по инструктажу, – всё больше раздражался Том.

К счастью, ритуал уже подходил к концу.

– Вы счастливы, Судьи? – на заключительных фразах Кодекса голос главного Судьи окреп и зазвучал, как и подобает, гордо и торжественно.

– Да, сэр! – дружный ответ тысяч голосов звонким эхом прокатился по шеренгам судей, переполошив птиц на окрестных деревьях.

– Счастья вам, – пожелал главный Судья.

Ритуал закончился и Том быстрым шагом покинул площадь, чтобы наконец приступить к исполнению своих служебных обязанностей.

***

На детской площадке сидели три великовозрастные девочки-подростка: рыжая, худая и курносая. Рыжая качалась на качелях, Худая сидела верхом на столе, а Курносая выгуливала собаку. Делать было особо нечего, тыкаться в гаджеты им давно надоело, но расходиться никто не спешил. Ну, не уроками же заниматься в такую погоду :-)

Они учились в одном классе, жили в одном доме, давно дружили и, понятное дело, знали друг друга «как облупленных».

– Хорошо тебе, – завистливо продолжила начатый разговор «ни о чём» Курносая. – У тебя собака как собака, слушается, команды выполняет, тапочки приносит. А у нас сплошное недоразумение, только лай от неё и какашки. И неизвестно ещё чего больше. Ну, куда опять полезла? Рядом! – И недовольно дёрнула собаку за поводок. Собака на минуту успокоилась, жалобно поглядывая на хозяйку. Она с утра сидела дома, и её просто разрывало от желания побегать.

– Ха, мы свою собаку полгода выбирали: породу там, родословную, пол и всё такое. Да и сейчас с ней нянчимся: прививки всякие, курсы, аджилити. Родичи от неё без ума. Раньше меня уроками доставали, а теперь на неё переключились. По конкурсам всяким таскают её больше, чем меня по олимпиадам. Вот и сейчас на стрижку повезли, а то бы меня точно на уроки припахали, – ответила Худая.

– Короче, у Дашки собака плановая, – Рыжая кивнула на Худую. – А у тебя – «по залёту», подарочек, – и прыснула от смеха.

– Зато бесплатно, – буркнула Курносая, зло поглядывая на пса.

– Лан, слушайте загадку. – Рыжая была самой смешливой и помнила множество всяких анекдотов. – Две девочки – добрая и злая – плевались с балкона в прохожих. Добрая девочка попала 8 раз, а злая – 3. Почему?

Повисла пауза.

– Ну, это старый прикол, – всё тем же монотонным голосом ответила Худая.

– Молчи, если знаешь.

Курносая на минуту задумалась для вида, но, конечно же, ничего не придумала:
– Колись давай.

– Добрая девочка победила злую, потому что Добро всегда побеждает Зло! – Рыжая с Курносой, как по команде, рассмеялись вместе.

– Это не загадка, а сказка для детишек. У нас в школе, например, обычно побеждают придурки и уроды всякие, – Курносая была сегодня явно не в духе.

– А мой папка объясняет по-другому. Все считают, что злой человек побеждает доброго, но на самом деле это не так. Побеждает не человек, а зло, которое в нём живёт. В борьбе двух человек проигрывают оба, побеждает лишь зло. Но добро остается с человеком, а зло уносит человека с собой, – продолжила умничать Худая.

Девушки переглянулись и дружно прыснули.

***

Том неспешно управлял мотоциклом, не нарушая предписанной скорости и внимательно наблюдая за происходящим по маршруту следования. Патрулирование велось Судьями по строго установленным маршрутам, впрочем, отклоняться от маршрута Инструкцией также не возбранялось. Даже наоборот, Судья был обязан пресечь нарушение Закона, если обнаружит таковое в зоне своей видимости.

День выдался спокойным, и приученные к порядку граждане Закон не нарушали. Пешеходы шли по тротуарам, машины ехали по дорогам, мусор мимо урн никто не бросал, в группы больше трёх никто не собирался. Короче говоря, дежурство обещало быть стандартно рутинным, без погонь, перестрелок и задержаний.

– То ли дело в прошлом веке, когда ещё не главенствовал Закон, – завистливо подумал Том, вспоминая прочитанные в детстве вестерны и боевики.

Но сейчас ему было не до беллетристики, всё свободное время он посвящал изучению Инструкций. Их было много, и каждый день прибавлялись всё новые и новые, а ещё к старым принимались изменения, дополнения и поправки, дополнения к поправкам и изменения в дополнениях. Короче говоря, профессия Судьи только в фильмах оставалась полна захватывающих приключений и головокружительных погонь, а в реальности она скорее напоминала работу офисного клерка.

Но Том сознательно выбрал себе эту профессию и не намерен был отступать. Кодекс Чести Судьи провозглашал усердие и прилежание обязательными условиями карьерного роста, поэтому он решил не тратить время впустую и ещё раз повторить выученную наизусть наиважнейшую Инструкцию под номером 2355TbY40/15.

***

Резкий собачий визг заставил Тома вздрогнуть и прервать повторение Инструкции на самом интересном месте – на причитающемся наказании. Пришлось отклониться от маршрута и свернуть под арку большого многоэтажного дома. Там, во дворе, на большой детской площадке три девочки мучили собаку, точнее била её поводком только одна, а две другие размахивали руками и вовсю подзадоривали.

– Обнаружил четыре живых существа. Возможно, одно из них несчастливо. Приступаю к допросу подозреваемых, – передал диспетчеру по рации Том, припарковался и подошёл к девочкам.

Девочки сразу притихли и испуганно уставились на Судью.

– Вы счастливы? – спросил он.

– Да, мы счастливы, – вразнобой ответили девчонки, смутившись ещё больше.

Том наклонился к собаке:
– Вы счастливы? – Инструкция формально обязывала допросить всех живых существ без исключения.

Пёс жалобно тявкнул, поджал хвост и спрятался за хозяйку. Его ответ был Тому очевиден.

***

Была нарушена Инструкция 8561TGh03/17, но преступление было выявлено, преступники задержаны, а Закон обязывал вынести приговор и привести его в исполнение немедленно. Требовалось лишь избрать адекватное наказание, которое максимально справедливо, если зеркально соответствует преступлению.

Зачитав приговор, Том приковал девушек наручниками-стяжками к ближайшей шведской стенке. Поскольку они ограничивали свободу перемещения собаки, он приговорил их к аналогичному наказанию. Несчастное животное было освобождено, но почему-то не очень этому радовалось и теперь скулило у края детской площадки, не смея приблизиться и не зная, как поступить со своей внезапно свалившейся свободой. Потратив ещё несколько минут на оформление приговора, Том прикрепил его на всеобщее обозрение к одной из перекладин стенки.

– Будьте счастливы, – козырнул он и уехал. Девочки, шмыгая носами, ничего ему не ответили.

Во дворе постепенно начала образовываться толпа любопытствующих, но строго не нарушая Закон – не более, чем по трое.

– Ну вот, теперь от предков влетит, – уныло сказала Рыжая.

– Это точно, – в тон ей повторила Худая.

А Курносая промолчала, то ли строя планы на будущее, то ли изобретая план мести ненавистному псу.

***

Главный Судья не доверял гаджетам и лично просматривал криминальные сводки и приговоры дважды в день. Корпус Судей был его детищем, воплощением его мечты о Порядке, о порядке с Большой буквы. Он служил здесь со дня его основания, врос в Корпус всей душой и переживал за него так же – всей душой. Приговор Судьи Тома сразу привлёк его внимание большим количеством преступников. Одиночные преступления случались нечасто, двойные – ещё реже, а тройное – и подавно, такого на его памяти ещё не происходило.

– Целая банда, – решил он, – и, возможно, кому-то из злоумышленников удалось скрыться. Пожалуй, мне следует лично осмотреть место преступления и преступников.

Он захватил материалы дела и немедленно выехал на место.

***

Уже смеркалось, а девочки по-прежнему стояли прикованными. Испугавшись, они плохо выслушали приговор и сейчас даже не представляли, сколько им ещё вот так стоять и что с ними будет потом. Они устали даже плакать, но никто, даже родители, не смели их освободить. Приговор был вынесен Судьёй, это законно, а следовательно – справедливо.

Едва мигалка автомашины главного Судьи расцветила огнями арку дома, двор мгновенно опустел. В образовавшейся тишине лишь ветер колыхал листок приговора да тихо скулил пёс, уже давно соскучившийся по дому.

Главный Судья по-старчески, с трудом выбрался из автомобиля и оглядел двор. Девочки уныло смотрели себе под ноги и молчали.

– Обречённые, вы счастливы? – официально обратился он к преступницам.

Пёс гавкнул и уставился на Судью.

– А вас не спрашивают. Пока. – Судья строго посмотрел на пса, и тот притих.

– Да, Судья, мы счастливы, – вяло пробормотали девочки.

– Согласно Инструкции 82534YyD04/11 обман Судьи карается...

– Нет, нет, мы не счастливы, – перебив его, хором затараторили девчонки.

– Так я и думал, – задумчиво произнёс главный Судья, разрывая лист с приговором Тома. – Так я и думал...

***

Когда ночью в дверь его квартиры настойчиво постучали, Том не особо удивился – служба есть служба. Ночные вызовы случались у него и раньше, но обычно для этого использовали телефон.

– Значит случилось что-то сверхординарное, – решил он, открывая дверь.

На пороге стояли двое вооруженных Судей.

– Сэр, Вас срочно требует к себе главный Судья, – коротко сообщил один из них. – Машина уже ждёт, поторопитесь.

***

Побывать в кабинете главного Судьи хотя бы раз в жизни посчастливилось немногим, по крайней мере, ни один из знакомых Тома такой чести не удостаивался. Главный Судья, хотя и был уже пожилым, что часто вызывало насмешки, но служил живым воплощением Закона. Эдакой живой легендой – «Законом в Законе».

Том мог лишь догадываться о причинах оказанной ему чести, тем более в такое позднее время. Впрочем о том, что главный Судья практически жил на службе, было известно всем без исключения.

– Сэр главный Судья, Судья Том прибыл в ваше распоряжение. Счастья вам, – Том вытянулся по стойке смирно.

– Счастья вам, – ответил ему Главный. Затем он торжественно поднялся из-за стола и провозгласил:
– Судья Том, расследование показало, что сегодня вы нарушили основополагающий принцип Инструкции 2355TbY40/15 недопустимости увеличения числа несчастных живых существ. Вашим приговором Вы увеличили количество несчастных с одного до четырёх.

Услышав его слова, Том сразу поник. Только сейчас один из лучших выпускников Академии осознал, какой досадный промах он совершил. Точнее, не промах, а преступление.

– На основании пункта 17Б указанной выше Инструкции вы приговариваетесь к тюремному заключению на срок пять лет с отбыванием наказания в колонии строгого режима.

Главный Судья сделал паузу, дав Тому осмыслить происходящее.
– Вы счастливы? – завершил он чтение приговора.

– Да, сэр, конечно, сэр, – отрапортовал уже бывший Судья, протягивая вперёд запястья для наручников. Том совершенно не расстроился, наоборот, он сиял и был искренне рад свершившемуся правосудию, ибо это законно, а следовательно, справедливо.

Главный Судья по-отечески тепло посмотрел на Тома и вспомнил себя в юности. Когда-то и он был таким же, полным молодого задора и веры в счастье во всём мире. Он дважды повернул ключ в замке наручников и передал Тома в распоряжение дежурных Судей.

– Ну вот, ещё один день прожит не зря, – устало подумал он, убирая Ключ – этот вечный символ правосудия – себе в карман. – Сегодня я увеличил количество счастливых существ на целых пять единиц. Даже на шесть, включая себя...

Он захотел записать что-то важное, что обязательно следовало бы сделать завтра.

Но тьма уже поглотила его.


Мир №3 Толерантность

“Женщина, не танцую,
Женщина, я не танцую.
Хватит улыбаться,
Нормально с ориентацией...”
          A-Dessa

Пробуждение было ужасным. Всё тело болело, словно всю ночь оно разгружало вагоны или по нему потоптался слон. Чтобы купировать приступ дурноты Микаэль закурил, не вставая с постели. Память постепенно возвращалась, обрывками воспоминаний высвечивая события прошедшего вечера.

То, как они подъехали к клубу, он помнил довольно отчётливо, настолько это было возможно в его нынешнем состоянии.  С кем он туда приехал, он тоже вспомнил, но вот кто предложил продегустировать новый коктейль, оставалось загадкой. В памяти всплыл бокал для мартини, заполненный модной выпивкой – густой голубой жидкостью с золотыми искорками – последним достижением химии транквилизаторов. Дальнейшие события терялись в тумане неизвестности.

Воспоминания о коктейле вызвали очередной приступ дурноты, и пришлось срочно бежать в туалет. Желудок схватило спасительным спазмом, но рвоты не получилось.

– Значит, она была вчера, – рассудил он, и большая слеза жалости к самому себе скатилась по его гладко выбритой щеке.

***

Из зеркала на него смотрело опухшее «оно» с лицом, напоминающим скорее живот с глазами, чем...

– Чем что? – задал себе вопрос Микаэль или, как сейчас было принято называть, Мик. – А сам-то ты вообще кто?

От мыслей сразу заболела голова, которая почти разучилась... Нет, не думать, а анализировать.

– А какой сегодня день, «жёлтый» или «зелёный»? – он с трудом попытался вспомнить день недели. Банальные вторники и пятницы давно заменили на семь цветов радуги в честь движения ЛГБТ.

Ежедневный ритуал бритья и чистки зубов постепенно возвращал мысли в привычное русло. Начинался новый день, который обещал быть не хорошим и не плохим, а таким, как всегда, то есть никаким.

Как обычно по утрам особенно неприятно впивались стринги.

– Чёрт бы их побрал, – недовольно буркнул он. Носить их было необходимо, потому что модно, да и знакомые скептически бы отнеслись к любой альтернативе. – Ещё подумают, что я считаю себя выше их и презираю. Могут и вообще в соцсетях ярлык навесить типа «Мужефоб» или «Мужчинофоб» или вообще какой-нибудь «Антифеминист». Хорошо, что высокие каблуки в этом сезоне вышли из моды. И кружево используют чёрное, а не белое из-за протестов афрофранцузов.

– Придётся мучиться дальше, – невесело подумал Мик, подравнивая пилочкой ногти на руках, – или становиться мужественным. А это идея!

Он остался доволен своей мыслью о мужественности, точнее даже не самой мыслью, а тем, что хотя бы начал думать в сторону мужественности.

– Удивительно, какие умные мысли приходят в голову, когда чистишь зубы.

***

Завтрак был самым заурядным: омлет, тосты, кофе афро-Americano и телевизор. От привычного чтения газет пришлось отказаться, их не так давно запретили из-за дискриминации темнокожих, поскольку чёрного цвета шрифта в них было меньше, чем белого фона. Пробовали печатать на чёрной бумаге, но спрос уже упал да и дорого получалось, поэтому решили поступить как обычно – запретить вообще.

По телевизору транслировали очередное ток-шоу с бесноватым ведущим толерантного пола, который в редких перерывах между рекламой убеждал в пользе колготок для здоровья мужчин.

