Глава 5. Разговор с отцом

- Ты как-то рассказывал, что мама с рождения была очень пустой, так? – осторожно начал я. Отец сидел в полутьме и смотрел научную передачу по телевизору. Я подсел к нему рядом.
- Так, - кивнул он, не глядя в мою сторону… - Тебе зачем? - поинтересовался он.
- Хочу Энни помочь… - первое, что пришло мне в голову.
- Бесполезно… - ответил он холодно. - Пустому человеку, как она, ничем не поможешь…
- Она не пустая, - возразил я, но в ответ услышал лишь молчание. Я осторожно вернул разговор к теме. - Так как мама это делала?
- Так же, как и мы, - отец был слишком увлечен передачей и отвечал сквозь зубы, давая понять, что я застал его в неподходящий момент. Но я заупрямился. Мне крайне важно было узнать все это именно в тот самый момент, пока желание вернуться в прежнюю форму было достаточно сильным.
- В смысле, как мы? Ничего не ела, не курила и не пила? – я терялся в догадках.
- Она старалась радоваться жизни, - послабив звук, отец повернул ко мне голову.
- Так как можно радоваться жизни, когда мы ограничиваем для себя почти все удовольствия? – возмутился я.
- Я все правильно сказал, - категорично заявил отец. – Радоваться жизни, а не заглушать пустоту временными удовольствиями. Еда и вся прочая ерунда лишь на время притупляют боль, но на деле лишь подкидывают дров в твое внутреннее пламя, - он посмотрел на мой целый костюм и перевел глаза на свою пустоту. – Тебе этого, к счастью, не понять…
«Еще бы», - смутился я, надеясь, что не задымлюсь перед ним от стыда.
- Хорошо, я вроде бы понял… - закивал я. – Но что тогда ты называешь радостями жизни, если не все это?
- Да просто ощущение внутренней радости, гармонии с миром… Я даже теряюсь, как тебе это объяснить.
Я разочарованно смотрел на него. Столько лет отец старался удерживать меня от привычек обычных людей, всегда напоминая, что они чреваты пустотой. А теперь оказалось, что альтернатива этому – какие-то мифические, непонятные мне радости. Да и радости ли?
- Я не понимаю, - признался я.
- Возможно, и не поймешь. Чтобы сполна вкусить этой радости, нужно потерять и заново обрести хотя бы маленькую клетку твоего тела. Когда смотришь, как медленно розовеют ободки твоей оборванной плоти, хочется сойти с ума от счастья. Но вот парадокс, чтобы наблюдать это зрелище, надо сначала сойти с ума от счастья.
Я лишь еще более недоуменно уставился на него.
- И часто с тобой такое бывало? – спросил я.
- Часто, особенно когда мать твоя была жива, - заулыбался отец, мечтательно приподняв голову. На днях он повесил на стену большую фотографию мамы, видимо, заскучал за ее длительным отсутствием в своей жизни. Я тоже засверкал от счастья от одного взгляда на ее фотографию.
- Но почему тогда пустота твоя столь велика? - оборвал я его минутную радость.
- Я клялся Люси, что буду беречь себя для тебя, - отец снова помрачнел. – Но это оказалось довольно трудно, я слишком долго отходил от ее кончины. И еще больше переживал за тебя.
Я не был до конца удовлетворен его ответом. Отец так и не смог мне прояснить, что же было маминым кредо и помогло ей выбороть шанс на жизнь. Но настроение он мне поднял. Он снова вернулся к своей передаче, а я продолжил любоваться фотографией мамы. «Как хорошо, все-таки, что папа повесил этот портрет».

Немного позже, когда я ложился спать, я обратил внимание, что края моей пустоты порозовели – совсем немного, маленькими пятнышками усеяны были ее черные обрывки.
 - А почему ты никогда не говорил мне о том, как мама залатывала пустоту, пап? Все твои запреты только сбивали меня с толку. Не проще ли было сказать мне все, как есть? – от волнения я потревожил засыпавшего отца. Прикрыв свою срамную пустоту халатом, я заглядывал в дверь его комнаты. Отец приподнял голову на локте:
- Потому что ты должен был сам созреть для этого разговора, - ответил он.
Я подсел к нему, на край кровати, и раскрыл рот, чтобы задать ему очередной вопрос, когда правая часть халата обнажила мою пустоту. Я в панике запрятал свою голую грудь и виновато покосился на отца. Тот, наверняка, заметил на моем теле сквозную дыру.
Он смотрел на меня как ни в чем не бывало, я даже хотел было обрадоваться, что он не заметил мой перед ним грех, когда отец спросил:
- И давно это у тебя?
- Что «это»? – я почесал затылок, надеясь скосить под дурачка.
- Пус-то-та… - произнес он, глядя сквозь меня.
- А… пустота, - я дергал на себе халат, укутываясь в него понадежнее, - нет… Совсем недолго…
Отец поднялся с кровати и, став напротив меня, потребовал:
- Покажи мне ее еще раз!
- Но… - запротестовал я. Мне было стыдно.
- Я ругать тебя не собираюсь, - вставил он, пока я колебался.
- Да я и не боюсь, я ведь взрослый мужик, - соврал я. Я боялся. Но не его гнева, а того, что он никогда мне этого не простит.
Я скинул с плечей халат, обнажив всю верхнюю часть своего тела.
