Год Быка

               
Этот рассказ я написала в канун Нового 2009 Года Быка. Он был опубликован  в журнале «Ветеран МВД России». Рассказ стал победителем конкурса в номинации «Лучшая проза России 2009 года», автор был отмечен Дипломом и наградой от министра МВД России.               

                ТЕЛЕНОК В КЛУБЕ ЛИТЕРАТОРОВ

В Клубе Литераторов я увидела телёнка. В вестибюле, возле раздевалки, стоял, широко расставив ножки и уставившись прямо перед собой, живой потомок коровы – символ предстоящего Года Быка.

Никого и ничем уже, казалось бы, удивить нельзя… На тебе! Добрые шутники-литераторы естественностью просто сразили. В центре Москвы, на Баррикадной, живой теленок – не верю своим глазам...

Я неторопливо шла сквозь сияющий всеми огнями, город. Трогательный образ растерянного теленка то исчезал, то снова возникал в моем сознании. В голове, словно пчёлы в улье, гудели отголоски стихов московских поэтов. И любителей, и тех, кто видел себя взошедшими по высокой лестнице в небо. Я попыталась сосредоточиться и выловить в памяти хотя бы строчку, которая зацепила, заставила бы работать воображение, пробудила воспоминания.

Но строчки ускользали, а крутолобый малец, от которого исходил теплый запах навоза, стоял перед глазами. Пришла за одним, ушла с другим – ощущением чего-то настоящего, забытого. А, может быть, безвозвратно утраченного?
В электричке, набитой людьми, я, экономя силы, закрыла глаза и увидела, как в большом холле укладывается на ночлег, опускаясь на колени, грустный теленок.

                ЛЫСКА

Её звали Лыска. Среди коров, как и среди людей, есть свои таланты. Лыска была уникальная корова. Она давала в день по ведру молока. Оно было густое, вкусное. Мама рассказывала, как они с отцом и моей старшей сестрой тяжело переживали послевоенный голод. «Мы стянулись и купили корову. Лыска спасла нашу семью, она поставила нас на ноги». В этих словах – целая история поколения.

Я помню, как в подвале стояло много крынок (глечиков) с молоком, и мы с сестрой снимали ложкой твердую корку сметаны. По очереди сбивали масло в, похожей на шарманку, маслобойке. От нетерпения я часто заглядывала внутрь. Там, в глубине маслобойки, открывался моему взору таинственный мир преображения. Из белой, словно разведенный мел, сметаны, появлялись желтые грудки масла.

До чего же интересно было наблюдать за работой сепаратора, алюминиевого мини-агрегата. Мама обвязывала марлей чан и выливала в него молоко. Затем медленно, с усилием вращала ручку, набирая ход, сопровождаемый звуком, похожим на гул.

В нем – определенная гармония музыки. Достаточно появиться «не тому звуку», как мама тут же замечала: «Кто неправильно собрал сепаратор?». Движение останавливалось, сепаратор разбирался вплоть до его «мозгового центра» в виде металлического конуса, увенчанного крупной гайкой. На стержень надо было надеть чашечки в точной последовательности.

Современные детские конструкторы – мертвые игрушки в сравнении. Их собирают, не будучи увлеченными конечной целью их Полезности.

И вот сепаратор набирал нужный ход. Мама иногда разрешала вращать ручку вместе с ней. Или же я стояла рядом, затаив дыхание, не отрывая взгляда от двух, похожих на маленькие крылья самолета, ложбинок.

Каждый раз переживая захватывающий момент, – появление первой порции хлынувшего обезжиренного молока. Тугая струя звучно бьет по краям подставленного ведра, а с другого отверстия тоненько отвесно стекают в банку густые сливки.

Я следила за тем, чтоб нигде не пролилось ни капли. Иногда разрешалось подставить в струю палец – вкус сливок сладок.

Солнце, ведро и молоко взаимодействуют – на молочной поверхности пляшущие зайчики.

