Зона

    Степанов пересёк марь, по колена утопая в застоявшейся меж кочек ржавой воде. На минуту остановился, успокаивая дыхание, вздохнул глубоко и пошел дальше по чуть заметной звериной тропе, которая через некоторое время вдруг потерялась, растворилась в траве, рассыпалась по цветам, по мохнатым пальчикам мха. Лес поредел и оскалился. Среди осоки торчали высокие пни: рыжие, черные, уродливые. Хотелось реветь от безысходности и отчаяния. Его пугала мысль, что он очень просто может погибнуть здесь. Утонет в трясине или его укусит змея, и тогда он долго будет страдать от боли, идти, а потом ползти и, наконец, успокоится где-нибудь между кочек, а труп его будут жрать черви, муравьи и пиявки.
    Почувствовал, как зашевелился воздух. Сгустки тумана поплыли, тяжело прижимаясь к траве, цепляясь рваными краями, словно лохмотьями одежды, за ветки деревьев, за коряги. Он ощущал их холодное прикосновение на лице.
    Туман стал редеть, просветы между его клочками становились чаще, и скоро перед ним предстало зрелище.
    Впереди из трясины торчали пни-уродцы, а чуть подальше парился густым туманом огромный котёл. Сыро и душно. Его взгляд скользнул по окраине лесного массива, оставленного за спиной, который молчаливо и хмуро взирал на одинокого заблудшего путника. Казалось, лес ждал, что же этот путник предпримет дальше. Ждал молчаливо и алчуще.
    Какое-то разрушенное каменное строение. Степанов торопливо зашагал по чавкающей жиже, огибая болото.
    Наломав веток, он устроил на камнях топчан. Опустился на него, инстинктивно положив руку на пояс, где был пистолет. Мышцы сладко заныли. Так и заснул в ту самую минуту, когда красный диск солнца коснулся верхушек деревьев. Он совершенно потерял счёт времени и только засыпая, понял, что пробирался через лес по густому туману целый день.
    Во сне видел сбегавшую с сопок дорогу, что вела в город. Вдоль неё маленькие белые домики. Такие же маленькие дворики, в глубине которых цвели гладиолусы, георгины и хризантемы. Видел Марию, которая стояла и смотрела на него своими голубыми, как небо, глазами.
    -Смотри,- говорила она, показывая рукой на белый домик.- Мы построим с тобой такой же и будем жить в нём. Я буду разводить цветы и нянчить детишек.
    В её глазах вспыхивали искорки материнской надежды и жажды.
    Потом ему снилась малютка дочь. Он укутывал её в пеленки и, укачивая, носил по комнате. Это был их первый ребёнок. Потом он видел её уже подростком. Она шла в школу и вела за руку своего младшего братишку.
    Но счастливый сон длился недолго. Что-то загрохотало и обвалилось. Степанов проснулся. Слабый свет, падавший с неба, вычерчивал пятно на камнях. В оконном проёме стены вырисовывались стволы высоких черных деревьев. Сердце бешено колотилось, и ему хотелось сжать его рукой, чтобы оно не стучало так громко. В эту минуту на него навалился страх, и он не чувствовал своего тела, а только громко стучавшее сердце да мозг, напряженный и трепещущий.
    Прошло некоторое время, прежде чем он ощутил ноги, руки и мышцы. В зарослях где-то прокричала ночная птица, и снова тишина.
    «Чушь собачья, - подумал он.- Это всего лишь камень свалился со стены». Он вытер ладонью  пот с лица.    Мысленно опять обратился к Марии. Он не должен был лезть в эту авантюру. В тот день, когда сказал ей об этом, в глазах ее потух огонь жизни и появился страх.
    -Ты не должен этого делать, - сказала она тогда.- А как же мы? Ты оставляешь нас одних?!
    Он успокаивал её.
    - У нас будет много денег. Они обещали хорошо платить. И потом, это ненадолго.
    - Нам будет плохо без тебя. Дочь скоро заканчивает  школу, а мальчику нужен отец.
    - Я знаю. Но нужно потерпеть. Я тоже не хотел бы оставлять вас одних. Но мне чертовски повезло – я нашел работу.
    Мария тогда тяжело вздохнула, на глазах появились слёзы. Выражение её лица было такое, будто она прощается с ним навсегда.
    « Ты была права, Мария!- глядя на занимающийся рассвет, прошептал Степанов.- Как ты была права!..»
                ***
    Его поселили в общежитие. Здесь он понял, что целый год предстоит пользоваться туалетом на улице, страдать от частого отсутствия воды в кране, спать в отсыревшей комнате, по стенам которой аляписто были разбросаны колонии грибков, которые уже сейчас вызывали в нём протест и отвращение. Впрочем, и раньше ему приходилось испытывать такие неудобства, и всё, что он мог сделать, так это стиснув зубы, смириться. Как-то не везло в жизни. Он и родился, как и многие, не во дворце, и с самого рождения вынужден был привыкать к быту низших классов. Смирение и протест словно рассорившиеся близнецы жили в его душе, вынуждая смотреть на жизнь как на испытание за право существовать в этом мире.
    И тем не менее, Степанов стоял как истукан на пороге своего нового жилища и недоуменно косился на коменданта. Тот только пожал плечами: « Что поделаешь, дружище…»
    « Конечно, ничего особенного, - отвечал внутренний голос.- Было бы очень странно, если бы всё оказалось не так. Не распускай нюни. Ведь тебе обещали много денег».
 Здесь стояла застеленная полосатым покрывалом кровать с деревянными спинками, тумбочка, рядом притулилось совсем простенькое с небольшим наклоном спинки, глубоко вдавленное, так что снизу были видны пружины, кресло.
    Как только комендант ушел, Степанов устало опустился на кровать. Усталость мгновенно навалилась на него и он закрыл глаза.
    - Добрый день, товарищ Степанов, - он вздрогнул и открыл глаза. С экрана, вмонтированного в стену напротив, на него смотрело и улыбалось женское лицо. – Зона С- 917 приветствует вас.
    - Черт возьми! – Он вскочил…
    Женщина на экране подняла руку.