- Нифига себе, - он пораженно раскрыл рот.
- Да разве? – испугался я не на шутку. – Вроде бы не такая и большая… - я ткнул подбородком в грудь, критически рассматривая свое тело. Края пустоты немного задымились от волнения.
- И за сколько ты себе такую дыру выел? – снова спросил он. – Только не ври мне, - приказал он.
- За полгода, - еле слышно произнес я.
Я спрятал свое дырявое тело обратно в махровую ткань халата. Без одежды я теперь чувствовал себя дискомфортно. Создавалось ощущение, что меня продувает, даже когда воздух казался неподвижным.
- Неплохо ты постарался, - произнес отец, задумчиво прищурив глаза. – Что за повод? Несчастная любовь? Желание соответствовать среде? Тоска? Суицидальные наклонности? – он один за одним перечислял причины, каждая из которых вполне соответствовала мотивам моего преступления против самого себя.
- Видимо, все сразу, пап… - засмеялся я. Все произошедшее со мной стало казаться мне анекдотом.
- Хочешь обратно человеком стать? – спросил он.
- Да, - я отчаянно закивал головой.
- Ну, значит, не совсем дурака я вырастил… - обрадовался он. – Сам, я, конечно, во всем виноват. Надо было лучше следить за тем, что творится в твоей башке. И работу разъяснительную вовремя проводить.
- Да нет, отец, - возразил я. – Ты итак меня слишком долго от этого оберегал. Я просто поддался тоске и изуродовал свое тело…
Мы молчали. Отец продолжал размышлять обо мне и моей дальнейшей судьбе.
- Как думаешь, - вкрадчиво спросил я, боясь потревожить ход его мыслей, - я смогу затянуться обратно?
- А нужно ли тебе это в действительности? – он огорошил меня встречным вопросом…
- Ну как… Конечно же нужно… - я замялся. Доводов было много, но я не мог их ясно сформулировать. – Оправдать ваши с мамой надежды… - все же высказался я.
- Чужие надежды, будь то даже надежды самых близких людей, - это еще не стимул и не цель, - возразил он.
- Но… - еще больше смутился я.
- Для чего это нужно именно тебе? – попытался помочь мне он.
- Чтобы… - «исполнить пожелание Энни», - подумал я, вспоминая нашу недавнюю душевную беседу. Но отца бы такой ответ не устроил. – Хочу вернуть утраченное… - ляпнул я, но по одному его взгляду понял, что снова мимо.
- И?
- Что «и»?
- Зачем тебе возвращать утраченное? Что ты будешь делать с утраченной наполненностью? Тебе ведь и с дырой внутри неплохо живется…
- Ну нет, - возразил я. – Мне очень дискомфортно, я чувствую себя калачом дырявым, - я не упустил случая пожаловаться.
- И это все? – отец буравил меня своими глазами. – Я лишь хочу понять, есть ли у тебя конкретная мотивация… Если ты не будешь иметь четкого представления о том, чего ты хочешь добиться в итоге, ты лишь растратишь себя на борьбу с собой, а значит, станешь еще более дырявым…
- Я хочу восстановиться, чтобы вдохновлять на это других людей, стать для кого-то примером того, что это реально, - выпалил я фразочку из арсенала Энни.
Папа одобрительно похлопал меня по плечу:
- В этом уже есть зерно истины… Опять же, не устану повторяться, Люси живет в каждом твоем слове, - сказал он. - Буду надеяться, что твои намерения искренни, - добавил он через паузу.
- Можешь не сомневаться… - ответил я, прикусив губу.
- Знаешь, - тем временам продолжал рассуждать он. – Есть в этом особый смысл. Не вини себя за содеянное… Только теперь, через упорный труд над собой, ты сможешь понять, чего стоила матери твоя жизнь, я имею введу феномен, который ты разменял на мелочи жизни. Поймешь цену своей наполненности – сможешь помочь другим людям.
- А можно ли полностью заполнить того человека, который изначально родился пустым? – поинтересовался я, вспомнив об Энни.
- Не знаю… - честно ответил папа. – Думаю, возможно, но это будет очень непросто. Впрочем, тебе тоже второй раз манна небесная с неба не посыплется. Придется попотеть…
Воцарилось молчание. Я был рад, что мои опасения не оправдались. Несколько минут назад я думал, что отец проклянет меня за мою глупость. Но он повел себя мудро. Уж не предполагал ли он, что рано или поздно его сын поддастся давлению извне и опустеет?
- Спасибо, - произнес я, рассекая зависшую между нами тишину.
- За что? – отец прищурил глаза.
- За то, что не убил меня, узнав правду. Я думал, что на меня снизойдет свой гнев…
- Знаешь, - признался папа, – я так боялся того момента, что ты продемонстрируешь мне свою пустую грудь, что теперь, когда это случилось, я вздохнул с облегчением. Опасения подтвердились, теперь можно жить дальше. Главное, что ты сохранил голову на плечах…
- Спасибо тебе, - снова повторил я.
Отец с детства внушал мне восхищение матерью, которое я принял, но до последнего времени не мог сполна осознать. Но впервые я искренне восхищался своим отцом. Он так много дал мне, от стольких глупостей уберег, но все же нашел в себе силы, чтоб простить меня за то, что я по ошибке сошел со своей дорожки.