О доброте. 2

1
Осень. Уже продвинутая.
Утро.  Начало девятого.
Подхожу к входу в метро.
Остается пройти
еще метров семьдесят.

На дорожке,
что стороны общественного туалета,
на бордюрном камне,
опершись на локоть,
полулежит человек.
Туловище на земле,
плечи и голова приподняты.
Одет вполне прилично.

2
Я подхожу к нему.
Спрашиваю о чем-то.
Он не отвечает.
Смотрит куда-то через меня.
а рука, словно бы сама по себе,
шарит по  краю тротуара,
собирает в горстку,
поднимает
и роняет сухие листья,
нападавшие с соседнего  ясеня.

Я спускаюсь в метро,
звоню в милицию, —
в городское МВД, —
и сообщаю о нем.
Оператор  обещает
принять необходимые меры.

Я возвращаюсь к моему найденышу.
У него все по-прежнему:
взгляд в никуда,
словно бы отдельная от него рука,
сухие листья...

3
От метро бодрым шагом,
словно только что проснулся.
отдав восемь часов сну,
уверенно следует ко мне  сержант
с очень узнаваемой,
для милиционера, внешностью.

Вот он уже рядом со мной.
Очень удивлен:
«Нет, это надо же!
Он ведь и вчера здесь сидел!
Вторые сутки так сидит!
На холоде, без еды!
Со мной только что  связались
из Центрального МВД!
Это вы туда звонили?»
«Да, я!»
«Сейчас приедет машина!»

4
Он еще что-то рассказывает
о своем «боевом» прошлом,
о том, как в «девяносто третьих»
помогал расстреливать
парламент своей страны,
но это я уже не хочу слушать —
и ухожу, — тем более,
что машина уже приехала!

5
Бросаю последний взгляд
на моего подопечного,
на его руки,
на сухие листочки,
к которым они
по-прежнему тянутся.
«Надо же!
Вторые сутки сидит!»

Сколько же сотен глаз
равнодушно
смотрели на него,
спеша на работу?!!
Такие же сухие глаза!
Такие же сухие,
как... сухие листочки!