Ленинградская Краснознаменная! Генерал Н. П. Хорев

В августе 1975 года, после окончания юридического факультета Ленинградского государственного университета, я пришёл на службу в Куйбышевское РУВД Ленинграда, где трудился сначала инспектором уголовного розыска, а затем следователем органов внутренних дел.
 
Куйбышевское РУВД всегда было особенным подразделением Ленинградской Краснознамённой милиции. Управление обслуживало самый центр большого города и этим объяснялась специфика оперативной обстановки и трудности несения службы в районе всеми подразделениями Управления.

Трудной всегда была и миссия руководителя РУВД. Это было нелегким испытанием даже для много повидавших опытных начальников. Понятно, как непросто было руководить Управлением офицерам, которым было едва за тридцать...

Одним из таких руководителей Куйбышевского РУВД Ленинграда был Николай Павлович Хорев. Он возглавил Управление, когда ему было 33 года.

В 2017 году Николай Павлович дал очень интересное интервью одному из популярных Ленинградских издани. Убеждён, что его содержание представляет немалый интерес для самого широкого круга читателей. Поэтому приводу его содержание полностью. Точнее и лучше о послевоенном периоде в истории Ленинградской милиции рассказать трудно.
Итак, слово генералу Николаю Павловичу Хореву.

« Я не мечтал стать милиционером...

Сегодня исполняется 100 лет со дня создания российской милиции. Слово это еще не забылось - оно сопровождало жизнь нескольких поколений советских/российских людей. Наш сегодняшний собеседник - генерал-майор внутренней службы в отставке Николай ХОРЕВ - отдал милиции 40 лет. Пришел туда в 1956-м молоденьким курсантом, а закончил службу в 1996-м в звании генерал-майора, замначальника ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области. По сути, пережил целую эпоху в жизни страны и ее органов правопорядка. Может, окинув взглядом те годы, сопоставить их с сегодняшними...

- Скажите, Николай Павлович, вам нравится слово «полиция»?

- Есть в народе такое выражение: хоть горшком назови, только в печку не ставь. И все-таки, мне кажется, полиция не воспринимается народом так, как это должно было быть по отношению к стражам порядка. Мы все-таки не совсем Европа - там это привычно, у нас пока нет. Может быть, когда нынешняя полиция по качеству своей работы будет отличаться от вчерашней милиции и люди станут больше ей доверять, это слово войдет в обиход.

- А ведь вы, конечно, застали те времена, когда народ милицию любил. Дядя Степа - милиционер - это же не выдумано, это из реальной жизни!

- Говорить о любви я бы не решился, но вот доверия было больше. Люди только что пережили войну. Авторитет армии, спасшей их от фашистского порабощения, был чрезвычайно высок. В милиции служили ветераны-орденоносцы, прошедшие огонь и воду. У некоторых из них за плечами не было даже средней школы, но жизненный опыт был колоссальный. Народ тянулся к ним, искал защиты. И я, молодой сотрудник, недавно с отличием окончивший школу милиции, учился у них. Причем не только профессиональному мастерству, но и высочайшим принципам морали. То, что мы сейчас часто слышим о наших стражах порядка, нам тогда не приснилось бы и в страшном сне.

- Та высокая моральная планка - результат качественного кадрового отбора или просто тогда были люди другие?

- Милиция - плоть от плоти народа, и она не может сильно отличаться от него. Конечно, общество было тогда не таким, как сейчас. Яркий пример - Ленинград. Первые годы после войны здесь в основном жили люди, пережившие блокаду или вернувшиеся из эвакуации. Страшные испытания сплотили их, выработали у них дух коллективизма, желание помогать друг другу.

Потом город стал разбавляться жителями других регионов, и ленинградский дух начал исчезать. Эти люди, естественно, приходили и на службу в милицию. Ленинградцев там становилось все меньше - уже далеко не всем хотелось работать день и ночь, рисковать жизнью...

- А что, преступность была реально так высока?