    -Всё в порядке. Вам следует немного отдохнуть. Вы устали с дороги, не правда ли? После того, как отдохнёте, можете пройти в столовую. Для этого вам нужно предъявить жетон, который получили у агента по кадрам. Довожу до вашего сведения, что в свободное время вам позволяется гулять по Зоне. Для отдыха и развлечений к вашим услугам в подвальном помещении общежития предоставляется игровой зал. Стадион – за общежитием, слева по аллее. Но при этом вы должны помнить, что опоздание на общественные мероприятия, в том числе и зрелища, наказывается. За опоздание на работу- штраф четыреста процентов вашей дневной ставки. Завтра утром не забудьте подняться вовремя. Всего хорошего. Фирма желает вам успехов в трудовой деятельности и осуществления ваших надежд.
    Изображение на экране исчезло. Ещё некоторое время Степанов сидел ошеломлённый и напуганный.
***
    Часы на стене показывали без четверти шесть. Он знал, что нужно сделать по инструкции в шесть. А пока оставался лежать с открытыми глазами и смотрел в окно. Затем медленно поднялся и натянул брюки.
    Вода из крана не шла, как он и предполагал. Выругался и упал в кресло, вытащив из пачки сигарету. С тоской опять подумал о доме, о друзьях, о мире душевного покоя, оставленного там, за зоной, в маленьком городке с белыми домиками и аистами на крышах. Вспоминал обо всём, что сменил на эту непонятную и пугающую пока ещё Зону и столь же неясную перспективу будущего заработка. Что-то тревожило его. Но приученный суровой жизнью к невзгодам, он встряхнулся, отгоняя от себя эмоции, и встал.
    Часы показывали ровно шесть. Нащупал в кармане жетон и вставил его в прорезь снизу экрана.
    - Начинаем зарядку, - Степанов испуганно отскочил в сторону. Он не ожидал, что в эту утреннюю тишину может ворваться такой громкий и грубый голос.
    - На – ка, выкуси!- Он показал дулю и пошарил взглядом по панели, но нигде не обнаружил регулятора громкости и выключателя тоже, и раздосадованный отошел, докуривая сигарету.
    -Товарищ Степанов, не увиливайте,- прозвучал голос с экрана.-
Сейчас же затушите сигарету и следуйте моим указаниям. На первый раз я вас прощаю. Вы обязаны подчиняться правилам.
    - Хорошо, -пробормотал он, затушив в пепельнице сигарету и став в позу.
    -Раз, два, три… Делаем круговые движения тазом…
    Самое обидное и на удивление непонятное было то, что сила чужой воли вторглась глубоко в него, и он подчинился ей.
    -Делай раз, делай два…
    Наконец зарядка окончилась. Запыхавшись, он упал на кровать, но тотчас же всё тот же голос, ясный и близкий, заставил его вскочить.
    Острый, пронизывающий взгляд человека с прической «бобриком» во всю ширину экрана. Этот взгляд вцепился в Степанова мертвой хваткой.
    -Дышите глубже. Я хочу вам только добра. Я приказываю думать только о хорошем. – Голос проникал в глубину сознания, не давая Степанову опомниться и засомневаться.- Вам становится легко и спокойно. Вы уже не принадлежите себе. Вас не мучает совесть. Вас вообще ничего не мучает. Вы свободны и плывёте по морю, отдавшись воле волн. Вы лояльны… Сегодня вы никому не скажете грубого слова и будете выполнять все, что от вас потребует общество. Вы не ослушаетесь своего начальника и будете внимательны к товарищам.
    У Степанова звенело в голове, а голос тяжело давил, проникая глубоко внутрь, и ему казалось, что в нем дрожит каждая клетка.
***
    Тоска по дому, терзавшая его первое время, понемногу приутихла. Он заглушал её убеждением, что долгая разлука с лихвой окупится заработком, который рассчитывал получить по истечении контракта. И всё же ему иногда хотелось почитать какую-нибудь книжку в тихой обстановке при неярком свете настольной лампы в присутствии жены и детей, посмотреть праздничный фейерверк, порадоваться как ребёнок, посидеть с друзьями за рюмкой в ресторанчике на окраине городка, слушая трогательные душу песни местных бардов. Но мысли эти уже протекали вскользь, лишенные ясного выражения и глубокого чувства. Что-то затмевало их, и он чувствовал, как они уходили от него, не завершенные естественным циклом выводов, планов, надежд.
    Зона ¬— огромная конгломерация с бесконечными промышленными комплексами, коптившими ядовитым желтым дымом, уходившими высоко в облака трубами, с прилежащими посёлками, дорогами гладкими словно стекло, хмурыми лесами и вонючими болотами. До каких пор распространялась она, вряд ли кто знал.
    Степанов с первых дней догадывался, что над всем этим висит завеса тайны, о которой никто не знает и только ощущает её присутствие ежечасно и ежедневно. Никто не мог сказать, что же в конечном итоге производит здесь вся эта огромная махина, утонувшая в дыму и копоти.
    Каждый завербованный выполнял свою конкретную работу в том объёме, как это было предусмотрено технологией. Никто не знал, чем занимается его коллега там, за стеной, в другом блоке. Рабочие места представляли собой изолированные друг от друга помещения, в каждом из которых находился только один рабочий. Конвейеры- автоматы подавали в блок через специальные приёмники заготовки, рабочий производил свою операцию, после чего автомат убирал готовую деталь.
    «Я могу выполнять сложные высококлассные операции по сварке. А здесь, чёрт возьми, вынужден заниматься одной элементарной операцией, которая  под силу даже несмышлёному новичку.В конце концов, от такой работы нет никакого удовлетворения, и можно позабыть всё, что умел», - думал Степанов.
    Когда дребезжащий звук сирены предупреждал об окончании смены, он всматривался в проходивших мимо рабочих, но видел только вполне довольные, хотя и усталые лица. Возможно, что ему не повезло и, именно ему досталась самая скверная работёнка. Эта проклятая секретность.
    Он не имел права с кем- ни- будь перемолвиться словечком о работе. Разве что с мастером, который обычно стоит у проходной, пристально всматриваясь в каждого. Только он мог выступать в роли духовного отца, принимать жалобы и давать советы. Это было предусмотрено инструкцией. Степанов не имел желания исповедоваться перед ним. Снисходительная и надменная улыбка вызывала в нём протест.
