Xxiii

От двери отдало теплом, как только Ник толкнул ее ногой и та без лишних препирательств поддалась. Из глубины послышался хриплый и веселый смех, из дальних комнат, что они уже видели в коридоре лился тёплый нерезкий свет.

Как только Вайнер зашёл подальше, потянутый за рукав парки, он увидел большой кабинет, где сидело как много незнакомых людей, так и Даменцкий, например, Лея. Сзади них висела огромная географическая карта, а посредине комнаты стоял массивный стол, наверняка дубовый, напоминал переговорный. «Чертов Брестский мир, где ты заранее проиграл.». Но нет. На нем тоже лежала карта и были расставлены макеты кораблей, имитируя морскую блокаду. Он мало понимал в морском устройстве, видел лишь изрезанную пунктиром и испещренную мелкими пятнами бумагу, кучу приписок и карт меньших размеров, что лежали по периметру. Кивнул на автомате с разбитой полуулыбкой.

Все обернулись на двери, смерив пришедших взглядом, но быстро потеряли интерес, возвращаясь к негромким переговорам между собой, пока прокашлявшись товарищ не поинтересовался:

— Все знают для чего мы здесь собрались? — поднялся с места крепкий мужчина в военной форме, вопрос был формальным и максимально риторическим.

— К последним новостям, — сразу перебил мужчина со звездочками на погонах, какой-то адмирал, но Ник осведомил, что это специально приехавший с Прибалтики эстонский контр-адмирал Райцевский.

— Льва хватил сердечный приступ, — сложил руки на столе Даменцкий, что заметно посерел лицом за тот короткий промежуток времени, что они с Вайнером не виделись.

— Проклятие, — с мягким акцентном вразрез грубому голосу произнёс Райцевский, что имел с Фейгом некоторые договоренности, по столу ударив с хлопком.

— Тихо! — стукнул рукой по столу сухой Даменцкий, растирая больную переносицу. Все слова давались ему тяжело, точно кто-то вгоняет в тело с садистским удовольствием гвозди и не щадит голову — Понимаю, остановка напряжённая, ждать Хорошего не приходится. Но… И смысла надеяться на это хорошее нет. — как гром среди ясного неба раздалось в оглушительной тишине. Он отличался явно обострённым чувством реализма — Ещё более неприятный факт — его высылают, как ещё ряд лиц. Все мы их знаем, логическую установить нетрудно. Куда неизвестно, предлоги разные, но явно что ни за чем хорошим. Фейга в Баден-Баден, якобы на воды, — дернул бровью Георгий, что напряжённо хотел подняться, но не стал, было видно, что по нему вдарили последние события чуть не с двойной силой.

— Курбский методично убирает всех из кружка… — проговорил Вайнер, пока Лея рядом раскуривала толстую папиросу, внимательно глядя на эстонского представителя. Неподалёку стоял Ник и осуждающе посмотрел на Вайнера, будто тот высказал что-то заведомо неправильное, даже если это являлось таковым. Он снял пилотку, демонстративно забирая папиросу, смерив Марка взглядом неоднозначным. С него также сошли некоторые и другие обращённые взгляды.

«Чувствую себя отвратительно, не в своей тарелке. На собраниях такого не было, а тут так и глядишь не то рука, не то нога в стальные зубья капкана попадет. А все ещё и пялятся, как будто я враг народа… Хотя, я и есть враг народа для них сейчас…»

— С подачи Кауфмана. — перебивает со взглядом непроницаемым Даменцкий Вайнера, который замолчал от повисшего напряжения — И кстати, к интересным новостям: наш писатель больше не глава Временного Комитета и не будущий мэр, он отказался в пользу Курбского, — ядовито выплюнул мужчина, что для Марка было ударом под дых, все же он шёл сюда не для того, что бы выслушивать, что концентрация яда в его крови зашкаливала. Он даже не подумал бы, что Георгий способен на что-то такое, скорее просто и молча закопать кого-то в лесу, нежели что-то высказывать. Но в тихом омуте…

— Теперь ждать пока они друг друга сожрут только, — отозвался без энтузиазма мужчина из дальнего угла комнаты.

— У вас нет другого плана действий?! — возмутился эстонец, пока Ником был брошен ухмылистый смешок — Надо укоротить им руки сейчас!

