XXIV

— Ты хочешь взорвать корабли! — открыла рот от удивления Лея и закачала головой отрицательно быстро. Она не даст.

— Для привлечения внимания одного хватит, а после мост, когда самолично решат глянуть... Под мостом должно быть как минимум… — Георгий был перебит громким и крепким словом со стороны Леи, что зарылась руками в волосы на несколько секунд, массируя себе виски с улыбкой лихорадочной.

— Я не дам! — выкликнула девушка, стукнув по столу кулаком так, что некоторые макеты кораблей попадали от прокатившейся волны. Марк попытался осторожно положить ей руку на плечо в знак поддержки, но та лишь отмахнулась и гримаса на ее лице стала ещё более гневной.

— Пора прекращать тактично обходить это и пора замарать руки в крови, — констатировал факт беспристрастно Георгий выдержанно, точно такое ему дань ото дня попадалось и стало для него обыденностью.

— Ты подождала с этим писателем и что? Льва вывели, с тобой не считаются, ты не твой отец! — со звуком иерихонской трубы поддержал эстонец Даменцкого ярко и открыто, чем опалил неприятно самолюбие девушки. Она не любила, когда ее сравнивали с ее собственным отцом. Да и не виновата, что не вышло в семье сына, но она заменила обоих с лихвой. А когда сменила на посту адмирала отца, ей было настолько тяжело, что хоть кидайся в морскую пучину, но она была готова это сделать столько раз, сколько того требовалось бы, чтобы оправдать это место и во время Второй Мировой ей это удалось. И сделала бы бесстрашно и самонадеянно, как и полагается истинному капитану. Как капитана ее задача не сеять смуты и четко формировать и самой исполнять приказы, ведь корабли, которые на расстоянии выглядели так, как будто отправляются за край мира, исчезали вовсе не за горизонтом — они и в самом деле падали с Края света.

— А разве после траления после великой отечественной… — попытался развернуть русло диалога писатель, видя что Лея реплика от реплики то мрачнела, то белела, то снова начинала лихорадочно краснеть.

— Не лезь, Марк. — осекла Лея Вайнера, предлагая голосование за эту затею, нежели какое-то единоличное решение, всяко не собрание на линкорах «Севастополь» и «Петропавловск». Сама же затянулась крепко, чуть не до того, что подавиться дымом.

— Если же не получится, что-то пойдёт не так, то рядом на этот случай должен будет стоять корабль, с которого придётся дать парочку залпов. — продолжил невозмутимо Даменцкий, перекатывая меж пальцами старую монету в обе стороны — Для взрыва думаю не жалко «Петропавловск», простите, ныне «Волхов»…

— Какая-то операция «Аврора» только сигнал не к обстрелу Зимнего, — ядовито высказался Ник, но по его лицу нельзя было прочитать имело ли это какое-то значение для него или нет, и он просто поддерживает сторону девушки.

— Я не дам «Волхов»! — повысила голос с явным давлением Лея — Мы не диверсанты!

— Да что тебе от этого списанного судёнышка, груда металлолома! — высказался коренастый мужчина — а залп можно было бы дать с «Триумфа»!

— Мы хуже, чем диверсанты, — повёл бровями спокойно и флегматично Даменцкий, глядя прямо в лоб девушке, игнорирую вышеупомянутого и ожидая решения именно от неё.

— Лея? — спросил осторожно Марк, подойдя немного ближе и видел, как напрягся неестественно Ник. Он хотел поддержать, но искренне не понимал каким образом, казалось все чтобы он не сделал и не намеревался сделать или сказать заведомо обречено на провал. От неё ждали слов, но она лишь нервно курила, пытаясь собрать мысли в кучу.

— Мне надо выйти и подумать пару минут, — объявила, дёрнув бровями, Лея. Краем глаза Марк видел ее закатанные глаза и она обогнув стол направилась на выход.

Вайнер плюнул, резво поднимаясь в тишине полной, что установилась в комнате после ухода девушки. Все резко замолчали и изредка переглядывались друг на друга.

— Лея? — спросил осторожно Марк, выходя из подъезда, но понял, что девушка ушла совсем на улицу. Застал ее глушащей из металлической фляжки по запаху что-то высокоградусное. Она не повернулась, позволяя парню с собой просто поравняться.

— Этот корабль не потонет, — твёрдо произнесла девушка, пока проходили, она уверена, обсуждения и голосование. Не такое уж и тайное и не демократическое.

— Все железо тонет… — сказал Марк. Он хотел единственное: отомстить. Для него все средства были хороши и он сказал прежде чем подумать — Рано или поздно… — писатель практически прошептал. Все рано или поздно кончается и лучше понять эту степень невечного на ранней стадии, как и опухоль обнаружить. Иначе потом очень тяжело — Гора неприступна, пока ее не покорят. Так же и любой корабль непотопляем, пока не потонет. Кому как не тебе это знать? — голос его предательски сорвался, ибо он чувствовал тонко настроение девушки.