    Однажды мастер впился в него взглядом, когда он проходил мимо. Уголки губ дёрнулись, свидетельствуя о том, что мастер подцепил на крючок заветную рыбку.
    -Что случилось?- холодно спросил он, поманив Степанова к себе пальцем.- У тебя проблемы ?
    -Всё в порядке, - стараясь казаться спокойным, ответил Степанов.- Кажется, я немного устал.
    Мастер долгим взглядом оценивал свою жертву, выказав при этом полное презрение к существу, у которого вероятно сейчас дрожали коленки и сводило живот.
    -Ладно, иди. Потом поговорим.
                ***
    На стадионе проходило общеобязательное мероприятие. Степанов не любил футбол. Он с нетерпением ждал, когда закончится этот матч. Толпа неистовствовала. Синие продували зелёным. На поле летели бутылки из- под пива.
    - Ты за кого?- услышал Степанов над ухом. Обернулся. За спиной, подмигивая ему и указывая рукой на поле, прыгал на скамейке Пыж. Тот самый Пыж, который сопровождал его с пристани в Зону. С тех пор они не встречались. За это время подбородок Пыжа ещё больше округлился, образовав новую складку.- Вот шельмы!- орал он.- Я, дурак, сделал на них ставку… Он смачно сплюнул себе под ноги.
    Степанов не успел ответить на вопрос старого знакомого: к воротам проигрывающей команды подкатывался новый гол. Пыж, изрыгая проклятия, орал во всю глотку.
    -Да!- догоняя Степанова за воротами стадиона и хлопая его по плечу, с запалом проговорил он.- Эта игра для людей с крепкими нервами. Но у меня нервы крепкие.- Он кивнул на дверь пивного бара.- Зайдём?
    Бар встретил их запахом терпкого хмеля и шумом. Пыж приволок четыре  кружки.
    - Угощаю.
    В эту минуту гвалт  стих. В бар вошел мастер. Остановился у двери, окинул взглядом зал и, показав бармену палец, направился к столику, за которым стояли  Степанов и Пыж.
    -Кажется, сегодня жарко.- Он усмехнулся, заметив напряжение.- Я вам испортил аппетит?
    Степанов пожал плечами.
    - Место свободно…
    - У меня выработалась привычка, - медленно поднося кружку ко рту сказал мастер, - перед ужином заглядывать сюда, чтобы поднять аппетит.
    Степанов отметил странность его лица. Лицо человека- маски, лишенное жизни. Холодное и как бы неживое. А мастер, опрокинув в себя  пиво, без обиняков приступил к разговору, обещанному накануне. Пыж потихоньку улизнул.
    -Ты ведь знаешь порядок? Тебя что-нибудь не устраивает? Если требуется совет, ты можешь обратиться ко мне.
    Степанов понял, что мастер пришел сюда поговорить именно об этом.
    -Я думаю, что меня недооценивают. Я сварщик высокого класса и мог бы выполнять более квалифицированную работу.
    -А, вот оно что!- глаза мастера блеснули холодным огоньком.- Контракт даёт фирме право самой решать для чего ты ей нужен. Она тебе за это платит.
    -Да, но…
    -Однообразная, скучная работа?- перебил мастер, догадавшись, что хотел сказать Степанов.
    -Да, именно это я и хотел сказать.
    -Но ты фирме нужен в этом качестве. Если ты настаиваешь, то я могу обратиться в администрацию. Но я уверен, что она просто аннулирует контракт.
    -Этот вариант меня не устраивает. Тогда мне не стоило бы сюда соваться.
    По лицу мастера проскочила усмешка.
    -Ну, вот мы и договорились. Мне, кажется, тебе нужно расслабиться.- Мастер состроил гримасу.- Если хочешь развлечься, то это сделать просто. Я имею в виду женщин. Это улучшит твоё настроение.
    Степанов удивленно вскинул брови. Мастер продолжал холодно смотреть на него.
    -Я как-то об этом не думал, -пробормотал  Степанов, отводя взгляд в сторону.
    -А ты не стесняйся, - мастер кивнул на шумную публику.- Они все пользуются этим. Ты слишком много думаешь. Надо быть проще. Вот как они, - и снова кивнул на соседние столики.- Это совсем несложно и приятно… Ну, ладно. Это, конечно, твои проблемы.
    Степанов смотрел вслед уходившему мастеру.
    «В какой-то мере он прав. Здесь всё подчинено одной цели. Наверное, это самый лучший способ отвлечь себя от назойливых мыслей, чем  поддаваться сомнениям и самобичеванию, анализировать каждый час своей жизни и избегать толпу. Он прав: нужно быть как все. Способности к логике нужны и оправданы там, за Зоной. Здесь нужно упроститься до амёбы, чтобы выжить.»
                ***
    Уже тогда, когда Степанов перешагнул порог заведения, на которое намекал ему мастер, его инстинктивное желание вдруг сменилось сомнением.
    «Зачем?.. Следовало бы вообще не делать этого, - подумал он, - а если уж пришел, то не стоит смешить людей».
    Он смущенно и с чувством вины в душе осматривался. Мысленные колебания все более перерастали готовность повернут назад, но пристальные выразительные взгляды из глубины зала , от стайки полуобнаженных девиц, остановили его. «Можно, конечно, уйти. Но неудовлетворенное желание вряд ли оставит в покое, и все равно придется рано или поздно сюда прийти…Стоит ли мучить себя?..» Красивое женское лицо заслонило от него зал. Он увидел молодое совершенное тело и поймал себя на мысли, что уходить ему отсюда уже не хочется…
    После того, как это произошло с ним, он чувствовал себя раздраженным и усталым. Хотелось плюнуть себе в лицо. Прегрешение, совершенное им, было не смертельным и, наверное, даже необходимым, но он вспоминал о Марии и терзал себя. Единственным своим врагом в эти часы бессонной ночи он считал физиологию. Ему просто нужно было удовлетворить плоть. Он пытался уговаривать себя в том, что это было не предательством по отношению к жене.
    Его самообладание давало трещину. Он ловил себя на мысли, что теперь уподобился многим, кто был вокруг него, на кого он до этого не желал походить.
