Скважина. Трагедия из девяностых

Действующие лица:

П е т р о в и ч
Л и з а
Д у х  Л и зы
К о н ь
Г е н н а д и й
Ч е р т, он же Ф и г у р а, он же А л о и з и й
Ю р и й  А н д р е е в и ч
С е р г е й  М а р т е м ь я н о в и ч
Ф е д о р, абориген
Н е м е ц

I.

Буровая. Внизу – Петрович и Кон ь.

П е т р о в и ч  (показывая вверх).
Он там копается, а дело-то стоит!
И бур стальной, неутомимый гном прогресса,
Давно дрожит от нетерпенья.
Ему не терпится, вращаясь бесновато,
Проникнуть, наконец, в ту глыбь,
Где корни гор сосут расплавленную магму,
Питая горы соками земли.
А мне не терпится узнать, что там –
Алмазы, нефть иль всякий горный хлам.

Сверху спускается Геннадий.

Г е н н а д и й. Все чики-чики, готово! Пойдет, как лом в говно!
П е т р о в и ч. К о н ь, уснул? Не спи – замерзнешь! Врубай!
К о н ь. Рука не подымается. Я в "Аргументах" читал: что тоже вот, бурили скважину, а когда совсем пробурили…
Г е н н а д и й. Какая-то падла с перепонками оттуда вылетела… Я тоже читал.
П е т р о в и ч. И что?
Г е н н а д и й. Улетела!
К о н ь.
Мне моя бабка, божий одуванчик,
Шептала, помню, перед смертью:
– Там черви, Ч е р ти, змеи, скорпионы!
Там сковородки, вилы и щипцы!
Там озеро, и в нем кипит смола!
В нем грешники под тяжестью своих грехов
Спускаются совсем на дно,
И даже Бог забыл о них давно.
П е т р о в и ч. И что?
Г е н н а д и й. Умерла бабка! А вот анекдот: попал Ельцин в ад…
П е т р о в и ч. Тихо! Слышите? Вертолет.

Справа входит Лиза.

Л и з а. Перекур? Здравствуй, Гена.
Г е н н а д и й. Ну, здорово.
Л и з а. Гена, можно тебя на минуточку?

Лиза и Геннадий отходят в сторонку.

Л и з а. Вчера ты хотел… Забыл?!
Г е н н а д и й. А-а… Да как-то не с руки сегодня было.
Л и з а. А ты поторопись.
Когда решается судьба, опасно медлить:
Она лукава и коварна.
Как женщина в расцвете лет,
Она не любит слишком осторожных
И вместо обещающей улыбки
Всегда готова к злобному оскалу.
Тогда она решает одним махом,
И все надежды наши идут прахом.
Г е н н а д и й. Не, подожди…
 
Далее разговаривают неслышно для зрителя. Скоро Лиза начинает смеяться и отнимать руку.

П е т р о в и ч. А чего она с ним здоровается? Утром же видались!
К о н ь. А я вот думаю… Если там и в самом деле… И ты бы знал об этом – что бы ты сделал?
П е т р о в и ч. Ну, не знаю… Да откуда бы я узнал? Хорош болтать! Врубай!

Конь включает рубильник, буровая трясется, и так проходит несколько минут. Вдруг раздается страшный грохот, из скважины вырывается столб огня и дыма, и в наступившей тишине становятся отчетливо слышны идущие из-под земли звуки, похожие на стоны и завывания.

Г е н н а д и й. Оп-почки!
П е т р о в и ч.. Что это?
Г е н н а д и й. Обсадная труба лопнула.
П е т р о в и ч. А это что?
В с е. Что? Где?
П е т р о в и ч.. Фу, показалось…
Г е н н а д и й. Креститься надо, когда кажется!

Из скважины выбирается Фигура, одетая как-то не по-человечески. Озирается и, неуверенно ступая, обходит скважину кругом.

П е т р о в и ч. Эй, ты!
Ф и г у р а. Я?
П е т р о в и ч. Да ты, ты! Ты кто?!
Ф и г у р а. Я? Я.
Г е н н а д и й. Да ты немец, что ли? "Ja", "ja"!
Ф и г у р а. "Немец"?!…
П е т р о в и ч.. Да откуда ты здесь?!
Г е н н а д и й. Зовут-то тебя хоть как? Имя, имя у тебя есть?
Ф и г у р а. Имя?! Имя… Имя… Имя.

Фигура медленно уходит.

П е т р о в и ч . Куда это он?
Г е н н а д и й.  А не убежит?
П е т р о в и ч . А тебе-то что? Куда тут убежишь? Тундра кругом!
Г е н н а д и й. Да так… Мы же, получается, его выпустили…
К о н ь. Интересно бы спросить у него…
П е т р о в и ч . Да а вы что – оба сразу свихнулись?!…
Г е н н а д и й. А ты что, глазам своим не веришь? (Лизе.) А ты что молчишь?
П е т р о в и ч. Да Черт его знает… Настучать бы ему по голове и сунуть обратно! А скважину бетоном залить. А то доказывай потом, что ты не верблюд!
Г е н н а д и й. А чего испугался-то, Петрович? Он же наш должник! Мы же его выпустили.
П е т р о в и ч. Да кого его-то? Кого? Откуда "выпустили"?
К о н ь. Надо перекурить…

К ним осторожно приближается та же Фигура, вывернувшая откуда-то.

П е т р о в и ч. Что скажешь? Нет, молчит! Да ты кто, чучело?
Ч е р т. Скаж-жите пожалуйста-а, какое у вас сейчас тысячелетие?
Л и з а. Второе заканчивается.
Ч е р т. Откуда "второе"? 
Л и з а. От Рождества Христова, кажется.
Ч е р т. От чьего "рождества"?
Л и з а. Христова. Христос, знаете?

Объясняет жестами, показывая наверх и изображая крест.

Г е н н а д и й. Да говори словами, а не руками, как глухая! Сын божий, распяли его за наши грехи. Или нет: его распяли, а он не сопротивлялся…
Ч е р т. А-а, понятно. Виноваты все, а распяли одного. Всегда у вас так?
К о н ь. А как по-другому? Если всех распять, кто останется?
Ч е р т. Зачем?
К о н ь. Что "зачем"?
Ч е р т. Зачем вам оставаться?

Пауза.

П е т р о в и ч. Как зачем?!…
К о н ь. Ну, мало ли… А то что же: жили, жили, воевали, на Луну слетали и все зря, что ли?!
Ч е р т. Да?.. А-а!..
Л и з а (Черту). А скажите, что там внизу – настоящий ад?
Ч е р т. Конечно.
Л и з а. А вы?..
Ч е р т. А я – черт. И тоже самый что ни на есть настоящий.
Г е н н а д и й. А хвост тогда где?
Л и з а. А грешники?
Ч е р т. Грешники тоже настоящие. Стонут…

Стоны грешников становятся слышнее.

Л и з а. А за что их к вам?
Ч е р т. Да все уже забыли, за что. Они сами забыли, если не врут. Грешники, что вы хотите!
К о н ь. Права была бабка! Даже Бог о них забыл!
Ч е р т. Что есть бог?
Г е н н а д и й. Да нет бога!
Л и з а. Что ты, Гена? Если есть черт, значит, должен быть и бог!
Г е н н а д и й. А мы его самого спросим. Эй, как тебя?..
Ч е р т. Меня?
Г е н н а д и й. Тебя, или вас… как зовут? Имя твое.
Ч е р т. Имя. Вот в этом-то все и дело. Имя. Да если б я знал!
К о н ь. А что тогда?
Ч е р т. О, тогда бы все было по-другому…
К о н ь (Петровичу, шепотом). Тогда он нам покажет!
П е т р о в и ч (шепотом). Как это?
К о н ь. В имени вся его сила. "Сатана", слышал?
П е т р о в и ч.. Слышал.
К о н ь. Сначала его звали по-другому. Его именем было "Сатанаил". Въезжаешь?
П е т р о в и ч. Нет.
К о н ь. Чтобы лишить его силы, архангел Миха отнял у него "ил". Сам стал Михаил, а Сатанаил стал просто Сатана. Вся его сила была в двух буковках.
П е т р о в и ч. Да ты-то откуда знаешь?
К о н ь. Бабка. Тоже не простая была, выходит, старушонка, а кто бы мог подумать! Соплей перешибешь, а что знала!
П е т р о в и ч. Надо молодежь предупредить, а то проболтаются.
К о н ь. Так они скорее проболтаются!

Слышится звук вертолета.

К о н ь. Летят. Нужно его спрятать.
Л и з а. Зачем?! Кто нам потом поверит?
К о н ь. Ты забыла, кто к нам летит! В их компании только Черта нет, а так полный набор.
Г е н н а д и й. А чего его прятать? Одеть в робу, да и все дела.
Л и з а. Если это настоящий черт, то он может…
П е т р о в и ч.. А чё? (Черту.) Эй, как тебя там…
Ч е р т. Кажется, я понял. Попробую.

Грохот, вспышка, облако серы и проч., и вместо Черта – черный козел.

Л и з а. Ой!
Г е н н а д и й. Вот ни хэ себе!
П е т р о в и ч.. Да…
Ч е р т. Извините, попробую еще.

Вновь грохот и серное облако, теперь уже потише и поменьше, и вместо черного козла оказывается приятный молодой человек, очень шеголевато одетый.

Ч е р т. Ну как, подходяще?
Л и з а. А что, вполне, очень интересный мужчина!
Г е н н а д и й. Ты глазки-то ему не строй!
П е т р о в и ч. Попроще бы надо!
Ч е р т. А зовите меня пока Алоизий!
Г е н н а д и й. Ничего себе имячко!

За сценой садится вертолет.

II.

Заболоченный низкий берег речушки в низкорослой северной тайге. Вечереет, зудят комары. Вдалеке торчит буровая, от нее доносится глумливая отечественная попса. Справа выходят Лиза и Юрий Андреевич.

Ю р и й  А-ч. Понимаешь, Лиза... Я ведь не хозяин. Я – белый воротничок, клерк. Мне платят только за мозги. Чтобы стать хозяином, мало быть просто умным. Тут верховое чутье нужно, рисковость, фарт.
Л и з а. А в бога вы верите?
Ю р и й  А-ч. В бога? Для меня вопрос сложный. Я ведь физик!
Л и з а. Физик?!
Ю р и й  А-ч. В свое время я закончил Новосибирский университет и защитил диссертацию по дисперсии редкоземельных элементов в вакууме. Мне сложно уверовать.
Л и з а. А потом?
Ю р и й А-ч. Потом? Потом пришлось деньги зарабатывать… У меня была семья…
Л и з а. Так как, верите? В бога.
Ю р и й А-ч. Дался тебе бог! Так ты еще спросишь, верю ли я в черта!
Л и з а. Верите?
Ю р и й А-ч. В кого все-таки?
Л и з а. В черта.
Ю р и й А-ч. А в бога?
Л и з а. В черта.
Ю р и й А-ч. Глубокая мысль! Черт есть, а бога нет!… Ну, вообще-то, чертей я повидал…
Л и з а. Нет, серьезно! Вот если бы…
Ю р и й А-ч. Слово "если" я не признаю. Покажи мне его сначала, если ты о черте, а потом я скажу, верю ли я своим глазам.