                ЗОРЬКА

О том, что у Лыски должен появиться теленок, нам, детям, прямо не говорилось. Родители по очереди ночью дежурили у Лыски, а нам выдавалось это в виде версии, что теленка надо поймать в пруду.

И вот однажды вечером отец с мамой занесли в корзине и положили возле печки на солому беспомощного мокрого теленочка. Увидев на лбу белое пятнышко, дали ему имя Зорька.

Мы с сестрой присели на корточки и с интересом наблюдали, как мама пыталась научить его пить. Она опускала в молоко пальцы, наклоняя другой рукой голову теленка. Он сначала неумело, а потом все проворней, потешно причмокивая, сосал, пытаясь все сильнее ухватить за пальцы.

Когда Зорька поднимал голову с белыми, от молока, «усами» для передышки, или пытался встать на неокрепшие ножки, мы весело смеялись. И теленок смеялся, я это точно помню, убейте меня, помню.

                МОЛОЧНЫЙ КОКТЕЙЛЬ

Моя мама очень любила корову, разговаривала с ней, ласково так, спокойно, по-доброму. У них была взаимная привязанность.
 
Мама повторяла, что таких умных коров, как Лыска, не видела. Когда она садилась на маленьком стульчике вечером доить корову, мы тут как тут были рядом с кружечками. Мама обмывала водой тяжелое, набухшее молоком вымя, первая струя била в наши кружечки.

Когда я вижу целые группы школьников, пьющих в «Макдональдс» неестественного розового цвета коктейли, мне становится страшно за этих детей. «Мы есть то, что мы едим и пьем».

Я помню этот волшебный вкус парного молочного коктейля. Воздушной пены, пахнущей разноцветьем душистых трав.

Лыска умиротворенно поворачивает к маме свою голову, дотягивается шершавым языком до ее плеча, руки…

                ЖИВОТНЫЙ ИНСТИНКТ

Весть о том, что при переезде Зорьку брать не будем, мы с сестрой восприняли с грустью. Соседи упросили оставить им теленка, надеясь, что с него вырастет такая же хорошая корова, как Лыска.

На полуторку были погружены пожитки, а Лыску привязали к машине. Машина ехала медленно, Лыска с трудом, спотыкаясь, переставляла ноги. Она все время поворачивала голову назад, и только несколько раз жалобно испустила тяжелое «Му-у-у-у…»

На новом месте у Лыски началось то, что у людей называют «депрессия». Она отворачивала голову от свежей травы и смотрела то на нас с сестрой, то на маму большими печальными глазами. «Ну что ты, Лыска?..», – спрашивала ее мама.

Однажды встали рано утром и не увидели Лыски. На железном кольце корыта, к которому она была привязана, остался обрывок веревки. На огороде крупные следы…

Мама взяла с собой небольшой запас еды и воды и отправилась на поиск Лыски. Отец работал от темна до темна, а мы с сестрой сами справлялись, как могли, по хозяйству.

Не знаю, сколько времени я просидела на окне, когда увидела измученную усталостью маму, которая вела во двор на веревке Лыску. Мы смотрели и не узнавали её. Она была та же, наша любимица. И что-то чужое было во всей её стати.

Мама рассказала, как она ходила от села к селу, расспрашивала, пока не напала на след Лыски. Корова сбилась с пути и попала в дальнее село, там её привязали у колодца, напоили. Соски ее полопались, и с них текло молоко с кровью.

Кто-то хотел подоить, чтоб облегчить её страдания, но она никого не подпустила к себе.

Больше Лыска не дала ни капли молока. Когда Лыску уводили со двора, она покорно шла тяжелой поступью. Мы с сестрой уткнулись в мамин подол. Она крепко-крепко прижимала нас к себе.

                «Только не сжата полоска одна,
                Грустную думу наводит она».
                Н.А. Некрасов

                НЕСЖАТАЯ ПОЛОСА

История, которую хочу вам рассказать, случилась в ближнем Подмосковье в начале 21 века.
 