Мик был мужчиной по праву рождения, хотя постыдную графу «Пол/Sex» из документов вычеркнули уже давно. Но отношения с противоположным полом у него не складывались, поскольку женщин он побаивался. Они оказались более приспособленными к жизни в их толерантном мире, став мужеподобными и сексуально агрессивными. Априори им было проще – штаны и юбки они начали носить ещё до моды на вседозволенность, и требовалось лишь сходить в фитнесс-центр и подкачаться. Пока им никак не удавалось заставить мужчин рожать, но уже всё к этому шло.

Даже само это слово «Женщина» приводило в Мика в трепет. Будучи созвучно слову «Мужчина», оно содержало в себе ещё нечто, словно женщина реально состояла из мужчины и ещё чего-то неведомого плюсом. А на английском так и вообще всё выглядело предельно печально: man / woman. Короче, маятник истории продолжал неумолимо раскачиваться в сторону матриархата.

Как ни странно, но именно толерантность смогла затормозить этот губительный для мужчин процесс. Она ластиком стирала различия, делая похожим всех на всех: мужчин на женщин, белых на негров, гетеро на геев, политиков на преступников. Вот так и жили: одинаковая одежда, одинаковая еда, одинаковые мысли и одинаковая жизнь.

Прочие 18 полов Мик старался вежливо сторониться.

***

– Чем бы сегодня заняться? – задумался Мик, выключая опостылевший телевизор. День сегодня был «синий», а значит – выходной. После холодного душа вчерашняя дурнота прошла, спасибо чудесам химии без похмелья.

Вариантов было немного. Первый – проваляться весь день на диване, как того требовала Лень, ибо парадигма «Лень – всему голова» нынче всячески поощрялась и приветствовалась. По степени важности и обожания она стояла на втором месте после Президента, потому что: Лень + Роботы = Коммунизм.

А второй вариант – потратить день впустую, чтобы попытаться воплотить мечту стать мужественным. Мик что-то читал про мужественность, но память к тридцати годам уже стала его подводить. Он помнил это устаревшее слово, но не знал, что оно означало, и даже инет оказался бессильным ему помочь. Но эта загадочность только добавляла интерес и желание ею обладать.

После долгих размышлений он вспомнил, что давным-давно прочитал в каком-то романе, что мужественность включает в себя два обязательных качества: 1) небритость и 2) пьянство. И если с первым проблем не было, то найти спиртное казалось проблематичным. В эпоху разгула химии алкоголь заменили препараты с гораздо более «интересными» эффектами.

И всё же он вспомнил, что год назад случайно увидел покрытую пылью бутылку в маленьком сувенирном магазинчике на Центральной площади. Заинтересовавшись тогда зоологическим названием «КоньЯк», он целый вечер просидел в инете, но коней породы «Як» так и не нашёл. Зато узнал много интересного про спиртные напитки и 40о, которые означали не жару снаружи, а жар изнутри.

Вот только в каком порядке требовалось становиться мужественным – вначале отрастить щетину, а потом напиться или наоборот, Мик так и не вспомнил.

***

Магазин встретил его тишиной и запустением. Поскольку путешествовать ленились и туристов год от года становилось всё меньше, сувенирный бизнес медленно умирал. Последняя, вернее единственная, бутылка коньяка по-прежнему пылилась в углу, на верхней полке. Похоже становиться мужественным никто не торопился.

Расплатившись за покупку, он собрался уходить, но внезапно стеклянные витрины магазина озарил яркий свет десятков фар, и небольшое помещение мгновенно заполнили здоровяки из секретной службы. Мика оттеснили к кассе, и спустя минуту мимо прошёл Сам – орёл и красавчик, любимец всех женщин без исключения и даже некоторых мужчин. С чувством собственного достоинства, в то же самое место, где пару минут назад стоял Мик, неторопливо прошёл Президент.

***

В болоте куда не вступишь, обязательно завязнешь с противным звуком «Хлюп», поэтому здешних обитателей и называют «хлюпиками». И пусть с каждым шагом затягивает всё сильнее и глубже, зато здесь удобно, тепло и комфортно. Ну а тех, кому удалось выбраться из этой жижи, либо люто ненавидят, либо также сильно начинают восхвалять.

Президента любили за харизму и характер, который сделал его тем, кем он сейчас стал. И, безусловно, завидовали, потому что сами Президентами стать не могли, да и, по большому счёту, из-за лени даже не хотели. В молодости Президент был серым невзрачным пацаном в поношенной юбке, а сейчас на него любо-дорого посмотреть – настоящий мачо, реальное воплощение той самой фантастической мужественности, которую недавно вспоминал Мик.

– Как же ему удалось таким стать? А, самое главное, как ему удаётся сохранить свою мужественность в нашем болоте? – с восхищением думал он, глядя на Президента, перед которым, как нашкодивший школяр, в чём-то оправдывался директор магазина. 

Мик вспомнил свежий анекдот: «Любые изменения следует начинать с себя, – сказал президент одной супердержавы и построил себе дачу».

Внезапно Президент и директор замолчали и одновременно посмотрели в его сторону. Внутри Мика похолодело, словно Президент прочитал его мысли и теперь подходит, чтобы хорошенько наказать за непозволительную дерзость.

***

– Я прекрасно понимаю, если вы её купили, значит, она вам действительно необходима, – Президент сделал паузу, обращаясь к Мику. Их разделяло расстояние вытянутой руки и социальная дистанция огромного размера. – Тем не менее, я был бы признателен, если бы вы мне её уступили. Она последняя в этом городе, а возможно, и в стране. Готов предложить за неё любые деньги.

Вблизи Президент выглядел ещё более интересным, чем на экране телевизора.

– Вот, пожалуйста, забирайте просто так, – Мик спокойно протянул завёрнутую в бумагу бутылку. – И денег никаких не нужно.

– Ты же наверняка понял, кто я. Проси, чего хочешь, раз уж от денег отказываешься.

– Да нет, правда, не нужно мне ничего.

Президент с одобрением взглянул на Мика, чьи благородство и небритость ему явно импонировали. Он слегка обернулся, и рядом с ним, словно из-под земли, вырос статный секретарь с усами пшеничного цвета. Президент негромко отдал распоряжение.

– Ещё увидимся, – сказал он на прощание Мику и удалился.

***

В назначенное время к дому подъехал чёрный тонированный автомобиль. В этот поздний час двор оказался совершенно необитаем.

– Жалко, соседи не увидят, какой я крутой. А впрочем, может оно и к лучшему, а то ещё подумают, что меня арестовали и везут в тюрьму.

Автомобиль оказался полностью тонированным не только снаружи, но и внутри. Определить, куда они едут было невозможно, а спросить – не у кого. Немного освоившись в непривычной обстановке, Мик достал из кармана кусочек плотного серебристого картона с единственным напечатанным на нём словом «КУРАЖ».

– Завтра за Вами заедут, – коротко бросил ему секретарь Президента, передавая вчера эту визитку.

Весь следующий день Мик безуспешно строил версии на тему предстоящей поездки. С одной стороны, кураж подразумевал безудержное веселье, чему он, безусловно, был бы рад. Но, с другой стороны, Courage в переводе с английского или французского означало «Отвага», что не сулило ему ничего хорошего. Впустую промучившись, он решил расслабиться и положиться на удачу, поскольку в данной ситуации его согласие никто и не спрашивал, а от предложений Президента отказываются только покойники.

***

Машина ещё плавно тормозила, а Мику уже предусмотрительно открыли дверь. Судя по бетонным стенам и длинным гирляндам освещения, он находился в каком-то бункере, вероятно, даже подземном. Впрочем, оглядеться ему не дали, а сразу провели к массивной пуленепробиваемой двери, над которой огненно-красным неоном мерцала вывеска «Кураж».

– Добрый вечер, Микаэль. Могу я Вас так называть? – у входа его встречала затянутая в кожу очаровательная брюнетка. Фигура у неё была потрясная, но крепкие мышцы рук навевали мысли о том, что этот клуб не является основным местом её работы.

– Меня зовут Зоя, и я весь вечер в Вашем распоряжении, – улыбнулась она, не дождавшись его ответа.

***

Клуб поражал воображение своей изысканной экстравагантностью. Тихая ритмичная музыка слегка будоражила посетителей, надёжно укрытых в затемнённых раковинах приват-зон. Словно предугадывая его желания, Зоя заказала такие грандиозные коктейли, за рецепты которых их авторам следовало бы присудить Нобелевскую премию по химии, никак не меньше. Страхи постепенно растворились, и Мик впал в безудержный экстаз, обнимая согласную на всё Зою. Однако внутри него что-то подсказывало, что главное развлечение этого вечера ещё ждёт его впереди.

В какой-то момент Зоя напряглась, мгновенно утратив томную расслабленность, и быстро встала с дивана, на котором они только что беззаботно проводили время. Получив незримый приказ, она по-военному скомандовала Мику:
– Вставай, тебя хочет видеть Президент. – При этом она выглядела, в отличие от Мика, совершенно трезвой.

***

Президент удобно раскинулся на широком диване и выглядел усталым. Увидев входящего в зал Мика, он подозвал его рукой и пригласил сесть рядом. Охрана так быстро и профессионально его обыскала, что он почти этого не заметил. Мик скромно сел на краешек, хотя в тот момент душа его просто жаждала обнять всех и вся, включая Президента и его охрану.

Президент, как человек опытный, безусловно, ситуацию прочитал и самоконтроль Мика оценил по достоинству.

– Ну, как тебе здесь? – Президент перешёл на «ты», что для Мика было равносильно предложению «Проси, что хочешь, пока я добрый».

– Спасибо, господин Президент, – ответил Мик. Скромничать и отмалчиваться в этой ситуации было бы глупо.

– А можно задать вопрос? – спросил он. Президент милостиво кивнул.

– Как вам удаётся быть таким... – Мик смутился и никак не мог подобрать правильное слово, – брутальным. В чём секрет? Очень мечтаю стать таким, как Вы.

Президент на секунду стал серьёзным и задумался, потом расслабился, махнул рукой и подозвал своего усатого секретаря.

Мик с детства был уверен, что он везунчик и родился под счастливой звездой.

***

Секретарь был одет по-простому, в футболке и джинсах, что наверняка позволялось только VIP-завсегдатаям этого заведения. В сопровождении двух охранников, по размерам напоминавших шкафы, они спустились на этаж ниже. Длинный узкий коридор контролировался видеокамерами, лазерами и ещё массой непонятных устройств, не предвещавших ничего хорошего пробравшемуся сюда злоумышленнику. В конце коридора, прикрывая толстенную сейфовую дверь, был установлен ДОТ с крупнокалиберным пулемётом и отдельным постом охраны. Но его с усатым пропустили, даже не спросив документы.

Открыв дверь, первым в тайную комнату вошёл секретарь, пригласив Мика следом. Посередине комнаты на металлическом, прикрученном к полу столе стоял непонятного вида агрегат, утыканный приборами, индикаторами и прочей научной всячиной. Сбоку из него торчала железяка наподобие настольной лампы, только с более длинной и гибкой гофрированной ножкой.

– Это устройство для повышения мужественности. Отечественная разработка, даже в Америке такого нет. Строго секретная, поэтому никому ни-ни, иначе... – Секретарь выразительно чиркнул ладонью поперёк горла. – А, впрочем, тебе всё равно никто не поверит.

– Жмёшь вот эту красную кнопку, подносишь лампу вот сюда, – он ткнул пальцем себе над пахом, – и всё, ждёшь. Как только почувствуешь, что достаточно – нажми ту же красную кнопку. Как выйдешь отсюда, охрана тебя проводит.

– Да, смотри, не переборщи с дозой, – предупредил он на прощанье и ушел.

Мик остался один, предоставленный сам себе и в полной растерянности. Понимая, что второго такого шанса у него не будет, он осторожно нажал кнопку.

Агрегат включился и тихо натужно загудел, подмигивая Мику разноцветными лампочками индикаторов. Через пару минут он прогрелся, и «настольная лампа» засветилась плотным оранжевым светом. Мик прижал её к тому месту, которое указал секретарь, но ничего особо не почувствовал, разве что лёгкое тепло и покалывание.

***

Проснулся Мик резко, словно вынырнул изо сна. Было уже позднее утро, и чувствовал он себя настолько замечательно, что вчерашнее приключение казалось фантастическим сном. Он никогда не заводил будильник, поскольку спал плохо, а по утрам привык просыпаться самостоятельно. Но на этот раз он умудрился проспать совершенно некстати. На сегодняшнее утро он запланировал важную встречу, на которую теперь имел все шансы опоздать. Он метнулся в ванную, взглянул на себя в зеркало и ахнул – его лицо покрывала недельная щетина.

– F..k, – неожиданно для себя выругался Мик. Это ругательство добило его окончательно, поскольку он не матерился с подросткового возраста. Ноги подкосились, и тело медленно сползло по гладкой стене на холодный кафель пола. – Точно, переборщил с дозой. Спокойно, давай рассуждать логически: чем грозит передозировка? Если мужественность достигнет 100%, то она неминуемо начнёт превращаться в свою противоположность – женственность.

Мик судорожно ощупал себя, но никакой женственности на себе не обнаружил. Значит, всё прошло хорошо, и никакой передозировки не было. От души сразу отлегло, он быстро собрался и выехал в офис.

***

Трафик был традиционно вялый, никто никуда не торопился, потому что не опаздывал. И если бы даже опаздывал, то всё равно не поторопился бы. В этой всеобщей размеренности Мик предпочитал выехать заранее и добраться не спеша, лишь бы потом не напрягаться и всё равно опоздать. Но сегодня был особый случай: он опаздывал и всё же стремился приехать вовремя, словно автогонщик на свидание. Он даже вошёл во вкус, лавируя между лениво движущимися автомобилями.

Химичить или курить за рулём было строго запрещено, но всегда найдутся те, кому можно. После очередного перестроения его манёвр не понравился водителю большого розового автомобиля, который, решив проучить наглеца, несколько раз обгонял Мика и резко перед ним тормозил. Мик не обращал на него внимания, объезжал и продолжал ехать дальше. Так, попеременно обгоняя друг друга, они доехали до делового центра.

Не успел он как следует припарковаться, как из розового авто буквально вывалился водитель и, грязно матерясь, принялся дубасить кулаками по машине Мика. Два его дружка, дылда-мужчина и существо непонятного пола, вышли из машины и весело похохатывали, поглядывая на чудачества их товарища.

Мик заглушил двигатель и неожиданно для самого себя вышел из машины. Обычно он терялся в такой конфликтной ситуации и предпочитал поскорее уехать, но не в этот раз. Сегодня ноги сами вынесли его из машины.

Но не успел он сделать и двух шагов, как получил хлесткую пощёчину и от неожиданности отлетел на капот. В голове загудело, а рот заполнил солоноватый вкус из разбитой губы. Но, что удивительно, страха у него не было. Совсем.

