Коэффициент бесполезного действия

Я упал на искристый снег, раскинув руки в стороны, глазел на бледное солнце, ловил открытым ртом сверкающие снежинки и наслаждался. Все тело горело, в виске пульсировала венка, но это счастье, - подумал я. Биение жизни. Захватив горсть снега, я попробовал его на вкус, обтер горящее лицо. Еще возможно счастье! Знать бы двадцать лет назад об этом.
Рассыпавшийся снежок осыпал меня блестками. Внук хотел играть, но на морозе снеговик не лепился, а мальчишка злился. Вставать не хотелось, что-то давнее напоминало мое валяние в сугробе, но вспоминать не хотелось.
- Деда? Там собака пришла.
- Шарик что ли?
- Не-а, Шарик спрятался, домой просился, а бабушка не велела их пускать.
Двор прочищен, осталось с улицы откопать избушку, а устал…
- Какая еще собака? Федор что ли?
- Не, Федя сегодня не приходил лопать, все Шарик сметелил.
- Что ж ты хочешь, такой буран был, небось, с Петром на печке сидят.
- Деда, а чья такая сильная собака?
- Почему, вдруг, сильная? Наверно, просто большая.
Подниматься не хотелось, хоть руки и перестали гудеть от лопаты, но этакую благодать редко прочувствуешь. Лихо я сегодня маханул, хотя снежок уже присыпает дорожки, вечером снова в бой. Я приподнял голову, внук залез в подклеть, выволакивал оттуда собачонку, она упиралась молча. Я присел в сугробе, осмотрел свои труды. В конце участка, на залитой внуку горке стоял волк, задирая нос, принюхивался. И давно он там? – ёкнуло сердце.
- Валёк, катись-ка ты с Шариком на веранду.
- Ага, уже вытащил обормота, качусь.
Обнимая собаку за шею, внук пыхтел, волочил ее к двери.
Я снял шапку, ухватился покрепче за черенок, медленно встал на ноги, не отпуская взглядом серого. Он чуть опустил морду, заметив движение человека. Я аккуратно пятился к дому, держа наготове лопату и мохнатую шапку, которую думал бросить для отвлекающего маневра, волосы встали дыбом и шевелились не от ветра. Зверь следил за мной и прыгнул с трехметровой детской горки на дорожку. Я вмиг оказался на пороге, пинком откинув внука, и захлопнул створки двери, судорожно опустил щеколду и забил поперек дверей деревянную перекладину в железные скобы.
Стекла веранды в морозных узорах не давали нужного обзора по трем стенам, выходящим во двор. В тишине поскуливала псина, придушенная внуком. Он так и валялся обиженным, свернувшись клубком, вытирая нос об дворнягу.
- Эх, ты… чучело городское! Не понимаешь слов, расселся на пороге…
Я проверил все защелки на рамах и запоры на черном входе, уже спокойно поднял верхние запирающие штыри, повернув их вбок, затем продышал-протер дырочку для просмотра. Пусто, вдали пусто, а под стеной не слышно. На то он и зверь.
- Включай сарафанное радио, - сказал я жене, заглянув в избу, - волк пришел.
- Где волк?!
Внук с пунцовыми щеками сразу подскочил, полез с табуретки смотреть в проталины.
- Марш домой!
Скомандовал я строгим голосом, набирая номер егеря. Под дверью скрипнул снег. Намело уже… Следы будут. Волк – не медведь, стену летней веранды не проломит, и не рысь – с крыши не проберется.
- Ты бы хоть гавкнула, сучка, - сказал я черной кучерявой шавке, жавшейся к ногам. - Толку от тебя… Привет, Иваныч, волк пришел, и Федор пропал.
- Какой? Перов что ли? Здоров, коль не шутишь.
- Нет же, Федор – Петькин пес, утром жрать не приходил. У меня и сейчас волосы дыбом, снег чистил, даже не заметил, когда серый подкрался, все вынюхивал-высматривал, а тут и внук во дворе, хорошо мне сказал, что собака «сильная» пришла. Повезло, слава Богу.
- Самец пришел, знать стаю приведет, бабы пусть трезвонят… Ружье давно чистил?
- А что его чистить, патронов не достать, хоть бы ты помог.
- Не знаю - не положено. Приеду, конечно… Воды-то в доме хватит? Всех позаметало, откапывать надо, а тут серых нелегкая принесла. А что полковник говорит?
- Не звонил еще… Так откуда прибежали-то?
- А пес их знает, ты первый позвонил… Давай, до  связи. Отбой!