- Ее можно было оценить визуально, так как она в основном была уличная: разбои, грабежи, но больше всего кражи. Последнее объяснялось просто: в большинстве своем люди жили очень бедно. Процветали карманные кражи, «рывки» сумочек, шапок, украшений или кошельков.

Разумеется, воровали и из квартир - когда не обнаруживали денег, брали одежду, обувь, посуду. Предметами краж были даже белье, которое сушилось во дворах или на чердаках, и продуктовые запасы из подвалов.

Забирались и в магазины - через витрины, дымоходы, подвалы, взломанные полы и потолки. Сигнализации тогда, естественно, никакой не было. В редких случаях был сторож, но он постоянно на объекте не присутствовал, а только периодически его «навещал». Я начинал свою службу в Калининском районе - Пискаревка, Ручьи, места тогда глухие, и у нас некоторые магазины грабили по нескольку раз в год. Тащили продукты, водку выносили ящиками.

И это несмотря на то что везде стояли постовые, которым к тому же помогали дворники. Последние, в белых фартуках, с бляхами, фактически играли роль внештатных стражей порядка. Постовой и дворник поддерживали связь при помощи свистка. Была строго отработанная система сигналов: один длинный свисток - дворник вызывает постового, два свистка - преследую преступника. В ночном городе свистки слышались постоянно, и люди знали: милиция работает.

- Сейчас нам трудно представить, как тогда можно было что-то раскрывать - ни видеокамер, ни биллингов, ни генетических экспертиз и прочего...

- Да, брали мастерством, самоотверженностью и, как теперь уже можно сказать, качественной оперативно-разыскной работой. Налаженная агентурная сеть, связь с населением через участковых. Причем не было специализации, как сейчас, - одни занимаются экономической преступностью, другие раскрывают кражи, третьи - убийства. У нас все занимались всем. В каком-то смысле это даже было лучше - ведь в одном деле могут оказаться, скажем, и кража, и разбой, и убийство. И вся информация сходится в одни руки.

Что же касается технических возможностей, то их у нас практически не было никаких. На весь район - три машины: одна у начальника, другая у дежурного, третья для подбора пьяных. На задержания и обыски мы обычно ездили на общественном транспорте. Так вот, бывало, в трамвае везешь человека в наручниках или изъятый телевизор. До 1970-х годов еще нужно было при этом за свои деньги покупать билет. Если же удавалось выбить дежурную машину, то в нее порой набивали по 8 - 10 задержанных.

Со связью тоже было «хорошо». На отдел заходила всего одна телефонная линия. Был внутренний коммутатор, и мы ждали своей очереди, пока линия освободится.

И это - город Ленинград! В провинции дело обстояло еще хуже. Разумеется, нам бы не приснились и во сне сегодняшние возможности полиции: мобильная связь, компьютеры, автомобиль чуть не у каждого оперативника...

- А можно ли оценить эффективность вашей тогдашней работы? Скажем, по показателю раскрываемости, о котором идут вечные споры...

- Мы показывали раскрываемость около 90%. Была ли эта цифра абсолютно достоверной, сказать не берусь. Стремление данный показатель улучшить совершенно понятно - ведь от этого зависят поощрения, повышения в званиях и должностях. Как тогда, так и сейчас, конечно, возникает соблазн малозначительные или заведомо «глухие» преступления не регистрировать или отказывать в возбуждении по ним уголовных дел. Так было, есть и, к сожалению, думаю, будет дальше. Но уверяю, что мы работали не покладая рук. «Приземляли» и организованные преступные группы, и банды, и отдельных воришек.

- Сегодня наши законодатели научились «улучшать» показатели преступности «вручную» - одни составы декриминализируют, другие переводят из тяжких в менее тяжкие, повышают суммы ущерба, с которого наступает уголовная ответственность и т. д. ...

- Все эти игры давно известны и мне категорически не нравятся. Да, таким образом ситуация с преступностью вроде бы улучшается - преступлений становится меньше. Но только на бумаге! Людям-то, страдающим от криминала, жить легче не становится. А преступники, наоборот, поднимают голову.