Внутри него что-то переклинило, мысли замерли, а вслед за ними остановилось и сгустилось время, неохотно отдавая настоящему завязшие в нём секунды. Повернув голову, Мик взлянул на обидчика, который горделиво расхаживал перед его авто. Опьянённый то ли химией, то ли видом поверженного противника, он отвернулся к своим приятелям и победоносно вскинул руки.

– А вот это твоя ошибка, – подумал Мик. Словно в замедленном видео его правая нога, повинуясь неведомому сигналу, описала полукруг и сделала... Нет, не пинок, а супер-мега-пинок. Удар пришёлся точно в промежность, и над ногой что-то хлюпнуло. Поперхнувшись смехом и издав то ли стон, то ли всхлип, хулиган начал медленно оседать на асфальт. Дылда двинулся в его сторону, но, наткнувшись на уничижительный взгляд и сжатые кулаки Мика, остановился и отступил.

– Забирайте свою подружку, – прохрипел Мик, сделав шаг к троице и намереваясь, в случае необходимости, продолжить драку.

– Ещё увидимся, – без особого энтузиазма буркнул дылда. Они подхватили под руки своего всхлипывающего приятеля и поволокли его прочь.

– А вот это вряд ли, – Мик почему-то был уверен, что больше они не встретятся.

Он был доволен собой, вчерашний сеанс не прошёл даром. Мик покрутил на пальце связку Ключей от авто, как когда-то крутили револьверы ковбои в вестернах. В какой-то момент ему даже показалось, что он действительно держит в руках револьвер и даже нажимает курок, чтобы выстрелить.

Но тьма уже поглотила его.


Мир №4 Депривация

“А за окном, понимаешь, весна за окном,
И унесёт теплый ветер холодный наш сон.”
           Стихи: И.Сорин
           Музыка: И.Матвиенко

– Если всё идёт так, как задумано, то это удача. А если всё идёт не так, то это приключение, – рассуждал Иван, выходя из здания суда. – И для меня оно, похоже, закончилось. Сколько мне ещё осталось? Три-четыре дня, неделю – максимум.

Умирать в 37 совсем не хотелось, но выбора не было, всё уже решили за него.

Всего два дня назад ничто не предвещало такого отчаянного поворота, разве что не на шутку испортившаяся погода. Апрель – самый революционный месяц, когда зима и лето борются друг с другом на поле битвы под названием «весна». Соответственно ведёт себя и общество, обостряя застарелые противоречия и конфликты и зарождая новые.

Этот апрель не был исключением. Замороженный зимними холодами костёр конфликта между народом и властью вспыхнул с новой силой, рассыпав вокруг мелкие искры личных трагедий и драм. Все хотели свободы, а власть её запрещала, потому что боялась. И вопрос о том, почему люди игнорируют её запреты, перешёл из теоретической плоскости «Что делать?» в практическую «Кто виноват?»

Впрочем, на вопрос «Почему?» думающие люди ответили себе уже давно – потому что эти запреты нивелировали свою важность. Когда обычному человеку нельзя практически всё, а если можно, то исключительно за деньги, когда жизнь тотально регламентирована, тогда количество запретов становится неважным – миллион или миллион плюс один. Бесконечность плюс один равна бесконечности. Чтобы запреты власти реально заработали, их должны воспринимать как нечто экстраординарное, когда «всё можно», а «именно это» – нельзя. Тогда человек с благодарностью примет этот запрет, ибо поймёт, что он не ограничивает свободу, а служит его же благу.

– И дёрнул же чёрт пойти в магазин! Не мог пару дней без хлеба обойтись?! – он знал, что на улице начались митинги и протесты, но решил не менять привычный распорядок. Политика властей возмущала своей безнравственностью, но в демонстрациях он участия не принимал не из-за пассивности или трусости, а по причине более прозаической – ему было что терять. Средний класс, как правило, интеллигентен и консервативен, поэтому вершить революции – не их удел.

Но если не идти в революцию, она придёт к тебе сама.

В ближайшей подворотне трое полицейских повалили на асфальт девушку и тупо избивали её ногами и дубинками. Рядом валялся порванный в клочья плакат с обрывками фраз: «... под суд!» и «... в отставку!»

Девушку. Втроём. Ногами. Это было просто за гранью понимания. Совсем молодая девчонка с двумя смешными косичками, которые судорожно вздрагивали в такт ударов, лежала на залитом кровью асфальте. Она была похожа на одноклассницу Ивана, с которой он пять лет просидел за одной партой и в которую был тайно влюблён.

Первый удар пришёлся точно в челюсть, и ничего не понимающий полицейский, как подкошенный, грузно плюхнулся на пятую точку. Его напарник, подскочивший на помощь, получил прямой удар ногой в солнечное сплетение и рухнул рядом. Третий полицейский успел сориентироваться и с размаху нанёс Ивану удар дубинкой. Иван отклонился и, использовав инерцию противника, ударил его коленом в живот и, не дав ему опомниться, шагнул ему за спину и отправил в нокаут ударом локтя в шею. Этому досталось больше всех.

Тем временем, увидев, что девушка начала подавать признаки жизни, Иван наклонился и протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Она открыла затуманенные глаза, в них мелькнула благодарность, мгновенно сменившаяся нечеловеческим ужасом. Лицо девушки расплылось, и перед тем, как потерять сознание, Иван увидел за спиной пыльные чёрные берцы и окровавленную дубинку со стекающими на землю густыми каплями темно-вишнёвой крови. Его крови.

***

Система правосудия работала исправно, штампуя приговоры согласно написанным непонятно кем законам. Тюрьмы, зоны и прочая блатная романтика отпали, как шелуха, лет двадцать назад с изобретением векторной депривации. Любое преступление – это нарушение жизненных функций человека вплоть до полного их уничтожения, то есть убийства. Поэтому совершенно оправдано поступить с преступником аналогично, наказав его лишением той или иной необходимой функции по аналогии со средневековьем, когда у вора отрубали руку, только на современный лад, гуманно и с использованием передовых технологий. Осудили человека, засунули его в специальный аппарат, нажали кнопку, отключили определённый участок мозга и вот, пожалуйста, получай законное наказание: или рука не работает, или нога, или зрение. Всё строго по закону и в меру ответственности. Быстро, не больно, дёшево, безо всяких там тюрем и расходов бюджета на пенитенциарную систему.

От базовых функций отказа от пищи и наказания жаждой решили отказаться сразу из соображений гуманности, поскольку это равносильно смертной казни, а лишение жизни – это прерогатива Бога, а не человека. Что, впрочем, не мешало властям уничтожать людей десятками и сотнями на пылающих от митингов улицах. Также попробовали отключать эмоции, но технически реализовать это оказалось сложно, и после долгих дискуссий решили приговаривать к лишению двигательных, сенсорных и ещё других, более экзотических функций.

Церковь охотно поддержала эту идею, увидев в ней особый, сакральный смысл, и даже предложила назвать её «Божественной векторной депривацией». В итоге от слова «Божественная» решили отказаться, потому что назвать её так – это значит официально признать наличие сил более могущественных, чем власть. А какая власть на это согласится? Поэтому те, кто у власти, все до единого – безбожники. Или это только у нас?

Как ни странно, общество в целом приняло новую систему наказания, посчитав её достаточно справедливой. Так же полагал и Иван, пока это не коснулось его самого.

***

Дворец правосудия поражал своей монументальностью как снаружи, так и внутри, внушая всякому, сюда входящему, уверенность в непогрешимости выносимых здесь решений. Под конвоем двух полицейских Ивана ввели в большой круглый зал с прозрачным куполом, своды которого поддерживались по периметру дорическими колоннами. Мозаичный пол был инкрустирован гигантским цельнометаллическим пентаклем цвета бронзы. Его центр предназначался для подсудимого, в двух вершинах располагались судья в чёрной мантии и епископ в белом облачении. Ещё две вершины занимали постамент с фолиантом в чёрном кожаном переплёте и стойка с белым голубем. Пятое, главенствующее место предназначалось Президенту, как верховному правителю с правом помилования, но он, как правило, на суды не ходил, по всей видимости предпочитая заниматься делами более интересными.

Тишину нарушил удар гонга, и ритуал правосудия начался. Иван, будучи фаталистом, спокойно воспринимал происходящее и внешне выглядел слегка отстранённым. Но постепенно торжественное и захватывающее действо увлекло его.

Первым поднялся судья, величественной походкой подошёл к постаменту с книгой и принялся вершить суд земной. Раскрыв фолиант, содержащий Свод законов, он приступил к оглашению материалов дела.

– Подсудимый применил силу в отношении представителей власти при исполнении служебных обязанностей, в результате чего двое сотрудников полиции получили телесные повреждения средней степени тяжести, а один – тяжкие телесные повреждения, – судья монотонно зачитывал заранее подготовленный приговор, – ... и приговорил подсудимого к наказанию в размере 1300 баллов.

Услышав цифру приговора, Иван вздрогнул. Он ожидал строгого наказания, но не такого сурового. Например, за убийство полагалось 1500 баллов, а за терроризм – 3000. Факт, что он вступился за девушку, в расчёт, судя по всему, не приняли вообще.

Судья так же величественно вернулся на своё место, передав бразды правосудия церкви для творения суда Божьего.

– Во имя Отца нашего небесного..., – епископ с молитвенным песнопением от бед страждущих троекратно обошёл вокруг голубя, символизирующего небесный суд и волю Божию. Затем он поднял перед голубем объёмную стеклянную чашу, наполненную небольшими, свернутыми в рулон бумажками. Голубь наклонился, вытащил одну из них и заученным движением положил её на ладонь священнику. Тот поклонился в ответ и почтительно передал судье вынесенный вердикт небесного суда. Судья развернул бумажку и торжественно оглядел присутствующих, ожидающих оглашения.

Как и любой другой гражданин, Ивану знал судебный порядок во всех подробностях. Книга Свода законов содержала список всех известных правонарушений с количеством штрафных баллов за каждое. За каждое преступление судья назначал штрафные баллы, затем суммировал их количество и оглашал приговор. Следом голубь вытаскивал бумажки с вердиктами, содержащими вид наказания и размер баллов искупления. И делал это до тех пор, пока сумма баллов искупления не сравняется или не превысит размер приговора. Поэтому преступники-рецидивисты получали несколько наказаний сразу и покидали суд, зачастую, глухими, хромыми и так далее, для чего за счёт государства были заботливо приготовлены бесплатные костыли. Если же размер баллов на бумажке сразу превышал размер приговора, то преступник всё равно получал избранное ему наказание, ибо это его расплата за прегрешение и на то была воля Божья.

– Подсудимый приговаривается к депривации сна, – проговаривая каждое слово, произнёс судья и поднял над головой развёрнутую бумажку вердикта, на которой было напечатано слово «Сон» и цифра искупления «10 000».

Внутри Ивана всё опустилось, и дальнейшее он помнил смутно, словно в тумане. Под конвоем он прошёл в соседнюю комнату, где вся процедура депривации заняла не более 15 минут, после чего его проводили к выходу и вежливо выпроводили.

Итак, он стоял на ступеньках Дворца правосудия, где свершились суд земной и суд небесный, приговор привели в исполнение, и ничего другого не оставалось, как рассуждать о несправедливости правосудия и подсчитывать оставшиеся от жизни дни.

***

Ивану и раньше доводилось не спать ночами и тоже вынужденно, но не более одной ночи подряд. Поэтому первые сутки он перенёс совершенно безболезненно, стараясь по максимуму завершить незаконченные дела. Вторые сутки прошли также без особых проблем, разве что появилась сильная вялость, стала болеть голова и нестерпимо, просто дико хотелось спать. Третьи сутки добавили разбитость всего тела, а к вечеру начался сильный жар. Аппетит пропал, хотелось только пить. Наступили четвёртые сутки, и сил хватало только на то, чтобы думать, вспоминать и пытаться удержать исчезающую реальность. Ждать и подводить итоги.

– Странная эта штука – жизнь. Когда её у тебя много, ты её не ценишь. А когда осталось чуть-чуть, то ценишь ещё меньше, потому что и ценить то особо уже нечего, – размышлял Иван, лёжа на диване. Жар становился нестерпимым настолько, что спать совершенно расхотелось. Он облизнул пересохшие губы и задал себе вопрос:
– Интересно, а жизнь после смерти существует?

– Есть только два возможных варианта, – ответил внутренний голос, – но выбирать будешь не ты.

– Ну ты философ, – похвалил свой Иван внутренний голос.

– Да хрен тебе, а не жизнь, – в их диалог по-хамски вклинился кто-то третий.

Иван: – Это ещё почему? Я, вроде бы, человек неплохой получился, даже можно сказать хороший.

Философ: – Нет людей хороших и плохих, просто в каждом из нас живёт несколько человек. Вот, например, мужчина увидел симпатичную девушку. Как он поступит?

Лирик: – Прочитает ей стихи, она их точно любит.

Хам: – Да какие, нах, стихи. Сразу в койку её.

Лирик: – Нет, сначала нужно стихи прочитать, а потом в койку.

Хам: – Да пошёл ты со своими стихами.

Прохожий: – Эй, тихо вы, надоели. Есть уже охота, предлагаю пойти пообедать. Какие девушки могут быть на голодный желудок?

Философ: – Вот и получается, что человек – это тот, кто в нём побеждает в данную конкретную секунду, но и эта победа – временна.

В голове воцарилась непродолжительная тишина.

Иван: – Ну тогда объясните мне, для чего нужно жить? В чём смысл жизни? Попрошу высказываться.

Лирик: – Чтобы сделать мир лучше, а людей – счастливее.

Философ: – Никто не в силах осчастливить другого, даже насильно. Человека можно сделать только несчастнее, счастливым сможешь стать лишь он сам.

Хам: – Да нет никакого счастья, и не было никогда. Есть только то, что можно пощупать или в карман положить. В дЕньгах счастье.

Прохожий: – Мнения разделились. А давайте ещё кого-нибудь спросим?

Арлекино: – Ну и насмешил, ха-ха. Счастье в карман не положишь. Да если хотите знать, Ваньке-то нашему через пару часов вообще ничего в карман не положить, потому что не будет у него никаких карманов.

Философ: – Следовательно, счастье существует. Всё материальное исчезнет, зато абстрактное останется с ним навсегда: вера, преданность, любовь.

Лирик: – Love forever!

Иван: – Короче говоря, опять один флуд и никакой конкретики.

Прохожий: – И чё тогда было спорить?

Философ: – А в споре и не может родится истина, ибо в нём отстаивают не истину, а правоту.

Хам: – Да хрен с ней, с правотой, с нами-то что будет?

Нытик: – Мы все умрём! Я бою-ю-ю-сь...

Иван: – Всё, хватит! Надоели.

Лирик: – Что значит надоели? Мы – это ты, терпи.

Иван: – Так вас же, то есть меня, всё больше становится. Сколько вас здесь вообще?

Григорий: – Тюрьма разума большая, здесь много заКЛЮЧённых.

Бухгалтер: – Нет проблем, сейчас всех посчитаю.

Нытик: – Всё плохо, нас всё больше и больше. Это значит уже началось разложение. Вначале на архетипы и характеры, потом на молекулы и атомы, а дальше конец и тлен. Мы все умрём.