Слева входит Ф е д о р и начинает вытягивать из реки морду.

Ю р и й А-ч. Вот сын природы! Спроси его, и получишь самый верный ответ.
Л и з а. Федор, во что ты веришь?
Ф е д о р. Что?
Ю р и й А-ч. Вот именно! Вопроса веры для него не существует! Он знает, что землю создал Ворон Кутх, в поселковый магазин завезли водку, а от вашей буровой вся рыба в реке скоро всплывет кверху брюхом.
Ф е д о р (вытащив из воды огромную рыбину). Возьмите за бутылку!
Л и з а. За бутылку-то я сама себе натаскаю! Тут ее немеряно!
Ю р и й  А-ч. А как тут с ягодой?
Л и з а. Сколько хочешь! Под осень вся тундра от нее красная!
Ф е д о р. Рыбу-то берешь?
Ю р и й А-ч. Возьму, пожалуй, хоть это и нехорошо – спаивать инородцев.
Л и з а. Нехорошо? Да он все равно пропьет все, что наловит!
Ю р и й А-ч. Кому же он свой улов продаст – белым медведям? Ведь в поселке, я так понимаю, денег ни у кого нет, а рыбу ловить умеют все.
Л и з а. Вам и продаст. Будет маячить у вас перед глазами, пока до смерти не надоест.

Входит Алоизий.

Л и з а. Ах!
А л о и з и й. Не помешал? Позвольте представиться – Алоизий.
Ю р и й  А-ч. Очень приятно. Вы здесь…
А л о и з и й. О, почти случайно! Случилось так, что северо-западная плита Гондваны стронулась со своего места, устремившись на север, и освобожденная магма устремилась вверх и немного прожгла земную мантию, как раз у нас под ногами. Затем, спустя примерно три с половиной миллиарда лет, пришли геологи и решили, что здесь должна быть нефть, а потом пришли эти приятные люди и провертели недалеко отсюда дырку в земное чрево. А скажите, пожалуйста: что, солнце всегда так ярко светит?
Л и з а. Нет, конечно. Иногда его скрывают тучи, а зимой оно уходит за горизонт.
А л о и з и й. Как интересно! Зима, это?..
Л и з а. Зима, это когда падает снег и очень холодно.
А л о и з и й. Как интересно! А снег?..
Ю р и й  А-ч. Я так понимаю, вы местный координатор магматических потоков?
А л о и з и й. О-о! Можно сказать и так. Вы проницательны. Только не повторяйте чужих ошибок, принимая странных незнакомцев за сумасшедших!
Л и з а (Юрию Андреевичу). Он не сумасшедший!
Ю р и й  А-ч. Не могу настаивать: в известном смысле все зависит от того, кто кого посадит в клетку. Но странных незнакомцев я не люблю. Я сам странный. (Делает большие глаза.)
Л и з а. Вы просили показать вам его…
Ю р и й  А-ч. Я? Кого?
Л и з а. Его.
Ю р и й  А-ч. Ты странно шутишь…
А л о и з и й. Извините, что вмешиваюсь, но шутками тут и не пахнет, хотя мне, конечно, пока трудно отличить шутку от сказанного всерьез.
Ю р и й  А-ч. Вполне допускаю. Лиза, ты идешь?
А л о и з и й. Не покидайте нас, милая барышня!
Л и з а. "Милая барышня"? Меня называли "женским полом", "Лизкой", "жопой с ручкой"…
Ю р и й  А-ч. Что ж, тогда всем до свиданья. (Алоизию.) Очень приятно было познакомиться.

Уходит направо.

Л и з а. Ушел. Ревнует, что ли?..
А л о и з и й. Безусловно.
Л и з а. Нет... С чего?
А л о и з и й. О-о, есть с чего!
Л и з а. Да?
А л о и з и й. Безусловно. Всякий нормальный мужчина не может вас не ревновать.
Л и з а. К кому здесь ревновать? К Федору, что ли?
А л о и з и й. Да к кому угодно! Ревность не нуждается в причинах: она сама себе причина. А потом, из мужского пола здесь присутствует не только Федор... (Федору). Твое лицо мне кажется знакомым. Давно ты здесь обитаешь?
Ф е д о р. Родился здесь.
А л о и з и й. А предки?
Ф е д о р. Их нашел Ворон Квакиутль. Он летал над морем, когда еще не было земной тверди, и научил утку Круг нырять на дно морское за землей, чтобы ей было где снести первое яйцо. Глупая утка сама не догадалась бы. Из яйца вышли олени, а Ворон выкопал из земли первых людей брата и сестру Ни и Хана. От их любовного союза родились остальные. Ворон научил их ходить за оленями, и скоро мои олешки пойдут к студеному морю, чтобы спастись от гнуса, а я за ними.
Л и з а. У тебя есть олени?
Ф е д о р. Мало-мало есть.
Л и з а. Я не знала. Я думала, что ты...
А л о и з и й. О-о, Лиза! Вы многого еще не знаете, но в том и вся ваша прелесть. (Федору.) Ворон твой мне очень симпатичен. Я вспоминаю время, когда люди вольно бродили по необъятным просторам Земли, охотясь на мамонтов, шерстистых носорогов и оленей, еще не будучи разделенными на черных, белых и желтых, то есть на кругло- и узкоглазых. Ты ведь прямой потомок этих первых людей.
Ф е д о р. Я знаю.
Л и з а (Федору). А глаза-то у тебя и впрямь не щелочками, а круглые, почти как у меня! А я-то думала, что ты типичный азиат. Ты, правда, поскуластей меня, а в остальном мы совсем похожи.
А л о и з и й. Он, Лиза, не азиат. Он палеоазиат.
Л и з а. "Палео"… что? Паленый, что ли, азиат?
А л о и з и й. Можно сказать и так. Его предков опалило солнце за те тысячелетья, в течение которых они ходили за своими олешками туда-сюда, от северной границы леса до южной границы океана, до края суши.
Ф е д о р. Ты хороший человек. Пойдем ко мне в ярангу, помухоморим.
Л и з а. "Помухоморим?" Это что – мухоморы есть?!
А л о и з и й (Федору). О-о, ты знаешь секрет сомы, напитка богов?
Ф е д о р. Знаю. Я шаман.
Л и з а. Шаман еще? Шаманишь, значит, понемногу? И много нашаманил?
А л о и з и й. Осторожней, неосторожная барышня! Шаманы северных народов не чета нынешним шарлатанам, не помнящим своей родословной дальше третьего колена! А наш новый друг, кажется, помнит многое такое, что я забыл, а вы, Л и з а, никогда не знали. "Я" всего лишь я один в конечном счете, даже я!, а за его спиной нескончаемая вереница предков, которых он помнит по именам, начиная с первого человека, извлеченного из земли Квакиутлем. Быть может, звуки его бубна напомнят мне кое-что забытое.
Л и з а. Ваше имя?
А л о и з и й. "Имя"? И имя в том числе.
Л и з а. А можно мне с вами?
Ф е д о р. Ты иди к своим. Нечего тебе.

III.

Длинный стол возле вагончика, в котором живут бурильщики. За сценой слышны музыка и пьяные разговоры. Петрович и Геннадий играют в нарды. Слева вбегает Лиза.

Л и з а. А вот и я!
Г е н н а д и й. Головка от…
П е т р о в и ч. Чего-чего?!..
Г е н н а д и й. Да ладно, брось, Петрович. Чё, пошутить нельзя?!
П е т р о в и ч. Ты с другими так шути!
Г е н н а д и й (Лизе). Ну, как прогулялась?
Л и з а (усилием духа возвращая себе радостное настроение). Он такой интересный!
К о н ь. Ты смотри… Как бы он тебя ни того…
Л и з а. Он?.. "Того"? Он, что, тоже может?..
К о н ь. Он всё может. "И прельстились они красотой дочерей и жен человеческих, и входили к ним, а те с радостью принимали их в свое лоно…" И дальше как-то… Бабы!
Г е н н а д и й. Ну, понес…
П е т р о в и ч. Ну и черт с ним! Где этот хвостатый?
Л и з а. У него нет хвоста.
П е т р о в и ч. Не важно, где он?
Л и з а. Может стать и важным…
Г е н н а д и й. Ты это о чем?
Л и з а. Да так. (Петровичу). В ярангу пошел к Федору. А эти как?
П е т р о в и ч. А чего им? Шары залили и намылились ловить рыбу. Мало я им наловил!
Г е н н а д и й. Спининги и палатки у них классные!
П е т р о в и ч. Спининги!? Да тут веревку в воду брось и таскай, пока не надоест! Никакого интереса! Спининги! Вот у нас дома на Шепталихе забросишь удочку и ждешь, ждешь, но зато когда клюнет хотя бы даже вот такая спирохета!..
Г е н н а д и й. Постарел, Петрович! Ты раньше спирохет ловил другой удочкой! А вот анекдот. Сидят два рыбака: старый и молодой…
Л и з а. (Петровичу) Пап, а зачем он тебе?

Слева входит Сергей Мартемьянович.

С е р г е й  М-ч. Здорово, мужики.
П е т р о в и ч. Здравствуйте.
Г е н н а д и й. Здорово.
П е т р о в и ч  (Гене). Полегче, обормот!
С е р г е й  М-ч. Все нормально! Что мы не мужики?
Г е н н а д и й. Мы-то мужики...
П е т р о в и ч (Сергей Мартемьяновичу). А что с нами будет?
С е р г е й  М-ч. Все нормально, мужики. Вот, заключаем договор с немцами, будем менять оборудование. Это все устарело.
Г е н н а д и й. И мы тоже, значит, устарели? Наймете вместо нас новых, а мы куда? Тот, иностранец, что с вами прилетел и лыка уже не вяжет, он кто? Наш новый хозяин?
С е р г е й  М-ч. Да что вы, мужики? Какой "хозяин"?
Г е н н а д и й. Ты не виляй хвостом, как сучка! Я тебе не кобель! Ты правду мне скажи!
П е т р о в и ч. Угомонись, обалдуй!
Л и з а. И правда, Гена, что ты?
Г е н н а д и й. Что я?! А где все эти были, когда я бегал с автоматом по чужим горам?!
С е р г е й  М-ч. Не я тебя туда отправлял!
Г е н н а д и й. Если бы ты, я бы с тобой не так разговаривал!
С е р г е й  М-ч. Как бы ты со мной разговаривал?
П е т р о в и ч.. Генка, хорош!
Л и з а. Хватит, Гена, хватит!

Лиза Геннадия и уводит его в вагончик.