    Временами его мучило неотвязное ощущение, что все это происходило как-то неестественно. Упругое, слишком упругое тело, слишком гладкая кожа, угловатые  движения этой  женщины. Теперь, когда хмель выходил из него, он с отвращением подумал, что лицо этой женщины чем-то напоминало лицо мастера.
    В конце концов, измученный этой борьбой  с самим собой и неясными подозрениями, он уснул, дав себе слово никогда впредь ничего подобного не делать.
                ***
    Магия страха с каждым днем нарастала. Казалось, что не было для этого никакой причины, а страх неумолимо преследовал его. И не только его.
Если первое время рабочие собирались группами,  болтали, стучали костяшками домино, катали  бильярдные шары, собирались, чтобы рассказать друг другу свежий анекдот, то теперь все это общество потихоньку начинало разваливаться. Люди как бы побаивались друг друга и старались быть по одному. И разве что обязательные мероприятия, такие, как собрания, спортивные состязания, митинги, еще собирали всех вместе, показывая этим, что общество Зоны многолюдно и не распалось на отдельные атомы, и что-то еще их скрепляет между собой, и это что-то довольно могущественное.
    Над всем этим витал безрадостный дух. И если не считать минут удовольствия, которые позволяли себе все эти люди, в том числе уже и Степанов, в известном заведении, то вся остальная жизнь была просто вынужденным самоистязанием почти обезличенных, подавленных усилием чужой воли характеров.
    Но при всей этой безразличности вдруг оказывалось, что собравшись вместе на общеобязательные мероприятия, люди вновь обретали энергию, как будто бы они подпитывались ею друг от друга и вновь оживали. Вся масса двигалась, рокотала словно морской прибой, билась в неистовстве и превращалась в единый кулак, в одну Личность, в один характер, без противоречий и срывов. Так, видимо, и должно было быть, так, вероятно, и задумал кто-то более властный, более всесильный, чем все они вместе взятые.
    Обычно общеобязательные мероприятия открывал кто-нибудь из администрации. Люди сначала угрюмо сидели или стояли, кто-то бросал скучные взгляды на президиум,  кто-то в затылок впереди сидящего, занятые своими мыслями, изредка, когда это надо было, молча поднимали руки без всякого энтузиазма , удивляясь мысленно той магической силе, которая их здесь собрала.
    Но, спустя какое-то время, вся эта масса начинала просыпаться. Речь с трибуны приобретала все более эмоциональный характер и по всей видимости это и становилось тем спусковым крючком, выпускающим на волю сначала молчаливое, затем превращавшееся в гримасы и вопли исступление обезличенного хора демонов из преисподней. Все кончалось судорожным воодушевлением, которое длилось недолго, ровно столько, сколько было отведено согласно регламенту. Люди расходились с чувством, будто только что перенесли электрический шок. Их взгляды гасли и они потупленно шли в пивбар, чтобы за кружкой пива успокоить свои наэлектризованные нервы или раствориться в несуразности бытия с одной единственной успокоительной надеждой на мерцавший где-то впереди свет.
    Расходились, чтобы завтра утром снова проснуться в пять или чуть позже, включить телеэкран, принять сеанс психотерапии, съежившись под взглядом экранных глаз, которые, казалось, проникали в мозг, чтобы остаться там навсегда.
                ***
    Однажды ночью, томимый бессонницей, Степанов с ужасом осознал, что человек с прической «бобриком» живет в его голове. Именно этот человек и был причиной страха. Он овладел его душой и мыслями. Полусидя в постели, опершись о подушку, Степанов долго с ненавистью смотрел в бледное пятно телеэкрана, источавшее зловещее молчание.
    Как какой-нибудь сказочный призрак обнажает свои кости, чтобы напугать смертного живого, так воображение обнажило перед Степановым истинную причину властного чувства, именуемого « страх».
    Он пытался рассеять кошмар. Встал, оделся и вышел из комнаты.Его шаги гулко раздавались в коридоре. На какое-то мгновение он остановился, словно испугавшись собственного шума, но затем его охватило безумное желание стучать еще громче, что означало вызов коридорному, который был обязан следить за тишиной и порядком, и Степанов судорожно схватив воздух, энергичной походкой пошел дальше, все быстрее и быстрее.
    Дежурный выглянул из своей каморки. Его лицо выражало удивление, которое затем сменилось негодованием. Но Степанов уже хлопнул дверьми, и его шаги были слышны с лестницы.
    «Берегись… Берегись… Теперь ты знаешь, откуда в тебе этот страх…»В черном небе светились холодные, бесчувственные звезды. Именно эти звезды, не видящие и не слышащие его, подсказали, что ничего в жизни нет проще, как ничего не видеть и не слышать. И если он обязан каждое утро сидеть перед этим экраном, то он будет сидеть или стоять, но душа его будет холодна, как эти звезды, и темна, как эта ночь. А человек с прической «бобриком» пусть думает, что победил его.
                ***
    Еще некоторое время лицо человека с прической «бобриком» оставалось на экране. Это были уже последние минуты, которые Степанову предстояло выдержать. Он смотрел на экран и мысленно отражал своей ненавистью истекавшую оттуда энергию. Степанов возбудил себя настолько, что чувствовал, как каждая клетка в нем восстала против насилия. Последний раз встретился взглядом  с этим человеком и понял, что сегодня победил.         Утром он прошел мимо мастера, и тот как-то по- особенному посмотрел на него. Степанов видел, как дернулись у него в усмешке губы и чувствовал спиной, как тот провожает его долгим взглядом.
    «Наверное он знает, что я был в публичном доме», - мелькнула догадка, и он прибавил шаг, чтобы поскорее скрыться за углом.
    К вечеру Степанов почувствовал себя скверно. Вялость во всем теле и легкое подташнивание. Знобило и дрожали колени. Зябли плечи и грудь. Ощущал, как в сосудах головы пульсирует кровь. Реальный мир постепенно исчезал, удаляясь туда, где не было ни холода, ни тепла и вообще ничего кроме темноты.
