Моя армия

          Служил я всего год. После института, точнее академии, Томской Академии Систем Управления и Радиоэлектроники (ТАСУР). С 6 июля 1995 г. по 22 июня 1996 г. Это был г. Юрга Кемеровской области, 74-ая бригада быстрого реагирования (командир – полковник Белевич).
         Первых два месяца прошли в 3 МТБ (третьем «эмтэбэ» - мотострелковом батальоне). Там и присягу принимал. Затем был переведен в ЗРДн («зээрдээн» - зенитно-ракетный дивизион, командир – И. Борзов, нач. штаба – С. Трусов), где служил в 3 ЗРБтр (третьем «зэрбатр» -зенитно-ракетной батарее). Должность – заместитель начальника расчета («зэнэр» - ЗНР) зенитно-ракетного комплекса (ЗРК) «Оса». Должность соответствует воинскому званию старший сержант. Однако около двух третей службы находился в почетном звании рядового. Ранней весной 1996 года на каком-то торжественном построении были торжественно вручены погоны младшего сержанта.
         В ЗРДн попал благодаря офицеру-«пиджаку», Жещинскому Сергею. «Пиджаками» назывались офицеры, которые закончили военную кафедру ВУЗа и призывались на два года. Сергей служил в ЗРДн в звании «летёхи». Мы знали друг друга в лицо, т.к. учились на одном факультете и жили в одном студенческом общежитии. Он учился на два курса раньше. Зайдя однажды по каким-то делам в расположении 3 МТБ, увидел меня и пообещал устроить перевод в ЗРДн. Обещание своё сдержал, за что я ему очень благодарен.
         За время службы «оттащил» порядка двух десятков караулов. В караул ходил в качестве выводного и часового пока был рядовым. Затем, получив две лычки (как говорили, две «сопли») на погоны, т.е. став младшим сержантом, в караул ходил в качестве разводящего.
         Служба в армии – не сахар, это серьезное испытание. Не сломаться, сохранить достоинство и остаться человеком – одна из задач военнослужащего-«срочника». Первое время после службы, часто снилось, что меня снова призывают в армию. И даже сейчас, четверть века спустя, такие сны иногда бывают. Там во сне я недоумеваю и негодую: «Как так? Я же уже служил! Почему второй раз? И староват я уже для срочной службы!». Как правило, во сне попадаю в часть, в которой служил. Иногда там те же люди. В общем для старика Фрейда тут было бы большее и раздольное поле для психоанализа. Но даже и не психоаналитику понятно, если снится, значит служба была действительно испытанием на прочность. Сборник содержит воспоминания о службе и заметки о случаях, оставивших след в памяти.


                100 рублей

         Моя бабушка, Улита, умерла в 1991 году, в декабре. Последний раз ее видел, когда приезжал на каникулы летом, закончив первый курс. Уезжал из деревни в августе. Тот август в истории страны памятен. Тогда была последняя попытка сохранить великую страну, СССР. Это назвали путчем, ГКЧП.
         Завтра мне уезжать и накануне, я на мотоцикле (Иж Юпитер-3 с коляской) приезжал к бабушке попрощаться. Она дала мне 100 рублей. 100 рублей образца 1991 года, всё еще с профилем Ленина. В те времена это были еще большие деньги. За год до этого я, работая в «Сельхозэнерго», имел зарплату немногим более. В начале 1991 г. была павловская денежная реформа и цены выросли раза в три. Однако, думаю, что для бабушки, это была, наверное, почти двухмесячная пенсия. Немалые деньги. Бабушка, однако, жила с одной из моих теть, и другие дети тоже ей всегда помогали. Поэтому, я с благодарностью принял этот ее жест.
         У меня рука не поднималась потратить эту сторублевку. Это была память о бабушке. В 1993 году был новый обмен денег и после этого возможность воспользоваться ею исчезла совсем. Для меня эти сто рублей стали своего рода талисманом. Это было последнее, что я принял из бабушкиных рук.
         В начале июля 1995 г. меня забрали в армию. Среди вещей, которые я взял с собой были и мои драгоценные 100 рублей. Как память, как оберег, как талисман взял я их с собой. Эх, никто не подсказал мне тогда, как надо было одеваться в армию и что брать с собой! Одеваться надо было в лохмотья и ничего с собой не брать. Приехали в часть. Пошли получать обмундирование и переодеваться. Одежды своей гражданской я уже больше не увидел. Помню свои туфли, чешские «Цебо». Это такая обувь, которой сносу не было. Несколько лет я их уже носил, и еще несколько раз по столько же бы относил. Однако бОльшее разочарование меня ждало впереди. Вернувшись в подразделение, мы, «духи», своих вещей, которые оставили в каптерке (3 МТБ), не обнаружили. Всё было варварски разграблено, истерзано, разбросано! Мародёры сделали своё дело. Так и мои «СТО РУБЛЕЙ» пропали! А ведь это по сути были уже не деньги. В стране уже прошли реформы, обмены и ходили купюры другого образца. Это была просто бумажка. Для кого-то, но не для меня! Эмоции переполняли тогда, это болит и сейчас!...
         Светлая память нашим ушедшим бабушкам и дедушкам!