П е т р о в и ч. Досталось парню. Вы уж его извините.
С е р г е й  М-ч. Мало ли что кому досталось! Каждый сам решает, кем ему быть: казаком или разбойником. Ладно, забыли.
П е т р о в и ч. А правда, что нас продают? Этому немцу.
С е р г е й  М-ч. Продают того, кто продается, но ты человек, вроде, серьезный. Пока не продали, но будет собрание акционеров, там все решится.
П е т р о в и ч. Правда, значит. Продали! Что ж, знаю я, что делать! Я знаю такое слово, за которое ты всё отдашь! Любовницы не пожалеешь!
С е р г е й  М-ч. Полегче! Ты на своих наезжай, а со мной так разговаривать не стоит. Я могу обидеться.
П е т р о в и ч. А мне терять нечего! Я пролетарий! А ты бы не забывал, чем торгуешь! Дорого за нее берешь?
С е р г е й  М-ч. Это за кого?
П е т р о в и ч. Да за Родину! Думаете, не найдется на вас управы? Знаем мы, чем ваши деньги пахнут!
С е р г е й  М-ч. Да ты комуняка, что ли?
П е т р о в и ч.. Ха, комуняка! Да Троцкий в гробу от зависти перевернется, если проникнет в мои мысли! Погодите, ужо вам!

Петрович вскакивает и уходит налево.

С е р г е й  М-ч. Чего это он Троцкого вспомнил? Революцию в тундре хочет устроить? Но и тут на него ледоруб найдется, а Меркадеров у нас всегда с избытком! Эх, Родина, Родина! Сначала ты нас продавала и как недорого за нас брала!, а теперь мы тебя продаем, рискуя жизнью! Я уж из дому боюсь выходить: того и гляди, подстрелят, как куропатку! По ночам в холодном поту просыпаюсь: мерещится все дуло пистолета, глядящее мне промеж глаз! А пуля – она дура, к доводам рассудка она глуха, с ней не поспоришь и от нее не убежишь – догонит! Одно было спокойное место, и то приходится продавать! Деньги им мои не нравятся. Пахнут, говорят. Эх, знали бы они, чем пахнут! Эх, бросить бы все к черту и укатить в Швейцарию иль к черту на кулички! Денег хватит! Точно, брошу! Пошли они все к черту! К черту, к черту! К черту!!!

Входит Алоизий.

С е р г е й  М-ч. Эй, а ты кто такой?
А л о и з и й. Я?
С е р г е й  М-ч. Да, ты.
А л о и з и й. Вот как? И в каком тоне!
С е р г е й  М-ч. Достали, значит. Достали. Кто же продал?
А л о и з и й. Да, сложная у вас тут жизнь, как я погляжу. Я думал, будет проще. У всех у вас так?
С е р г е й  М-ч. У кого "у всех"?
А л о и з и й. Да у вас, кто тут обитает, на поверхности.
С е р г е й  М-ч. Ты из под земли, что ли?
А л о и з и й. Оттуда.
С е р г е й  М-ч. Покойник, что ли?
А л о и з и й. Можно сказать и так. Кто не имеет имени – почти покойник. Он еще пребывает там, где нет имен, а значит, еще не до конца родился.
С е р г е й  М-ч. Но хоть какое-то имя у тебя есть? Называют же тебя как-то!
А л о и з и й. Называют. Алоизий.
С е р г е й  М-ч. Как?
А л о и з и й. Вам, я вижу, мое имя кажется смешным?
С е р г е й  М-ч. Кажется.
А л о и з и й. Что ж, я ценю вашу откровенность. Но если бы кто помог мне вспомнить мое настоящее имя! О-о, тому многие позавидовали бы!
С е р г е й  М-ч. У тебя было другое имя?
А л о и з и й. Конечно, а "Алоизия" я сам себе придумал: надо же как-то называться!
С е р г е й  М-ч. А ты походи тут, поспрашивай. Может, кто и поможет…
А л о и з и й. Вы думаете? А и в самом деле! Читают же они какие-то книги! Вы натолкнули меня на ценную мысль, и я готов вас немедленно отблагодарить. Просите. Но не прогадайте!
С е р г е й  М-ч. Не прогадаю. Человек, имя которого я сейчас напишу, мне мешает. Нужно, чтобы не мешал.

Вырывает листок из блокнота и пишет. Показывает написанное Алоизию. Тот берет листок и читает, шевеля губами.

А л о и з и й. Что ж, принято! Мы в расчете?
С е р г е й  М-ч. В расчете.
А л о и з и й. Я рад. Приятно иметь дело с деловым человеком. Никаких тебе угрызений совести, проявлений милосердия и прочего в том же декадентском духе. Как сказано: "Нужно, чтобы не мешал"! А за сим позвольте предложить вопросик: как звали ангела, поспорившего с богом и за гордость низвергнутого в Тартар?
С е р г е й  М-ч. Что это на меня нашло?! Называть такие имена первому встречному! Пьян я, что ли? Фу, чуть не подписал себе смертный приговор! Дай-ка сюда назад.
А л о и з и й. Пожалуйста. Но вы, кажется, приняли меня за кого-то другого.
С е р г е й  М-ч. За того, за того, успокойся. А то, знаешь, санитаров здесь нет, некому будет с тобой возиться. Я с тобой возиться точно не стану. Так что иди дальше, куда шел.
А л о и з и й. Сейчас иду, только позвольте еще один вопросик.
С е р г е й  М-ч. Валяй.
А л о и з и й. Валяю. Вот что меня интересует: скажите, пожалуйста, давно ли Вседержитель являлся людям?
С е р г е й  М-ч. Бог что ли?
А л о и з и й. Вот именно. Он самый.
С е р г е й  М-ч. Давненько не являлся. Двадцать веков прошло, если не больше. Больше, точно. Как явился этому, как его?.. Моисею!, так его и не видали больше. Сын приходил, а самого не видали.
А л о и з и й. Вы серьезно?
С е р г е й  М-ч. Серьезно.
А л о и з и й. Вот как? Это меняет дело.
С е р г е й  М-ч. Какое у тебя может быть к нему дело? Брось, пойдем лучше к нам, выпьем. Ты мне пока забавный.
А л о и з и й. Нет, погодите, значит, я один остался? Не может быть!
С е р г е й  М-ч. Э-э, брось! Если вдуматься, мы все одиноки. Идем к нам.
А л о и з и й. Нет, какой поворот? Черт есть, а бога нет. Каково?
С е р г е й  М-ч. Поворот, поворот! Идем, пока я не передумал.

Уходят налево.
Из-за угла вагончика выходит Петрович.

П е т р о в и ч. А-а, черт! Меня не спросил! Придется подождать. Подождем, нам спешить некуда!

IV.

Буровая. Слева выходит Петрович.

П е т р о в и ч. Все спят, угомонилась сволочь. А этот, с хвостом который, исчез. И как я его упустил, раззява! А буровая стоит, стоит, родная. (Подходит к вышке.) Что, и тебя на свалку вместе с нами? Поработала ты славно, только вот не положена вам пенсия, и памятников вам не ставят. Собакам разным ставят, а вышкам буровым не ставят. Их даже на металлолом не сдают – бросают в тундре. А сколько я их побросал! Посчитаю: первая под Лабытнагой, вторая под Салехардом, третья совсем далеко отсюда у Хайлюли на Камчатке, четвертая… Да что считать? А ведь каждую своими руками собирал! Каждую гайку узнавал на ощупь! Не то что этот разбалдуй! Ему не то что гаечный ключ уж, и не знаю, что доверять нельзя! Вон, сайлент-блок скоро оборвется, а ему до лампады! Нет, свою Лизку я за него не отдам! А трос надо заменить, пока стоим. Эй, Генка подъем! Чего это я?! "Заменить"? Поздно менять, нужно искать этого козла. И что за имя сам себе нашел! То ли дело имена: Сергей, Андрей, Иван! (Поет:) "Эх, Андрюша, нам ли быть в печали! Играй, гармонь, свою радостную песню..." Что-то я напутал, не так там... Гармонь какая-то... А как я на гармошке играл!.. Девки любили… На гитаре… Эх, прошла молодость!.. Да что там девки, о смерти пора думать! А может, ну их всех? Чего мне нужно-то? Вернусь домой, огородик заведу, картошечка-мартошечка, укропчик-мартопчик, крыжовника насажу... Эй, а денег-то где взять? Ведь все, что заработал, сгорело синим пламенем! Пока я тут жилы из себя тянул, черное золото стране искал, мою сберкнижку поделили, а мне сказали сгорели деньги, реформа, твою мать… Не верю: деньги не горят! Они меняют хозяев! Ну погодите, найду вот только этого козла! Со всеми посчитаюсь! Где ж он может быть? Ну да куда ему тут деваться? Тундра кругом, сесть посрать негде!

Уходит направо.
Слева входит Лиза.

Л и з а. Ушел, а что меня всю ночь не было – не хватился! И слава богу. Он думает, я еще целка, а не понимает, что быть целкой в семнадцать лет неприлично. Мой тоже хорош: сначала с кулаками на всех кидался, а потом на их же деньги налакался, как свинья помоев, и забыл обо всем. А как хорошо было, еле на ногах стою! Не знала я, что так может быть: тело распахнулось и запело, и душа расправилась и отлетела в неведомые дали, а теперь пойду свернусь комочком и усну, как младенец в зыбке. Хорошо бы не проснуться! Опять одно и то же каждый день и так до самой смерти. А почему и нет? Что я, особая какая? Нет, снова ничего уж не начнется. Я уже другая, я знаю, что почем и как оно бывает.

Уходит направо.
Слева входит Сергей  Мартемьянович в рыбацких сапогах и со спинингом.

С е р г е й  М-ч. Да, дали мы вчера!.. И с чего бы? А все этот… Компанейский мужик! Да, что ни говори, пить на природе нужно в мужской компании! Женщина и мужчина существа одной породы, но разнятся меж собой, как тигр и кошка: кошка бывает и ручной, и дикой, но ручных тигров не бывает, и лишь на природе мужчина имеет редкую возможность вернуть себе на время свое естество, ощутить себя вольным зверем! А женщина в лесу, как кошка в подполе: мышь там свою она поймает, но у печки ее ждет блюдечко с молоком, забыть о котором ей не дано! Главная ее добыча – мужчина, и что ей до мужского братства! Вот и моя: сидит сейчас в джакузи и ждет, когда вернется главная добыча ее жизни – я. И пока я предоставлен самому себе, останусь вольным охотником, точнее рыболовом, хотя б на время. Что я, пить сюда прилетел, в самом-то деле?! А буровая стоит! А почему?.. Стоит со вчерашнего дня, а мне не сказали! А тут еще этот Немец! Как ему объяснишь, что у нас самый главный национальный праздник – опохмелка? А без Ганса нам не выкрутиться. Большие за ним деньги.

Слева входит Геннадий с транзистором на шее.