Философ: – Согласен с предыдущим оратором. Всё, что разъединяет или разделяет – это плохо, а хорошо то, что объединяет. Это касается любой сферы, от дружбы до заборов.

Бывалый: – Смерть разлучает чтобы потом уступить место жизни

Лирик: – Какромантичноянапишуоду Смерти

Хам: – Какуюодуидиоттыжетожеумрёшь

Смерть: – Всем привет.

Иван: – Нувотнакликали атынерано?

Смерть: – Нет, по-моему, в самый раз. Пора прекращать вашу болтовню.

Все возмутились и начали говорить одновременно, как в дурном ток-шоу, перебивая и стараясь перекричать друг друга в безнадёжной попытке быть кем-то услышанным или что-то кому-то доказать. Хор голосов слился в единый гул, вселенскую какофонию звуков, чтобы на экстремуме, на пике хаоса вывернуться наизнанку и превратиться в тишину.

Иван в последний раз открыл глаза миру и обвёл комнату взглядом Будды. Он был спокоен и радостен, ибо в миг, когда утихают эмоции, пелена спадает и весь мир предстаёт в своей первозданной красоте и умиротворении. Затем прощальным взором, как заботливый и аккуратный хозяин, он окинул просторы своего внутреннего мира – мира эго – и вдали, высоко-высоко увидел ярко-желтую звезду по имени «Душа». Её свет манил теплотой и уютом, словно окно постоялого двора уставшего путника. Как если бы в кромешной темноте вдруг зажгли свечку, огонёк которой придал направление и цель до этого бесцельному движению.

– Мне туда, – решил Иван и устремился навстречу своей Душе.

По мере приближения Душа росла и ширилась, постепенно меняя цвет с тёпло-жёлтого на прохладно-голубой. И когда она заслонила собой всё пространство, Иван понял первую простую истину: это не Душа «наша», а мы её.

Погрузившись в её голубое сияние, он пролетел сквозь него и оказался в её мире – мире Душ. Всюду, куда проникал взор, безбрежное чернильное пространство заполняло множество прозрачных переливающихся шаров. Несмотря на кажущуюся хаотичность, угадывалось, что они выстроены согласно чёткому пространственному алгоритму. Каждый из шаров сиял собственным неповторимым светом от легкомысленного светло-лимонного до солидного тёмно-синего. Пространство между ними периодически озарялось всполохами разрядов белых и чёрных молний.

И тогда Иван осознал вторую истину: Души всех людей одинаковы, они лишь по-разному омрачены и заблудились в этой реальности.

– Посмотри, как прекрасно вокруг! – в хрустальной тишине раздался голос Души. – Но ради этого не стоило умирать.

– Это уже неважно, – ответил Иван и улыбнулся. – Зато я понял, что такое Душа.

Он постиг третью и последнюю истину: Душа – это ключ внутреннего мира.

И тьма поглотила его.


Мир №5 Предел

“Любовь свободна, век кочуя,
Законов всех она сильней.
Меня не любишь, но люблю я,
Так берегись любви моей!”
           Ж.Бизе
           «Хабанера»

– Друзья, позвольте представить вам Абигель – дочь наших давних знакомых, только что приехавшую из Лондона. Бедняжка недавно похоронила мужа и решила провести траур в нашей провинции, в тишине и уединении. Прошу любить и жаловать. Проходите, милочка, – объявила гостям леди Мария. На правах хозяйки она позволила себе немного фамильярности в отношении более юной гостьи.

– Благодарю Вас, леди, – Абигель на секунду потупилась, скорее из приличия и по привычке, чем из скромности. Она прошла через зал и присела у чайного столика, спиной к камину. Здесь было тепло и удобно, не привлекая особого внимания, рассматривать прибывших на приём гостей.

Долгий путь её весьма утомил, а размытые дождём просёлочные дороги дали о себе знать даже в комфортабельном роллс-ройсе. Настроение было подавленным, но причиной тому послужила не усталость. Дорожные неудобства оказались сущим пустяком по сравнению с неприятным открытием, которое она сделала нынешним утром. Расчёсывая волосы, она обнаружила на правой щеке маленькую, не более полудюйма, но совершенно отчётливую морщинку. Прошло всего три месяца, как умер муж и вот, пожалуйста, в её 29 к ней начала незаметно подкрадываться старость. Шок от этого неприятного открытия был не таким острым, как три года назад, когда она обнаружила свой первый седой волос, но звоночек был неприятным. А следовательно и меры нужно было предпринимать срочно.

Незамедлительно, но рассудительно. Поэтому Абигель заказала чай и, помешивая серебряной ложечкой ароматный напиток, неспешно и внимательно принялась рассматривать гостей. Местная аристократия привычно блистала брильянтами и мехами и на этом общем непримечательном фоне выделялись лишь парадные мундиры офицеров, фиолетовая с золотой вышивкой кАзула эпископа да элегантный серый костюм молодого мужчины, судя по разговорам и почтительному к нему отношению, местному доктору.

Она вспомнила, как в детстве гостила в этом доме, но это было давно, в «прошлой» жизни, когда были живы её родители. Ей нравилась здешняя величественная аллея столетних клёнов и туй, казавшихся тогда такими огромными. Она любила бегать по просторным лужайкам, кататься на качелях и кидать камешками в квакающих возле пруда лягушек.

Но детство промелькнуло, а за ним прошла и юность. Время не пощадило и этот, такой незыблемый в окружении тишины и покоя, тихий уголок. Величественный дом, казавшийся когда-то огромной цитаделью, слегка обветшал, местами покрылся мхом и как-то съёжился, врос в землю. Впрочем, леди Мария, несмотря на свой почтенный возраст, ещё крепко держала хозяйство в своих руках и ревностно следила за порядком. Прислуга её побаивалась гораздо сильнее, чем её мужа – сэра Эдварда – отставного военного, чей древний род восходил к доблестным рыцарям «Круглого стола». Но даже он не осмеливался спорить с женой, прекрасно зная её характер и в душе благодаря Бога за удачный брак. Именно она помогла ему избежать участи большинства богатых наследников и не прокутить родительское состояние в шумных офицерских пирушках и за карточным столом. Сэр Эдвард вышел в отставку в добром здравии, получив в наследство от военной карьеры помимо орденов лишь усы, саблю, портрет в полный рост в полной выправке да кучу занимательных историй, в сомнительную правдивость которых он давно свято уверовал. В тесном кругу знакомых, а желательнее, малознакомых людей, он всякий раз с жаром повествовал о своих необычайных приключениях, периодически для убедительности подкрепляя рассказ взмахами руки с воображаемой саблей. Женщины, как правило, при этом слегка вздрагивали, а мужчины утвердительно кивали, давая понять и свою компетентность в военных вопросах.

Вот и сейчас в окружении нескольких женщин и своего соседа – недавно вышедшего в отставку по ранению полковника Артура – он собирался продемонстрировать секретный удар саблей, которым он собственноручно пронзил сразу троих солдат неприятеля. К несчастью, демонстрации помешала серебряная сахарница, которую он, неудачно замахнувшись, с грохотом снёс со стола, чем навлёк на себя недовольный взгляд жены. Кавалерии пришлось срочно передислоцироваться в другой конец зала, подальше от зорких глаз «неприятеля».

– Сэр Артур, – сэр Эдвард слегка поклонился, извиняясь.

– Сэр Эдвард, – полковник Артур прикоснулся к шляпе ему в ответ.

Полковник, на правах давнего знакомого, уже много раз слышал эту историю, каждый раз украшаемую всё новыми и новыми подробностями, степень кровавости которых менялась в зависимости от настроения рассказчика.

Ему было 37. Он совсем недавно вынужденно покинул службу и вернулся в родовое гнездо, возможно поэтому уединённая провинциальная жизнь ему пока не наскучила. Заботами докторов его достаточно серьёзное ранение уже зажило и не доставляло особых хлопот, однако поставило крест на дальнейшей карьере. И хотя рода он был менее знатного, чем сэр Эдвард, родители оставили ему в наследство огромное поместье и солидный капитал, который позволял жить в роскоши до конца своих дней. Впрочем, бездельничать он не привык и, получая доходы от поместья, вкладывал капитал в акции и недвижимость. А поскольку жил он скромно без жены и детей, то и некому было взять на себя непосильную ношу тратить его деньги. Короче говоря, полковник был завидным женихом и, следовательно, желанным гостем во всех ближних и дальних окрестных поместьях.

В этом доме его хорошо знали, да и он сам был знаком со многими, успев за непродолжительное время привыкнуть к одним и тем же лицам. Новостей в провинции было немного, развлечений и того меньше, поэтому Абигель заинтересовала его своей новизной и молодостью. Полковника, как и прочих мужчин, тянуло на что-то новое, но не на то, которое «хорошо забытое старое», а на неизведанное – то, что принято называть загадкой или тайной, и совсем неважно большая она или малая. Это препятствие, которое необходимо преодолеть, и чем оно выше и сложнее, тем больше славы ожидает покорителя.

– Главное не влюбиться, – несколько раз прошептал он, подходя к леди Марии с просьбой представить его гостье.

– Позвольте представить Вам полковника Артура, нашего соседа и давнего приятеля, – произнесла леди Мария и гордо удалилась, всем своим видом демонстрируя Абигель своё равнодушие к чужим женским успехам.

Абигель благосклонно кивнула и пригласила Артура присесть рядом. Их взгляды встретились, и полковник был приятно удивлён свежестью и глубиной её выразительных глаз редкого бирюзового цвета. Вблизи она казалась ещё более привлекательной, и даже усталость не портила её, а чуть осунувшееся лицо только подчёркивало темноту чёрных, как смоль, локонов.

– Примите мои искренние соболезнования по поводу кончины вашего супруга, – лучшего повода начать разговор полковник не нашёл.

Девушка слегка кивнула, не ответив ни слова. Полковник смутился. Он, как и большинство военных, не привык общаться с женщинами и очень смутно представлял о чём с ними следует говорить и как правильно себя вести. Повисла пауза, от которой полковник смутился ещё больше. Абигель молчала намеренно, побуждая Артура проявить инициативу. Она словно играла его смущением, и ей нравилось быть хозяйкой ситуации. Она пребывала в том волшебном возрасте, когда все тайны в мужчинах уже раскрыты, а степень собственной загадочности можно регулировать по своему усмотрению.

Тем временем наступил вечер, и погода окончательно испортилась, лишний раз подтвердив старинную английскую поговорку «Sorrow and ill weather come unsent for»  (Прим.: «Горе и плохая погода приходят без приглашения» (пер. с англ.)). Сверкнула россыпь молний, ударили мощные раскаты грома и все разговоры в гостиной разом стихли. Стихия разыгралась не на шутку – вековые деревья раскачивались и судорожно скрипели под напором накатившегося шторма, который, на миг отступив, следом обрушил всю свою мощь на дом и его обитателей. Природа в очередной раз недвусмысленно указала людям их истинное место в этом непредсказуемом мире.

– Дамы и господа, – голос дворецкого звучал особенно торжественно, отражаясь в сводах зала под аккомпанемент громовых раскатов. – Леди Мария имеет честь предложить всем присутствующим ночлег в своём гостеприимном доме. За ключами от комнат милости прошу обращаться ко мне.

Дворецкий поклонился и величественно вышел. По понятной причине все разговоры сразу переключились на погоду.

– Скажите, полковник, а пушки на войне стреляют громче, чем этот гром? – Абигель соизволила продолжить разговор и предложила полковнику потенциально неисчерпаемую для военного тему. – И, будьте так любезны, ещё чаю.

Чрезвычайно довольный такому разрешению тяготившей его ситуации полковник не стал дожидаться лакея и изъявил желание поухаживать за девушкой лично. Помимо чая он решился предложить ей имбирное пирожное, которое не замедлил ей передать. Их руки соприкоснулись, взгляд полковника вспыхнул и утонул в бирюзовых глазах Абигель...

***

Утро было волшебным, вчерашний шторм растворился без следа, как ночной кошмар, уступив место ясному, пронзительно-голубому небу и щебетанию птиц. Яркий солнечный луч сквозь дырку в портьере прочертил пыльную дорожку к подушке Абигель. Наконец-то она замечательно выспалась, и всё её тело буквально пело от переполнявшей его энергии.

Но в кровати было так тепло и уютно, что ей захотелось ещё полежать и понежиться, да и прислуга на завтрак пока не приглашала. Она смотрела в потолок, мечтала и думала о себе, точнее о своём имени. Когда-то давно она прочитала, что обладательница имени Абигель – это творческая и талантливая личность, ищущая, во-первых, применения своим способностям, либо, во-вторых, возможности их развить. И если она находит первое, то становится счастьем для всех окружающих. А вот поиски новых путей самовыражения могут увести её так далеко, что любой партнер станет обузой. Что, в общем, и произошло с её первым, но, как она искренне надеялась, не последним мужем.

– А этот полковник оказался лёгкой добычей, – она с усмешкой вспомнила вчерашний вечер, осознавая собственную привлекательность.

Впрочем, пора было вставать, аппетит у неё разыгрался просто волчий, и почему-то хотелось выпить молока. Она сладко потянулась и собралась уже привычно соскочить с кровати, но не смогла даже сесть. Тело совершенно отказывалось её слушать. Она могла двигать руками и ногами, но не более того. Её словно парализовало, и эта вынужденная беспомощность вначале разозлила, а потом дико напугала. Безуспешно попытавшись сесть или хотя бы привстать на кровати, Абигель не выдержала и изо всех сил позвала на помощь.

– Помогите, помогите кто-нибудь, – что есть сил прокричала она, но из её уст вырывались лишь слабые невнятные крики.

Страшная догадка, словно молния, пронзила её:
– Неужели этот идиот влюбился в меня так сильно?

От бессилия и злости она впала в отчаяние и тихо заплакала.

***

Завтрак подходил к концу, а полковник и Абигель до сих пор не спустились в оранжерею, где были накрыты столы для завтрака. Леди Мария прислушивалась к звукам приближающихся шагов и беспокойно поглядывала по сторонам. Ну ладно ещё эта легкомысленная девчонка, ей проспать было простительно, тем более после долгой дороги. Допустим, проспал и полковник, хотя это свидетельствует о явном неуважении её как хозяйки дома. Тем более что лакей дважды пытался до него достучаться. Но вот чтобы так, вместе, на пару не спуститься к завтраку – это переходило все границы приличий.

Не дождавшись окончания трапезы, леди Мария аккуратно, не привлекая внимания гостей, поручила дворецкому ещё раз побеспокоить полковника и пригласить его выйти к завтраку. Дворецкий вернулся достаточно быстро, и вид у него был обеспокоенный.

– Леди, в комнате полковника явно что-то происходит. Дверь заперта изнутри, мы долго стучали, но нам так и не открыли. Я осмелился посмотреть в замочную скважину, – дворецкий слегка смутился и перешёл на низкий шёпот, – в комнате до сих пор темно, и кто-то жутко скребётся.

Извинившись перед гостями за внезапный уход, леди в сопровождении дворецкого покинула оранжерею. Увидав озабоченность жены, сэр Эдвард незамедлительно последовал за ней.