                Проверка на вшивость

         В переносном смысле. В жизни и армии, этом сгустке жизни, так, если ты непреклонен, тверд в своих решениях и твердо говоришь: «Нет!», то, возможно, применив к тебе поначалу какие-то санкции, тебя оставляют в покое.
         В армии это все происходит в первые дни службы. Вспоминаются несколько случаев, после моего перевода в ЗРДн.
         Подходит к мне такой, на полгода старше призыва, солдат (фамилию даже помню, Белов) и говорит, мол, такой-то просил тебе передать майку, чтоб постирал ему. Я ему в ответ: «Спроси его, может ему еще и портянки постирать!?». В общем, я вежливо отказал в просьбе. Угрозы какие-то последовали, но не помню, претворились ли они в жизнь.
         Сидим с приятелем, сослуживцем, в парке (техники) нашего дивизиона. Погода теплая (наварное сентябрь был). Сидим на земле, опершись спинами на ворота бокса (гаража с техникой). Подходит вальяжно один из авторитетных старослужащих, Иван Широбоков («Ванца»), пинает меня в подошву «кирзача»: «Дай закурить!». Отвечаю: «Нету!». Далее следует стандартная фраза старослужащих: «Рожай!». Я ему: «Был бы женщиной, то, возможно, попробовал бы». Не удалось ему с моей помощью куревом разжиться: «Вечером, после ужина, в «сушилку» придешь. Будем разбираться с твоей дерзостью». После ужина в сушилку я не пошел, ждал особого приглашения, которого не последовало. Больше с Ванцой конфликтных пересечений не было (да и служил он в другом подразделении дивизиона).
         Однажды, заглянув по какому-то случаю в сушилку, увидел там такую картину. Стоят молодые в ряд, а им что-то «втирает» Александр Новожеев («Большой»), высокий, богатырского сложения, «дед». «Ааа…, ну-ка и ты становись в строй». И пошел он от одного конца ряда к другому, и бъёт одновременно правой и левой по груди молодых бойцов. Ударит, переступит на шаг вдоль строя, снова ударит. Всем, кроме крайних в строю, досталось по два раза: и левой, и правой. Я стоял с краю, поэтому вкусил одной богатырской руки. Не скажу, что это было больно, скорее было похоже на толчок, от которого солдатики отступали на шаг назад. Уж почему все это происходило и не помню сейчас, но, видимо, были какие-то причины, Большой был спокойным и не лютым дедом.