Можно как угодно относиться к советской власти, но она совершенно обоснованно делала акцент на социальных аспектах преступности. В старом УК самая «народная» статья была - «хулиганство». Она предполагала «действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу», а злостное хулиганство - еще и «исключительный цинизм и особую дерзость». В нынешнем УК вся эта «лирика» исчезла - деяние квалифицируется лишь по степени нанесенного ущерба...

Между тем удар в лицо собутыльнику в пьяной драке или случайному прохожему на улице, при людях - это два совершенно разных преступления. Даже если в результате степень вреда, причиненного здоровью потерпевшего, одинакова, с точки зрения опасности для общества эти деяния резко отличаются.

Принципиально важно учитывать тот моральный вред, который наносится свидетелям преступления. Среди них могут быть и дети, получающие негативный воспитательный заряд. В годы нашей работы это было очевидно любому человеку, даже без специальных юридических знаний. И закон просто отражал то, что лежало в основе общественной морали.

Сегодня наш законодатель, к сожалению, заимствует чуждые нам западные правовые нормы, отодвигающие общественную опасность деяния на второй план.

- Но, может быть, закон следует за изменениями в самой жизни? Ведь мы, согласитесь, живем сегодня совершенно в другом обществе...

- Разумеется, многие изменения в УК абсолютно оправданны. Рыночная экономика сформировала иную шкалу ценностей. Смешно, например, сегодня говорить о наказании за спекуляцию или о купле-продаже валюты. Появились новые составы преступлений, некоторые из старых конкретизированы, расписаны более детально.

Но я, извините, все равно не понимаю, почему человек, укравший кошелек, должен нести разную ответственность в зависимости от того, сколько денег было в этом кошельке. А если там не было ничего, значит, он не вор?! Но ведь он хотел украсть ВСЕ! Он имел четкий умысел на совершение преступления.

Это тот самый вор, который должен сидеть в тюрьме. А степень тяжести его деяния должна определяться не суммой, а тем, У КОГО он украл - у молодого или у старика, у взрослого или у ребенка, у бедного или у богатого. Но законодатель, насколько я понимаю, сегодня это специально не оговаривает. Такой «гуманизм» по отношению к преступнику, думаю, идет обществу во вред.

- Один из ключевых вопросов в борьбе с преступностью - принцип подбора милицейских кадров. В советское время, как известно, набор в милицию проводился в основном по партийно-комсомольскому принципу. Насколько это было эффективно?

- Однозначного ответа нет. Все зависело от конкретных людей. Я сам, например, никогда не мечтал стать милиционером. Окончил речное училище, получил диплом штурмана, а потом меня как активного комсомольца направили в школу милиции. Но, когда по ее окончании попал в угрозыск, несмотря на мой красный диплом, еще год мучился сомнениями - мне казалось, что у меня ничего не получится. В кармане кителя носил рапорт об увольнении, и только когда работа «пошла», я его порвал.

Судьбы же партийных или хозяйственных управленцев, пришедших в милицию «по разнарядке», складывались по-разному. Одни из них просто «отбывали повинность», ни во что особо не вникая и тупо дорабатывая до пенсии. Другие, наоборот, быстро ориентировались, начинали активно учиться и через год-два становились профессионалами.

- Были ли тогда, как сейчас говорят, карьерные лифты для молодежи?

- Опять же - не будем обобщать. Был элемент везения - кому-то везло больше, кому-то меньше. В 1962 году начальником ГУВД стал Александр Иванович Соколов. Он пришел на эту должность с поста зампредседателя Ленгорисполкома. Юридического образования не имел, но обладал талантом быстро воспринимать новую информацию, давать точные оценки ситуациям и конкретным людям.

Так вот, Соколов активно продвигал молодые кадры. Например, на должность начальника Ждановского РУВД была назначена простой следователь Зоя Пьянкова. Впрочем, это казалось нелогичным лишь тем, кто ее не знал. Она была участником войны, пулеметчицей, награжденной боевыми орденами. Соколов угадал в ней лидерские качества и не ошибся - она работала отлично. Изменилась и моя судьба - из старших оперов угрозыска Калининского района я, к тому времени уже заканчивавший юрфак Университета, взлетел на должность начальника угрозыска Василеостровского РУВД. Не проработал и пяти лет - и стал начальником РУВД Куйбышевского района. А мне было всего 33 года!