Была себе ферма коров, которые давали молоко. Его хватало на то, чтоб отвезти на переработку, а остальное покупали жители соседних деревень, приезжие. И содержание коров было несложным – рядом с фермой возле деревни поле, где росла густая сочная трава. Коровы паслись там всё лето, удавалось заготовить и сено на зиму.

Поход за молоком был для нас, дачников, частью жизни. Собирался в определенное время народ – кто пеший, кто на велосипедах, кто с большими флягами на машинах приезжал, многие с детьми.

Пока ожидали, о чём только не говорили! О политике, о воспитании детей, о квашенье капусты… На огромной территории фермы постоянно ездили трактора, возили на продажу навоз. Машины подвозили корма.

Многих работников фермы мы знали в лицо. Все люди деревенские, трудолюбивые. Центральной фигурой была Валя, которая отпускала молоко. Свою работу она выполняла как некий ритуал. Степенно, аккуратно набирая в ковшик молоко, неспешно наполняла им сосуды. Все взоры были прикованы к ее рукам.

Отработанные жизнью движения дирижера и оркестра. Мы были одно целое. Мы и ферма как некий живой организм. Источник жизни.

Только сошел с полей снег, мы приехали на дачу и первым делом – на ферму. То, что открылось взору, было похоже на сон.

На огромном подворье, где была ферма, – пугающее безлюдье, заброшенность, опустошение… Разве что стая ворон с ором перелетит с места на место. Да одичавшая свора собак устроит грызню вокруг костомахи. На дверях помещений, откуда всегда шли теплые запахи, слышалось мычание коров,– тяжелые замки.

От народа узнали, что коров вырезали.
Я нашла Валю, хотелось узнать обо всем из первых уст.
– Нашу животноводческую ферму признали убыточной, объявили банкротом, а коров – больными, – начала Валя свой печальный рассказ.– Но никто этому не поверил, ведь мы отправляли молоко на завод, в детсады, а мясо коров пошло на переработку в Пушкинский Мясной двор.

Моя душа не хочет мириться.
– А разве нельзя было отстоять, не позволить это сделать?! – недоумевая, вопрошаю в сердцах Валю. – Корова – такое мирное животное.

– А кто бы нас стал слушать?! Люди собирались кучками, возмущались, а что толку?... Молоко сейчас порошковое покупаем своим внукам. А сколько народа осталось без работы, ведь ферме больше полувека-то было! И смотреть на все это было тяжело. Каждый день одних коров увозили, других убивали на месте. Всех телят вырезали, даже новорожденных. Просили стельных коров не убивать, дать им родить – куда там… Телятница не выдержала, вскоре после этого померла. Ей-то всего шестьдесят исполнилось, добрая такая женщина была, больно душевная…

Недавно кто-то сказал, что бывшую ферму сдали в аренду. В коровниках делают тротуарную плитку, памятники, что-то там еще.

Ранней весной поле, сколько хватает глаз, покрылось цветущими одуванчиками и густой порослью. За лето трава выросла вровень человека, полегла после проливного дождя. Теперь она уже под глубоким слоем снега.

                ПОСЛЕСЛОВИЕ

Что стало с заброшенном полем (полях России)за прошедшие, со времени публикации рассказа, 12 лет?

Молодая поросль на поле превратилась в березовую рощицу вперемешку с борщевиками огромных размеров, представляя собой непроходимые пущи – пожарную опасность для близлежащих деревень.

В 2015 году российские политики, словно в одночасье вдруг очнувшись от тяжелого сна, с экранов телевизоров дружно заговорили о том, что надо что-то делать с заброшенными полями, возрождать поголовье скота. Одним словом, возрождать Россию.

Замещение импортных продуктов на отечественные товары – одно время эта тема была "на слуху", потом постепенно ушла на нет.

А заброшенное поле?.. Осенью 2020 года неожиданно объявился "хозяин", хотя его никто не видел, но активно начались работы по очищению территории. 

Грустно было наблюдать, как падали на землю одна за другой молодые березки, осыпаясь золотыми листьями. А поле поделили на участки под застройку элитного поселка. Земля в ближнем Подмосковье очень дорогая...