    Пришел в себя в лазарете. Долго лежал, стараясь не шевелиться. Здесь ему было удобно, лучше, чем в общежитии. Легко кружилась голова. Палата была маленькая. На окнах висели длинные легкие шторы. У двери стоял низенький шкафчик. Неброская обстановка и больничная тишина успокаивали и клонили ко сну. Он не слышал, как вошел доктор.
    -Вы уже проснулись?
    Степанов от неожиданности вздрогнул. Доктор присел на краешек кровати.
    -Что же вы, голубчик, так себя изводите? Это прямо-таки какое-то самоубийство.
    Доктор прищурил глаза, располагающие к беседе.
    -У меня никогда не было склонности к суициду, доктор. Во всем виновата лихорадка, - возразил Степанов.
    Доктор хмыкнул и погрозил пальцем.
    -Это вы так считаете. Но вы ошибаетесь.
    -Но ведь здесь так много болот. И эта сырость…
    - Действительно, болот здесь больше, чем достаточно. Только у вас совсем другое. Ваш организм пережил нервный шок. Что-то вас сильно возбудило накануне. К слову сказать, такое здесь случается крайне редко. Вот вы мне и расскажите, что это может быть, -доктор пристально посмотрел в глаза пациента. Лицо его вдруг посуровело.- Это, конечно, ваше дело. Только мне кажется, вам не стоит так изводить себя. Я ведь понимаю, что происходит с вами. И они, кстати, тоже, -доктор многозначительно махнул рукой в сторону окна.
    -Что они понимают?- Степанов притворно недоумевая, пожал плечами.
    -Что у вас не лихорадка, а совсем другое. Они на этом собаку съели. Они понимают это лучше, чем вы можете себе представить. Вы ведь боролись с ними, не правда ли?
    Степанов вздрогнул и съежился. Ему показалось, что над его головой занесли палку и хотят ударить.
    Он смотрел на стену, мимо доктора, туда, где сейчас полз маленький красный муравей.          
     «Я бы сейчас хотел быть на твоём месте, дружок. Ты не представляешь в какое дерьмо я вляпался.»
    Проницательность доктора его пугала. И во всем виноват тот человек с экрана. Слишком много сил пришлось потратить на сопротивление его власти.
    В душе зародилось сомнение, а сможет ли он вообще выдержать эту борьбу? Стоит ли бороться, если для этого нужны такие жертвы? Может случиться, что в следующий раз все может закончиться совсем плохо..
Мелькнула предательская мысль прекратить все это и стать таким же, как Пыж, как все…Но мысль эта была противна ему и он погнал её прочь.
    -Мы еще поговорим, -сказал доктор, встал и бесшумно вышел.
В голове у Степанова осталась неопределенность. Мысли расползались. Он чувствовал свое поражение и не хотел в этом признаваться, уткнулся лицом в подушку и, усталый и разбитый, снова заснул.
                ***
…Над ним склонился человек с огромной головой и мясистым лицом.
Голова шипела, глядя на него. Она пыталась что-то сказать, но только издавала непонятные звуки.
    Степанову было совсем не страшно. Наоборот, он испытывал удовлетворение от того, что вот сейчас ударит её по зубам и она заткнется. Но рука не поднималась- что-то будто держало её. Затем голова отпрянула от Степанова и расхохоталась. Она дразнила его.
    -Пошел вон, - выдавил сквозь зубы Степанов и не узнал своего голоса. Голова же была ему знакома- это была голова Пыжа.- Пошел вон, - повторил Степанов ещё раз. Но голова не собиралась исчезать. Она, наконец, заговорила.
    -Ага! Я тебе не нравлюсь! Ты хочешь меня ударить, но не можешь. Я знаю, что ты меня не ударишь, ведь ты спишь и руки твои тоже спят. А я не сплю. Я уйду от тебя, когда мне захочется. Послушай,- голова приблизилась.- Я ведь раскусил тебя. Ты притворяешься. Ты бы хотел остаться тем, кем был до Зоны. Но ты обманываешь себя. Ты уже изменился. Ты стал таким же, как и я.
    - Мне наплевать на тебя.- Степанов подался навстречу.- Я тоже тебя понял: ты дерьмо. Ты вообще, не человек. И родился ты- тоже уже уродом.
    Голова расхохоталась.
    - Ты можешь ругаться сколько тебе угодно. Но они все знают. Знают о том, что ты задумал. Тебе не удастся их обмануть. Они сильнее тебя. Они тебя купили, и ты скоро тоже станешь таким , как я. Ты изменил уже своим принципам. Помнишь ту девчонку? Кажется, Узурпина? Конечно, помнишь. Ведь ты был с ней уже несколько раз. Ты забыл свою клятву.
    - Идиот!- Степанов сделал выпад рукой. Голова отклонилась в сторону.
    -Не стоит распускать руки. Ведь я говорю правду. Сладкая девочка. И целовать её было приятно. Да, я знаю, ведь я тоже был с ней. А ты не пытался её укусить? Конечно, не додумался. Иначе сломал бы себе зубы. Твои зубы не берут железо…
    Голова снова расхохоталась и исчезла, оставив после себя только перекатывающееся эхо смеха…
    Степанов проснулся. «Кошмарный сон! О ком это говорил этот урод? Ах, да, об Узурпине…Возможно, я уже схожу  с ума?...»
    Дурацкий сон отнял много сил, и теперь он вяло лежал и смотрел в потолок. Вздрогнул от неожиданности, когда после некоторого забытья вновь открыл глаза и увидел склонившегося над ним доктора.
    -Как вы себя чувствуете?- спросил доктор.- Мы должны поговорить. Это необходимо.
    Голос доктора звучал приглушенно, но вид его был решительный.
    -Вот что, голубчик, в одиночку вы ничего не сможете сделать. Вас сломают.
    -Я ничего не понимаю, доктор. О чем вы говорите?
    -Полно. Вы правильно догадались обо всем. Вы, если не сознательно, то интуитивно чувствовали, как весь этот механизм пытается подавить вашу волю. Вы сопротивлялись этому насилию, потому что вы- не такой, как все.- Доктор пододвинул стул ближе.- Я кое-что узнал из вашего прошлого. Для них это имеет важное значение. Это главное условие…и причина, почему вы оказались здесь. Вы член демократического движения и участник акции «Независимость».