Г е н н а д и й. Ничего не осталось, здоровы пить! Да нет, зря я ушел: должно было остаться! Не может быть, чтоб эти пили как мы, должны были заныкать. Пойду-ка поищу!
С е р г е й  М-ч. Постой.
Г е н н а д и й. Это кто? А-а… Стою. Здорово мы вчера!..
С е р г е й  М-ч. Здорово. А буровая почему стоит?
Г е н н а д и й. Да, понимаете… тут… в-общем, сайлент-блок оборвался, а троса нет.
С е р г е й  М-ч. Как нет? А это что, веревка?
(Поддевает ногой бухту троса.)
Г е н н а д и й. Диаметр не тот.
С е р г е й  М-ч. Диаметр, говоришь? Покажи-ка мне этот блок!
Г е н н а д и й. Да, понимаете, наверх нужно лезть…
С е р г е й  М-ч. Полезли.
Г е н н а д и й. Измажетесь.
С е р г е й  М-ч. Отмоюсь.
Г е н н а д и й. Да что ты ко мне пристал? Есть бригадир – он все решает! Скажет "лезь" – полезу, а ты мне не командир.
С е р г е й  М-ч. Давай сюда бригадира.
Г е н н а д и й. Как же разбежался! Думаешь, нацепил камуфляж и крутой, значит? Да мы таких крутых видали...
С е р г е й  М-ч. Ладно, я сам "разбегусь", а ты сам смотри, тебе жить.
Г е н н а д и й. Погодите, стойте. Вы не найдете. Я схожу. Но вот только…
С е р г е й  М-ч. (Склоняясь ухом к транзистору, отстраненно.) Что?
Г е н н а д и й. Понимаете, здоровье-то… Водочка хорошая, конечно, вчера была, но ведь если много ее скушать, сами понимаете… Тут нигде не найдешь, а буровую мы сразу пустим, пустим. Ее хоть сейчас можно пустить… Только вот сбегаю за отцом и сразу… Да я бы один пустил, но одному нельзя: кто-то должен следить за реверсом… А пока бы поправиться немного, а то, сами понимаете – техника безопасности!, а какая "техника", если руки трясутся! Я, вообще-то, не пью, вчера вот только… А так только по праздникам… Вон как трясутся…
С е р г е й  М-ч. Включи-ка погромче!
Г е н н а д и й. Что?
С е р г е й  М-ч. Погромче, погромче!
Г е н н а д и й. А-а, погромче? Пожалуйста!
Г о л о с  д и к т о ра. "... представитель министерства внутренних дел от комментариев отказался, но заверил журналистов, что следствие будет проведено со всей тщательностью и виновные будут найдены и понесут заслуженное наказание. А теперь о радостных новостях. В Сочи состоялось вручение…"
С е р г е й  М-ч. Выключай. Радостней новостей быть не может. Знаешь мою палатку?
Г е н н а д и й. Найду, найду!
С е р г е й  М-ч. Слева от входа черная сумка. Возьмешь из нее. Закусить – на столе.
Г е н н а д и й. Понял! Все будет нормально! Найду отца, и мы с ним сразу... все...
С е р г е й  М-ч. Все. Вперед!
Г е н н а д и й. Понял, понял! Мы сразу… все нормально… найду отца…

Уходит налево.

С е р г е й  М-ч. Эй, стой! Иди сюда!

Г е н н а д и й возвращается.

Г е н н а д и й. Да нет, все будет нормально: поправимся немного и сразу…
С е р г е й  М-ч. Возьмешь две бутылки и опохмелишь немца. Вопросы есть?
Г е н н а д и й. Нет проблем!
С е р г е й  М-ч. Но смотри, сам не отрубись! Он тихий-тихий, а пьет как лошадь!
Г е н н а д и й. Ну, на халяву-то и лошадь выпьет!
С е р г е й  М-ч. Все, пошел!
Г е н н а д и й. Пошел, пошел, пошел…

Г е н н а д и й уходит налево
.
С е р г е й  М-ч. Тю-тю-тю-тю-тю! Ведь это что ж такое? (Достает из нагрудного кармана плоскую фляжечку и тут же прячет ее обратно.) Нет, сначала подумаем, отпразднуем после. Кто же его заказал? И что сие значит? Эх, кабы раньше знать!.. Уж я бы такого момента не упустил, вернул бы все сторицей! Да и теперь самый раз – успевай только поворачиваться, а то сожрут без соли! Лететь надо, лететь, в Москву! А кто ж все-таки его заказал? И с каким размахом! Да, тут не наши, тут нужно шире брать… А если шире брать, то и подумать страшно о причинах и последствиях! Эх, черт, если б знать заранее!

Слева входит Юрий Андреевич.

Ю р и й  А-ч. Доброе утро, Сергей Мартемьянович. Комары заели. Страшно подумать, что тут летом. В тайге по-настоящему хорошо только золотой осенью. Воздух звенит, лес багрян, а небеса высоки и прозрачны, как очи северных красавиц скандинавок, поющих свои северные песни о Тиккурилле.
С е р г е й  М-ч. Уж и не знаю, доброе ли. А если доброе, такое ли доброе, как кажется.
Ю р и й  А-ч. У нас проблемы?
С е р г е й  М-ч. Одна проблема – не упустить момент: не поспешить и не промедлить. И то, и другое равно опасно. И отойти нельзя, вот что самое плохое.
Ю р и й  А-ч. А в чем дело?
С е р г е й  М-ч. Заказали наших компаньонов, всех до единого человека. Враз всех порешили. Все полегли, до последнего быка.
Ю р и й  А-ч. Это стоит обдумать отдельно. Тут не все чисто, а очень многое так просто непонятно. Нужно лететь в Москву, забивать стрелки.
С е р г е й  М-ч. В Москву, в Москву, в Москву!

Слева входит Петрович.

П е т р о в и ч (про себя). У Федора он, вот что! Где ж еще? К чему же это? Что в этом тунгусе такого? Но хорошо хоть не исчез, а то кто их, Ч е р тей, знает, что им на ум взбредет! Ах я, раззява! Такой шанс упустил! А всего-то и нужно было улучить момент и шепнуть: "А имя твое, друг ситцевый…" (Видит Сергея Мартемьяновича и Юрия Андреевича.) Чуть не проболтался! Уйти поскорее. Сяду у яранги и буду сидеть хоть до ночи, а то бегаю туда-сюда, как таракан по тарелке!

Уходит налево.

С е р г е й  М-ч. Что он говорил об имени каком-то? Кто-то меня уже спрашивал об этом… Кто же, кто же… Неужели? Не может быть! Я ж сам сказал ему… Да нет, так не бывает!.. Откуда ему тут взяться и почему именно здесь? А почему бы и не здесь? А-а, понимаю… Вот почему она стоит! (Смотрит на буровую.) А эти, значит, знают, почему, но ищут опохмелиться! Они все тут знают! И молчат, как рыбы! О-о, что-то у них на уме такое, что Троцкий, и в самом деле, в гробу перевернется! Вот старый пень и осмелел: все дело в имени! В имени.
Ю р и й  А-ч. В имени?
С е р г е й  М-ч. Нет, это такая местная шутка. "Что в имени тебе моем", как говорится. Не помнишь, кстати, как звали ангела, поспорившего с богом? Нашел тоже с кем спорить!
Ю р и й  А-ч. Да, имя вещь важная. В имени все. У первобытных племен настоящее имя было тайной, и всякий имел ложные имена, чтобы не называть чужакам свое настоящее. И у Сатаны несколько имен.
С е р г е й  М-ч. А какое из них настоящее?
Ю р и й  А-ч. Настоящее? Может быть, одно из этих: Люцифер, Агасфер, Вельзевул, Таумиель, Велиал, Сатариал, Астарот… Все сразу не припомню.
С е р г е й  М-ч. Так много?
Ю р и й  А-ч. А как же? Иначе было б слишком просто, и грош цена той тайне, которая сокрыта под одним-двумя именами, под тем же Люцифером… Или вот еще одно – Адрамилек. Что это за тайна? Это так, загадка для сопливых малышей, не боле.
С е р г е й  М-ч. Ты напиши-ка мне их на бумажке… Может пригодиться, лишнего знания не бывает. На худой конец, блесну где-нибудь эрудицией.
Ю р и й. А-ч. Напишу.
С е р г е й  М-ч. Напиши. Кстати, ты не видел нашего вчерашнего знакомца? Куда-то он пропал. Любопытный тип.
Ю р и й  А-ч. Да, тип интересный.
С е р г е й  М-ч. Увидишь, скажи ему, что он мне нужен. Он поймет, зачем. Я буду на реке. Попробую поймать тайменя. Тут королевская рыбалка должна быть!

Сергей Мартемьянович уходит направо.

Ю р и й  А-ч. Тайменя? Нет, ты хочешь поймать не тайменя. Ты хочешь поймать за хвост удачу, но какая у меня реакция! Вельзевул, как же! Да если б было все так просто, не интересен был бы мир! Такое имя не может быть у всех на слуху! Его знают единицы, и я, конечно же, его не знаю. Разве я чернокнижник? Разве я провел жизнь за чтеньем пыльных манускриптов, написанных в неведомых монастырях в начале Христианской эры? Я просто элементарно образованный человек. Да разве и хватит тут одной жизни? Века должны пройти, чтоб на исходе времен древний старец шепнул на смертном одре, где нужно искать книгу, в которой только можно найти это Имя. А уж кто его услышит – наследник черной мудрости или случайный прохожий – это как получится. Боюсь, впрочем, горе тому, кто услышит. Такие имена знать опасно, как и многое другое. Да, интересно может получиться… Пойду-ка напишу, как он просил, пускай гадает, а я угадывать не стану, такие игры не по мне. Вот еще имя – Гамалиэль. Интересно, интересно… А Москва подождет!

Уходит налево.

V.

Стол возле вагончика.
Слева вбегает Геннадий

Г е н н а д и й. Вот платок ее: забыла, падла, в чужой палатке! Изменила, сука! Продалась! Узнаю с кем – убью обоих, а потом себя убью. А-а, так вот зачем он дал мне целых две бутылки! Я напьюсь, а он… ее… еще… Или не он? Иль этот, Юрка?.. Нет, этот, вроде бы, нажрался сразу… Иль притворился только? Как узнать, как узнать? Убью узнаю. Пока я бегал по чужим горам, эти тут наворовали, чтоб покупать наших девок! (Поет:) "И дево-очек наших ведут в кабине-ет!" (Достает из штанов бутылку и пьет из горлышка.) Размозжу! Что я не мужик? Как жить после такого? Тут Лизка даже ни при чем. На моих почти глазах мне в морду плюнули, а я должен утереться? Нет, не выйдет! Мне отмщение и аз воздам! (Пьет из горлышка.) У-у-у, как я страшен! (Стучит себя в грудь кулаком и пьет из горлышка.) Но сначала узнаю точно, с кем. Притворюсь хитрым!

Из вагончика выходит Лиза.

Л и з а. Эх ты, пьянь! Ты лучше смелым притворись! Орешь тут, спать мешаешь! Где опять взял бутылку? Эти дали?
Г е н н а д и й. "Смелым притворись"?!

Геннадий бросается к Лизе, та в упор смотрит на него, и он останавливается.

Л и з а. Что встал? Чужие горы вспомнил? Где ты их видал – в кино? Тебе автомат-то давали подержать в твоем стройбате хоть раз? Кроме лопаты и метлы ничего в армии не видел, а туда же: "с автоматом", да еще "по чужим горам"! Как в глаза-то людям смотришь?
Г е н н а д и й. Как?.. Откуда?..
Л и з а. От верблюда. Иди проспись. Завтрака сегодня не будет. Вчера нажрались – до обеда протянете.