— И да, Марк, — повернулся к парню Даменцкий, пока он отвернул голову без желания слушать. Чувствовал себя, как стакан разбитый об стену, что или растопчут на ещё более мелкую крошку стекла или склеят мгновенно схватывающимся клеем. Ни то, ни другое не принесёт пользы, он более не примет иного вида. Смысла вести диалогов не видел, что усердно бить кувалдой в стену и не пробить в конечном итоге — Курбский тебя обманул, ты тоже не числишься во временном комитете, даже имеешь подписку о невыезде, — через третьи руки он подал листок Вайнеру, глаза которого немигающе уставились в содержание текста. В натопленной комнате ему стало отвратительно зябко.

— Ты мог обрубить эти самые руки! — выкрикнул Райцевский громко и возмущённо, поднявшись в порыве эмоций с места, ибо до этого сидел, закрыв лицо руками. Рядом сидящий мужчина однако тактично опустил вспыльчивого эстонца обратно на место под его возмущенное бурчание.

— Тихо-тихо! — призвал к внутреннему спокойствию и благоразумности вкрадчиво Георгий и в глазах Марка он истинно очертился эдаким не Свердловым, а беспристрастным Дзержинским. Ждал от него Вайнер теперь ещё большего удара, сто разобьёт его на голову, попросту потому что есть приказ тому. Хотя, он это и сделал, организовав собрание с его участием, ведь глазами смотреть будут и не увидят, ушами слушать будут и не услышат…

— Только Георгия положение поможет, которого Курбский по полномочиям не может убрать из-за того что… — начал своё дело неизвестный Марку господин, но было понятно, что, а собрании флота никто и не может быть, кроме как непосредственно руководители. Он зацепился взглядом за книжную полку на которой одиноко ютились «Капитал» Маркса, «Поэмы» Некрасова и какая-то неподписанная потрепанная литература, все из той же вестимо оперы.

Не самое простое пособие для тех, кто только учится читать, зато идеи правильные… С идеями оно ж как? Главное посадить росток, а там изредка поливай, и тогда, быть может, выйдет толк. Но за верой должны следовать дела.

— По истечению срока представитель обретает законную законадательную… — напоминал кто-то обреченно, реформирование дело неблагодарное и неизвесть, что этим можно навести. Просто залезть в глаза, чтобы Георгию прилетало по шапке за ненадзор? Или ряд законов, что заставят его самого признать свою несостоятельность и то, что не может совладать. Это значит проиграть. Проиграть он не может.

— Да не перебивайте! — стукнул по столу эстонец — Не сможет он его никуда деть ведь это структура другая, политика невмешения!

— Уже попытался, будет снова, — едко напомнил Ник — «Отдохнём, товарищи, мы только в тюрьме!».

— Молчи, дорогой таможенный махинатор, — высокий и коренастый молчащий до этого мужчина устремил взгляд на Ника, что лишь приподнял руки в невинном жесте. А ведь чекист должен иметь горячее сердце, холодную голову и чистые руки.

— Главное чтобы об этом не прознал всем Кауфман, иначе труба, все же он наш главный потенциальный враг, не Курбский. У Команданте свои уши, глаза, вездесущность. Курбский же дешевый аферист, что просто имеет карт-бланш на свинство, но ничего, и он на пороховой бочке повеселится, — вставила свои пять копеек в разномастное обсуждение Лея — Но что я хочу сказать, господа, что по мере развития революции умеренные демократы и либералы проигрывают радикалам, якобинцам и таким же большевикам, анархистам. Такого же содержания процессы происходят и в войнах по линиям разломов… Умеренные, ставящие перед собой узкие цели, как, например, автономия, а не независимость, не добиваются своих целей посредством переговоров — которые почти всегда терпят неудачу, изначально…

-…Их дополняют или вытесняют радикалы, стремящиеся к достижению куда более отдаленных целей насильственным путем. Всё, что я считаю нужным сказать прямым текстом сейчас, я скажу прямым текстом, — обьявил, прокашлявшись Даменцкий с позволения продолжить — Я много лет утверждал и буду утверждать: «Это мерзкая воровская власть, что не меняется оттого, что в неё входят и выходят одни и те же лица. Куда не плюнь — так в графа попадёшь». Я борюсь с ней различными способами, но… И она в ответ начинает бороться со мной, люди смотрят на меня, кто-то поддерживает меня, кто-то нет. И рациональное желание моего отстранения я могу понять. Но не смирение с ним и с обстоятельства. Ибо вдруг, когда доходит до самого главного, я начинаю мямлить и занимаю мягкую позицию? Что мне скажут люди, с которыми я работаю: «Ну и мудак! А зачем ты это сделал? Для чего тогда всё это нужно было начинать?» и поэтому я призываю все же быстрее сообразить этот вопрос, господа военные, боле обращаться не к кому. Дальше только гибель, позади черта города. Велик и могуч, да вот отступать некуда!