    -Но какое это имеет значение? В Зону я завербовался добровольно.
    -Вам это только кажется, - доктор покачал головой.
    -Нет, нет, доктор. Я искал работу, и мне её предложили. Должен же я был как-то выпутываться в жизни. Для меня это был шанс.
    -Вот именно. Единственный. Других шансов вам просто не давали.
    - Я повторяю, доктор, что пришел в агентство по вербовке сам.
    -Хорошо, хорошо. Только вы не горячитесь. Пусть будет так, как вам нравится думать. Когда-нибудь вы все поймете сами. Через год вы должны выйти из Зоны вполне нормальным, по их понятиям. Если не рьяным защитником их политических идей, то, по крайней мере, хотя бы незаметным существом, которое будет только производить материальные ценности и не претендовать ни на что большее.Вы должны стать примерным обывателем.
    Какое-то двойственное чувство испытывал Степанов, слушая доктора. С одной стороны он его боялся, а с другой, доктор располагал к себе. Степанов совершенно не понимал, зачем доктор это делает. И это непонимание не позволяло быть откровенным.
    -Я не понимаю, доктор, почему вы со мной об этом говорите?
    Доктор встал. С сожалением и упреком покачал головой.
    -Вы не доверяете мне. Я хочу вас спасти, Степанов, - он повернулся к двери.- Завтра я должен выписать вас. Но я могу помочь вам справиться со всем этим. Я изобрел препарат, способный блокировать подсознательное восприятие внешних факторов воздействия. Это может спасти вас от психологической атаки. Быть может, таким образом удастся продержаться до конца контракта. Завтра я вам его дам.
    Доктор вышел, мягко прикрыв за собой дверь,
                ***
          
    Прогуливаясь, Степанов забрел в старый сосновый лес, тянувшийся вдоль Зоны. Тропинка была чуть заметна в траве, видимо, по ней редко ходили. Он посмотрел на часы: до общеобязательного мероприятия оставалось еще более получаса. Сегодня юбилей зоны.
    Степанов огляделся по сторонам и свободно вдохнул полной грудью прохладный хвойный воздух. Но не успел сделать и десятка шагов, услышал , что его окликнули. Обернулся. Это был доктор.
    - А я чуть было не потерял вас!- воскликнул доктор.- Я видел, как вы пошли в эту сторону и решил составить вам компанию. Я вам не помешал?
    Степанов мысленно выругался, посылая невесть откуда взявшегося доктора к черту. Одиночества не получилось.
    - О, вижу, вижу…  Я помешал вам. Извините.
    - Да, я действительно хотел побродить один, - признался Степанов.- Но раз уж вы выследили меня, то присоединяйтесь. Вряд ли  мое слово здесь имеет какой-то вес.
    - Кстати, - доктор полез в карман.- Это вам. Те, наверное, уже кончились?- он  протянул Степанову пакетик с таблетками.
    - Спасибо, доктор, - сдержано произнес Степанов.- Я не знаю, как вас благодарить. Кажется, они мне действительно помогают.
    - Вы мне нравитесь, Степанов, - доктор потянул носом воздух.- А здесь действительно хорошо.
    Впереди замелькали серые стены зданий, обнесенные колючим проволочным ограждением.
    Степанов замедлил шаг. Под ногами шелестели прошлогодние коричневые иглы и шишки. Выскочил из под ног и перебежал через тропинку бурундук. Его полосатая спинка мелькнула на стволе сосны. Зверек резво взобрался на верхушку  дерева и с любопытством смотрел на двуногих, нарушивших его покой.
    -Между прочим,  мы можем никуда не торопиться.
    Доктор загадочно посмотрел на Степанова. Тот вскинул брови,  посмотрел на часы.
    - Но у нас осталось только пятнадцать минут.
    Доктор заговорщически подмигнул.
    -Вы ведь хотели знать кое-что о Зоне? Сейчас у вас есть шанс. Никто об этом не узнает, если вы не проболтаетесь сами.
    -Но там же…- Степанов указал рукой на сторожевую вышку.
    -Чепуха. Вы согласны пойти со мной ?
    Степанов колебался. Он не понимал этого доктора. Он знал только, что должен быть на стадионе, где уже собирается все население Зоны. Все до одного.
    -Конечно, мне это интересно, - тихо произнес он.- Но как мы это сделаем?
    - Положитесь на меня. В нашем распоряжении времени ровно столько, сколько будет продолжаться общеобязательное мероприятие. И ни одной минутой больше.
    Степанов пытался сообразить, во что может обернуться эта авантюра. Наверное, никто еще не нарушал правил Зоны. Между тем предложение доктора гипнотически действовало на него.
    -Пошли,- сказал доктор и направился прямо к вышке. Степанов замешкался, но доктор потянул его за руку.
    Никто не остановил их, когда они зашли за ограждение. Степанов следовал за доктором, с опаской поглядывая туда, откуда, по его предположению, должен был прозвучать окрик или выстрел. Но никто не окликнул их и никто не стрелял.
    -Сейчас вы кое-что узнаете. Об этом неизвестно никому из рабочих, - доктор толкнул ногой дверь.- Только прошу ничего руками не трогать.
    То, что Степанов увидел, привело его в замешательство. Но доктор предупредительно взял его за руку.
    -Не бойтесь. Сейчас вам ничего здесь не угрожает.
    В кресле, откинувшись на спинку, сидел мастер. Это был его Мастер! Он сидел в неподвижной позе с закрытыми глазами и, казалось, спал.
    - Подойдите ближе. Он ничего вам не сделает. Сейчас он не слышит вас, Степанов. Он вообще не знает, что вы здесь. Посмотрите…
    Степанов обвел взглядом зал. Вдоль стен стояли такие же кресла и в них сидели люди и спали.
    - Что это означает, доктор? Они все на одно лицо!
    -Вы посмотрите лучше, Степанов. Посмотрите на своего Мастера.
    И только теперь Степанов увидел, что к голове мастера от кресла тянется пучок проводов.
Провода уходили туда, где должен быть мозг.
    Он растерянно отшатнулся. Слабо гудели и попискивали датчики на стенах.