Лиза скрывается в вагончике. Геннадий некоторое время неподвижно стоит. Он борется с какой-то мыслью, выразительно и долго жестикулируя, и уходит направо.
Слева выходят Кон ь и Немец
.
К о н ь. Вот тут живем.
Н е м е ц. A-a…
(Конь достает из штанов початую бутылку, присаживается к столу и разливает.)
К о н ь. Сейчас тебя подлечим…
Н е м е ц. O-oh, nine!..
К о н ь. Нихт ферштейн! Андэстэнд? Пей, хуже не будет! Пей!
Н е м е ц (выпив). A-ah!
К о н ь. Ничего-ничего. Счас разойдется! Вот, закуси…
Н е м е ц. Danke shen!

Пауза
.
К о н ь. Ну, как там у вас, в неметчине?
Н е м е ц. Gut!
К о н ь. Ну, раз так, за Германию! Разливает.
Н е м е ц. O-oh, nine!
К о н ь. Поверь опытному человеку: первая – колом, вторая – соколом, а после третьей – мелкими пташечками! Пей-пей! За Фатерлянд, землю твоих отцов. Да… а наша Родина женщина. Вдова безутешная.
Н е м е ц (выпив). A-ah!
К о н ь. На, закуси.
Н е м е ц. Danke shen!

Пауза.

К о н ь. Хорошо все-таки! Как мало нужно человеку!
Н е м е ц. Ja-ja…
К о н ь. Тоже что-то себе понимает! Тоже ведь человек, хоть и не русский.
Н е м е ц. Nicht fershteen!
К о н ь. Вот те раз, а таким понятливым казался! Еще, значит, нужно принять. (Разливает.)
Н е м е ц. O-oh, nine!
К о н ь. Ты опять? Пей!
Н е м е ц (выпив). A-ah!
К о н ь. На, закуси.
Н е м е ц. Danke shen!
К о н ь. Ну, как?
Н е м е ц. O-oh, gut!
К о н ь. Ну вот, совсем другое дело! Совсем на человека стал похож. Да, немцы – люди! И совесть есть, и воевать умеют, не то что янки. Те сначала лезут ко всем со своей кока-колой, а потом обижаются и начинают бить самых слабых, а сильного затронуть – кишка у них тонка. С кем из сильных они воевали? Ни с кем. Так, все по мелочи – оттяпали Калифорнию у Мексики, на Вьетнам напали и захватили Панаму. С немцами и то завоевали, когда те их совсем достали, а сколько тянули, ждали, когда сначала мы немцам вломим! А немцы не то: ни к кому со своим шнапсом не лезут, а три мировые войны устроили, начиная с Рима. Рим разрушить! Рим – это тебе не Панама! Иль англичане – тоже люди: пол-мира захватили, но никто на них не в обиде, ни австралийцы, ни индусы… Так что, Ганс, домой вернешься – всем расскажешь…

Немец валится под стол и остается недвижим.

К о н ь (не замечая). Вот, русские, расскажешь: живут в снегах, работают, как Ч е р ти, а пьют, как бемеготы. Что им остается? Братьев-славян предали, своих богов прогнали, а чужих принимать душа не лежит. Ладно, Ч е р т собственный нашелся… Какая разница: нет бога – молиться будем Ч е р ту. Ведь главное молиться, а кому – не важно: толку от молитв, как мертвому от припарок! Попы нас дурят, а мы и рады: стоим в церквах со свечой как со стаканом, вид делаем, что верим! (Заглядывает под стол.) А этот уснул. Слаба у них порода: против русского немец не устоит. Что русскому в кайф, то немцу – кирдык. (Наливает, выпивает и тоже засыпает, положив голову на руки.)

Слева выходят Алоизий и Петрович

А л о и з и й. Как вы говорите: чтоб не было богатых?
П е т р о в и ч  (твердо). Не было. А были б все равны.
А л о и з и й. Принято. А бедных?
П е т р о в и ч(истово). Не будет богатых – не будет и бедных.
А л о и з и й. Резонно: не с чем будет сравнивать. Еще чего не будет?
П е т р о в и ч. Бездельников. Пусть каждый знает свое дело.
А л о и з и й. Тоже неплохо. А как быть с преступниками?
П е т р о в и ч. Всех до единого… того!..
А л о и з и й. А пьяниц?
П е т р о в и ч. Тоже.
А л о и з и й. Вот как? Делить, конечно, буду я?
П е т р о в и ч. Кого "делить"?
А л о и з и й. Да вас, людей, на бедных и богатых, преступников и честных, трезвых и пьяных.
П е т р о в и ч(подумав, твердо). Дели.
А л о и з и й. А если и вы попадете в число тех, кто подлежит, так сказать, изъятию, устранению, мягко говоря?
П е т р о в и ч(подумав, истово). И черт тогда со мной, раз так! Согласен я.
А л о и з и й. Что ж, весьма последовательно. Всё?
П е т р о в и ч. Всё.
А л о и з и й. Принято. Имя!

Вбегает Сергей Мартемьянович.

С е р г е й  М-ч. Ты здесь еще? Фу, слава богу!
А л о и з и й. Простите, не расслышал…
С е р г е й  М-ч. О, черт!
А л о и з и й. Как-как?
С е р г е й М-ч (про себя). Да тьфу ты! Что это я путаюсь, как мальчишка! Нет чтобы просто "Твою мать!", так нет: приплел зачем-то бога и черта притянул вдобавок так некстати! Такого шанса больше ведь не будет, а упустить его, как обоссать два пальца: раз и готово! Лови его потом по преисподней! (Аллоизию.) Тебя искал я, как бы ни назвать тебя: Дух Зла иль как попроще.
А л о и з и й. Вот это я люблю: просто и ясно, без всякой путаницы! А вы кстати: о моем имени как раз и речь идет.
С е р г е й  М-ч. С кем? Вот с этим?!
П е т р о в и ч. Со мной, а ты опоздал! Забирай своего немца и проваливай! Кончилось ваше время.
С е р г е й  М-ч. Последние грибы встали на дыбы! С чего ты так разговорился? О времени взялся рассуждать! Поучи жену щи варить, а мое время не трожь! Оно еще только начинается! А вот твое закончится сейчас!
П е т р о в и ч. Сейчас?.. Мое?.. А знаешь, что будет завтра?
С е р г е й  М-ч. Ну, и что же?
В вагончик незамеченным прокрадывается Геннадий с ружьем.

П е т р о в и ч. Тебя оденут в деревянный макинтош, и в твоем доме будет играть музыка, но ты ее не услышишь…
С е р г е й  М-ч. Ах ты… якобинец!
П е т р о в и ч. Ах ты… буржуин!

Сходятся, готовясь выместить друг на друге классовую ненависть.

А л о и з и й. Брэк!

Делает пасы, Сергей Мартемьянович и Петрович оказываются в боксерских перчатках и с недоумением на них смотрят.

А л о и з и й. Как измельчали люди! Так ненавидеть, но соглашаться на синяк под глазом! Где жажда крови?! Где призыв к барьеру?! Где гордый вид под дулом пистолета?! Где шпаги звон и шип кинжала?! Очень жаль, словом, что поединок на холодном оружии не в вашем стиле! Настоящему мужчине свист абордажной сабли ласкает слух, как песня нежной девы, но ваш поединок придется решить по-английски: джентльмены выясняют отношения на ринге – всё достойнее простонародного мордобоя. Бокс!

Сергей Мартемьянович и Петрович становятся в стойку, но спохватываются и опускают руки; боксерские перчатки сами собой исчезают.

С е р г е й  М-ч (Петровичу). Послушай, мужик. Ты же все испортишь! Тут нужен государственный человек!
П е т р о в и ч.. Ты что ли?
С е р г е й  М-ч. Конечно, я. О чем мои заботы, как не о родине и государстве? Чем государство богатеет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет? Я знаю: мной, такими же, как я. Мы добываем золото, и мы качаем нефть. Мы рубим лес. Металл мы плавим. Мы деньги людям плотим!
П е т р о в и ч. А где вы их берете? Не с наших ли сберкнижек?!
С е р г е й  М-ч. А хотя и с ваших, что с того! Пускай я вор, пускай я червь, но я, я осторожен и хитер! А ты?
П е т р о в и ч. Что я?
С е р г е й  М-ч. Ты все перевернешь и тем испортишь!
П е т р о в и ч. Почему это испорчу?
С е р г е й  М-ч. А потому, что там, где была жопа – будет голова! А много ль проку с головы на этом месте? Это вещи несовместные. Ты сразу потеряешь чувство меры и должного, оторвешься от корней, себя забудешь, нарушишь ход вещей и кончишь плохо: переворот устроишь в государстве, войну начнешь, сортир себе построишь из благородного металла, всех обнадежишь, но никого не сделаешь счастливым, и вздернутой Россией мир чуть напугаешь и очень сильно насмешишь.
П е т р о в и ч.. А ты?
С е р г е й  М-ч. О, я буду осторожен, как старый лис! Ломать я ничего не стану, не стану сводить счеты и о деньгах забуду, ей-же-ей! Зачем мне деньги? Что я – совсем такая сволочь, что не понимаю, какой нам выпал шанс? Нет, я тихой сапой, потихоньку, с оглядкой, стану для начала президентом Удмуртии. Начну с нее, пускай народ увидит, на что способен я на тихом месте, в меня поверит, ну, а потом уж в Кремль! А уж тогда, освоившись в Кремле, узнав все его тайные места, все переходы, залы и мансарды, уж тогда-то развернусь! И то не сразу. Для начала верну под власть Московския державы всех от нея отпавших: всех славян, конечно, и всех кавказцев, кто захочет сам, всех таджиков и кто там еще… Для всех народов я построю общий дом! Потом…
П е т р о в и ч.. А я?
С е р г е й  М-ч. А ты себе построишь сарай под Пензой. Ведь этого ты хочешь! Садить картошку, огурцы солить и спать спокойно. Соблазны власти выше твоих сил, и я тебя от них уберегу!
П е т р о в и ч. Ишь, какой хитрец! Оберегатель нашелся. Таким, как ты, однажды я поверил!
С е р г е й  М-ч. О, как ты мелок, все о своей сберкнижке!
А л о и з и й. Стоп, хватит! Ваш бесплодный спор мне наскучил. Перейдем к делу. По очереди. Кто первый?
С е р г е й  М-ч. Я.
А л о и з и й (Петровичу). Иль кинем жребий?
П е т р о в и ч. Э-эх, какой тут жребий! Мы не на дуэли, и разных слов он знает поболе моего! Опять меня обставили, объегорили и обхлюздили!
С е р г е й  М-ч. То-то же! (Читает.) Люцифер. Агасфер. Вельзевул. Таумиель…
П е т р о в и ч. Так не честно! Он по бумажке!
А л о и з и й. Увы, мы и не в школе! Вы совершенно правы: вас обхлюздили; словечко-то какое!
С е р г е й М-ч (торжествуя). Велиал. Сатариал. Астарот. Гамалиэль. Всё.
А л о и з и й. Всё?
С е р г е й  М-ч. Всё. А разве мало?
А л о и з и й. А на другой стороне ничего не написано?
С е р г е й  М-ч. Нет вроде.
П е т р о в и ч. Дай я скажу! (Выступает вперед.) Сатанаил! (Сергею Мартемьяновичу.) Что, выкусил?