                Храп

         В армии я впервые столкнулся с проблемой своего храпа. Да собственно проблемы-то особо и нет. Я и сейчас не сильный «храпун». Изредка, особенно, если накопилась какая-то усталость.
         Так вот, очевидно, что тогда, первое время службы в армии, усталость и стресс были моими спутниками. Службу в армии уж точно нельзя считать комфортным времяпровождением, не курорт, как говорится.
         Первый раз я понял, что храплю, когда в мою сторону из кубрика, в котором почивали деды и дембеля, прилетел кирзовый сапог. Его полет, как помнится, сопровождался просьбой: «Сударь, не могли бы Вы не храпеть?! Это мешает спать почтенным гражданам нашего батальона».
         В следующий раз мой сон был грубо прерван, по причине моего храпа, уже после моего перевода в зенитно-ракетный дивизион. Трудно описать ощущения, когда тебя, в момент нахождения в царстве Морфея, бьют подушкой по голове. Ошарашенность, потеря чувства пространства и времени, звон в голове… Понял, конечно, спустя какое-то время, что случилось, и что было причиной. Когда это случилось второй (последний) раз, моментально соскочил и успел перехватить непосредственного исполнителя. Влепил ему пару оплеух и затрещин. Хотя он просто исполнял «высочайший указ» «знатных особ нашего дивизиона». Больше этого не повторялось. Или я излечился от храпа, или не находилось желающих попасть под горячую руку (состояние гнева такое, что в этот момент совершенно без разницы кто перед тобой: почтенный дед или «молодой»).


                Заготовщики

         В нашей солдатской столовой не было линии раздачи. При наличии таковой каждый боец мог бы взять (получить) всё что ему полагается, в полном объеме. У нас столы накрывались на все подразделение. То есть когда подразделение приходило на прием пищи, то на столах уже стояло и лежало всё что полагалось. Супы, каши и т.п. стояли в котелках, и солдаты сами себе их потом накладывали.
         Однако, не всем доставалось поровну. Некоторые были ровнее других. Это были авторитетные «деды». У них в подручных всегда были «шестерки». Так вот такие шестерки минут за 15-20 до завтрака-обеда-ужина шли в столовую «на заготовку». В этом случае они были не шестерками, они были «заготовщиками». Их роль состояла в том, чтобы накрыть столы своим старослужащим покровителям (ну и себе разумеется). Они с других столов, как правило за которыми сидели «молодые», собирали хлеб, масло, яйца, в общем все самое вкусное и ценное.
         Придут на прием пищи солдаты и многие на своих столах видят в котелке с супом один жиденький бульончик, в котелке с кашей - сухую крупу и лёгкий мясной дух. В общем молодые «держали пост», а «авторитеты» и их шестерки «говели». Их столы ломились. Надо отдать им должное в том, что, наевшись от пуза, они порой делали широкий жест и делились оставшимся с полуголодными «молодыми». Куда смотрели офицеры и отцы-командиры? Ну это уже совершенно другая история.


                Солдаты и капуста

         О’Генри писал о «Королях и капусте», я же о солдатах и капусте. Отправили как-то раз нас, несколько человек из нашего дивизиона, в наряд на продсклады бригады. Месяц, вероятно, был октябрь, так как нас отправили на засолку капусты. Отслужил я к тому времени три с небольшим месяца. Были мы, таким образом, «молодые» и голодные.
         Капуста квасилась в больших емкостях, находящихся большей частью ниже уровня пола и вбетонированных в него. Ориентировочно они были диаметром около двух с половиной метров и глубиной метра три. Два или три таких чана было на складе. В общем квашеной капустой, и бигусом из нее приготовленной, часть на зиму обеспечивалась.
         Мы очищали капусту до чистых листьев и закидывали ее в шинковку, приводимую в движение электродвигателем. Искрошенная капуста падала прямо в чан, в котором ходил солдат, одетый в ОЗК. Он утаптывал, утрамбовывал капусту и посыпал ее солью.
         Я уже упоминал, что мы были молодые и голодные. На складе был хлеб, трехлитровые банки с соком, бочки с растительным маслом. Голодными мы не были: мы поливали куски хлеба этим маслом, а потом запивали всё это соком.
Гора кочанов капусты, находившаяся на складе, начала «гореть». На вилках капусты было много «черноты» и слизи. Так как на складе планировалась какая-то проверка, то нам было приказано добывать свежие белые капустные листы и маскировать ими эту капустную гору. Мы это проделали, и горка создавала своей внешней чистотой, белизной и свежестью приятное впечатление. Чем закончилось дело, была ли проверка, я или не знал, или забыл за давностью лет.
         Вспоминается еще такой случай. В тот ли это наряд было или другой, не помню, да и не важно. Пришел на склад груз с мясом. Нас отправили на разгрузку. В числе прочего там была и конина. А на ней были штампы сороковых годов прошлого века. Возможно память сейчас утрирует, может и не сороковых, а шестидесятых годов. Однако впечатлило это меня тогда. Потом я выяснил, что мол такое практикуется при смене продуктов питания на складах госрезерва. Так это или не так – это уже совершенно другая история.