Своеобразную карикатуру сатирическую на себя Вайнер оценил, не обязательно было выдающиеся способности иметь, чтобы понять это, вслух же только рассудительно сказал:

— Покуда город жив, пока у каждого здания есть фундамент — восстание ещё дышит. — высказал Марк под всеобщий неодобрительный и укоризненный взгляд, но он заставит себя слушать! — Этот мятеж — неудавшаяся маленькая реформа. Провалившаяся попытка заменить плохое правительство другим таким же. Реформа ведь — это скальпель, революция же — это безжалостный топор. И я однажды сам увидел, что там, в моем родном городе, стало совсем нельзя жить. Не оттого, что красный террор, а оттого что никто ему не противостоит. Люди просто живут и ждут, чем всё закончится. Так и здесь… — Марк пересекнулся взглядом с заинтересованным взором Леи, что сложила руки на груди и перебирала пальцами, отстукивая по своему плечу беззвучный ритм. Захватив побольше воздуха, он начал активную жестикуляцию — Веймарская республика зашаталась и начала разваливаться, когда слабый и неумный канцлер затеял играться в свободы. Все, кому предписано помалкивать, сразу разговорились, но это не то, чего добивались люди, ни свобода слова, ни… Стадо, которому полагалось собираться, только когда прикажут, немедленно превратилось в стаю. Кому от этого стало лучше? Никому!..

— Тщеславное сознание эгоиста и рабское людей формирует гремучую смесь. — выступил Даменцкий, не отрывая самые от дверного косяка. Бровью повёл лениво — Он стал вожаком этих бедняков, постоянная его обязанность думать за них постепенно отдалила человека от коммуникацией с народом и от самих людей, спустя пару лет он стал сродни буржуа, которых так ненавидел. Как там в стихотворении? Ждали барина, в гробу лишь дождались, а новый «Слезу вытер и поехал в Питер» и столько же они его не увидят.

— Революция неизбежно победит. Но как только она закончится, вам скажут то же, что сказал Мадеро всем, помогавшим ему: «Большое спасибо, друзья; теперь разъезжайтесь по домам», — фыркнул со смехом Ник.

— А я сам хочу, чтобы меня оставили в покое от политических дрязг и не препятствовали вернуться домой, — в тишине прозвучало со стороны Вайнера, как чистосердечное признание, упрямо и устало.

— Об этом и речь. Но я еще не кончил, — напомнил заботливо Ник, заставляя Марка замолчать под давлением и резко брошенным от непрошеного — Постоянно подвергая свою жизнь опасности, рискуя оставить своих жен вдовами и детей сиротами, прозябающими в нищете, вы добыли мне пост президента республики, вы привели меня к моей цели… Теперь снова беритесь за кирку и лопату, опять живите в вечной нужде, а мы, те, что наверху, будем грести миллионы, — едко выплюнул мужчина, поправив пилотку на голове.

Ник был грамотен, харизматичен, знал, как себя подать. Боже, да о чём Марк говорит, он банально умеет говорить и видеть в глубь, а уж если начать составлять список всех тем, в которых разбирается он, у Леи закончатся все пальцы, пока он будет загибать их после каждого незнакомого ему слова.

 — Наша цель этому воспрепятствовать, спасибо за такое красивое лирическое отступление, — ухмыльнулся на доли секунды Георгий, снова возвращая себе холодное и непроницаемое выражение лица — Что я предлагаю, исходя из неприятной картины ситуации: к западу от границ под холодными волнами прячутся огромные минные поля с несколькими миллионами тонн взрывчатки…

— Судоходство и рыболовство, морские связи с балтийскими республиками и западными странами будут находится в полном параличе если вы начнёте махинации! — точно прочитав мысли Даменцкого высказала Лея, сразу же ощетинившись, готовая вставать в оборону, ибо не нравился ей ход его мыслей.

— Конечно, «Это вам не таможня!» — усмехнулся Ник разряжающе, пародируя небезызвестных мелких властителей народа, тем самым оказывая акт поддержки.

— Да, — согласился Георгий — но если мы не воспользуемся и не транспортируем ее, чтобы расправится с товарищами-диктаторами… Это будет большое упущение, — смешок красноречивый упал вместе с жестом его по перестановке объектов в ближайшем порту. Марк подозревал, что эстонец был приглашён для разрешения какого-то вопроса именно в этом ключе, иначе было бессмысленно, не имея плане действий просто вытянуть человека.

— Ты хочешь взорвать корабли!