За закрытой дверью-9

Я стою в лесу, в самом центре поляны, она почти круглая, диаметром метров двадцать, на мне только плавки и больше ничего. На краю поляны стоит кабан, смотрит на меня, ждет. Из-за кустов кричат:
- Беги!
  Я знаю, что мне не убежать, не успеть. Кабан ухмыляется на крики, он знает, что все  равно убьет меня.  Я могу остаться стоять, только ему очень хочется, чтобы я побежал, ему хочется на бегу ударить меня клыками в спину так, чтобы я взлетел высоко-высоко, и затем снова бросить вверх, надо, чтоб я умирал долго и больно. Зачем? 
  В два фантастической длины прыжка я оказываюсь на дереве. Очень старое, стран¬ное дерево, оно поднимается на два метра вертикально вверх, а затем резко ломается и идет вдоль земли. Я иду по стволу, обходя толстые, как столб, сучья, под ногами крошится кора, вершины дерева не видно. Кабан не расстроен, он даже рад, рад,  что игра продолжа¬ется, я понимаю, что для него это не игра, для него это комедия. Он встает на задние ноги, и его клыки оказываются у моих ступней, он демонстрирует мне свою мощь. Рядом с дере¬вом забор, высокий, дощатый, сплошной, если перепрыгну через него, буду спасен. Вепрь прочитывает меня, его глаза наливаются кровью злобы, он без разбега прыгает, ударяет головой дерево, оно подпрыгивает. Падаю, нетесаный забор втыкает мне в спину множество заноз, но это пустяки, я вскакиваю на ноги. Кабана нет. Передо мной женщина, там, где глаза, темно. Я узнал ее, мы работали вместе, она много раз меня предавала, и сейчас она дышит агрессией. Протягиваю руку, хочу успокоить, она отталкивает ее и тут же острыми ногтями пальцев бьет по ребрам, пальцы проскакивают между ними. Глубоко. Больно. Вот она – полоса  на боку  в  первую  ночь,   тело  и  мозг знают о предстоящем  событии  значительно  раньше,  чем  оно  происходит.
  Женщина медленно уходит в черный лес, ей там хорошо. Я лежу с закрытыми глазами, по бокам теплыми струйками бежит кровь.
Cтановлюсь все легче и легче, открываю глаза. День еще не наступил. Я мокрый, неужели заболел? Нет, не может быть, с самого детства, когда заболеваю, вижу один и тот же сон, сегодня его не было. Вышел  на улицу. Тяжелый рассвет, только над головой чуть сдви¬нутое к югу окно в несколько футбольных полей, но и оно испачкано обрывками косма¬тых туч. Упал  в воду лицом, стало легче, вышел из воды и, раскинув руки в сто¬роны, подняв голову вверх, закричал, протяжно, долго, насколько хватает воздуха. Увидел, как рванулись вверх моя тоска, моя боль, мои ошибки. Голова зазвенела от пустоты. Несколько дней мне будет лучше, сколько, не знаю. Возвратился домой, захотел кофе, хорошего, его, конечно, нет, выпил растворимый. После завтрака взял  сигарету, сказал себе, что последнюю, знал, что вру. Надо  найти  сад, он должен быть внизу, там, в правом углу поселка, у речки, может, от него что-то осталось. Его посадил старый Каюмыч, весной привез саженцы, много яблонь и несколько груш. Все давным-давно забыли про сады, их вырубили после войны, когда были введены налоги на все: на корову, на каждую курицу, на каждое плодовое дерево, странно, что не ввели налоги на огурцы,  а то не было бы и их. Не сразу вырубили, сначала самые умные, а потом и остальные. Все забыли, а Каюмыч помнил, ему удивлялись:
 -  Зачем? Поселку осталось жить от силы пару лет, а деревья начнут по - настоящему плодоносить через десять. Кому  нужен этот твой сад?
 - Не знаю, кому он нужен. Не может быть такого, чтобы сад никому был не нужен. Мне, например. Не уеду никуда, пока не увижу, как зацветет мой сад. На новом месте мне его уже не развести.
      Я нашел то, что осталось от сада, он почти врос в лес, выжило только несколько яблонь, хотя я и не знаю, сколько их было. Они сильно постарели и одичали, под ними лежали груды некрупных яблок. Некуда ступить, шагал прямо по ним, их было море. Взял одно, попробовал. Жесткое, кисловатое, вкусное. Лег спиной на яблоки, посмотрел на небо. Откуда-то из далекого пространства туч появилась одна - единственная заблудившаяся снежинка. Она опускалась медленно, постоянно меняя траекторию, а когда опустилась совсем низко, хотела упасть рядом, но передумала, легла на середину лба и растаяла.