    - Я обещал вам открыть тайну. Теперь вы видите, что я не обманул вас. Но вы не самоубийца и все это останется между нами.
    -Но я ничего не понимаю, доктор! Объясните мне. Это что, роботы?! 
    -Как видите, - доктор усмехнулся. – Что тут понимать? Это- роботы. Сейчас, пока на стадионе проводится общеобязательное мероприятие, эти машины заряжаются необходимой энергией. Через пятнадцать минут сработает механизм отключения, и они встанут, чтобы снова оказаться среди вас и контролировать вашу жизнь в Зоне.
    Степанов невольно сжал кулаки.
    -Они… Это они!.. Эти куски механического дерьма?!
    Степанов не находил слов, чтобы выразить свое возмущение. Он до боли почувствовал себя униженным. Мгновенно охватило жгучее желание разнести здесь все в пух и прах, и он решительно шагнул к креслу. Но доктор предупредил намерение  Степанова и оттолкнул его в сторону.
    -Вы с ума сошли! Обещали же мне ничего не трогать! Мы должны уходить, - доктор решительно потянул Степанова за руку.- Нам нужно успеть перейти охранную полосу. Уходим.
    Уже там, в лесу, когда сторожевая вышка и колючая проволока были позади, Степанов решительно  повернулся к доктору.
    -Девочки из публичного заведения тоже?..
    Доктор с едва скрываемой иронией  посмотрел на него.
    -А вы там бывали?
    Степанов, пряча глаза, кивнул.
    -Ну, а если я вам скажу «да», неужели это вас сейчас удивит?
                ***               
    Если бы Степанову рассказали что-нибудь подобное, он  никогда бы не поверил. Ему и сейчас казалось все это каким-то бредом. Такое могло присниться в кошмарном сне. И все же это была правда. И мысль о том, что этот кошмар вовсе не сон, не воображение больного разума, приводила его в ярость. Острое желание отсюда бежать, не вызывало никакого сомнения.
    Часом позже он сообщил в информационное бюро, что у него болит голова. Нужно было как-то объяснить свое отсутствие на общеобязательном мероприятии.
    Перед расставании с доктором, тот дал ему ампулу. Сказал,  что поднимется температура. «Это маленький обман. Но это нужно сделать», - сказал он.
    Степанов лежал в кровати и ждал. Через некоторое время включился экран и мягкий женский голос попросил прислонить ладонь левой руки к экрану. Через минуту голос сказал, что у него обычный простудный жар и необходимо принять таблетку аспирина. После рекомендации  этот же голос сдержано- строго спросил, почему Степанов не сообщил об этом перед общеобязательным мероприятием. Он было замешкался, но тут же соврал, что терял память.
    -Ладно, - примирительно произнес голос.- Напишите объяснительную и сдайте в кадры.
    Степанов облегченно вздохнул.
    «К черту объяснения. От всего этого можно сойти с ума».
    В нем проснулась невероятная решительность. И все же голос разума подсказывал, что он должен как следует подготовиться. И еще его посетила шальная мысль, что не  по- мужски уйти просто так… Он считал себя оскорбленным и униженным Зоной, и она должна за это заплатить.
                ***
    У Степанова хватило терпения еще на неделю.
    До общеобязательного мероприятия оставалось ровно столько, чтобы успеть сходить в столовую и дойти до стадиона. Сегодня там чествовали победителей шахматного турнира.
    Обитатели Зоны толпой двигались по дороге, поднимая пыль, словно стадо мулов спешившее к кормушке. Степанов рассчитал все. Когда будет проходить мимо парковой аллею, густо заросшей кустарником, свернет туда, якобы справить нужду. Об этом он скажет кому-нибудь из рядом идущих.
    Сегодня все получили по бутылке дармового пива. Кто-то успел заскочить в буфет и теперь возбужденно обсуждают достоинства местного ассортимента .
Степанов толкнул в бок идущего рядом верзилу.
    - Кажется, нам подали сегодня прокисшее пиво.- Он схватился за живот и нырнул в кусты.
    - Валяй,- крикнул вслед долговязый и захохотал.- Смотри не запачкай штаны.
    Дыхание успокоилось, когда он оказался в лесополосе. На минуту к нему вернулось ощущение неуверенности и даже страха.
    «Ты должен сделать это, - внушал он сам себе.- Уже ничего нельзя изменить. Назвался груздем…»
    С  осторожностью он проскочил охранную полосу и оказался там, куда и спешил. Здесь все было как и прошлый раз. Равномерный шум приборов да изредка попискивающие датчики. Те же механические чудовища, именуемые Мастерами, сидели в креслах.
    Сейчас он сделает то, что должен сделать. И те, кто устроил это, пусть знают: он, Степанов, не принял их условий, не примирился и остался самим собой- свободным и гордым человеком.
    Конечно, он знал, что его будут искать и исход может оказаться смертельным: он проник в их тайну.
    С некоторой нерешительностью, все-таки Степанов немного побаивался, он встал перед мастером , чувствуя как сильно стучит сердце и дрожат руки. Ему даже показалось,  что чуточку вздрогнули у Мастера закрытые веки глаз.
    Рука потянулась к регулировочному винту. Его взгляд остановился на индикаторе напряжения , который показывал как быстро ползет по шкале вереница цифр, пересекая красную черту и останавливается, издавая тонкий напряженный писк. Тело Мастера дернулось, стало приподниматься. Степанов испугано отпрянул назад, едва удержавшись на ногах. Мастер смотрел на него немигающим взглядом. Затем вдруг обмяк и мешком свалился в кресло. Внутри у него что-то зашипело, запахло сгоревшей изоляцией. Горели провода, тянувшиеся к затылку. Монстр безжизненно повис на подлокотнике кресла.
    - Ты не должен был этого делать!- услышал Степанов голос за спиной. Повернулся. В лоб ему смотрел ствол пистолета.
    -Доктор!- воскликнул он.
    - Это слишком дорогая техника,- процедил сквозь зубы доктор.- Игра в кошки- мышки закончена.