                Каптёрщик

         Его звали Москалёв Сергей. Воспринимал я его тогда как, мягко говоря, не очень хорошего человека. Всё ведь зависит от обстоятельств и личной эмоциональной окраски. Таким мне и память моя его сохранила. Возможно он стал хорошим человеком. Возможно он и тогда был хорошим человеком. Но армия – это ведь не курорт, вести себя надо было так, чтобы максимально комфортно и безопасно выжить в этой суровой мужской среде. Тем более в эти непростые 90-ые годы. Да и, повторюсь, наше восприятие людей очень субъективно и может оказаться на самом деле не совсем справедливым.
         Москалёв был каптёрщиком (каптёрка – склад имущества), кладовщиком, если по-граждански. Он «доставал» меня. Одно время моя кровать была ближайшей к каптёрке. Ближайшей из тех, на которых спали «молодые». А еще многие из сослуживцев недолюбливали «годичников» (из зависти, думается, что им служить всего год). Вздумается ему среди ночи… Ему то что?! Хоть среди ночи. В наряды он не ходит. В караулы не ходит. В парк не ходит. Хорошее место – каптерка, надежное, тёплое. Он практически сам себе хозяин, захочется и днем вздремнет. Вздумается ему среди ночи какой-то порядок в каптерке навести. Помощник нужен. Я оказывался ближайший, крайний. Терпел я это, унизительных по отношению ко мне выпадов с его стороны не было. Потом я поменял «дислокацию», да и отслужил уже побольше, кое-какой авторитет появился. Перестал он меня дергать на работы в каптёрке.
         Но симпатии ко мне он тоже не приобрел. Однажды, когда я был в каком-то наряде, он выдавал подразделению трехпалые рукавицы. Зашел после наряда в каптёрку получить свою пару, а Москалев чего-то выкобениваться начал. Что-то слово за слово и вывел он меня из себя. Урыл я его куда-то в груду висящих шинелей. Оттащили меня от него, в каптерке не одни были.
         Вечером Москалев со своим дружком, крепким прыщавым парнем, Олегом Чащиным, вызвали на разговор в сушилку. Они были из одного подразделения, взвода материального обеспечения (ВМО). Взводом тогда командовал прапорщик Сергей Гавердовский. В сушилке они мне предъявляли, они меня воспитывали – мол «так же нельзя»… Чащин пару раз, не сильно, приложил мне по груди. Вяло они смотрелись! Просто надо было как-то отреагировать. На глазах свидетелей, каптёрщик, на своей территории, получил… Что получил?! Да просто, получил!
         После этого случая с Москалевым у меня больше конфликтов не возникало.


                Взрыв

         По субботам в армии ПХД (парково-хозяйственный день). До обеда работы в парке техники, после обеда уборка казармы. Уборка казармы включала генеральное мытье полов с мылом и щетками, когда все кровати из кубриков выносятся на «взлетку». «Взлетка» - центральная часть казармы, на которой выполняются, например, построения подразделений.
         В парке в этот день могли, например, натирать технику тряпками, смоченными соляркой. В этом случае техника блестит как новая. Однако, солярка, обладая некоторой жирностью, способствует накоплению пыли на поверхностях. Поэтому такой блеск техники был не очень долгим.
         Помнится, как-то с одним сослуживцем в парке убирали осень опавшую с деревьев листву. Так нам, вышестоящим руководством, было велено деревья трясти, чтобы принудить листву покинуть обжитые на ветвях места.
         Однажды в одну из таких суббот, весной, после схода снега, в парке была генеральная уборка. Выносили разный мусор за ограждение парка, там под горкой был своего рода «полигон твердых отходов». Некоторые солдаты, в том числе и я, с граблями и лопатами чистили «зазаборную», прилегающую к нашему парку, территорию.
         Отвал горел. Весна, трава сухая и ее часто поджигают. Тут – ВЗРЫВ! Что-то в этом горящем «полигоне» взорвалось. Видимо не очень большое, т.к. взрыв был не очень мощным. По мощности это мог бы быть взрыв «выстрела» (боеприпаса от пушки) БМП. Однако неожиданность и резкость звука сыграла роль: большинство бойцов застыли на местах как вкопанные. А я автоматически пришел в положение лёжа. Инстинкт самосохранения сработал, мало ли что там еще может рвануть. Однако дальше ничего не последовало. Потом кто-то из товарищей мне сказал, что подумал: «Кириллова убило».