Раздается сильный звук, от которого просыпается Конь.

К о н ь. Что, кто?
П е т р о в и ч. Наша взяла, вот что! Ну, Конь, теперь мы им покажем…
С е р г е й  М-ч. Это в вагончике.
К о н ь. В вагончике? Стреляют?!
П е т р о в и ч. Да кто там может стрелять?!

В вагончике раздается еще один выстрел.

VI.

Стол возле вагончика, в котором живут бурильщики. На столе два тела, закрытых простынями. У стола Петрович и и Конь.

П е т р о в и ч. Эх, тундра проклятая – гроб не из чего сколотить! Ломай, Конь, вагончик! Фанера тоже дерево!
К о н ь. Нет, в гробе из фанеры им будет душно. В ней клею слишком много. Мы так их похороним.
П е т р о в и ч. Где? В этом болоте? Им будет сыро.
К о н ь. Нет. Отнесем их в лес и там подвесим…
П е т р о в и ч. Офонарел? Куда "подвесим"?
К о н ь. На дерево. Поближе к небу. Они так редко на него смотрели, когда ходили по земле, пускай хоть счас посмотрят. Пускай дождем их мочит, ветром сушит, пускай их снег потом укроет. Пускай они поближе будут к звездам! Я не хочу ходить у них над головами!
П е т р о в и ч. Мы что не христиане: подвешивать покойников, как воблу?
К о н ь. Какая разница? Что атеист, что нехристь – все едино, а мы ведь атеисты.
П е т р о в и ч. Ты прав. Не верю я. И не хочу поверить, коли я жив, а дочь моя лежит тут на столе. И твой оболтус рядом. Рядом? Как? Или я сплю и все это мне снится? Ведь он убивец!
К о н ь. Но почему так вышло? Всему виной измена. Измены он не в силах был снести. Он честен был и совестлив, он сам не лгал и от других не ждал.
П е т р о в и ч. А горы?
К о н ь. Какие горы?
П е т р о в и ч. Чужие. Я бригадир и должен знать все обо всех. И о твоем я знал, что ни одной чужой горы он даже и не видел, ни близко, ни далеко.
К о н ь. Это он от совести. Его туда не взяли, где убивали его ровесников. Своей беспутной жизнью он мстил за них.
П е т р о в и ч. Да мало ли кого куда не взяли! Не взяли, значит, был не нужен. Что толку от таких врунов? Такие чем больше врут, тем им стыднее, и они врут дальше, забывая, с чего начали!
К о н ь. Зато другим не стыдно. Молчат, как мыши, пока их не коснется, а уж тогда держись: все припомнят, что не с ними было!
П е т р о в и ч. Ты не обо мне ли?

Входит Алоизий.

А л о и з и й. Угомонитесь, несчастные отцы! Вы не в пивной! Тела ваших детей еще не остыли, а вы заводите ссору.
П е т р о в и ч. А вот и этот козел!
А л о и з и й. А я чем виноват? Но лучше мне уйти: чужое несчастье не самый приятный собеседник, а мой авторитет здесь пошатнулся. Уйти от греха подальше, а то не ровен час и за меня примутся! Ха-ха-ха!

Быстро уходит, не забывая сатанински хохотать.

К о н ь. Постой-ка… Вот что я подумал…
П е т р о в и ч.. Чего еще?
К о н ь. Раз бога нет, он вместо бога.
П е т р о в и ч. Кто он? Какого бога?
К о н ь. Ты скажешь ему имя и потребуешь…
П е т р о в и ч. Чье имя?
К о н ь. Его.
П е т р о в и ч. Ну?
К о н ь. Ты скажешь ему имя и потребуешь…
П е т р о в и ч. Я уже сказал.

Пауза.

К о н ь. И что потребовал взамен?

Пауза.

П е т р о в и ч. Нет, нет! Он не исполнил, я уж знаю. Исполнил бы, нас тут с тобой не было бы.
К о н ь. Тогда надо его найти, пока не поздно. Пока не начал исполнять!
 
Быстро уходят.

VII.

Буровая. Входит Федор.

Ф е д о р. Хороший человек, однако, так много понимает и не гордится! Эх, белый человек! Когда б умел ты слушать не одного себя, то, может, и не так печальна была б твоя судьба! Ты покоряешь континенты, но себя теряешь, и, когда приходит время праздновать и ликовать, тебе все мало, мало, и праздник для тебя досадная помеха на пути из ниоткуда в никуда! Не то мы – малые народы. Мы не спешим, и наше время наше и ничье еще! Мы веселы и безмятежны, не беспокоимся о том, что все равно случится, и не спешим туда, где нас не ждут. Да, хороший человек… И баба моя довольна. Родится мальчишка – будет мне помощник, а когда умру, передам ему бубен. Девчонка тоже хорошо, красавица будет! Рукодельница! Баба моя научит ее вышивать бисером, и она вышьет мне кисет и торбаса.
Садится на землю и начинает набивать трубку.)

Входит Юрий Андреевич.

Ю р и й  А-ч. Здравствуй, Федор!
Ф е д о р. Здравствуй.
Ю р и й  А-ч. Как удачно! Я шел к тебе спросить…
Ф е д о р. Спроси.
Ю р и й  А-ч. Так прямо и спросить, без подготовки?.. А почему и нет? Ты прост, как дерево, как дождь, как всякое явление природы, и хитрить с тобой все равно что плевать против ветра: ты не поймешь, а самому придется утираться. Спрошу. Как тебе наш новый знакомый – Алоизий?
Ф е д о р. Хороший человек.
Ю р и й  А-ч. Я не о том.
Ф е д о р. Спроси о том.
Ю р и й  А-ч. Так я хотел спросить: он кто?
Ф е д о р. Зачем спрашиваешь, о чем и так знаешь, и слушаешь ушами, а не сердцем? Он тот, кто тебе нужен.
Ю р и й  А-ч. Хм, что же сие значит?.. Но что-то все же есть в твоих словах, должно быть! Шаманы, шарлатаны и прочие экстрасенсы любят нести многозначительную чушь, ибо ничего толкового сказать не могут, но ты, ты не из их числа. А если даже ты и вздумал поводить меня за нос, что это меняет? Ведь что есть слово? За каждым словом своя сущность, и нужно лишь понять, какая. Когда слепой, ни разу не видавший солнца, произносит: "Солнце", он говорит о Солнце, а не о Луне, допустим, или там Венере! И, кажется, я понял: наш Алоизий тот, кто тебе бывает нужен, и, при этом, он всякий раз такой, каким он тебе нужен! Иль даже так: он такой, каким он нужен именно тебе, а не другому! Да, мысль как мир стара и столь же безнадежна! Курица – не птица, зеркало – не телевизор! В нем даже свою рожу не увидишь такой, как она есть на самом деле! Даже в зеркале ты себя видишь таким, каким хочешь видеть.
Ф е д о р. Ты приходи ко мне потом. Ты тоже хороший человек.
Ю р и й  А-ч. Нет. Вряд ли. Нужно улетать, а другого раза не будет: я здесь в последний раз.

Вбегают Петрович и Конь.

П е т р о в и ч(Федору). А где этот?
К о н ь (Федору). Алоизия навстречу не видал?
Ф е д о р. Не видал. Как утром от меня ушел, так и не видал.
П е т р о в и ч. И он к тебе не возвращался?
Ф е д о р. Зачем возвращался? Он ничего своего у меня не оставлял, чтоб возвращаться, А чужого ему не нужно.
П е т р о в и ч. Куда ж он подевался? Все обыскали – нету! Конь, что стоишь? Идем искать дальше!
К о н ь. Где его еще искать, в тундре? Она большая, в ней Францию можно спрятать!
Ф е д о р. Зачем в тундре, однако?
П е т р о в и ч. В лесу, что ли? Так лес не меньше тундры.
Ф е д о р. Зачем в лесу?
П е т р о в и ч. В болоте, что ли, в этом?
Ф е д о р. Зачем в болоте?
П е т р о в и ч. Заладил одно да потому! Эх ты, чукча ты чукча неразумная! Идем, Конь, искать, хоть где искать, ума не приложу!
К о н ь. Нет, опоздали мы, ты ничего странного не ощущаешь?
П е т р о в и ч.. Нет вроде…
К о н ь. А мне вот кажется…
П е т р о в и ч.. Что?
К о н ь. Немеют руки, ноги, в глазах темнеет, закат какой-то странный…
П е т р о в и ч. И у меня. Опять мы мимо! Опоздали! Ну что такое! Видать, судьба, иначе тут не скажешь! Вся жизнь такая: сегодня рано, завтра поздно, и поди пойми, когда же, собственно, как раз!
К о н ь. Так чего ты потребовал?
П е т р о в и ч. Я потребовал у него… сказал имя и потребовал… Нет, не могу!
К о н ь. Говори!
П е т р о в и ч. Ну… Не могу!.. Ну, в-общем, чтобы не стало богатых.
К о н ь. А бедных?
П е т р о в и ч. Тоже, конечно.
К о н ь. Вот нас и не стаёт. Он начал с нас!
П е т р о в и ч. Но почему не тех, с богатых?
Ю р и й  А-ч. Это очень просто: не станет вас, бедных, – ему не нужно будет исполнять обещания. Лукавый бес, чего вы хотели!
П е т р о в и ч. Да?
Ф е д о р (выступая вперед). Моя не чукча! Моя тунгус! Моя шаман!
Когда стучу я в бубен,
На зов его слетаются все духи,
Или я сам летаю там,
Где нет ни тундры, ни болот,
А есть пространство в чистом виде,
Где обитают чистые идеи,
Лишенные монад и психосомы.
Тогда я властен над чужой душой,
Похищенной или сбежавшей,
Могу вернуть ее обратно в тело или там оставить,
Где больше ей по нраву, среди ее сестер,
Лишенных плоти, но свободных.
Когда стучу я в бубен,
И я, как дикий гусь, свободен.
Лечу туда, куда мне нужно.
А если мне не нужно, не лечу –
Сижу, лежу, иду, куда хочу.
П е т р о в и ч. А мне начхать! Летишь ты, не летишь, иль так себе ползешь…
Ю р и й А-ч (Коню, кивая на Федора). Он может вам помочь.
К о н ь. Да?
Ю р и й  А-ч. Да. Он, конечно, не доктор Фауст, но и наш новый знакомый тоже не совсем немец.
К о н ь. Понял, понял! (Федору.) Ты шаман, а значит, имеешь связи с миром духов, которые тебе подвластны! Уж они-то найдут того, кто нужен нам сейчас!
П е т р о в и ч (Юрию Андреевичу). А тебе что с того, он ведь нам поможет, а не тебе?
Ю р и й  А-ч. О-о, я не столь корыстен! Незаинтересованный интерес к истинному устройству мира – вот что мною движет, я бывший физик как-никак. Я даже готов рискнуть и поприсутствовать при сеансе вызывания духов! А потом: ведь речь идет о судьбах мира! Заботиться о них смешно и тщетно, как заклинать дождь или бурю, но тут другое дело! Я был воспитан в духе альтруизма и ответственности, и отойти в сторону в таком деле означало бы изменить себе, утратить самотождественность и внутреннюю соразмерность миру.
П е т р о в и ч. Чего-чего?
К о н ь. Да брось ты, Петрович! Сказано ж тебе – любопытство!
П е т р о в и ч. А-а, понял. (Федору.) Так ты что – можешь его сюда вызвать?
Ф е д о р. Могу, однако.
П е т р о в и ч. Так зови скорей! Я заплачу! Проси что хочешь!
Ф е д о р. У меня все есть, что нужно, А чего не нужно, того мне и не нужно. Ружье вчера пропало.
П е т р о в и ч. Ну и что?
Ф е д о р. Хожу, ищу.
П е т р о в и ч. Какое ружье? Карабин?
Ф е д о р. Да, русская винтовка.
П е т р о в и ч. Вот оно что!.. Так, значит, из твоего ружья убили мою дочь! Ну, теперь тебе не отвертеться! Засудят тебя, братец! В Сибирь законопатят!
К о н ь. Да он и так в Сибири, чего ему!
П е т р о в и ч. А ты не лезь не в свое дело! (Федору). Сухари суши, алеут!
Ф е д о р. Ай-яй-я-яй! Хорошее ружье было! Чем я олешек буду защищать?
П е т р о в и ч. Каких олешек? В тюрьму тебя посадят!
Ф е д о р. За что мою в тюрьму? Моя никто не трогал!
П е т р о в и ч. А ружье твое?
Ф е д о р. Мое, однако.
П е т р о в и ч. А из него убили человека! Тебе и отвечать! Но я могу помочь...
Ф е д о р. Помоги, я тебе оленя дам!
П е т р о в и ч. Оленя будет мало.
Ф е д о р. Двух оленей.
П е т р о в и ч. И двух мало.
Ф е д о р. Трех дам.
П е т р о в и ч. Да что ты все заладил, чукча: двух, трех!..
Ф е д о р. Бабу мою дам.
П е т р о в и ч. Себе оставь. Нет, ты вызови этого, Алоизия, и заставь его…
Ф е д о р. Возьми бабу! Ой, хорошая баба, горячая! Жарко будет тебя любить, новых девок тебе нарожает!
П е т р о в и ч. Смеешься надо мной ты что ли? Зачем мне "новые девки"?! Алоизия подавай сюда, Ч е р та этого!
Ф е д о р. А-а, так бы сразу и сказал! А ружье отдашь?
П е т р о в и ч. Отдам-отдам! Алоизия только мне предоставь!
Ф е д о р. Бубен нужен, однако.
П е т р о в и ч. А ты без бубна!
Ф е д о р. Попробую, однако.
П е т р о в и ч. Гляди мне, чукча, лучше пробуй! Ружье-то у меня!