    Пренебрежительная усмешка на лице доктора была слишком откровенна. Степанов  почувствовал тяжесть в животе , будто все, что было у него внутри, свалилось вниз. «Конец»,- мелькнула мысль. Но голос древнего инстинкта живого человека загнанного в угол, испуганного и обреченного, разбудил в нем дремавшие природные силы…В неистовстве затравленного зверя он бросился навстречу  смотревшей на него смерти, на долю секунды опередив прозвучавший выстрел. Пистолет выскочил из руки доктора и покатился по полу. Степанов одним прыжком настиг его и рука цепко обхватила рукоятку оружия.
    Он выстрелил дважды, отправляя пули в голову доктора. Тот остановился, постоял некоторое время и неуклюже повалился на пол.
    Покидая это место, Степанов еще раз оглянулся на доктора. Падающий сверху свет светильников, радужными бликами переливался на поверхности выпирающей из развороченного пулей черепа густой серебристой массы, которая , видимо, и заменяла мозг.
                ***
    Зона осталась позади. С каждым шагом реальность возвращалась к Степанову все отчетливее, и вновь приходил страх.
    В горле пересыхало. Он вырвал из- под ног пучок сырого мха, пытаясь высасывать из него влагу. Но это была напрасная попытка утолить жажду. И все же ему повезло. Пройдя сотню шагов, он почувствовал , что воздух стал сырее и прохладней. А вскоре и услышал, , как захлюпала под ногами вода, выдавливаемая  из под мягкого пресыщенного влагой  растительного покрова, предвестника находившегося впереди водоема.
    Степанов направлялся к горным хребтам, которые хорошо были видны с территории Зоны. Ему казалось, что это мог быть единственный путь. Там он может затеряться, раствориться, в безлюдье и тишине обдумать путь домой.
    Солнце уже склонялось к верхушкам деревьев.Уже стали обозначаться на небе тусклые звезды, и ночь не спеша опускалась на землю. Затем звезды как-то внезапно ярко засияли, и Степанов понял, что двигается на ощупь. Устав, он прислонился спиной к стволу дерева и сполз на его корни.
    Не заметил, как уснул. Холодная сырая ночь несколько раз будила его тревожащими шорохами и криками.
    Рассвет наступал медленно. А когда первый молочный свет начал вырисовывать стволы деревьев и кустарников, Степанов с трудом приподнялся, цепляясь за ветки.
    И все же он чувствовал себя сегодня намного увереннее. Страх остался где-то там, позади. Начинался новый день.
    Ему хотелось есть. Подумал об оружии – в случае крайней нужды он мог бы воспользоваться им и подстрелить какую- нибудь дичь. Но это только в крайнем случае, а пока, пока он решил полакомиться моховкой, на мшистом берегу лесного ключа, который увидел только теперь. Сначала он припал к воде и только после этого принялся поглощать сладкую лесную ягоду.
    Было обидно, что новый день на свободе встретил его не так приветливо, как ему хотелось. Нависший над просыпающейся землей  клубился густой тяжелый туман. Утопая по щиколотку во мху, Степанов обошел небольшое но топкое озерцо и вышел на взгорок, поросший можжевельником и чепурой, и который через сотню шагов уже нырнул под тенистый покров старого соснового бора.
    «И все-таки, с каким удовольствием он съел бы сейчас краюху хлеба с сыром!..» Легкий  шелест прервал размышления о еде. Степанов замер. В десятке шагов от него вынырнула из кустов молодая лисица, держа в пасти рябчика. Но полюбоваться на этого зверька ему не удалось. Лисица, махнув хвостом, неожиданно, как и появилась, быстро исчезла.
    Легкость и радость нахлынули на Степанова. Он снова вспомнил жену и детей. « Я скоро непременно буду с вами, - мысленно говорил он им.- Непременно скоро…»
    Он шел на север. По крайней мере он так думал. Почему именно на север, он не мог ответить даже самому себе. Наверное, просто подсознательно ощущал некую спасительную силу именно там.
                ***
    …Покинув развалины, которые этой ночью послужили ему приютом, Степанов очередной раз мысленно оглянулся назад, прощаясь со всем тем, что пришлось испытать и пережить за эти месяцы. И сделал это напрасно. Он вдруг содрогнулся от мысли, что страх не оставил его. Страх следовал за ним по пятам, не отставая, ни на минуту не оставляя беглеца. Просто на время вынужденно или намеренно лукавя глубоко уходил в подсознание, как бы прячась там- уступая место более сильным сиюминутным чувствам и эмоциям, вызываемым борьбой, лихорадочным поиском решений, радостью преодоления… Но он был со Степановым, неотступно преследовал его, как охотник  свою подраненную жертву.
    Тревога и отчаяние вновь овладели Степановым. Эта Зона снова ползла к нему, требовательно звала вернуться, как спрут протягивала к ускользающей добыче холодные руки- щупальцы с их мерзкими алчущими присосками.
    Кольнуло в сердце, и холод разлился по всему телу. Степанов понял, что ему не уйти от страха, который с новой силой продолжал вить гнездо в его мозге.
    -Нет!- закричал он.- Я ненавижу тебя!
    А где-то глубоко в голове, подавляя его волю, все громче и яснее начинал методично звучать знакомый и ненавистный для Степанова голос: « Ты не уйдешь от меня, Степанов. Ты мой, мой…» И глаза… Опять эти глаза… «Откуда они взялись?...» Беглец с ужасом подумал, что начинает сходить с ума.
    Он попятился, споткнулся и упал, не отрывая взгляда от экрана, невесть откуда вдруг появившегося перед ним и заслонившего собой и развалины, и лес, и все вокруг. Оттуда человек с прической «бобриком» настойчиво звал его.
    - Ты себе не принадлежишь. Тебя ждет Зона, Степанов. Я приказываю тебе вернуться. Вернуться! И ты это сделаешь.
    -Нет!!!
    Отчаянно противостоя непонятной влекущей его силе, Степанов стал истерически цепляться за траву, с корнями вырывая ее, хватался за ветки и с хрустом обламывал их. Удержаться, чтобы остановиться, было не за что.
    Успокойся, - гипнотически командовал человек с экрана.- Следуй за мной…
    Экран, словно огромное облако, поплыл над лесом.
    - Нет!- кричал Степанов и полз следом.- Я не хочу! Я ненавижу тебя! Ненавижу!!!- и продолжал ползти за экраном.