***

В комнате полковника было темно, пахло затхлостью и ещё чем-то жутко неприятным. Дворецкий осторожно подошёл к окну и раздвинул портьеры.

Сэр Артур сидел в кресле в центре комнаты, судорожно впившись руками в подлокотники. Вернее, сидело то, что ещё вчера называли сэром Артуром. Седые косматые пряди опускались на его покрытое потом лицо, сплошь испещрённое морщинами и старческими пигментными пятнами. Покрасневшие глаза слезились и, не мигая, смотрели куда-то вдаль стеклянным непонимающим взором. Воздух с шумом вырывался из лёгких, словно каждый вдох давался ему неимоверным усилием. И только украшенный многочисленными наградами мундир напоминал в нём бравого молодого полковника, ещё вчера лихо прискакавшего сюда через многочисленные окрестные буераки.

Все замерли в оцепенении не в силах вымолвить ни слова. Перед ними сидел совершенно высохший, но пока ещё живой, старик.

Внезапно один из его пальцев согнулся и с жутким скрежетом царапнул ногтем по обивке, словно полковник пытался встать, но сил у него хватило только на этот жест отчаяния. В абсолютной тишине это прозвучало так, словно мертвец царапает крышку гроба.

Послышался шелест платья, и леди Мария упала в обморок.

– Доктора, скорее позовите доктора, – с дрожью в голосе громко приказал сэр Эдвард прислуге и кинулся к жене.

***

Почувствовав неладное, гости разволновались, но разъезжаться не спешили, и дом окончательно превратился в растревоженный улей. По лестницам бегала прислуга, выполняя распоряжения доктора, укладывая полковника в кровать, неся тазики, воду, полотенца и прочие необходимые для ухода за больным мелочи. Сэр Эдвард разрывался между постелью жены и друга, путаясь под ногами прислуги и отвлекая своими расспросами доктора. Тем не менее, доктор знал своё дело – полковник был вымыт и уложен в кровать, заботливо обложен компрессами и мирно спал под действием успокоительного укола. С леди Марией тоже было всё в порядке, она пришла в себя, правда от перенесённых переживаний и нюхательной соли её слегка подташнивало.

Спустя час доктор усталой походкой спустился в зал, где был немедленно атакован изнемогавшими от любопытства и неизвестности гостями.

– Доктор, что с ними? Что с полковником? Ну не томите, расскажите быстрее, – не выдержала одна из дам.

Доктор не спеша сел на отведённое ему почётное место, устало закурил и выпустил вверх ароматную струю сизого дыма.

– У полковника ВПС – синдром «Всепоглощающей страсти», – и, поймав на себе недоумённые взгляды, продолжил. – Короче говоря, у него «Любовь».

Доктор бессильно развёл руками, и в зале повисло гробовое молчание. Епископ истово перекрестился.

– Доктор, а это заразно? – не выдержала тишины другая дама.

– Сложно сказать, это заболевание мало изучено. Доподлинно известно, что эта древняя и загадочная болезнь пришла к нам из России. Лекарства от неё пока не существует, медицина в силах лишь затормозить течение болезни. Нужен покой, сон, прогулки на свежем воздухе, но, увы, прогноз в большинстве случаев крайне неблагоприятный. Полковник просто высох от любви, он умирает.

Присутствующие дамы достали кружевные носовые платки, послышались всхлипы и причитания.

– Господа, я тоже слышал про эту самую любовь, но чтобы вот так... – сэр Эдвард горестно махнул рукой.

– А не обошлось ли здесь без колдовства? – епископ встал и возмущённо ударил посохом о каменный пол. – Вот уж поистине любовь – это божественный дар и проклятье. А где же виновник, где это исчадье ада? И кто посмел, словно дьявольский паук, высосать все соки из нашего дорогого полковника?

Гости недоумённо переглянулись, подозрительно оглядываясь по сторонам. В суете и хлопотах про Абигель все забыли.

***

За девушкой снарядили целую экспедицию. В её состав вошли двое отставных военных под предводительством самого сэра Эдварда, леди Мария по праву хозяйки, доктор, дворецкий и ещё два лакея покрепче. Замыкал процессию воинственно настроенный епископ, вооружённый увесистым серебряным распятием.

Как и ожидалось, крепкая дубовая дверь оказалась запертой. Внутри комнаты было тихо, но эта тишина лишь усиливала чувство опасности у и без того неуверенных в себе участников экспедиции. Отодвинув штатских в сторону, сэр Эдвард выхватил на всякий случай саблю и скомандовал лакеям начать штурм. Под их дружным ударом ветхая дверь с грохотом опрокинулась, лакеи повалились на пол, об них запнулись сэр Эдвард со своей саблей и бросившийся следом за ним дворецкий. Вместо стремительной атаки получилась каша-мала из копошащихся в темноте у входа тел.

Но едва всем удалось протиснуться в комнату, как сквозняк распахнул окно, портьеры раскрылись, и в лучах утреннего солнца взору присутствующих явилась очаровательная годовалая малышка, барахтающаяся на кровати в простынях и пускающая пузыри. Увидав внезапных гостей, она испуганно захныкала, размазывая слезы вокруг своих больших бирюзовых глаз.

***

Забот у леди Марии теперь существенно прибавилось. Помимо ухода за больным полковником при своём, мягко говоря, не лучшем самочувствии, на неё дополнительно легла забота о малышке. Гости постепенно разъезжались, разнося по полям и весям новости о полковнике и Абигель. Остался лишь ближний круг соседей и давних друзей. Но дела делами, а традиции – традициями, поэтому на Five o’clock tea все обитатели дома дружно собрались в гостиной.

– Доктор, умоляю, расскажите нам что-нибудь про эту самую любовь, – несмотря на потери в стане мужчин, женщин любовный вопрос волновал почему-то значительно сильней.

Доктор помешал ложечкой чай и продолжил начатый рассказ. Внимание высшего общества ему явно импонировало.

– Вся наша жизнь основывается на фундаментальном законе – Законе сохранения энергии. А поскольку любовь также является энергией, действие этого закона распространяется и на неё. По сути дела, это аналог энергии жизни, которая даётся человеку в момент зачатия от родителей в ограниченном количестве. А поскольку она конечна, то если ты её теряешь, следовательно, у кого-то она прибавляется. Если ты заболеваешь любовью, то отдаёшь жизненную энергию предмету страсти. Сам стареешь и можешь даже умереть, в зависимости от возраста, конечно, а объект любви в результате этого молодеет на аналогичное количество лет. Если позволите, этот процесс можно назвать Законом сохранения любви. Или Вечным двигателем любви, если угодно.

– Но позвольте, доктор, – в разговор вмешалась хозяйка дома. – Полковнику было около 35-ти, а постарел он лет на 50, не меньше. Следуя вашей логике, Абигель вообще должна была исчезнуть.

– Не совсем так, уважаемая леди Мария. Дело в том, что любовь линейна, а жизненная сила – нет. Сила любви поражает человека в любом возрасте с одинаковой интенсивностью, а жизненная сила нелинейно снижается от молодости к старости. Надеюсь, я понятно изъясняю и не утомил милых дам столь сложной терминологией?

Доктор отставил чашку в сторону, обвёл взглядом присутствующих и продолжил рассказ с общего молчаливого согласия.

– Вы замечали, как оживают старики от даже самой мизерной любви своих внуков? Как они скучают по ним, ждут их нечастых визитов? Старость тянется к молодости, словно жаждущий к колодцу. В детях жизненная энергия бьёт ключом, и нет ничего страшного, что они поделятся ею со своими бабушками и дедушками. А при рождении в младенце заключено столько жизненной энергии, что для её восполнения не хватит любви всей жизни.

– С ваших слов получается, что никто не виноват. И эта ведьма не ответит за своё злодеяние? – епископа мало интересовала научная аргументация, он во всём видел козни дьявола.

– То, что она сделала не является противозаконным, хотя и не поощряется обществом. Да и кого вы собрались покарать, маленькую девочку? Она сама себя наказала.

– В средние века сжигали и за гораздо меньшие прегрешения, – не унимался епископ. – Вот вырастет и продолжит губить невинные души!

– Успокойтесь, ваше преосвященство, в детстве так много свежих впечатлений, что детям свойственно всё быстро забывать. Поверьте, пройдёт ещё пара-тройка дней, и ваша Абигель забудет и полковника, и этот дом, и нас с вами.

Епископ недоверчиво покачал головой. В этот момент вошёл дворецкий и что-то тихо прошептал леди Марии. Одна сразу же встала:
– Дамы и господа, минуты нашего дорогого полковника сочтены, скоро он покинет наш бренный мир, – траурным голосом объявила она. И сквозь слёзы продолжила:
– Ваше преосвященство, прошу исполнить ваш пасторский долг и проводить полковника в последний путь.

Эпископ торжественно поднялся, всем своим видом показывая, что последнее слово в споре с доктором осталось всё-таки за ним.

***

Полковник медленно умирал. Лицо его уже приобрело пергаментный оттенок, а грудь едва колыхалась, из последних сил пытаясь снабдить кислородом израненное любовью сердце. Даже на смертном одре любовь не покинула его, решив испить его жизненную силу до последней капли.

Присутствующие обступили кровать умирающего, и епископ вложил распятие в его скрещенные руки. Осенив полковника крестным знамением, он начал таинство соборования.

– Вручаю тебе этот крест – распятие Бога нашего во веки веков, как ключ в жизнь вечную...

– Ключ, – из последних сил прошептал полковник.

И тьма поглотила его.


Мир №6 Функция

“Раз, два, три четыре пять
Вышел зайчик погулять...”
          Д.Бедный
          Детская песенка

Когда сын пригласил его в новомодную бургерную, он долго не соглашался. С некоторых пор все эти светские тусовки стали навевать скуку своей какофонией звуков, одежд и толпами вечно чего-то страждущих: денег, связей, внимания или восхищения.

Его звали Клод, и он был редкий, и потому достаточно известный обладатель двойной профессии бизнесмен-поэт. Таких специалистов наберётся не более тысячи на всю страну. Тех, у кого официально три профессии, по-видимому, не больше сотни. А четыре – только у одного. Ну, вы сами понимаете у кого...

И всё же он решил посмотреть эту сверхпопулярную актёрско-кулинарную забаву, которую провозгласили альтернативой классическому театру. Свежие впечатления человеку просто необходимы, а его мозгу в особенности, ибо всё новое – это стресс и развитие, а Альцгеймер нынче сильно помолодел.

Несмотря на фаст-фудное название бургерная «Арт-Кафе», судя по интерьеру, была отнюдь не дешёвой, а даже очень сильно наоборот. Грамотно выставленный свет выхватывал в полумраке две длинные барные стойки, расположенные параллельно на небольшом удалении друг от друга. Такое расположение позволяло использовать их как по прямому назначению, так и превратить в два ряда партера со сценой в центре бара. Негромкая инструментальная музыка только подчёркивала стильность заведения. На периферии зала, где угадывались силуэты столиков, негромкие голоса чередовались с позвякиванием бокалов.

С почетных мест, куда их усадил мэтр, открывался наилучший обзор импровизированной «сцены». Каждого зрителя ожидал бокал красного вина, и это была дань ещё одной модной тенденции. Когда кто-то наверху решил, что спиваться дорогим вином будет для бюджета выгоднее, СМИ тут же подхватили идею о пользе вина, и вот уже даже непьющие ранее обыватели бездумно влились в общую винную струю. К спиртному Клод был равнодушен, соглашаясь, однако, с тезисом, что вином напиваться гораздо приятнее, чем водкой.

Начало представления немного затягивалось, и он невольно вернулся к мыслям, беспокоившим его с самого утра. Они были разные, но включив в себе аналитику Клода-бизнесмена, он отобрал только самые тревожные. А поскольку для Клода-поэта мысли были злом, а добром – только чувства, этого зла оказалось всего два: маленькое и большое.

Маленькое зло заключалось в предстоящей командировке в провинцию. Поездка не так, чтобы сильно его тяготила – ехать всё равно было необходимо, но слегка напрягала, своей неотвратимостью нарушая привычный образ жизни.

– Наверняка жена обо мне уже позаботилась и собрала вещи. Четырёх или пяти визиток будет достаточно. Возьму визитки ГУМа, ЦУМа и пары жителей Москвы. Этого должно хватить на месяц безбедной жизни за пределами МКАД.

Как таковых денег не существовало. Их давно отменили за ненадобностью, справедливо решив, что всё решают не деньги, а связи, должности и знакомства. И в какой-то степени профессионализм. Следуя «многочисленным пожеланиям» граждан, быстро провели референдум о вреде денег, и всё. Вчера были деньги, а сегодня – уже нет, в прямом и в переносном смысле.

С тех пор карьерный рост занял первое место их жизненной парадигмы, образование – второе, родители – десятое, а душа – ... Да и есть ли она вообще, душа-то?
– Да, а москвичи по-прежнему в цене...

Денежные знаки заменили визитки. Чем у тебя их больше – тем ты богаче связями, которыми можно, а временами даже нужно торговать. Как следствие, сразу же появились официальный и черный рынки визиток, а с ними и масса подделок. Но государство тут же поспешило прибрать эту сферу, взяв её в свои цепкие руки или наложив на неё свою лапу –кому как больше нравится.

– Скоро очередная эмиссия визиток и 12% опять заберёт государство, – Клод недовольно поморщился.

Две профессии позволяли иметь соответственно два комплекта визиток, но это было особой привилегией. Ею награждали лишь тех, чьи профессии были диаметральными и при условии, что обладатель достигал ощутимых достижений в каждой из них.

– Хорошо нашему президенту – у него нелимитированный выпуск, а мне приходится еле-еле сводить концы от эмиссии до эмиссии.

Про «концы» Клод, конечно, загнул. Он был вполне успешным и состоятельным человеком. Мало кто знал, но у него была даже ЕГО визитка. Понятно, что он никогда не хвастался ею и не носил с собой, а хранил в надёжной банковской ячейке.

В реальность его вернул сын, незаметно толкнув локтем со словами:
– Представление начинается.

На импровизированной сцене молодая рыжеволосая барменша (или актриса) бойко выкрикнула:
– Once upon а time…

– Понятно, похоже представление будет на английском, – Клод невольно поморщился во второй раз.

Фабула этой весёлой истории напоминала русскую народную сказку про колобка с той только разницей, что вместо колобка выступал американский бургер, а вместо бабки с дедкой – второй бармен, который за ближней стойкой «собирал» бургер по ходу сюжета. Постепенно бургер помимо котлеты и солёных огурцов обрастал человеческим обликом с помощью маршмеллоу, доводя сюрреализм происходящего до полнейшего абсурда.

– А потом наверняка устроят аукцион по продаже этого «произведения». И достанется оно самому понтовому челу, кому минута славы дороже всех. Хотя если он не один, у него возможно достанет ума конвертировать эту славу у своей спутницы во что-то более прагматичное.

Судя по раздающемуся со всех сторон громкому смеху, окружающим представление явно нравилось. Это удивительная способность москвичей – прийти куда-то вечером, выкинуть из головы все свои и чужие проблемы и искренне ржать на всякую ерунду. Причём делать это действительно искренне, от всей души.