                Караульная служба

         Караул – это боевая задача. Караул – это подразделение, выполняющее эту боевую задачу. С боевым оружием. В составе караула: начальник караула (начкар), помощник начкара, разводящие, часовые, водители, выводные и могут быть другие (например, помощник начкара по техническим средствам охраны).
         У заступавших в караул солдаты после обеда было свободное время. Негласно разрешалось даже поваляться в кроватях. Не помню точно, караул принимали в семь или восемь часов вечера. За часа два, до вступления в караул, получали в оружейке автоматы, патроны. снаряжение. Патроны в деревянных плашках, по тридцать штук. Заряжали два магазина. Один пристегивался к автомату, другой убирался в подсумок. Затем шли в тренировочный городок и отрабатывали различные приемы рукопашного боя: «Штыком бей! Прикладом бей! Магазином бей!».
         Далее шли принимать караул у предыдущего караула. Это прием постов, караульного помещения (должны быть чистота, целостность замков и запоров, наличие всех предметов согласно описи и т.д. и т.п.). Потом также сдавали караул последующему караулу. Со сдачей караула могла быть реальная морока, то то не так, то это не эдак! После успешной сдачи караула, шли в оружейку сдавать автоматы и снаряжение.
         Доводилось мне быть в карауле и выводным, и часовым (пока был рядовым), и разводящим (когда стал сержантом).
         Посты у нас были «ближние» и «дальние». На ближние посты (штаб, парк, гауптвахта и др.) разводящий (за каждым закреплено два-три поста) разводил часовых пешим порядком. На дальние посты (склады ГСМ, склады РАВ (ракетно-артиллерийское вооружение) – хранилища вооружения и боеприпасов, дальний парк техники и др.) разводящий развозил часовых на «шишиге» (ГАЗ-66), естественно, что он сам был также пассажиром (транспортом управлял водитель, имеющийся в составе караула).
         Когда, после получения лычек сержанта, я стал исполнять в карауле обязанности разводящего, то развозил часовых на дальние посты. С водителем в кабине, в тепле, а часовые (независимо от срока службы) в кузове. Раньше и сам, в качестве часового, ездил в этом кузове на свой пост.
         Будучи часовым на каком-нибудь дальнем посту, ночью забирался на вышку (она металлическая), закрывался там и оглядывал округу через узкие оконца вышки. Освещение на посту – не ахти, до части далеко - кругом безлюдье, а если зима, то часовой одетый в тулуп, бронежилет, валенки – очень неповоротлив. Обстановка в стране - тревожная (у нас на посту и часового убили однажды). Поэтому я не рисковал, не обходил ночью вверенную мне под охрану территорию, нарушая, конечно, устав караульной службы.
         Привез однажды на пост смену, а часового на посту нет. Весенний теплый погожий солнечный день, а караульного нет. Кричу его - не отзывается. Не шутки – солдат с оружием пропал! Решил подняться на вышку. Смотрю, там он, жив-здоров, мирно и безмятежно спит! Нарушает, так сказать, устав караульной службы. Бери его тепленьким, забирай оружие. Если бы он не держал крепко в руках автомат, то взял бы я его тихонько и спрятал, проучил бойца! Но крепко салага держался за него. Разбудил, повоспитывал немного. Докладывать о случившемся начкару не стал, пожалел.
         К слову сказать, в караулы мы ходили со старыми автоматами модификации АК47. Калибр – 7,62. Они тяжелее более современных модификаций «Калашникова» (например, АК74, у которых калибр – 5,45). Делалось это с целью лучшего контроля за патронами. Так как штатное стрелковое оружие в бригаде в основном автоматы калибра 5,45, то патроны такие, можно сказать, валялись под ногами.
         Сдать патроны в оружейку должен все – 60 штук. А если нехватка, то либо потерял, либо намеренный или случайный выстрел. Малоопытные бойцы бывает совершают случайный выстрел при раздрядке автомата. В пирамиду в караулке автоматы ставятся без магазинов, их солдат носит в подсумке, штык-нож в караульном помещении также находится на ремне у бойца. В общем, нехватка патрона, не должны быть оглашена, иначе ЧП.
         Если случалась у кого история с утратой патрона, то он как-то должен был его «родить». Патроны покупали, как правило, у танкистов (в танковом батальоне). У танкистов эти патроны водились, так как танковый пулемет был системы Калашникова с калибром 7,62. А люди со связями в танковом батальоне в подразделении были. Незаменимы бронетанковые войска в армии.