- Служба «на земле», как говорят, самая лучшая школа жизни...

- Да, в общей сложности я отдал ей семнадцать лет: четыре в Куйбышевском районе (это нынешний Центральный) и тринадцать в Ждановском (ныне Приморский). Как вы понимаете, по специфике они абсолютно различны. Куйбышевский - самое горячее место в городе. Все крупные универмаги, музеи, гостиницы, театры. Иностранные туристы, правительственные кортежи, делегации... Лицо города!

Разумеется, требования ко всему личному составу здесь были особые. Мы должны были соответствовать уровню ленинградской культуры во всем - в обращении с людьми, грамотности языка, внешнем виде. Для своих сотрудников - такого в Ленинграде еще не было! - я оборудовал столовую, душ и даже мини-мастерскую по ремонту форменной одежды. Каждый, уходя со службы, вешал форму в персональный шкафчик, а в специальном журнале делал отметку: шкафчик такой-то - оторван хлястик, пуговица и т. д. К утру уже все пришито, форма поглажена, человек выходит на пост с иголочки.

Ждановский район - самый большой и быстрорастущий в городе. Тогда, в конце 1970-х, новостройки на Ржевке и Гражданке уже заканчивались, а там, в районе Комендантского аэродрома, разворачивались гигантские стройки. Население увеличивалось, росла и преступность.

Предыдущий начальник оставил мне в наследство... компьютер «Искра-2000». Уже тогда он, думаю, первым в МВД при помощи специалистов одного из предприятий района создал базу данных преступников с системой поиска. Работало это все медленно, но технический прогресс казался неслыханным!

- А затем наступила совсем другая эпоха - перестройка, демократия...

- Честно говоря, я уже совсем собрался уходить в отставку. Возраст - за пятьдесят, стаж - больше тридцати лет. За все эти годы семья меня почти не видела. Дочь выросла практически без отца. Но новый начальник главка Геннадий Вощинин уговорил меня стать начальником штаба главка. Тут и вмешалась демократия - Вощинина не утвердил в должности Ленсовет. Возникла альтернативная фигура Крамарева. Мы, сотрудники главка, выступили против. Написали открытое письмо, в котором моя подпись стояла первой. Но Крамарев прошел...

- Первое, что он должен был сделать, это уволить вас...

- Аркадий Григорьевич - человек высочайшей порядочности. Мы с ним сели, поговорили по душам. Он спросил: «Как будем работать?». Я говорю: «По Шекспиру: король умер - да здравствует король!». Вощинин еще полгода оформлял документы, Крамарев был и. о., не имел своего кабинета, и я уступил ему свой. Со всеми причиндалами, даже с кипятильником. Однажды вечером он мне звонит из Москвы: «Меня утвердили. Прошу вас подобрать кандидатуры для руководящего состава главка». Человек поручил мне сформировать свою команду - какие еще доказательства доверия нужны!

- В составе этой команды вы ведь встретили и путч августа 1991-го?

- Да, мы тогда сработали отлично. Объявили усиленный режим, ввели дополнительные посты. Город был под полным контролем, и никаких происшествий не случилось.

- И вот вы - в новой России. Партбилет сдали?

- Партбилет у меня остался на руках. Я храню его как память. Мне нечего стыдиться - я служил великой стране. Служил честно, как мог.

- Идеалов своих не поменяли?

- Вы задали самый сложный вопрос. Многого из того, что мы оставили в советском прошлом, мне искренне жаль. Многое мне нравится и в современной жизни. Но нравственные идеалы, которые привиты с юности, остались неизменными. Альтернативы им не вижу.»

Подготовил Михаил РУТМАН
Санкт-Петербургские ведомости
10 ноября 2017 год