– Как дети, ей Богу. Позавидуешь...

А вот далее последовала явная режиссёрская находка. Чтобы встряхнуть порядком охмелевших зрителей актёры запустили новую фишку – волну. Бармен выкрикнул слово, которое нужно было громко повторить, повернувшись к соседу, и чокнуться с ним бокалами. И так далее, по кругу. Довольные посетители начали поочерёдно поворачиваться друг к другу и весело давиться чем-то, напоминающим «ЭА».

Причём в зависимости от культурного уровня тостующего и степени его подпития произношение различалось от отчётливо-разборчивого до почти рвотного.

Отвлёкшись от действа, Клод пропустил исходное слово. И когда волна докатилась до него, невольно замешкался, но вовремя выручил сын и подсказал:
– There.

– There, – нарочито веселым голосом громко произнёс он, повернувшись к соседке – дамочке неопределённого возраста и такой же неопределённой внешности.

На аукционе по продаже колобка-бургера ожидаемо победил лис в лице немолодого лысоватого мужчины полубандитского вида в малиновом пиджаке с толстой золотой цепью на шее. Помимо цепи на нём висела не одна, а сразу две спутницы, а это, учитывая извечную женскую ревность и страсть к соперничеству, многократно повышало его шансы на благосклонность.

Тем временем представление закончилось, сын ушёл, а Клод остался один, всё глубже погружаясь в невесёлые размышления. Сразу вспомнилась предыдущая аллегория про мысли и зло. И сразу же второе, большое зло, которое ненадолго забылось, напомнило о себе в полную силу, а имя ему было – Тоска.

Вот уже два месяца Клод безуспешно пытался бороться с этой напастью, но с каждым днём всё безуспешнее и безуспешнее... Он жил и работал, но ощущал себя человеком-функцией, винтиком какого-то гигантского механизма, изобретённого безумным профессором. Весь этот механизм работал, функционировал, развивался, сам себя ремонтировал, но его назначение и цель никому не были известны. А главное – он неумолимо, независимо от желания и воли своих винтиков, двигался к пропасти. Ум не хотел в это верить, но чувства подсказывали, что именно к пропасти и именно неумолимо.

Чего-то недоставало в этом замечательном, рациональном и таком предсказуемом мире функций. Вначале родился порядок, и он радовал и впечатлял. Жизнь налаживалась, все знали своё место и свою функцию, общество с государством фактически объединились и функционировали как чётко отлаженный механизм. Но людей становилось больше, а это требовало всё новых и новых функций. И даже когда все разумные функции исчерпали, сами функции сумели найти выход – решили сузить специализацию. Именно тогда появились «врач по левой коленке», «учитель 8-х классов» и прочая дикость.

Постепенно весь мир разбили на пиксели, одновременно упустив, потеряв что-то важное. Архитектору важен лишь внешний облик дома, его не волнует, что подле круглых стен невозможно расставить мебель. Но дом – это не только фасад, это и люди, в нём живущие, их комфорт и безопасность. Наш дом – это мы. А нас потеряли, разложив на органы, органы на клетки, на молекулы, атомы и так далее. А атомам уже всё равно – они уже ничьи, они как «Иваны, не помнящие родства», не знают, откуда они. То ли из печени нашей, то ли из пятки.

Мимо прошёл Киркоров и махнул ему рукой.

– Помнят меня небожители, значит пока ещё в цене, – с удовлетворением подумал Клод и помахал ему в ответ. Внимание звезды было приятно, но не имело ничего личного – только бизнес. Несколько написанных им песен стали хитами в его исполнении, что для публики оказалось приятной неожиданностью в эпоху всеобщей пресыщенности и плагиата.

Следующим от размышлений его отвлёк другой давний знакомый – вышедший в тираж актер 80-х или, как их тогда называли, «артист театра и кино». С видом заговорщика он подсел за столик, внимательно поглядывая «глазами кролика» то ли на Клода, то ли на содержимое его бокала.

– Есть раритетные вещи, – доверительно прошептал он.

И тайком, чтобы не привлекать внимание окружающих, протянул под столом пачку визиток. Они были старые, с виду потёртые и к тому же ламинированные.

– А ещё есть визитка прокурора, он ещё фотографией занимается, ну там разной... для взрослых, – с надежной добавил он.

Клод мельком осмотрел визитки и сказал самому себе:
– Это ксерокопии, дешёвка – ничего не стоят.

Но вслух ответил:
– Извини, дружище, не при финансах.

Актер как-то сразу сник и почти незаметно, как и появился, исчез.

***

Полгода назад, вот также невзначай, словно само собой разумеющееся, Клод встретил одного человека, гуру, который тихо вошёл в его жизнь. Клод не сразу понял, какое место уготовано этому человеку и какую роль он сыграет в его судьбе. Проникновенные проповеди, скорее напоминавшие захватывающие истории, оказались настолько созвучны мыслям Клода и затронули такие затаённые, неизмеримо страдающие струны его души, что он, не задумываясь, принял приглашение гуру приехать к нему в гости.

Он жил в Пустыне. Клод не сразу осознал смысл этого слова, ибо считал пустыней место, где жарко, нет городов и много песка. А в этой Пустыне песка почти не было, даже совсем наоборот – кругом был лес, озеро, щебетанье птиц по утрам. И тишина стояла такая, что галька на кромке озера скрипела под ногами словно свежевыпавший снег.

Его Пустыня происходила от слова «Пусто», а люди там были просто Людьми. И именно там Клод с ужасом осознал: все они и он в том числе – не люди, а функции: прокуроры, актёры, финансисты, дворники. Они убили в себе людей. Ну, или в них убили, хотя какая в этом разница. А там, в Пустыне, где твоя функция никому не нужна, остаёшься лишь ты – человек – и те, кто рядом, а ещё твои мысли. И звёзды, много звёзд...

– Каким же я был идиотом, что поддался на уговоры этого гуру и приехал в эту чёртову пустыню!

После возвращения оттуда, из мира людей, сюда, в мир функций, жить становилось всё более и более невыносимо. Бокал постепенно пустел, наполняясь тоской вместо вина, следом наполняя собой Клода и толкая его в свои липкие объятья.

– Ну, ладно, допустим я винтик. А у кого же тогда Ключ от этого безумия, от этого адского механизма?

Возможно вопрос был чисто риторическим, и Клод знал на него ответ.

Но тьма уже поглотила его.


Мир №7 Счастье

“You are not alone
For I am here with you
Though you're far away
I am here to stay...”
          Michael Jackson
          «You Are Not Alone»

– Милый, спускайся, завтрак готов.

Тим на секунду отвлёкся от работы и помахал рукой:
– Иду.

«Милый» ... Он слышал это слово много раз, но так и смог к нему привыкнуть. Замечательно, когда есть тот, кто называет тебя так просто и искренне – «Милый».

– «Миа называет меня милым...» – прекрасное начало стихотворения, – подумал он.

Тишина и одиночество – вот истинные друзья поэта. Отсюда, с высоты ветряной мельницы, Миа выглядела крошечной симпатичной букашкой. Он часто забирался сюда просто так, в поисках красоты и вдохновения. Конечно, если его главная муза в это время была занята делами.

Тим любил свою жену, но никак не мог свыкнуться с мыслью, что он муж, у него есть замечательная жена, а теперь ещё и маленький сын. Вначале он жил один, потом их стало двое, а теперь – трое.

Он затянул последнюю гайку, сложил инструменты, запрокинул голову вверх и крикнул:
– Э-ге-гей...

Крик прокатился по зелёной долине и звонким эхом отразился от дальних, в белоснежных шапках, гор. Испуганная стая маленьких птичек, словно облако разноцветных бусинок, выпорхнула из-под крыши мельницы, недовольно щебеча. Тим улыбнулся и повернулся к солнцу. Оно немного покапризничало, спрятавшись за тучку, но увидев, что Тим не уходит и ждёт, жарко поцеловало его в щёку. Стесняться Солнцу было некого, они здесь были вдвоём, да и целоваться здесь было удобнее, чем на земле – Тим был ближе на целую ветряную мельницу.

Тим был счастлив, особенно сейчас, когда он понял, что это такое – Счастье. Оно было тёплое и мягкое, и его можно было подержать на руках. А ещё оно было похоже на Мию, особенно глазами.

***

С высоты мельницы черепичная крыша дома напоминала спелую землянику, спрятавшуюся, словно под листиком, в зелени раскидистого дуба. Миа и Тим любили свой дом, и он отвечал им тем же. Насквозь пропитанный светом, он щедро делился с ними солнцем, испуская своими стенами ароматы хвои и сосновой смолы.

Вбежав в распахнутую настежь дверь, Тим закружил и поцеловал Мию, подставив для ответного поцелуя вторую, не целованную Солнцем щёку. Миа рассмеялась и звонко чмокнула.

– Теперь я весь расцелован, – с удовлетворением подумал Тим и сел завтракать.

***

– Ветер, ну где же ты?

Они лежали на траве голова к голове, как лепестки ромашки, и смотрели на проплывающие в небе облака. Локоны Мии разлетались Тиму на лоб, ему было щекотно, но он терпел. Он чувствовал тепло её головы, значит, она была рядом, и это главное.

Если долго смотреть на облака, то начинает казаться, что они замерли на месте и ты плавно скользишь по земле. А земля всё не кончается, и это будет длиться вечно, как лето в этой зелёной долине.

– Давай поможем ветру, – предложила Миа и надула щёки.

– Давай, – весело ответил Тим, и они оба начали старательно дуть в сторону мельницы.

Любовь творит чудеса, особенно если в них верить. Крылья мельницы качнулись, скрипнули и сначала нехотя, потом всё быстрее и быстрее закрутились от прилетевшего на подмогу влюблённым ветра.

– Ура, – дружно закричали они. – Давай собираться в дорогу.

Они дружно вскочили на ноги и, взявшись за руки, вприпрыжку побежали к дому.

За полгода жизни в зелёной долине они уже соскучились по новым местам и впечатлениям. Миа мечтала о море, она могла целыми вечерами рассказывать о своём детстве, где бирюзовые волны ласкали белоснежный песок, а стаи разноцветных рыбок раскрашивали завораживающую голубизну океана. И вот подул попутный южный ветер и напомнил о мечте, шелестя кронами деревьев:
– Ну что же вы ждёте? Полетели!

***

– Готовы? – крикнул Тим.

– Да, – радостно ответила Миа.

Он потянул за рычаг, и крылья мельницы плавно развернулись вверх, превратив их остров в гигантский вертолёт. Тим оглянулся и поймал на себе восторженный взгляд жены. Для Мии, как для любой девочки, слабо разбирающейся в технике, в это мгновение он был магом и волшебником.

Земля под ногами затряслась, не поддаваясь и жалея расставаться со своим кусочком. Но техника оказалась сильнее, и вот уже с победным звуком рвущейся ткани порвался дёрн, и остров, их родной дом, плавно устремился ввысь, на лету теряя камешки и шелестя зелёной бахромой свисающей с краёв травы.

Остров словно соскучился по полёту. Казалось, только что они ходили по земле, и вот уже стаи птиц потерялись внизу, уступив место стадам облаков, которые кружили вокруг и летели на юг вместе с ними. Но остров стремился ещё выше и спустя пару минут уже никто и ничто не закрывало сверкающую линию горизонта. И только далеко впереди и справа по курсу поблёскивали два летающих острова, побольше, по две мельницы на каждом.

– Сегодня просто замечательный день для путешествий, – радостно подумал Тим.

В полёте он был капитаном, главой семьи, и это были не просто слова. Согласно неписаным законам он отвечал за всех и все отвечали за него. И он был горд и одновременно рад этой ответственности, стараясь изо всех сил окружить близких своей заботой. Это было честью для него.

Уложив юнгу спать, Миа, воспользовавшись гулом лопастей, тихонько подкралась к нему сзади и закрыла глаза ладошками. Он улыбнулся, развернулся к ней и поцеловал. Целую минуту или, быть может, целую вечность простояли они вдвоём, обнявшись, и только солнце и ветер наблюдали их нежность. Но они, как известно, умеют хранить любовные секреты.

– А давай навестим родителей. Мы уже давно не были в городе. И друзья будут нам рады, – предложила Миа.

– Конечно, дорогая, – согласился, Тим. Она словно прочитала его мысли, он и сам хотел ей это предложить.

***

Город был виден издалека и представлял собой величественное зрелище. Тысячи островов, больших и маленьких, висели в воздухе на одинаковой высоте, образовав единое зелёное полотно. Тысячи ветряных мельниц вращались синхронно, словно подчёркивая атмосферу дружбы и всеобщего единения городских жителей.

Город – это место встреч, здесь жили их друзья. Тим и Миа ценили дружбу, хотя и жили уединённо. Потому что дружить – это не всегда жить рядом, люди должны быть вместе, только если они этого захотят. Друзья скучали по Тиму и Мии, но уважали их выбор, понимая, что вместе могут быть счастливы лишь те, кто счастлив поодиночке.

Едва остров плавно коснулся края, как его трава сразу же ласково переплелась с лужайкой города, накрепко пришвартовав его к берегу. Не прошло и часа, как Тим и Миа уже принимали гостей, которые непостижимым образом, свойственным только родным и близким людям, узнали об их прилёте и поспешили свидеться. Первыми, конечно же, пришли родители, раздаривая свою родительскую любовь уже не поровну, а в основном любимому внуку. На воздушных шариках прилетели даже друзья-домоседы, живущие внизу, на поверхности земли. Шарики у них были красивые, но ужасно дорогие. И всё же они их купили, потому что воздушные шарики – это не роскошь, а средство передвижения.

***

Нагруженный подарками и впечатлениями остров неохотно вытянул обратно траву и отплыл. Помахав провожающим, Тим и Миа мечтательно переглянулись.
– А теперь на море, – прочитал Тим в глазах любимой.
– Да, – радостно прошептала она.

***

Море показалось ближе к закату. Искрящаяся линия горизонта превратилась в широкое бирюзовое пастбище с миллионом белоснежно-пенных барашков. Тим плавно приводнил остров у самой береговой линии. Конечно, ему бы хотелось с разгона плюхнуться в открытое море под весёлый и беззаботный визг Мии, но перед плаванием требовалось осмотреть механизмы, а на волнах это сделать сложнее – мельница будет раскачиваться как метроном.

Тем временем Миа уже встречала море, стоя у самой кромки воды. Пронизанная светом заходящего солнца, в развевающемся платье, она плескалась, словно ангел, спустившийся с небес искупать ножки в белоснежной пене прибоя. Пена переливалась, взлетала, с каждой набегающей волной её становилось всё больше и больше, и вот уже Миа полностью скрылась в белом облаке искрящейся пены. Она звонко смеялась, подбрасывая её вверх, и по-детски искренне улыбалась Тиму.

– Вот за это я её и люблю, – с нежностью подумал он. – За её улыбку.

Тем временем солнце неумолимо клонилось к закату, устав светиться целый день и тоже, возможно, решив искупаться. В его косых лучах вода становилась чернильной, а буруны ещё ярче засверкали белизной на фоне потемневших волн.