— И я знаю. — на удивление спокойно проговорила девушка, но ей не понравились слова писателя и это было видно, но она смотрела уже не с отгрызанием, а какой-то смутной печалью, голос ее едва заметно поменялся, но этого Марку хватило. Она тоже не бесчувственный камень — Этот корабль не потонет. Сейчас. Эта власть у нас… Власть у нас надёжная, как капитан дальнего плавания. Слепоглухонемой капитан… — засмеялась Лея, мысли у неё путались и находились в хаотичном порядке — И вот ты, смешно сказать, — вчерашний прапорщик, майор, солдат или капитан, не важно, сто раз контуженный, весь как решето от выстрелов, заштопанный и собранный по частям, полубезумный и отупевший, неизвестно зачем тебя миловала судьба — снова учишься ходить, поднимаешься, поднимаешь за собой и скулишь от бессилия и понимания, а слёзы текут по твоему лицу… — Марк дотронулся до напряженной спины девушки рукой и в этот момент ее глаза заблестели от вставшей пелены слез, но ни одна не упала — И ты понимаешь, что с войны не надо было возвращаться, — произнесла страшные слова Лея.

— Это не по твоему желанию, если… Если даже звёзды зажигают, значит, это кому-то нужно! Значит, кто-то хочет чтобы они были! — порывисто и пылко высказал писатель, ставясь к девушке в пол оборота.

— Чем меньше судно, тем острее ощущаются на нем перемены погоды… — с философской ноткой сказала Лея, принимая на лицо порыв холодного воздуха без единой эмоции. Жизнь она ведь для неё, как море, то штиль, то шторм, то какая-то кривенькая зыбь. Море не отпускало так просто ещё никого, оно пропитывало сердце соленым воздухом с нотками горечи из-за магния растворенного, зарывалось в волосах и не давало уйти далеко. Море нельзя было предать. Однажды расписавшись в служении ему, трудно было от него отречься — Из-за этого мы все пойдём на дно. Но команда не идёт без капитана, он за них ответственен… — Марк обнял девушку, она впервые не сопротивлялась, но держалась напряжённо, глядя сквозь него — А меня уже не спрашивают, меня перед фактом ставят, что сделают, как им надо. Они уже решили, что им мое «Да» или «Нет». А все равно влезут же, о чем тут…

— Это как писать книгу в соавторстве, — выдохнул Марк.

— Что?

— Что и выбора-то нет у меня особо. Или делаешь, как хочет соавтор, если он ещё и редактор и в целом выстраивает тебе ряд ограничений или не делаешь ничего, — пояснил Вайнер с растерянной полуулыбкой.

— Ты так писал?

— Поэтому и понимаю, почему ты не хочешь не делать ничего, — выпаливает писатель, подправляя упавшие на щеку каштановые пряди волос.

— Потом он прыгает, крестясь,
в прибой, но в схватке рукопашной
он терпит крах. Обзаведясь
в киоске прессою вчерашней,
он размещается в одном
из алюминиевых кресел… — цитирует Бродского отчего-то Лея. Просто захотелось порывисто, она не смогла бы себе объяснить этот порыв потом.

— Гниют баркасы кверху дном,
дымит на горизонте крейсер,
и сохнут водоросли на
затылке плоском валуна… — продолжил Вайнер и он решил, что это самое нестандартное признание в чувствах, которое он когда-либо делал.

Вайнер улыбался, как ребёнок, глядя в зелёные глаза напротив искренне. Не перечеркнуто фальшиво. Он потянул девушку ближе к себе, ухватывая ладонью за замерзшие щеки, и поцеловал. Излишне пряно, нежно, с такой непередаваемой чувственностью, тактильностью, на которую он только и способен. Не грубо, не развязно, не быстро и остро, а ласково, медленно. Это не стало неожиданностью, но ему ответили ровно также, хоть и с большей осторожностью, привыкшей явно к другому. И внутри у писателя в этот момент что-то снова загорелось, ошмётки углей в старом железном мангале от дуновения ветра.

И они даже не заметили, что какую-то часть этой картины наблюдал с внимательностью Ник, что терпеливо стоял и ждал, пока они закончат с многозначной улыбкой. Неожиданно было увидеть его лицо почти вплотную, когда оба обнаружили лишние глаза.

— Вы закончили? — тактично поинтересовался Ник, прокашлявшись демонстративно, на самом деле, едва ли это можно было назвать тактичным с его стороны — Можем продолжать о планах, вас так долго не было, что люди уже волновались.

— Особенно ты, — высказала Лея, отодвигаясь от Марка и ровняясь с ушедшим вперёд Ником.

— Особенно я.

— … Погоди, ты серьёзно думаешь, что я могу променять твоё доверие на какое-то там физиологическое удовольствие? — прозвучало со стороны Леи, когда писатель, несколько минут пытающийся переварить и отмереть, их догнал.

Лея выглядела задумчивой и оценивающе глядела на собеседника в попытке узнать шутит он или нет и он сейчас это серьезно. Минута от минуты становилось все неприятнее и ощутимее то, что ответ она знать не хочет.

— Давайте вы это потом меж собой разберёте, — достаточно сухо и флегматично произнёс Ник, галантно открывая дверь квартиры им двоим, прикрывая с нарочитой громкостью.

В воздухе стоял терпкий запах дыма, но кто-то уже успел открыть форточку, оттого в комнате гулял свободолюбивым хозяином сквозьняк.

— Что скажете, товарищ капитан? — поинтересовался деловито Даменцкий, что докуривал явно не первую сигарету, что тушил в стеклянной пепельнице.

— Мы подумали и решили, что выделим корабли... - но реплика эстонского представителя была перебита решительным голосом девушки:

— Товарищи матросы! Загоним якоря наших железных линкоров в задницу контрреволюции!