Он обошел веранду, перед бойлерной оставил псину, Шарик-Шарошка стала жадно хлебать воду. Думали, что кругленький щенок – кобель, а подросла и оказалась сучкой. Стерилизовали, конечно. Через лазейку из сарая выскочили кошки, запросились в дом. Запустив их, я повесил мехом наружу тулуп на просушку, спина была мокрая. Скинул свитер с прилипшей майкой. Даже передернуло всего, хотя котел булькал на полную мощь. Я снял с веревки сухое белье, накинул куртку и пошел осматривать правое крыло холодной веранды. Через кошачью лазейку намело снега на пол, я чуть приоткрыл дверь. Точно, сарай был открыт, сам же доставал лопату, но кроме дров и машины там ничего привлекательного для зверя не было. Я накинул крючок, продернул в ушки навесной замок. Мало ли забудется кто, распахнет автоматически. С Петькиной стороны видимости не было, окна были запорошены почти доверху.
На дороге грохотал Генкин бульдозер, ясное дело, отставники, генерал и полковник, на дачах гостей ждут, трассу чистить вызвали. Дороги той, упертой в живописный мыс, оставалось пять километров. Он набрал номер.
- Слушаю, на обратном пути и тебе от ворот откину, не боись, командир, - откликнулся он, притормозив напротив дома соседки, собираясь прервать разговор.
- Привет, Ген, волк на огород к нам пришел, ты не заметил? Ну, скажи воякам, пусть думают.
- А что тут думать? Заповедник Мещерский. Я-то всегда с ружьем. Ладно, сейчас соседке твоей въезд закончу скрести, она вечером собиралась приехать, то-то обрадуется, если успеет…
Генка заржал, не договорив, отключился. Я настойчиво перезвонил.
- Слушай, Ген, впервые Федор жрать не приходил, может, сытый волк, вот и не напал на меня… Ты мне хоть пару патронов подкинь, а? Пусть охотники собираются, скажи им…
- Какие из них охотники? Гламур один, ну пусть порезвятся на старости лет, а мы поржем. А ты, спокойней, живой, дома, что тебе еще-то надо? Ни лицензии, ни патронов нет, пукалкой шуганешь. Бывай, заеду на обратном пути.
Жена вышла в шубе с капюшоном и валенках на босу ногу, слушала, о чем речь, тоже обошла веранду, выглядывая в проталины. Ее доброжелательное спокойствие всегда удивляло, приятная черта характера, не бабья, и без мужской грубоватости.
- Ну что ж ты раздетая выскочила? Минус двадцать на дворе, передницу простудишь.
- Я печь закрыла, идем уже обедать. Ага, вот вижу, двое по Ольгиному забору ходят. Пойду, позвоню ей, зачем едет…
Со двора было видно, что ее участок был занесен вровень с нашим общим двухметровым забором, кирпичный трехэтажный дом, словно в пустом поле стоял, на краю деревни. Красивая пара волков осматривала местность.
В гостиной матовый свет от заметенных под крышу окон, только в правом углу гребень наискось закрывал свет.
- Марья, а давай снежного чаю заварим!
Я взял кочергу, корыто наполовину высунул из окна, открыв настежь, чиркнул, насколько достало длины, и едва удержал корыто на весу. Марья стояла с веником, замести подоконник и раму.
- Я стол накрываю, хватит уже забавляться.
Я вымел снежную пыль наружу и уже почти закрыл ручку. Непривычный звук, словно ветка царапнула сайдинг, насторожил меня. Я высунулся в окно. Петька, оказывается, раньше меня прочистил тропку вдоль своего забора к нашему палисаднику, калитки здесь не было, сетка рабица на полметра скрутилась, позволяя ему стукнуть в окошко по-соседски. Дедок не ленился закидывать снег в огород через низенький штакетник, его избушку не занесло, но хозяина не было видно. Зато у нас волна слева наползала на крышу, бугор шел до проезжей части, но провода были целы. Уже счастье.
Звук повторился. Я глянул вниз, Федор вжался в стену и тянул ко мне лапы, как ребенок, ни разу не тявкув. Я наклонился и втянул в дом промерзшего цуцика. Он и так-то был грязно-белым, да еще в сосульках. Видимо, хотел пробраться привычным ходом, а не вышло. И за хозяином не пошел – грызть сухую корку. К хорошему привыкаешь быстро. Я отнес его в бойлерную к подруге Шарику. Внук радостно хлопал в ладоши.
- Я думал, его волки сожрали, поэтому нас не тронули.
- Уйдут, у нас нет живности. Надо волкодава заводить.
-  Скажешь тоже, не прокормим, - вздохнула жена.
Сегодня она готовила в русской печи, щи в чугунке нельзя ни с чем сравнить, можно только наслаждаться.
- Я воды нагрела, тебе помыться надо.
- Нет, нельзя воду тратить, всего три бочки осталось. Видно трубы замерзли, надо было глубже копать, крепче утеплять. Экономить надо, когда еще во двор выйдем и к колодцу, неизвестно.
