Дикие твари, которые у меня обитают

Я живу на городской окраине, где у меня есть свой собственный кусочек планеты размером с дольку шоколада. На этом участке стоит мой дом.

Кроме меня здесь проживает ещё кое-кто.

Воробьи таятся среди высоких стеблей бамбука и корявых ветвей старой сливы. Это их крепость. Листва и сучья — контрфорсы и бастионы. Я немного понимаю по-воробьиному и различаю сигнал тревоги — короткое «чи-рик». По этой команде все бросаются в укрытие.

И не зря.

Появляется хищник. Какая-то птица, названия которой я не знаю. Из той породы, чьи силуэты любят рисовать на своих шевронах разные полувоенные организации. То ли сокол, то ли коршун.

Я называю его кобчиком. Надо же его как-то называть?

Это феодал здешних мест, взимающий свою дань с пичуг поменьше.

Где он живёт — не имею понятия.

Скворцы и синицы — жильцы временные. Синицы появляются к зиме. Однажды, у кормушки, я приколол на проволоку толстый кусок сала и подумал, что им хватит его надолго.

Ну, и что?!

Прилетела сорока и унесла сало целиком. И проволоку погнула.

Зараза!

Скворцы, ясное дело, прилетают по весне. Они такие все из себя заграничные, в оперении с отливом. Сразу начинают петь песни.

Как-то соседка поставила у себя звонок с переливчатой мелодией. Решила сойти за городскую.

Один скворец эту музыку быстренько выучил и стал распевать, а соседка бегала к воротам и смотрела: кто это там пришёл? Небось, думала, пенсию принесли.

Старая дура!

Ёж — зверь авторитетный. Ходит вперевалку и никому не уступает дорогу. Если ёж подойдёт попить из миски воду, то кошки делают вид, что его не замечают. Смотрят в другую сторону, дескать, и нет никого.

У ежей собственные пути и тайные тропы. Когда я ставлю где-нибудь забор или ограду, то оставляю маленькую лазейку.

Проход для ежа.

Летучие мыши появляются в сумерках. Они чертят в воздухе всякие невообразимые зигзаги и ломанные линии, и быстро-быстро трепещут короткими крылышками.

Один раз я видел как летел жук-олень. Он пёр куда-то по своим делам на высоте трёх метров, словно тяжело гружёный бомбардировщик. И вот что я вам хочу сказать, жук-олень.

С аэродинамикой у вас не очень!

Крысы приходят, когда на землю начинают падать грецкие орехи. Они их собирают, затаскивают в укромный уголок и начинают грызть. Если выйти во двор после наступления темноты, то обязательно услышишь, как крыса грызёт орех.

В этом году неурожай, и крысы решили не приходить.

Кошек и котов, за долгое время, у меня перебывало несколько. Они появлялись ниоткуда, маленькими котятами, взрослели, старели и умирали.

Я хороню их на пустыре, за оградой старого-старого кладбища, словно преступников или самоубийц.

Сейчас у меня кошек нет, но иной раз, ночью, может почудиться, как кто-то легко впрыгивает на постель и пристраивается спать у меня в ногах.

Но это, конечно, просто кажется. По старой привычке.

Собака тоже пришёл сам. Подошёл к калитке и попросился жить. Будто у меня теремок.

Но чего поделаешь?

Пришлось его одомашнить.

Из-за Собаки я обнёс огород невысоким заборчиком.

Зато хорошо воробьям — в жару я ставлю им мелкий таз с водой и они могут там купаться. А Собака только смотрит на них, но подойти не может.

Когда Собака косит глазом куда-то в сторону, я понимаю, что он замышляет какую-нибудь хитрость.

С ежами Собака тоже познакомился и теперь, как раньше и кошки, делает вид, что их не существует.

Авторитет ежей по-прежнему на высоте.

А наверху, чёрт знает на какой высоте — прямо над моим домом, проходит русско-понтийский путь. Это трасса, по которой улетают на юг, а потом возвращаются журавли. Так как за нашим городом сразу идёт море, а за ним дальние страны, то о приближении весны я узнаю в нашей стране одним из первых.

По журавлям.

Так мы здесь и живём, в двадцать первом столетии, на третей от Солнца планете.