                Гауптвахта

         Сидеть на «губе» мне не приходилось. Когда я служил, на гауптвахту за «диспллинарку» под арест не сажали (по крайней мере в нашей бригаде). Не было наказаний типа: «Трое суток гауптвахты!». В то время там сидели за проступки, караемые согласно уголовного кодекса. Ожидали суда, например, обвиняемые в «неуставщине», «сочинцы» (СОЧ – самовольно оставивший часть, то есть дезертир), арестованные за какие-либо другие нарушения закона.
         Бывал я на губе, находясь по другую сторону. Несколько раз, будучи в карауле, мне доводилось быть выводным. В обязанности выводного входило, например, кормление арестованных, вывод их в туалет, на работы, в госпиталь и тому подобное. Круглые сутки выводные находится в помещении гауптвахты не должны и после выполнения обязанностей «базировались» в «караулке».
         Наша караулка соседствовала с губой, поэтому далеко нам с напарником (выводных двое) легко было «одна нога здесь, другая там». Караулка и губа были разделены стеной, в которой было небольшое окошечко. Через это окошечко выводного в любое время дня и ночи могли вызвать на губу, например, вывести арестанта из камеры и сопроводить его в туалет.
         Кроме выводных на гауптвахте находилось еще пара солдат, проходившие там службу. Порой присутствовал начальник гауптвахты - очень «сердитый» прапорщик. «Сердитый» потому, что, видимо, относясь с сочувствием к своим «подопечным», не давал спуску своим непосредственным подчиненным и выводным за небрежное выполнение своих обязанностей. Берегись, если ты принесешь арестантам пищу в грязных бачках, и он это заметит.
         Выход с гауптвахты за ее пределы напоминал лабиринт узких коридорчиков из металлической сетки, с энным количеством запираемых дверей и ворот Кроме того, за пределами помещения, недалеко от его входа находился пост с часовым, который охранял непосредственно гауптвахту. На этом посту мне стоять не доводилось.
         Это было мрачное помещение с тяжелым, вязким и липким воздухом. Камер было около шести. В некоторых сидело по одному-два человека. Это были злостные нарушители воинских уставов, задержанные за избиения и унижения сослуживцев, за «неуставщину». Их содержали в отдельных камерах, не смешивая, например, с «сочинцами». В одной из таких камер, сидели два бойца, два «деда», из нашего дивизиона. Один был даже из моей батареи, и я имел с ним пару раз разговоры «по душам». Нормальные разговоры, «за жизнь». За что конкретно его посадили я не знаю (или не помню). У меня лично отрицательных эмоций по отношению к нему не было. Память не сохранила мне его облика, фамилии и имени. Чем закончилась его история, я тоже не знаю.
         Одна камера была побольше, но и народу там сидело человек восемь (плюс-минус). В этой камере был паренек, бегло знакомый мне. Помню его буквально по первой-второй неделям своего пребывания в части. Небольшой, тщедушный, по сути еще мальчишка. Он очевидно, не выдержав трудностей службы, отправился в «СОЧи». Сколько, где и как он побыл «на свободе» - это мне неведомо. Однажды, забился на гауптвахте туалет, чаша «Генуя». Надо сказать, что тех, кто сидел за «неуставщину», на различного рода работы старались не выводить. Они считались опасными. Тем более однажды были перехвачены записки в которых обсуждались планы побега с губы. Выводные же в помещении губы были вооружены только штык-ножами. Автомата там не полагалось, он находился в караулке, в «пирамиде». В общем, взял я на прочистку туалета солдата из камеры с «сочинцами». Кого из это камеры «делегировали» на эту операцию? Да, того самого мальчишку. Даже в камере с «сочинцами», он оказался на самом дне. Это был уже совсем сломанный человек, униженный и оскорбленный до самого предела. Он совсем уже потерял чувство человеческого достоинства. Он чистил эту «Геную» просто голыми руками, не пользуясь никакими инструментами. Тяжело было смотреть на все это. Интересно, если бы это увидел тот самый «сердитый прапорщик», какова бы была его реакция?
         Доводилось мне выводить арестантов на работы, например, расчистку прилегающей к губе и караулке территории от снега. В этом случае выводной был при автомате наизготовку и немного в стороне от работников, держа их все время в поле зрения. Также один раз сопровождал одного из арестованных в госпиталь (туда и обратно). Шел чуть сзади с автоматом, направленным в его сторону. Вести с арестованными посторонние разговоры при этом не положено.
         В общем, не самое приятное это занятие – быть выводным. Минус еще был в том, что иногда выводными могли усиливать посты. В этом случае они выполняли роль второго часового. Сам однажды был на таком усилении, когда на одном из постов ночью пропало освещение.