- Нинка сказала, что лет пять волков здесь не было, а воды нет и у них, колодец опустел. Попали на вольное житье! Я детям сказала, чтобы не спешили на каникулы, сами продержимся как-нибудь…
- Тебе Валёк жаловался, что дед обидел?
- Когда?! – Возмутился он в ответ. – Это я в колобка с тобой играл. А я на улицу хочу! Сколько мне тут книжки читать?
- Читай и радуйся, Валёк… Пойду прилягу, я устал что-то.
Снилось мне, что воет метель, хлопает чердачное окно, вокруг черным-черно, как на дне пропасти, а я лежу на спине и открытым ртом ловлю снежинки…Вкусные.
- Не хрипи, деда… Там дядя Гена приехал, говорит, ушли волки в Лебядкино.
- Не храплю, не храплю… встаю уже.
Молодой, но суровый Генка пил снежный чай, балагурил. В деревне чужих жен принято называть только хозяйками. Немного непривычно, но приятно слышать.
- Как вам деревенская зима, москвичи? Хорошо же в России! Или еще не привыкли? Страху в округе нагнали!
Чай был действительно хорош. Ломота в спине прошла, я встряхнулся, поежился.
- Так что, Гена, не вернутся что ли волки? К вам побежали?
Хотя от нас до Лебядкина полшага за мосток и в горку, такой же лесок за огородами. Только у нас река петляет, а у них озеро в паре километров.
- Домой приеду, утром посмотрю. И ты не зевай, сначала осмотрись, нет ли чьих следов.
- Но ведь у меня сигнализация стоит, я и был спокоен.
- Чудные вы, городские, нюх совсем потеряли. Словно КПД в школе не проходили.
- Что за КПД, дядь Гена, - встрял внук.
- Коэффициент полезного действия. Носитесь там, как угорелые, а толку от вас нет. У вас коэффициент бесполезного действия высок, а это напраслина, каши не сваришь. Понял, Валёк?
Внук вжал голову в плечи, не зная что ответить. Правду, что в городе интересней, или соврать, что понял про кашу? Генка поднялся, растрепал мальчишке модную стрижку, собираясь уходить.
- Да, егерь сказал, если кто пристрелит волка, он того оштрафует на - будь здрав, боярин.
- Как же так? – Удивилась Марья. – Что нам теперь за флажками красными сидеть?
- Эх, хозяйка, умеешь ты готовить, да не знаешь, как на стол подавать…Волк давно цивилизованный пошел, флажков-огоньков не боится. Зайцев в лесу – хоть обловись, на кой вы им нужны?! Молодые они, любопытные, пороху не нюхали.
Я вышел вслед за ним, сунул ему в карман чекушку за работу. Он покопошился за пазухой, протянул перевязанный бечевкой сверток.
- Вот держи, да спрячь хорошенько от малого…Это патроны к ружью, так, на всякий случай.
Я поставил ворота на сигнализацию, уже стемнело, ни огонька вокруг, ни звездочки. Если бы кто-то тронул меня, то я без шуток обделался бы, но дворняги шумно протиснулись в щель и кинулись метить сугробы. Я включил прожектор, просветил фонариком сарай и закрыл. 
- Слышь, хозяин, Федор у тебя что ль? – крикнул Петька за воротами. – Так пусти, я за ним пришел.
Я взял бестолковую Шарошку под мышку и открыл калитку.
- Нечего чужую собаку приманивать… Федька, сволочь, брысь домой, всю душу мне вывернул, подлец!
Псина пулей полетел по дороге, заливаясь радостным лаем. Мы закурили, дед Петька папиросу держал в кулаке, сощурившись от света, всматривался в мои глаза.
- Да… забыл тебе сказать, я тут волков намедни встретил, когда на реку прорубать бегал, а то задохнется рыба. Раз в год стая разбивается на пары, все кружат, место для любви ищут. Мальца одного не пущай и это… от стены снег-то отгреби, а то ж сырость пойдет и Федор там привык шастать, раз уж привечаете.
Я поклонился в ответ. Дед не здоровался, не прощался, болтать не любил, ушел, горбясь, держа руки за спиной, поддавая ногой комки снега. Я посветил ему вслед, он лишь отмахнулся от лишней заботы о нем. Сколько ему лет не знал никто, жил себе бобылем и жил. Невольно и мне передалось его невозмутимое спокойствие.
За пригорком в небо вскинулся свет фар, кто-то едет из дачников. Я поспешил уйти в избу и впервые погасил уличный фонарь, нечего деньги тратить на электричество, свои все дома. Шарошка ушла на свою лежанку, догрызать мосол. Кошки жмурились, дремали перед ночной охотой, жизнь текла своим чередом.