***

Тим опустил крылья мельницы в обычное положение, и вечерний бриз принялся с воодушевлением вращать их всё быстрее, то ли играя ими, то ли проверяя на прочность.

– Море жуть какое сильное, – уважительно подумал Тим.

Сильные обычно бывают добрыми, они могут позволить себе такую роскошь. Вот и море щедро одаривало их силой своего ветра. Мельница загудела, вспарывая натруженными крыльями воздух, и в доме ярко загорелся свет, особенно уютный в сгущавшихся сумерках. В окне кухни промелькнула озабоченная Миа, занятая приготовлением ужина.

– Какая она у меня молодец, – с удовлетворением подумал Тим.

Взяв инструменты, он, словно на крыльях, взбежал на самый верх мельницы, торопясь проверить механизмы до наступления темноты. Отсюда сверху, из шатра мельницы, открывалась такая красотища, что захватывало дух. Солнце едва зашло, покинув этот мир, но уже скучая по нему, и сделало прощальный подарок, расцветив небо фиолетово-розовым послезакатием.

Работа спорилась, и за каких-то полчаса всё, что требовалось смазать и отрегулировать, было смазано и отрегулировано, и можно было спускаться. Тим торопился закончить ремонт и вернуться домой до восхода Луны, но не успел. В быстро сгустившихся сумерках ещё не проявились звёзды, а Луна уже взошла на трон и сияла во всей красе, тонким серебряным покрывалом накрыв свой, теперь уже подлунный мир. Море успокоилось, лёгкими звуками прибоя убаюкивая окружающую природу, предоставив возможность мечтателям и поэтам прогуляться по поблёскивающей лунной дорожке, которая, как и судьба, у каждого своя.

Ему нравились лунные пейзажи, но Луну он не любил. Она зарождала в нём грусть и вызывала вопросы, на которые он не находил ответы.

– Кто я и зачем живу?

Тим бы счастлив, поэтому, как и все счастливые люди, он никогда не задумывался, что такое счастье. Он просто знал, что счастлив, и всё. Это было его обычное состояние. Но если бы кто-то спросил его, что это такое, он не сумел бы ответить. Потому что счастье невозможно передать словами, а только почувствовать. И оно у каждого своё.

– Кто я и зачем живу?

Луна – не просто планета, это символ бренности, она словно предупреждает:
– Закончился день, и счастье тоже когда-нибудь закончится, и жизнь. Всё заканчивается.

Мы не навсегда пришли в этот мир и рано или поздно уйдём в неизвестность. На фоне этого ухода все наши повседневные дела меркнут, как пыль под солнцем. А если так, то какая разница, чем заниматься в жизни? Главное стараться это делать как можно лучше и обязательно с любовью, и тогда прибудет с тобой счастье!

«Не важно, ЧТО делать, важно КАК».

– Кто я и зачем живу?

Неужели цель жизни – это просто жить? С очередным порывом ветра тоска вновь нахлынула на него, топя в себе окружающую красоту, заглушая шум прибоя и крики чаек. Вот поэтому он и не любил Луну. Тим судорожно, до боли сжал кулаки и только сейчас заметил в руке гаечный ключ.

– Ключ, – удивлённо произнёс он и с любопытством поднёс его к глазам, словно впервые увидел.

Но тьма уже поглотила его.


Мир №8 Квест

“Какой ты был, таким ты и остался
Орёл степной, казак лихой...”
          Стихи: М.Исаковский
          Музыка: И.Дунаевский

Он надеялся на лучшее, но легче не стало. Вода буквально убивала его, а влаги накопилось вокруг уже столько, что она давила, словно камень, перекрывая дыхание. И всё же он упорно продвигался вперёд. Это было трудно, но жизненно необходимо, потому что для него движение – это жизнь, а значит жизнь – это движение. Лишь так можно было раздобыть пищу, и только благодаря этому он встретил Её.

Он ненадолго остановился, чтобы передохнуть, но неподвижность стала угнетать, и он двинулся дальше.

– Как же ей сейчас трудно, – его мысли возвратились в недалёкое прошлое.

Раньше он двигался наугад, внутренние ощущения руководили им, подсказывая самый лёгкий и комфортный путь. Но однажды их пути пересеклись, и он сразу ею увлёкся. Но, увидев впервые, не рискнул даже познакомиться и лишь скромно двигался следом, стараясь ничем не обнаружить своё присутствие. Эта скромность его подвела – незнакомка скрылась за поворотом, так и не узнав о своём новом поклоннике.

После первой неудачной попытки жизнь потеряла для него всякий смысл. Он ел, пил, спал без всякого удовольствия, пока наконец не свершилось чудо и он опять не встретил её. На этот раз он был более настойчив и даже приблизился к ней, но на радостях так стремительно, что она, по-видимому, испугавшись, быстро удалилась. Встретив её в третий раз, он уже старался не форсировать события. Они немного пообщались, и когда она помахала ему на прощанье, он был поистине счастлив.

И вот, когда их отношения только начали складываться, случился потоп. Теперь уже вода стояла на их пути и мешала встретиться, и он изо всех сил ненавидел эту влагу. Она душила, мешала ему двигаться, а значит и жить. И если он, большой и сильный, с трудом с ней справляется, то как же тяжело приходится ей, такой нежной и беззащитной. Вода могла поглотить её, и возможно она даже погибла.

Бросить её одну в беде было нестерпимо. Собрав последние силы, он устремился навстречу потокам влаги, преодолевая их всё возрастающее сопротивление. По телу пошли судороги, воздуха не хватало, но он упорно продолжал двигаться навстречу своей мечте.

И вот, когда надежда почти его оставила и смерть подобралась вплотную, собрав последние силы, он рванулся вперёд и, о чудо, – белый сияющий свет охватил его. Привычная тьма сразу отступила, сдавшись под напором волшебного сияющего мира, наполненного восхитительными звуками и запахами. А его скромная незнакомка, к которой он так страстно стремился, оказалась здесь, рядом, в этом прекрасном мире. Она с благодарностью прильнула к нему, словно нисколько не сомневалась, что он непременно найдёт и спасёт её.

Переполненный впечатлениями, он так и не сумел осознать, что ему удалось раздобыть первый артефакт, о котором сложно было даже мечтать – Свет.

***

– Насколько же я был слеп, гоняясь в темноте за самим собой, – размышлял он, глядя под ноги на своё прошлое воплощение. Червяк свернулся кольцом и продолжал, извиваясь, обниматься с собственным хвостом. – Но теперь это уже неважно, главное, что у меня есть Свет.

Он открыл ему этот восхитительный мир, солнышко, прохладный ветерок, игры и ещё много всего интересного. И пусть всё это находилось там, снаружи, зато здесь, дома, жилось тепло и уютно. Потому что рядом была Мама – самая лучшая мама на свете.

Каждое утро она заботливо будила его, прогоняя сон и весело тормоша, а потом звала завтракать. Просто удивительно, но стоило ему проголодаться, мама могла сразу накормить его, в любое время дня и ночи. Она всегда была рядом, сколько он себя помнил.

В детстве весь его мир был таким же крошечным – он, мама и их дом. Но сейчас он вырос, а с ним вырос и весь мир. Ему не хватало впечатлений, новых знакомств и друзей. Они шумно резвились неподалёку, а их весёлые голоса лучше любого приглашения звали к ним присоединиться.

Но выйти из дома – значит уйти от мамы, а без неё будет непривычно и одиноко. Зато там, снаружи, интересно и страшно, а поэтому страшно интересно. Из дома его, конечно, выпустят, а из двора – точно нет, поскольку до сих пор считают маленьким. Но он уже вырос и всем это докажет, вот только мешает этот ужасный, высоченный забор. Нужно только набраться смелости, посильнее оттолкнуться и перепрыгнуть его.

– Мама, смотри, как я могу, – разбегаясь, крикнул он. Но силёнок немного не хватило и он, зацепившись ногой за изгородь, грохнулся, больно ударившись о землю. Но самое главное он стоял уже с другой стороны забора!

Разбитые в кровь коленки – небольшая плата за такой артефакт, как Свобода.

***

– Как смешно распрыгался этот удравший из загона телёнок! И обратно он уже не вернётся, жалко только его маму-корову, которая напрасно мычит и зовёт его. Приходится чем-то жертвовать, ведь Свобода того стоит, – подумал он и отвернулся. – Эх, беззаботное детство...

Да, оно беззаботное и всегда счастливое, вот только длится у всех по-разному. Его детство закончилось рано, нужно было помогать родителям поднимать младших братишек и сестрёнок. Он был не против и понимал, что это действительно необходимо, но легче ему от этого не становилось. Его сверстники играли и учились, жили интересной и наполненной смыслами жизнью, а он был вынужден трудиться от зари до зари. И самое обидное, не было этому ни конца, ни края, словно он был создан, чтобы всю жизнь помогать другим. А всё потому, что он чуть-чуть старше, сильнее и взрослее, и это уже никак не изменить. Рано или поздно младшие подрастут, станут взрослыми, а его жизнь так и закончится в трудах и заботах, хотя он тоже имеет право на счастье. Два долга – перед другими и перед самим собой – действительно разрывали его душу.

Много раз он порывался уйти, чтобы начать жить своей жизнью, но у него не хватало сил бросить малышей. Ведь даже когда они выросли и фактически не нуждались в его заботе, он всё равно чувствовал внутреннюю потребность их защищать и оберегать.

Но жизнь мудрее нас, и часто именно она помогает сделать выбор, особенно если это самый главный выбор твоей жизни. Она даёт повод, триггер, переломное событие, развилку на жизненном пути, шанс чтобы проявить себя и сделать выбор. И даже если случается беда, то это ни в коем случае не наказание, а испытание, ибо что-то изменить всегда проще, чем измениться самому.

Горе пришло внезапно с трагической гибелью младшего и самого любимого братика, которому он заменил отца. Невозможно описать те душевные муки и переживания, которые он перенёс, да в этом и нет необходимости – все мы теряли близких и понимаем, что это такое. И в этот критический момент, на пике страданий, трудное решение было принято.

Он ушёл, чтобы увековечить память о близких и заняться наконец делом, о котором мечтал всю свою жизнь и к которому так долго стремился.

В огне душевных мук он получил очередной артефакт – Преодоление.

***

– Какой замечательный портрет брата я тогда нарисовал, – он вспомнил трудную, с малолетства работу пастухом, – и как трогательно искал предназначение своей сложной и такой мимолётной жизни.

Но Преодоление закалило его, и в награду он получил жизнь почти вечную. «Почти» означало, что умереть он мог лишь по собственной воле или согласно повелению свыше. Но вечность – это всегда непросто, уж очень она глубока и слишком туманны её горизонты.

– Но хватит воспоминаний, нужно ещё раз повторить ангельскую иерархию. Три Сферы, Девять чинов ангельских:

1) Серафимы
2) Херувимы
3) Престолы
4) Господства
5) Силы
6) Власти
7) Начала
8) Архангелы
9) Ангелы

– Да разве дело только в знаниях? – грустно подумал он. Сколько ещё нужно совершить благих дел и подвигов, принести жертв и свершений, испытаний, исканий и прочего. – А иначе не видать мне возвышения.

– И кто это всё придумал, эти чины, – избыток времени располагал к философствованию, – неужели Сам?

– Конечно, Сам, – однозначно ответили ему мысли, – ну а кто же ещё?

Чьи это были мысли, он так и не понял, но интуиция подсказала обратное:
– Там, где существует иерархия, двигаются не по пути духовному, Богом предписанному, а по карьерной лестнице.

С каждой её ступенькой дел прибавляется, а заботы возрастают многократно так, что сам уже не справляешься и необходима помощь подчинённых. А если что-то требуешь или кого-то заставляешь, то соответственно и относишься по-начальственному свысока. И чем выше возвышаешься, тем больше становится тех, кто ниже тебя. Но чем больше в тебе требовательности и суеты вокруг тебя, тем меньше остаётся места для любви.

– Следующий, – грозно прозвучал глас экзаменатора.

Следующим был он. Это был его первый экзамен, и ему было немного страшновато. Он долго готовился, твёрдо всё выучил и был уверен в собственных силах, а его робость происходила скорее от скромности, чем от незнания. Он выдохнул и решительно направился вперёд.

– Я отказываюсь сдавать экзамен, – скромно произнёс он, обратившись к экзаменационной комиссии.

Председатель оторвал взор от вороха бумаг и удостоил его взглядом.

– Вы не знаете предмет? – грозно спросил он.

– Нет, что Вы, я всё очень хорошо выучил.

– И всё равно отказываетесь сдавать экзамен?

– Да, отказываюсь.

– Вы понимаете, что без экзамена не получите возвышение?

– Да, прекрасно понимаю.

Председатель растерянно оглядел членов комиссии, такое в его практике случалось впервые. Судя по недоумённым взглядам, остальные экзаменаторы также были в шоке от услышанного. Назревал скандал.

– Вы больны? – Председатель сделал неуклюжую попытку спасти положение.

– Нет, спасибо, я совершенно здоров.

– Тогда объяснитесь, – члены комиссии отложили дела и с интересом уставились на него, ожидая ответ.

– Я просто не хочу возвышаться, – тихо вымолвил он, – это противно любви. Только когда для любви все равны, всё есть любовь.

Тогда он ещё не знал, что не только с блеском сдал экзамен, но и получил самый таинственный и могущественный артефакт – Любовь.

***

– Плох тот Ангел, который не мечтает стать Серафимом, – он вспомнил свою когда-то любимую поговорку. В свою бытность Ангелом он стремился возвыситься, стать ближе к Богу, не понимая, что это бессмысленно, ибо Бог одинаково близок ко всем, как и его Любовь.

За последние 10 000 лет он сильно устал. С каждым годом дел всё прибавлялось, а возраст брал своё. Он старался не подавать вида, но память становилась слабее, да и длань уже не так твердА, как ранее. Вот вчера, например, отвлёкся и пересолил океан. Хорошо, что никто не заметил, а то пришлось бы разбавлять ливнями, тратить понапрасну пресную воду, которая ныне и так в дефиците.

– Так, что у меня на сегодня? – он достал большую стопку коллективных и личных прошений. Сосредоточиться получалось с трудом – мешал небесный гвалт что-то не поделивших Ангелов и Архангелов. Он сначала решил вмешаться и навести порядок, но потом передумал и устало махнул рукой:
– Сами разберутся.

Прошений поступило как обычно много.

– Все от меня что-то хотят, чего-то требуют, им даже в голову не придёт попробовать сделать самим. Проще попросить меня, а потом обвинить во всех своих неудачах.

Первым было прошение жителей деревни о ниспослании дождя для спасения урожая.

– Отклонить, – наложил резолюцию он. Одна из хозяек только что повесила сушить белье и была против дождя. – И когда они поймут, что коллективные прошения рассматриваются, только если за них проголосуют единогласно все 100%?

Следующим было прошение о выздоровлении зрения и исцелении близорукости.

– Отклонить, – он устало вздохнул. – Близорукость – это благо, она ниспослана вам, чтобы вы не замечали, как стареют ваши близкие.

Ни дня не обходилось без прошений мужей вразумить своих сварливых жён.