                Караул – В РУЖЬЁ

         Для караульных, которые находились вне «караулки» в момент привоза завтрака-обеда-ужина, существует опасность остаться голодным. Если конкретно о тебе в этот момент никто не вспомнит, то баста… Помнят всегда только об авторитетных «дедах» (старослужащих). Повезло «если друг оказался вдруг» на месте и позаботился о тебе.
         В общем я еще не «дед». Мои приятели или не в карауле, или на посту. Сам я в дежурной смене и нахожусь на «пирамиде» (шкаф для хранения автоматов). В момент прибытия или убытия смены принимаю или выдаю автоматы караульным. Привезли ужин, приема-выдачи оружия в ближайшее время не предвидится. Я иду ужинать, дабы не остаться на всю предстоящую ночь с пустым желудком. Покинул пирамиду, а это серьезное нарушение. Но голод – не тетка! Сидим, значит, ужинаем. Слышим команду: «Караул – В РУЖЬЁ». Бегу к пирамиде, максимум метров двадцать до нее. Никакой задержки не произошло. Все получили оружие, экипировались. Стоит караул в строю, я тоже. Клянем про себя начкара – «Не дал, зараза, поесть спокойно! Учения вздумалось ему устраивать!». От этого офицера можно было ожидать такое. Кадровик! То есть закончил военное училище. Два типа офицеров было в то время в армии: кадровики (которых почему-то звали «шакалами») и выпускники гражданских ВУЗов, окончившие военную кафедру (их называли «пиджаками»). Начкар спрашивает нас: «Знаете почему я караул по тревоге поднял?!
- ???
- Из-за Кириллова. Он где должен быть? На пирамиде! А он где? Ужинает! Вот вам и наказание!
         Начкар дал отбой тревоги, все сдали оружие. Пожурил он меня. Виноват я, конечно! Надеялся, как водится, на авось. Не пронесло – бдительный и принципиальный начкар оказался. Настоящий, ответственный офицер. Закончилось моё дежурство на пирамиде. Зашел я вздремнуть в комнату отдыхающей смены. Туда же за мной один из авторитетных дедов (Сергей Грабовский). Приложил он меня раз-два по груди. Ощутимо, но не очень больно. Мол «я уже почти два года отслужил, почему меня из-за тебя как молодого строят?!». Я не спорил. Был виноват, и он прав. Вообще с этим дедом (как и с большинством других) у меня особых конфликтов не было. Нормальный парень.
         А был со мной еще в карауле другой случай. С физиологической точки зрения – совершенно противоположный. Заболел у меня в карауле живот. Ночь, я на посту. Пост был в парке (парке техники). У меня очередной приступ. А ходить в туалет в случае, когда часовой на посту, запрещено. Зима, я в бекеше, в «бронике». «Сходить» в штаны, но не нарушить устав и стать потом посмешищем сослуживцев? Или пойти на нарушение, остаться чистым и сухим? Вечный вопрос: «Be or not to be?». Время шло на секунды, и я принял решение не «запачкать» свою форму и репутацию. Кинулся я куда-то в пространство между автомобилями, срывая с себя на ходу тулуп, бронежилет… Я успел. Все закончилось благополучно.
         А вот в другой раз, один из моих сослуживцев, оказавшись, видимо, в подобной ситуации, устав не нарушил. С поста в караулку пришел «благоухающий». Но это уже совершенно другая история.