Входит Сергей Мартемьянович, Юрий Андреевич манит его в сторонку. Сергей Мартемьянович к нему подходит, они о чем-то тихонько переговариваются, после чего Сергей Мартемьянович лишь прислушивается ко всему дальнейшему, стараясь не обращать на себя внимания. Федор достает откуда-то из-за пазухи колокольчик и, расхаживая туда-сюда, тихонько им позванивает. Сначала смешно, потом по-настоящему страшно
.
С т р а ш н ы й г о л о с. Кто меня вызывает?
П е т р о в и ч (выступая вперед). Я, Дух Тьмы, зову тебя к ответу!
К о н ь. Очумел, Петрович?! К какому такому "ответу"?
П е т р о в и ч. Молчи! "К ответу", и никак иначе!
С т р а ш н ы й г о л о с. Вот он я!

Материализуется Алоизий, но в своем обычном виде.

П е т р о в и ч (присмотревшись). Ты где был?
А л о и з и й. Тут, неподалеку. Гулял. Наносил кое-кому визиты, восстанавливал связи с мировыми стихиями и местными стихиалями. У нас тоже не все так просто, как кое-кому хотелось бы представить.
П е т р о в и ч. Врешь, нечистый! Мы все тут обшарили.
А л о и з и й. О, чтоб "нашарить" меня там, где я пребывал, нужно отрастить очень длинные руки! "Неподалеку" вовсе не означает "рукой подать". Я парил в эфирном слое, отражался в тонком мире, странствовал вверх-вниз по мировому древу, витал в эмпиреях, так сказать; слов, словом, много, а суть одна, вот и выходит, что слова ничего не значат.
Ю р и й  А-ч. А как же: "В начале было слово"?
А л о и з и й. Вы ошибаетесь, любезнейший. В греческом оригинале "в начале был Логос", но Кирилл с Мефодием сочли, что русских незачем грузить европейской премудростью, и упростили. Да и то сказать: при чем тут Европа? Тут Византия, Азия-с, хальной Восток. Тут пышность, лень, разврат, тимпаны и кимвалы, шелка и аметисты, сладкое вино, сиеста и дворцы среди лачуг; тут храмы украшают, как бордели: чем пышней, тем лучше; тут император главный казнокрад: империя в упадке, а он всё ищет, чего бы еще с… стибрить! Тут… Но я увлекся и отвлекся. Так о чем мы? Да, о словах. Так вот: не всякое слово – Слово. Есть настоящие Слова, а есть под них подделки. Когда Адам в раю давал всем имена: "Ты, толстый и нахальный, будешь заяц, а ты, гривастый, будешь лев!", – вот были настоящие слова!
Ю р и й  А-ч. Позвольте полюбопытствовать: почему вы аттестовали зайца "толстым" и "нахальным"?
А л о и з и й. О-о, это старый спор, и я вам благодарен за вопрос и как могу отвечу…
П е т р о в и ч. Постой, нечистый: я вызывал тебя, и ты со мной закончи, а уж потом вопросы и ответы! Тут тебе не КВН!
К о н ь. Охолонись, Петрович! Не искушай!
П е т р о в и ч. Не лезь, мне море по колено!
А л о и з и й (очень страшным голосом, увеличиваясь в размерах). И верно: охолонись, Петрович! Не искушай судьбу, а то увидишь меня в гневе, и там, где было по колено, станет тебе море! Этого ты хочешь – микробом стать?
П е т р о в и ч. Хоть кем, но со мной закончи, как обещал!
А л о и з и й (совсем страшным голосом). Что ж, раз так – вперед, в микробы!

Делает пасы, Петрович уменьшается и исчезает.

К о н ь. Петрович, ты где?
А л о и з и й (Юрию Андреевичу). Так вот, о старом споре. Вопрос ведь в чем: есть мясо иль не есть? В Эдеме там было сложно: заяц, лев, удав, медведь – все были вегетарианцы, и обнаглевший заяц, забывший страх и растолстевший, все норовил прилечь льву под бочок, смеясь ему в глаза, а грозный лев ничем не мог ответить! Хитрые буддисты этот спор решили проще: баран безмозглый, будучи не в силах достичь просветления, дабы потом переродиться в человека, как бы приносит себя в жертву существу, способному стать просветленным – все тому же человеку. А принесший себя в жертву, то есть баран в нашем случае, уже достоин просветленья и, следовательно, должен быть благодарен мяснику. Очень изящно, а уж как вкусно!
П е т р о в и ч(невидимый, тонюсеньким голосом). Нет, ты со мной реши сначала!
А л о и з и й. Ну что тут скажешь? Придется, видимо, решать. \

Делает пасы, и вновь появляется Петрович.

П е т р о в и ч (оправившись). Вот так!.. А ты как думал?
А л о и з и й. К делу, к делу!
П е т р о в и ч. Ладно, к делу. Имя, которое я тебе назвал, было настоящим?
А л о и з и й. Увы, лишь отчасти.
П е т р о в и ч. Тогда плати. По этой самой части, но полной мерой.
С е р г е й М-ч (дождавшись, наконец, своего часа). А я хочу… Имен назвал я больше!
А л о и з и й. Па-ардон! А вы не ставили никаких условий! А с чертом только так. Я это все придумал: печати, подписи и векселя и строго соблюдаю договоры… И от других я вправе ждать того же! Могу, впрочем, взять вас к себе в прислугу.
С е р г е й  М-ч. В лакеи?!
А л о и з и й. Чем плоха должность? Паек, униформа, деньги, никакого риска и за что? За честь быть рядом с моей персоной? Очень многие, могу уверить вас без ложной скромности, на вашем месте не отказались бы: что может быть завидней – открывать адские двери левой ногой! Вы много добрых дел могли бы совершить: кому подать воды, там, знаете ли, жарко, под кем вообще огонь убавить…
П е т р о в и ч. Да брось ты его – "ставил", "не ставил"! Ты со мной реши! Я-то точно ставил!
А л о и з и й. Что ж. Помню. Вы намеревались…
К о н ь (Петровичу). Ты про меня забыл. Ведь имя-то сказал тебе я!
П е т р о в и ч.. А он, твой Генка, ее убил. С тобой мы квиты. (Алоизию.) Я отказываюсь. Пускай все остается, как оно есть, иль будет как-нибудь иначе, мне начхать.
А л о и з и й (вновь страшным голосом). Чего ж ты хочешь? Говори!
П е т р о в и ч.. Верни мне дочь!
А л о и з и й (обыкновенным голосом). Увы, увы, увы! Ей богу, рад бы, но не в силах! Не отрицаю: в мире тленном, бренном, преходящем, мне многое по силам, но в горнем мире я почти бессилен, так что просьба не по адресу. Мир перевернуть гораздо легче, чем воскресить хотя б одну живую душу. Увы, увы! А может, все-таки исполнить часть первого желания? Насколько хватит угаданного имени? Хватить его может на многое.
П е т р о в и ч. А мою душу взамен возьмешь?
А л о и з и й. Не по адресу. Мне такие души без надобности.
П е т р о в и ч. А куда тогда по адресу? Кто вернет двум горестным отцам двух чад, безвременно погибших?
А л о и з и й. Боюсь, такого адреса нет! Было, правда, время…
П е т р о в и ч.. Говори!
А л о и з и й. Да, было время, вспоминаю, когда ходили по земле, ходили, творили чудеса, чтоб убедить…
П е т р о в и ч.. Ну?
А л о и з и й. Антилопа-гну. Те времена прошли. Две тыщи лет тому назад.
Ю р и й  А-ч. Извините, я вмешаюсь…
А л о и з и й. О, что вы! Ради бога! Пожалуйста!
С е р г е й М-ч (тихо Петровичу). А чего он так ему всегда радуется, а?
П е т р о в и ч. Я тоже гляжу… Не нравится мне это…
С е р г е й  М-ч. Мне тоже не по нраву, когда у меня за спиной.
Ю р и й  А-ч. Я подумал, а не может ли Федор помочь? Он как-никак шаман, и ловля душ его прямое дело.
К о н ь (Алоизию). Может?
П е т р о в и ч. Кто? Этот? Может?
А л о и з и й. Почему вы меня об этом спрашиваете? Спросите Федора.
К о н ь. Федор, можешь?
П е т р о в и ч. О ружье-то не забыл?
Ф е д о р. Попробовать можно.
К о н ь. Попробуй, Федя, попробуй!
П е т р о в и ч. Ты пробуй лучше, понял, да?