        Поднял взгляд вверх, на меня опускалась  белая  стена  и  ей  ни  конца,  ни  края. Снег мягкий, не по - зимнему теплый, сразу же таял на лице, таял  и на земле, но недолго, уже через несколько минут только что блестевшая каплями воды трава покрылась  белым слоем. Встал, положил немного яблок в карманы куртки, направился  к дому. Первый снег растает, скорее всего, даже сегодня к вечеру. Не мое, не знаю, чье: «Не бойся разлуки, уходит тот, кто дается для опыта, остается тот, кто является судьбой». Когда  поднимался в гору, снег уже облепил все вокруг, я знал,  что  за мной кто-то идет. Не чувствовал  ни дыхания, ни шума ног, но знал, что кто-то идет. Повернулся,  никого нет, но на снегу рядом с моими следами чьи-то еще, меньше моих, они остановились вместе со мной. На крыльце снова оглянулся, следов две пары. Зашел  в дом, стряхнул  с себя снег, затопил  печь, протянул  руки к огню. Тепло.
   Видимо, прошло шесть лет. Для меня они пролетели, как стыки рельсов под колесами поезда. Открываю дверь класса, за первой партой среднего ряда сидят две девочки. На меня смотрят все, а я споткнулся на ней, это та самая второклассница Таня, только теперь ей пятнадцать. Может, она изменилась, не знаю, совсем не помню, каким было ее лицо, да и сейчас я его не увидел. Не изменились глаза, они те же самые. Нет, это только показалось, они стали еще глубже, в них таилась бездна, бездна, подернутая грустью, и это не грусть сегодняшнего дня, это восприятие жизни, она знает, чувствует что-то такое, чего не дано понять всем нам, находящимся рядом. Худая, смугловатая девочка с родинкой на щеке, окруженная аурой носителя тайны. Эта тайна была магнитом, который притягивал так неумолимо, что хотелось прикоснуться к ее руке, спросить:
- Что  же ты знаешь такое, что не дано знать нам, смертным?
       Мой решительный шаг сбился, я почувствовал, что стесняюсь, даже и не помню, когда это со мной было, да и было ли вообще, тоже не помню. Когда растеряюсь, бледнею, а тут начал краснеть. Скованно прошел к столу, положил на него журнал, мысленно выдохнул, глядя вглубь класса,  произнес:
- Здравствуйте! Давайте знакомиться, мы проживем с вами вместе два года. И теперь я ваш новый классный руководитель.
 Сел, открыл журнал, начал с буквы А. Они вставали один за другим, какие-то необычно рослые, приятные, думаю, что умные ребята. Впрочем, так оно и оказалось.
Мне несказанно повезло, это был фантастический класс. Я и раньше ходил на  работу без насилия над собой, а сейчас не хотел уходить домой. Когда стоял перед ними у доски, пела душа оттого, что знал: каждое мое слово упадет зерном в их головы и прорастет навсегда. Их не надо было учить, только направлять, вместе со мной они купались в математике, особенно мальчишки, но и здесь глубже всех была Татьяна, она видела такие просторы, которые нам и не снились, при этом не считала это чем-то необыкновенным. Всякий раз изумленный ее неожиданным предложением я вставал перед ней, раскинув руки:
- Как же так, Таня? Почему я не вижу восторга в твоих глазах? Неужели тебя не захлестывает волна счастья от процесса решения задачи? - Она слегка улыбалась, но восторга так и не появлялось.
     Не бывает математики без искусства, она сама по себе искусство, стал читать ребятам Шукшина, Думбадзе, они хохотали вместе со мной, потом шли в библиотеку, дочитывали уже без меня. Появились свои писатели, поэты и художники, все школьные коридоры заклеивались газетами со стихами и иллюстрациями к ним. Потом мы написали пьесу на темы школьной жизни, поставили ее для всех, успех был феерический. Написали вторую, ее уже ждали. Таня всегда была в центре, нет, не в организующем, а в духовном. Она была со всеми и в то же время как-то отдельно. Это как ветер в океане: поверхность волнуется, но только поверхность. Казалось, что есть для нее что-то другое, что важнее, главнее того, в чем мы живем сегодня, она не открывала шторы, за которыми прятала себя, может, она их и не видела. Мне хотелось, чтобы она влюбилась, она увлеклась мальчиком из соседнего класса, мальчиком пустым, безнадежным. Увидел их вместе вечером на улице, расстроился. Для нее хотелось чего-то другого, но мои умницы повзрослели и стали влюбляться уже после школы. Все сложилось само собой, он прыгнул из окна коридора на асфальт с третьего этажа, сломал ногу, два месяца его не было, все закончилось. После первого года мы пошли в поход, хоть куда, шли весь день, вечером поставили палатки, развели костер, съели заготовленные бутерброды и почти сразу уснули. Потом два дня играли в футбол, дурачились, хулиганили, варили картошку с тушенкой, сидели у костра, пели, смеялись. Наконец-то она была здесь, вместе со всеми.