                Бекетов

                Выполнявшим свой гражданский долг и
                не вернувшимся из рядов вооруженных сил
                посвящается

- Андрей, слышь! Ты же из зээрдээн?
- Ну, да! А что?
- Там, это… Вашего привезли.
- Кого нашего? О чем ты?
- Солдата! Мертвого! Убитого!
- С чего взял, что нашего?
- Его с поста привезли! А в карауле зээрдээн был!
- Не слышал кто, как фамилия?
- Нет, не знаю.
         Я лежал на излечении в госпитале. Был в карауле, поднялась температура под 40. Март месяц ориентировочно был. Переохладился, видимо. Результат - воспаление лёгких. Тяжелый был. Вначале в инфекционное отделение положили. Выяснив, что не заразный, перевели в терапию.
         Спустился на первый этаж, в холл. На полу, накрытое плащ-палаткой, лежало тело. Виднелись пятна крови. Спросил медсестру: «Не знаете фамилию бойца?».
- Бекетов.
         Лёху я знал, общался с ним. Он был уже «дед». На год старше по призыву. Но он не «дедовал». К молодым относился как к равным. Я считал, что он детдомовский, а у них не принято обижать младших, принято опекать и заботится о них. Однако, много позднее, от нашего общего сослуживца Левченко Александра, я узнал, что детдомовским он не был. С его слов, когда Алексей служил в «учебке», его родители погибли в автокатастрофе. И у него остался старший брат. В общем, Лёха был нормальным, хорошим человеком.
         Его убили. Убили на посту. Он был часовым в карауле, при исполнении боевой задачи. Часовой подчиняется только своему разводящему, начкару (начальнику караула) и его заму. Всё! Больше никому! Хоть министр обороны или генералиссимус будет. Значит он знал убийцу, знал лично и подпустил его. Убили штык-ножом его же автомата. Множественные ранения были. Его буквально истыкали. Автомата при нём не обнаружили. Из-за оружия его, очевидно, и убили. На его месте мог быть любой, но, вероятно, его выбрали именно потому, что он остался без родителей и никто большого шума поднимать не будет. Дело постараются не придавать громкой огласке. Это, конечно, только мои домыслы. Дело может было совершенно не в этом. Чем завершилось расследование я так и не узнал. Для меня это так и осталось тёмной и мрачной историей. Потерять родителей и пережить их совсем ненадолго. Жутко и печально…
         После этого случая удаленные от части посты на какое-то время были усилены (по два часовых на пост). Часовые в карауле обязательно стали носить бронежилеты. Они в то время были очень тяжелые (состояли из металлических пластин, вкладываемых или вшиваемых в куртку без рукавов).
         В бытность моей службы в армии, застал я еще одну смерть в нашем дивизионе. На дачах (недалеко от части) нашли повесившегося солдата. На полгода по призыву был старше меня. С ним я тоже был знаком и немного общался. Говорили, что он получил из дома письмо, в котором сообщалась, что его девушка на гражданке перестала ждать. Так это или не так, мне ничего доподлинно не известно. Да и, впрочем, это совершенно другая история.