Федор готовится камлать.

П е т р о в и ч. А бубен?
Ф е д о р. Зачем бубен? Бубен нужен для антуража, в серьезном деле он мешает.
П е т р о в и ч. Ну, смотри мне…

Федор опять достает маленький колокольчик и тихо им позванивает. Проходит минут десять, и появляется белая женская фигура.

 Д у х  Л и з ы. Кто меня зовет?
П е т р о в и ч.. Я, дочка, я!
К о н ь. А Генка где?
Д у х Л и з ы. Гена? Он рядом.
К о н ь. Генка, кончай придуриваться! Покажись хотя бы!
П е т р о в и ч. Л и з а, дочка, вернись!
Д у х  Л и з ы.
Мне так свободно здесь и тихо,
Зачем еще куда-то мне идти?
Сама собой я стала – легкой и беспечной,
Спокойной, радостной, веселой.
Здесь деньги не нужны,
И не нужна квартира,
Детей здесь не рожают в муках,
И потом хлеб не добывают.
Здесь все прошло, еще не начинавшись,
Все минулось, и все вот-вот начнется,
И я еще не родилась! Как я могу вернуться, не родившись?
П е т р о в и ч. Ну так родись скорее!
Д у х  Л и з ы.
Зачем, к чему мне тут рождаться?
Быть может, повезет мне больше,
Когда рожусь я снова,
Но в другой стране, в другое время,
С другой фигурой, нравом и судьбой!
И стану, наконец, сама собой.
П е т р о в и ч. Какой "другой", о чем ты, дочка?
Д у х  Л и з ы.
Любой, но только не такой!
Зачем мне возвращаться,
Ведь знаю я уже, что было и что будет!
Мне скучно вспоминать себя,
Какой я скоро стала б.
Ведь я мечтала стать актрисой…
Но ею мне не стать, я знаю,
А стать крикливой хваткой бабой!
Уставшей, постаревшей, без иллюзий,
Без радости и без надежды.
Какая в том надежда, если
Муж – неудачник, дочка – стерва,
А сын мечтает стать бандитом?!
Я о деньгах не говорю,
Их, знаю, никогда не будет.
Не будет даже шубы,
И ничего другого мне не светит.
Останусь лучше на том свете.
П е т р о в и ч. Как "зачем"?! Ведь я отец твой, а жизнь прекрасна, что бы ни случалось! Нет, мы начнем с начала: я брошу пить, начну копить тебе на шубу…
Д у х  Л и з ы. Зачем мне шуба? Я любви искала и не нашла. Но нашла соблазн и поддалась ему. О чем и не жалею.
П е т р о в и ч (осматриваясь). Какой такой "соблазн"?

Алоизий потихонечку отходит в сторонку.)

К о н ь. Генка, Генка! Ты где?
Д у х  Л и з ы. Не отзовется он, и я сейчас уйду. Прощайте и не поминайте лихом! (Петровичу) Тебя же, папа, я утешу: как бы ты меня нашел, если б я даже и родилась? Ты вдов и женат уже не будешь, а самому рожать не положено тебе природой. (Ко всем, простирая руки.) Прощайте, ухожу. Меня зовут мои подруги – другие души, такие же невинные, как я! Прощайте, прощайте!..

Исчезает.

П е т р о в и ч. Дочка, дочка!
К о н ь. Исчезла…
П е т р о в и ч (Федору). Что же ты, чукча, обманул?
Ф е д о р. Моя не чукча, моя шаман! Я свое слово держу: душу ее поймал, а что не захотела возвращаться – не мое, однако, дело. (Коню.) Твоего сейчас поищем…
К о н ь. Не надо, Федя. Он не вернется, а говорить с ним так – из себя самого душу вытягивать.
Ф е д о р. Как хочешь.
П е т р о в и ч. Как, всё? Уже?
А л о и з и й. Все. Что ж, всё вышло весьма занимательно и даже поучительно, а за сим позвольте откланяться. Придется предпринять кое-какие разыскания в библиотечных чертогах: мне тут шепнули, что в одной библиотеке могут обнаружиться подлинные рукописи Герберта Аврилакского, чернокнижника шестнадцатого века. Он знал много разных имен, и, сдается, уж он-то мне поможет. Такие разыскания требуют слишком много времени, чтобы так просто его тратить, как с вами я его потратил, но признаюсь: вы все пришлись мне по сердцу: вы, как-никак, первые живые люди, которых я увидел спустя столько тысяч лет! Вы, в некотором смысле, вернули меня к жизни, а такое нельзя оставить без вознагражденья! Короче: просьбы, пожелания какие будут? Имейте, однакож, в виду: хоть я и сам предлагаю, но палку можно перегнуть и тут! Я, как-никак, бес, а бес всегда лукав и по своей природе переменчив. Играть со мной нельзя ни в шахматы, ни в шашки, ни тем паче в карты! Передерну так, что все тузы обратятся в шестерок, а бывшие шестерки ни с того ни с сего в восьмерки! Уж такова моя бесовская природа. Итак… (Смотрит на Федора.)
Ф е д о р. Ружье мое…
А л о и з и й. Твое ружье давно в твоей яранге, словно и не покидало положенного ему места справа от входа, на мужской стороне жилища. Я немного подшаманил: мы с тобой в некотором смысле пережитки прошлого и должны друг другу по мере сил помогать. (Переводит взгляд на Сергея Мартемьяновича.)
С е р г е й  М-ч. Нет, с меня хватит. А то вдруг тоже микробом станешь! Да и чего мне нужно-то? У меня и так все есть: семья, машина, вилла на Канарах, три паспорта, две любовницы, работа, а главное – теперь не помешают эти… (Гнет пальцы.) И как я угадал тогда, почти навскидку, без всякой подготовки, не зная, с кем говорю? Но уж теперь я сам!
А л о и з и й. Что ж, ответ, достойный мужа, не мальчика! (Переводит взгляд на Юрия Андреевича.)
Ю р и й  А-ч. Раз можно попросить…
А л о и з и й. Можно, можно, с известным, правда, риском…
Ю р и й  А-ч. Рискну. Конечно, дерзко…
А л о и з и й. Ну-ну, смелее!
К о н ь (тихо П е т р о в и ч у). Смотри, Петрович: он искушать нас начал! Почуял, значит, силу! Во вкус вошел! Не обмишурься, как до тебя дойдет!
П е т р о в и ч (тихо Коню). Спокуха, Конь! Я знаю, что сказать!
Ю р и й  А-ч. Вот моя просьба – "perpetuum mobile".
А л о и з и й. Как-как?
П е т р о в и ч. Чего-чего?
Ю р и й  А-ч. Вечный двигатель, совсем небольшой, как подтверждение тому, что мир непознаваем и все еще чудесен, что законы физики – еще не все законы, что еще есть вещи, которые нашей философии и не снились, что космонавты, может быть, еще узрят, что… все, пожалуй.
А л о и з и й. Однако! Каково? Ну, что тут скажешь? Придется! Вот. (Снимает с руки браслет и протягивает его Юрию Андреевичу.) Крутаните на пальце – он и будет крутиться вечно, как маленький, но самый настоящий вечный двигатель, как и просили.
Ю р и й А-ч (принимает и задумчиво рассматривает). Нет. Я сначала подвешу его где-нибудь на гвоздик. Не думаю, что будет мне удобно всю жизнь ходить с таким браслетом, да еще на пальце! Ни ручку взять, ни в носу поковыряться! А как с таким браслетом в гробу потом лежать?!
А л о и з и й. Жаль, но что делать? Не удалось, не удалось! (Петровичу). Вы? Я все еще вам должен, и долг меня обременяет!
П е т р о в и ч. А не пошел бы ты…
К о н ь. Стой! Я знаю! (Алоизию.) Могу я за него сказать?
А л о и з и й. Ну, если не будет возражений со стороны законного, так сказать, хозяина желания, почему бы и нет? (Петровичу). Не возражаете?
П е т р о в и ч. Начхать!
К о н ь (Алоизию). Над миром матерьяльным вы властны?
А л о и з и й. Властен.
К о н ь. Правильная часть имени, которую мы вам назвали, велика?
А л о и з и й. Ничтожна, но измерял я сам, а метр мой может быть огромен!
К о н ь. Вот чего мы тогда хотим. Коли нельзя вернуть нам детей, пускай все будет так, как оно было, и будет так всегда. Пусть наша буровая не ржавеет. Пусть ее тросы никогда не рвутся. Пусть бур не тупится. Пусть мы не устаем. Пусть в бензобаке всегда плещется солярка. Пусть наш вагончик не сгорит, равно и не сгниет. Пускай всегда у нас в заначке будет грамм по триста. Пусть нам всегда найдется, где ковырять земное чрево, но лучше здесь, в тундре: тут климат нам привычен. Ее мы знаем вдоль и поперек. Мхи, комары, ее болота и просторы – вот наша родина. Мы дома тут и тут хотим остаться!
А л о и з и й. Не надоест?
К о н ь. Не надоест! О, долгие закаты! О, белое безмолвие! О, бесконечность и тщета! О, зной и вьюга! О, тундра, тундра, мать родная! Мы твои навеки, а ты навеки наша! Тебя мы знаем, а ты узнаешь скоро нас. Тебя любить мы будем долго, жарко, трудно, как жилистые старики на юных девах…
А л о и з и й. Не оплошаете? Опять получится: низы не хотят, верхи не могут!
К о н ь. Не получится. Не оплошать поможет опыт: мы будем точно знать, как гномы, извечные любовники земли, где ставить нашу вышку, чтоб бур не промахнулся, а пошел как должно и куда надо попал в самую точку!
П е т р о в и ч. Не надоест! За тридцать лет не надоело – не надоест и за сто, и за двести, а потом совсем привыкнем! Молодец, Конь! Я с тобой, и держись тогда, планета! Мы всю тебя проковыряем, и будешь ты, как сыр голландский, вся в дырках!
А л о и з и й. Принято! Такое желание грех не исполнить и трудно извратить. Оно само себе полный изврат!

Буровая сама собой начинает трястись и усиленно работать. Начинает все громче и громче звучать инфернальная музыка, вроде из "Кармины Бурана" Карла Орфа. Петрович и Конь бросаются к буровой. В наступившей темноте доносятся оттуда их голоса.

П е т р о в и ч. К о н ь, смотри за реверсом!
К о н ь. Смотрю, готово! Добавь оборотов!  Петрович
П е т р о в и ч. Добавляю! Эх, держись, тундра!

Рев и грохот усиливаются, заглушая "Кармину Бурану".

ЗАНАВЕС

Почтеннейшая публика!
Вы посмотрели пьесу. Ее сыграли мы,
Чтоб только вас потешить,
Но вовсе не желая поучать:
Мораль ее темна,
Итог ее неясен,
А ход событий попросту ужасен.
Таков наш век. Не мы.

Сентябрь 1998, апрель 1999, Улан-Удэ