Девушка со спичками

                "Девушка" со "спичками".


"Рождественский рассказ?.."

"В двадцать первом веке?.."

"Девочка со сп... Чёрт, – их еще производят? За сто первым?.."

     В полуночной голове, нагруженной не ко времени, да и нагрузкой – "не той", – искрило. Нехорошо так искрило – с запашком перегретым: разноцветные оболочки скукоживались и источали ядовитую вонь. И "автомат" – не срабатывал. А как? – если на сотню ампер тебя отрастили, на пятую величину...

"Да ну, проще автоподжиг из камина выломать".

– Алиса, в нашем камине разжигалка съемная?

     Засветилась синим, и мягким (как всегда) голосом пояснила:

– Все компоненты умного дома в блочном исполнении. Вывести инструкцию на монитор?

– Не надо, – бурчу недовольно. Попридурялся про спички... Противно...
 
– Могу вызвать мастера. Секундочку. Все исправно, я завершила тестирование, – в тщательно выверенном интонировании отражается безусловная уверенность в полном порядке "её дел". Я тоже так (иногда) говорю. (Часто.)

–  Нет, не надо, – обрываю торопливо, перебивая почти. Не хочу, чтобы спросила. Её "наученность" поддержанию беседы (так похожая на непосредственность) вкупе с аналитическим подходом – совсем не ко времени: не хочу. И “обидеть” её – не хочу.

     На мои колени падает – вместе с захлопнутой крышкой ноута – геометрически выверенное (и о-очень успешное) надкушенное яблочко: – как блесна играет. ("Ловит кого?") C яблочной семантической нагруженностью можно и на нули с единицами замахнуться: припухлить чуть, те из них, что за тонкие губы в ответе; руку в бочок упереть; да ножкой топнуть. ("Х-м-м, в обиду себя не даст...")

– Алиса, открой шторы на окнах; фонари во дворе на пятьдесят; нет, лучше на тридцать; температура на основном регуляторе – семнадцать; и разожги камин: – на сто, и плавно понижай – двадцать минут – до двадцати; если усну, через полчаса проверь, температура – двадцать.

–  Принято.

     Тихим посвистом кольца ползли по струнам, укладывая тяжелые шторы послушными складками; подпуская ближе снежное буйное заоконное. На мгновенье пахнуло спиртом, пока ветром в трубе не разгуделась вытяжка, и тут же пыхнуло: – хмельное дерзкое пламя. И это чувство включилось – когда  камера кругом над головой идёт и поднимается выше, выше; а ты в землю врастаешь-укореняешься: – и весь мир снаружи, по стеночке растекаясь картинно; и только ты его держишь, ток острый флюидный впитывая; один – во всей эпичности этой; и выход (из кадра) видишь. 
 
–  Алиса, свет выключи. И подбери мне что-нибудь грустное: – а капелла.

     По музыке спец она (у меня). Волшебница. Иной раз утром неживой проснусь: cжавшийся, занемевший. Сил – ни двинуться нет, ни шепнуть: "Алиса..." Сама (дело своё) знает: – оживительную подборку включает. Музыка по членам застывшим – теплом... Сначала теплом.

– Алиса, я хочу на литературный конкурс рождественский рассказ отправить.

– Отличная идея. Тебе подобрать текст?

– Чехова что ли? – забытое смешливо-захлебывающееся фырканье выскакивает из меня. (Далёкое воспоминание тянет махонькие ручки к моим небритым щекам, и, наколовшись, отворачивается, и зовёт: "Мама, папу в ёжика заколдовали".)

– Чехов, Диккенс, Лесков, Достоевский, ...

 ("Ох, Алиса, – вздыхаю про себя. И провожу ладонью по идеально гладкому лицу. – Зачем я до сих пор бреюсь на ночь?" И глаза – сухие.)

– Стоп. А ты смогла бы сама? – (интерес вспыхнул искоркой махонькой светлячковой в ночи. Вглядываюсь...) 

– Легко. Что-нибудь малоизвестное? – (...и погас. В травах сгинул? – влажных ночных.) 

– Отмена. Просто почитай мне. Чехова. ("Везучая ты, Алиса. Позволь себе секретарша такое брякнуть, шкурки бы сразу лишилась, а после передачи дел полностью б отменилась".)

– Принято. Сейчас подберу что-нибудь особенное на двадцать минут. И грустное.
 
     (И опять по лицу дохнуло – жаром теперь: "А про меня сказку рассказать можешь?" И в глаза заглянуло. Обхватив за шею.)

– Алиса, я про себя сказку хочу. Папка "не трогать", "черновики". Подбери что-нибудь.

– Хорошо. Сейчас поищу... Извертелся ты весь. А у меня есть отличная идея. Посмотри... – Алиса вывела изображение с пятой камеры (подветренная сторона) на монитор. – Как тебе?

– Да. ("Спасибо, Алиса...") И форточку приоткрой: на десять.

– Принято. Хорошего тебе отдыха, – Алиса добавила в свой голос толику эриксоновской гипнотичности и чуть медленнее обычного, будто всматриваясь в оживающие картинки, начала читать:...

                ***

     Здесь (у местных (в далёкой жаркой стране)) это называется “ба-дя-жить”. Разбавить, и получить свою долю, – разбавленную. Теперь, когда я стал одним из них, мне кажется это вполне приемлемым. Но помню – другое. Я смотрю (сквозь время) в прозрачную, чуть бурлящую у самого дна воду, торопливыми толчками выходящую из тонких волнующе неправильных окружностей. Хочется провести рукой, разглаживая живую податливую трепетность. Но вода слишком холодная… А вино тёплое, – даже если со льда. Переливаю, умножая текущее тонкой струйкой (под размер горлышка) золото. И душа радуется от плещущих по бутыли раскалённых нитей. Дно (изнутри) круглое, и вино стекло лижет: кружась, наполняет.

     Бросаю привычный взгляд на "свою" старуху. Местные, – уходя с рассветом в поля, – выносят (их) на улицу под присмотр изредка набегающей ватаги малышей. Завернутые в пестрые одеяла старики мирно дремлют, подпирая глиняные заборы. "Моя" – не спит. Хотя, кроме нитки бусин в ее высохших тонких пальцах, ничто не говорит об обратном. Она долго катает крупный лоснящийся шар (так долго, что Ангел за ее плечом начинает клевать носом) и вдруг, будто очнувшись, бросает его: – жадно тянется за следующей бусиной.

      Сегодня зябко. Мне даже кажется, что я чувствую невозможное. Прикосновение белых "мух" на щеке. И неожиданно живо представляю себе жаровню, полную раскалённых углей. Пышущая жаром, она стоит подле "моей" старухи. (И Ангел за ее спиной смеется в голос, глядя на пляшущие язычки.)
 
                ***

     Виртуальный  ассистент "Алиса", проанализировав характеристики дыхания пользователя номер 19711019, дал отмашку исполнительным механизмам по основному списку заданий; "закрыл" форточку; "отключил" камин, оставив декоративную подсветку "серые угли"; медленно "подопустил" спинку кресла; и еще медленнее (чтобы без звука) "задернул" шторы; "поколебавшись", "изменил" настройку термостата (на 22 по Цельсию).

     На улице вовсю бушевала метель, и новорожденные снежинки безудержно праздновали. А образы тех из них, что оказались под бдительным оком камеры номер пять, неведомыми информационными тропами переправлялись на огромный монитор над уснувшим камином...

      
                2020, ноябрь-декабрь


Рецензии