– Отклонить, – росчерк пера повис в воздухе. – Сами виноваты.

Мужчины не переносят женское ворчание не потому, что разлюбили своих жён. Ворчание ассоциируется у них со старостью, а постареть они боятся гораздо сильнее женщин. Жизнь для мужчины после смерти заканчивается, а женщины, пускай и сожалеют об утраченной красоте, всё же видят продолжение собственной жизни в своих детях. Поэтому и живут они преимущественно дольше мужчин.

Ну и конечно же, накопился целых ворох прошений надоедливых бездельников, вставших на путь духовного развития. Все они просили фактически об одном и том же – сообщить их судьбу или предназначение. Он не стал утруждать себя писаниной, и вся стопа дружно угодила в мусорку.

– Отклонить, – устная виза сопроводила пачку уже в полёте. – Людям не суждено узнать свою судьбу. Ибо, узнав замысел Творца, они становятся равными ему, что невозможно в принципе. Сколько бы не размышляла кукла о своём предназначении, кукловодом ей всё равно не стать.

С бумажной работой на сегодня было покончено, он устало откинулся в кресле и задумался.

– Сколько сил мне пришлось потратить, чтобы добраться до вершины мироздания и создать этот мир? Сколько жизней прожито и сколько артефактов собрано? И всё ради чего? Каждый мой шаг наверх, каждый новый уровень приносили лишь дополнительные заботы и тяготы, и в этой суете я всё больше терял самого себя.

И тут он внезапно осознал, что получил последний и самый ценный артефакт – Мудрость. Ибо только мудрый человек способен признать личную вину в своих собственных неудачах.

– Эх, надоело всё, хочу на покой. Вот бы снова стать обычным червячком, который ползает сам по себе, где хочет, и до которого нет никому никакого дела.

***

На всякий случай (если кто-то не знает) сообщаю, что мысли Бога материальны...

***

– Уж скорей бы забыть этот страшный сон, как я был Богом, благо память у червяков короткая. Хочу спрятаться в тёплую норку подальше от всех, и спать, спать и ещё раз спать. И зачем мне нужен этот самый свет?

Он ловко протиснулся в круглое отверстие и оказался в полной темноте и тишине.

– Проскользнул, как Ключ в замочную скважину, – с удовлетворением подумал он, с трудом вспоминая значения слов «ключ» и «скважина», ведь память у беспозвоночных действительно короткая.

Но тьма уже поглотила его.


Мир №9 Тишина

“...Тишина...”

– Возможно, ты ещё не дорос, чтобы услышать тишину, – когда-то давно сказал мне Ангел-хранитель. – Ибо она содержит все звуки, все мелодии всех миров.

И это было последнее, что я вспомнил, погрузившись в оглушительную тишину.

Белый невесомый свет окружал меня, он был везде, и я тоже являлся частицей этого света. И не было более ничего: ни пространства, ни чувств, ни боли, лишь свет и лёгкое, почти осязаемое счастье. А ещё лень, точнее нежелание выйти из этого волшебного состояния гармонии и баланса.

Сознание пребывало в восхитительном сне, словно убаюканное в гигантском слое ваты. Оно беспомощно барахталось в невесомости бытия, тщетно пытаясь понять происходящее. Без точки опоры сознанию не от чего было оттолкнуться и осознать себя. Оно всё глубже погружалось в пучину сна, у которого не было дна. И отсутствовали силы, способные пробудить его. И не существовало ничего извне, что смогло бы пробудить его и позволить вынырнуть из глубины грёз, чтобы проснуться.

Время от времени разум пытался упорядочить сознание, но оно, словно утренний сон, неумолимо рассыпалось в такт слипающимся векам. Разум силён, но беспомощен без опор на постулаты и аксиомы. И всё же он осторожно и настойчиво пытается зацепиться за что-либо, всё равно за что, но соскальзывает и вновь проваливается в заботливые объятья неги и беспечности.

– Стоп, а Чьей заботы? – Разум ухватился за вопрос, как утопающий за соломинку, крюком внимания зацепив реальность.

Тут же возникло Любопытство как антипод Лени, а следом родилось Осознание. Вначале медленно, словно расправляя крылья, затем всё быстрее и стремительнее, оно взорвалось, заполняя собой всего Меня:
– Я ЕСМЬ! – осознал я, и ещё раз повторил, – Я ЕСМЬ!

– Я есть, следовательно, я существую, – это родились Мысли, а за ними появился и Внутренний диалог. Стало немного легче, точнее – привычнее.

– Ура, я жив. Я способен думать и рассуждать, значит, есть шанс... Что-то изменить, не важно что.

Память стала медленно возвращаться, протаптывая тропинку в прошлое и по крупицам восстанавливая Эго.

– Сколько я здесь? День, месяц, год?

Надо выбираться отсюда, ибо за светом обязательно следует тьма, за счастьем – горе и так далее во веке веков, пока не выберешься из этого колеса Сансары.

***

Темнота наступила почти мгновенно.

– Я Есмь, а значит, есть «Не Я». Это логично, и как же я раньше до этого не додумался?

Темнота вокруг была абсолютной, но я её скорее чувствовал, чем видел. Она обволакивала всего меня, осязаемо прикасаясь, и казалась тёплой. Именно «казалась», потому что сравнить её было не с чем. Для сравнения требовалось что-то холодное, а его не было. И всё же каким-то непостижимым образом я понимал, что темнота действительно теплая.

– Я здесь один? Ау? – вслух произнёс я.

Почему именно «Ау», а не «Аум»? Или «Ом»?

– Есть здесь ещё кто-то?

= Есть, – отчётливо прозвучал голос у меня в «голове», – и уже хватит вопить на весь мир.

Я, конечно, втайне надеялся, но всё же не ожидал услышать ответ, прозвучавший как гром среди ясного неба. Хотя какой там гром, ведь слуха и ушей у меня не было. Впрочем, как и головы :-)

– Ты кто? – задал я идиотский вопрос – первое, что пришло в голову.

= А ты кто?

Этот встречный вопрос застал меня врасплох. А действительно, кто я? Мыслящий слепо-глухо-немой индивидуум без тела? Или в действительности тело существует, но я его просто не чувствую?

– Я есмь.

= И я есмь.

– Ты Смерть?

= Ты думаешь, Смерть стала бы с тобой разговаривать? По-твоему, ей заняться больше нечем? – В голосе появились насмешливые нотки превосходства.

– Давно ты здесь? – Любопытство не отпускало, и я попытался сменить тему диалога.

= Смотря с чем сравнивать.

Попытка провалилась. Я замолчал, существо также вежливо молчало, ожидая мой очередной вопрос. Может, это я сам с собой разговариваю?

– Ты мой ум?

= Скорее Не-Ум.

Понятней не стало. Ну как же я сразу не догадался?!

– Ты Бог?

= Я Бог в той же степени, что и ты. По образу и подобию...

Уже теплее. Думай, думай...

– Ты моя душа?

= У меня много имён.

Точно, это душа! Так вот почему этот голос показался мне таким знакомым.

– Ну объясни мне тогда, как здесь всё устроено и кто здесь главный? Пожалуйста, я никому не расскажу...

= Ты знаешь ответ. Начни с начала. И задай, наконец, правильный вопрос.

***

«Начни с начала». Знать бы ещё с какого... Моё начало – это рождение, а у новорожденного нет ничего: ни знаний, ни впечатлений, ни жизненного опыта. Пожалуй, единственное, что у него есть, это осознание, что он существует. Он Есмь – это факт и это, во-первых.

Во-вторых, Евангелие гласит, что «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Следовательно, когда я родился Бог уже был. Но и самого Бога кто-то создал. То есть существует НЕчто, которое невозможно описать и даже вообразить, создавшее Бога или откуда Бог возник сам. Итак,

Вывод №1: «Есть Я, Бог и НЕчто».

Рассмотрим ситуацию с точки зрения каждого из трио главных героев.

«Я» полагает, что есть Я, есть Бог, который его создал, и невообразимое НЕчто, создавшее Бога и, возможно, много ещё чего и кого.

С позиции Бога тоже всё более или менее понятно. Бог решил познать сам себя, для чего создал вселенную и людей, которых наделил своими частицами – «душами». Души развиваются, аккумулируют для него человеческий опыт, и Бог доволен. Он любит души как части себя, ибо не любить себя невозможно. Прав был Иоанн Богослов, когда писал «Бог есть Любовь...». Бог един и, одновременно, он в каждом из нас.

А вот с точки зрения Нечто – того, что выше Бога, или дальше, или шире, или сильнее – всё выглядит не так радужно. Зачем ему это всё? Для чего? В чём смысл? А смысл, безусловно, есть, ибо он есть везде – это Закон целесообразности как частный случай Закона сохранения энергии – достижение максимального результата минимальной энергией. Если мы не видим смысла, это не значит, что его нет. Это означает, что у нас просто недостаточно информации.

Какую практическую ценность мы представляем для Высших сил? Что с нас, людей, можно взять, кроме жизненного опыта и слёз от разбитых коленок? Ответ – ничего более, а значит, это и нужно: либо наши эмоции при жизни, либо наш жизненный опыт после смерти, либо и то и другое вместе взятое.

Это напоминает вселенскую чашку Петри, в которой нас клонируют, используя Бога как клише, по его «образу и подобию». А любовь его нужна, как пастух стаду, чтобы не разбежались. Кстати, и душам нашим не легче, хотя они не «наши» вообще, а скорее, мы их тела. Души не добровольно забывают о прошлых воплощениях, их целенаправленно стирают и используют так же, как и нас. Перед тем, как наполнить стакан, лучше выплеснуть его содержимое.

***

Что есть Я после смерти? Это Я минус тело, которое выбросили в мусорку, как ненужный фантик от конфеты. И если конфета – это мой жизненный опыт, все мои чувства, эмоции и привязанности, накопленные при жизни, то кто же тогда её съест? Ответ очевиден – тот, кто дал мне это тело или тот, кто командует тем, кто дал мне это тело. Но если у меня отберут конфету, значит и меня не будет, ибо Я – это моя память, опыт, чувства – то, что называют коротким словом «Эго».

Интересно, а чья эта конфета и кто её съест? Возможно, Душа, Бог или ещё кто-либо, но это не так важно. Важно другое – чем вкуснее конфета, тем большее на неё найдётся желающих. Чем интереснее жизнь, тем она ценнее, причём даже не количеством впечатлений и переживаний и не их знаком, а глубиной. Но пока кто-то не хочет делиться и мнёт конфету в своей тёплой ладошке, она может растаять и потихоньку вытечь меж пальцев. И никто не расстроится по этому поводу – конфет-то осталось ещё много. Поэтому,

Вывод №2: «Эго исчезнет, но есть шанс».

= Ты же сам любишь сладкое.

– Во-первых, не любишь, а любил. А во-вторых, чужие мысли подслушивать нехорошо.

Так вот... Это всё ужас как сложно, а от этих выводов совсем не легче и можно сойти с ума. Любой вывод построен на логике, которая является конструкцией ума. Вот и получается, что сойти с ума можно, а выйти из него – нет. Именно ум не позволяет выйти за пределы обусловленности, став нашей тюрьмой и тюремщиком одновременно. Линия жизни замкнулась в круг, превратившись в Колесо Сансары или в чашку Петри, кому где удобнее.

Конфета никогда не сможет сама себя развернуть из обёртки. Другими словами,

Вывод №3: «Формулы бессмертия не существует, в него можно только верить».

Путь в бессмертие не проложить умом, его невозможно даже почувствовать в силу ограниченности наших органов чувств. Не стоит тешить себя надеждами, что нас, людей, с нашими мозолистыми руками пустят в многомерные дали трансцендентного. И душа нам тоже не помощник, хотя и ближе нас к Богу и правильнее всё чувствует, но конфеты она тоже любит.

Получается, что Я – это одинокая слепая конфета, пожизненный узник своей же обёртки, которая изо всех сил пытается поверить, что её не съедят. И пусть тюрьма мной самим построена на совесть, стены её крепки и высоки, но пока я жив, есть шанс совершить побег, нужна лишь карта и...

– А как добыть Ключ от нашей тюрьмы, сокамерник?

= Увы, я не знаю. Но это правильный вопрос...

И я провалился в небытие...


Эпилог

Солнце упало в океан, разбрызгав звёзды по вечереющему небу. Звуки спрятались, а время замедлило свой бег, дав возможность людям почувствовать себя людьми. Алекс размешал ложечкой пенку и отхлебнул крошечный глоток густого тёмно-коричневого напитка. Его терпкий аромат смешался с запахом морского бриза, окутав его легкой волной ностальгии. С веранды кафешки открывался замечательный вид на залив, освещаемый зелёной и фиолетовой Лунами. Сквозь пелену лёгкого тумана проступали переливающиеся ореолы звёзд, напоминающие разноцветные шапочки распустившихся одуванчиков.

Прошлое осталось в прошлом, а будущее ещё не наступило. Алекс наслаждался мгновениями жизни, наполнив себя чувствами и отогнав подальше мысли.

   Вечерним умиротворением
   В прибрежный тихий городок
   Садится солнце в даль устало,
   Пурпуром озарив восток.

   Прохладным бризом в море сдуло
   Прочь всю дневную суету,
   Что неизбежностью своею
   Скрывала мира красоту.

   Склонившись к морю, ветка пальмы
   Чуть гладит, как крылом, волну.
   И тенью цвет её меняет
   С лазурного на бирюзу.

   Трещат загадочно цикады,
   Совсем неслышны жарким днём.
   И с тонким запахом жасмина
   Волнуют мысли о былом.

   Чуть слышный шелест волн прибрежных
   Зовёт меня с собою вдаль...
   Туда, где будущее ясно.
   Туда, где прошлого не жаль.

Какой это был мир, 9-й или 99-й, сейчас не имело значения. Важен лишь нынешний, пропитанный ароматами и смыслами миг, потому что вся наша жизнь соткана именно из таких «нынешних» мгновений.

Так сколько же миров в действительности? Много. И пусть основных миров всего девять, но всё на свете переменчиво, и как не случается двух одинаковых закатов, так и живые миры ежесекундно меняются под напором неведомых нам законов. Природа совершенно непредсказуема в своём разнообразии.

Что же уготовано нашему главному герою? Его ли этот мир или ему предназначено вечно скитаться в поисках чего-то? Или кого-то? Возможно, ему следует поискать это в себе? Кто знает... Порой на поиски уходит целая жизнь и даже не одна.

Но эта книга подходит к концу, и на последней странице давайте тихо удалимся и оставим Алекса мечтать в одиночестве. Мы-то с вами уже знаем, что это заКЛЮЧительная глава. Но, тсс...! Не будем говорить ему об этом, пусть он ещё немного проникнется этим восхитительным миром.

Возможно, Вас интересует судьба других персонажей? Так вот, слушайте: Ирина обязательно встретит Алекса в одном из миров, как и положено родственным душам. Григорий по-прежнему работает Ангелом, мечтает об отпуске и медленно стареет на службе. А кого интересует рыжая девица из бара, то у неё тоже всё хорошо. Она повстречалась мне на улице позавчера ;-)

Продолжение следует?