Володя. Болезнь
— Ерунда это все! Все умрем, этого не избежать.
— Умрем, конечно, но лучше позже, чем раньше. Ты посмотри, в каком состоянии твои Вены! Ужас!
— Момент нашей смерти предопределён ещё до рождения, ничего тут не изменишь, и я не собираюсь лишать себя удовольствий во имя мифического долгожительство.
Володя сердился, если мы все начинали давить на него и требовать, чтобы он занялся собственным здоровьем, хлопал дверью, пропадал на пару недель, а потом приезжал, как ни в чем не бывало с мешком каштанов или грецких орехов или грибов, собранных в лесу. С порога спрашивал:
— Больше пилить не будете?
— Не будем.
— Тогда, ставьте чайник!
Но как бы он не хорохорился, здоровье ухудшалось ноги болели, ходить ему стало тяжело. Врачи, которым мы с друзьями его показывали все в один голос настаивали на операции для расширения вен на ногах. Долго он не соглашался, прибинтовывал к больным ногам то молодые побеги хвоща, то капустные листья... В конце концов, убедившись, что его травные методы тут не помогают, сказал: «Ладно, ренте, если вам так этого хочется!» Операция прошла удачно, но его истрёпанный организм выкинул другую штуку — начались дикие боли в желудке. Нужно было снова ложиться в больницу, на обследование. Володя долго упирался, наконец согласился при условии, что друзья будут снабжать его сигаретами и алкоголем.
Мы приехали его навестить в первый же больничный день и привезли ему несколько бутылок пива, одну из которых тут же радостно распили. Однако, когла его бдительный сосед по палате просигналил медперсоналу о нарушении запрета на алкоголь сразу после нашего ухода, старшая медсестра конфисковала пиво из Володиной тумбочки. Такой обиды он, разумеется, вынести не мог, позвонил мне и потребовал немедленно забрать его из из этой «ужасной» больницы. Я обещала приехать разобраться на следующий день после работы. «Я пока приму свои меры» — предупредил он. Я не успела спросить, какие такие меры он собирается принять, он уже повесил трубку.
Особых причин для волнения у нет, думала я. Ясно, что сам он из больницы не уйдёт и, скорее всего, поворчит, поворчит, да и успокоится. Но я недооценила Володину «правовую позицию», он совершенно не собирался успокаиваться. И когда я приехала к нему вечером, меня уже поджидала на входе в отделение дежурная медсестра, которая была просто вне себя. Она говорила очень громко, размахивала руками, требовала, чтобы я прекратила это безобразие...
— А в чем собственно дело? — поинтересовалась я, сделав вид, что мне неведомо о пиве и его изъятии.
— Да, ваш друг (это, ведь ваш друг?) ужасно себя ведёт. Он со вчерашнего дня ничего не ест, абсолютно ничего!
— Простите, при всем уважении, я не понимаю, что в этом такого предосудительного. Он — взрослый человек, не хочет — не ест.
— Он не просто «не ест», он объявил голодовку и других больных подбивает на это.
— Не может быть, неужели?! — искренне удивилась я.— Да он же почти не говорит по-французски!
— Ошибаетесь. Его протесты понятны всем. И, главное, было бы чем возмущаться! Пиво у него отобрали, подумаешь! Алкогольные напитки в больнице запрещены, да, и нельзя ему их пить с таким диагнозом. Не знаю уж какие «друзья» ему принесли…— Она метнула на меня взгляд, которого я не выдержала и потупилась.
В конце концов, пообещав медсестре «сделать все, что в моих силах», я двинулась к Володиной палате, но тут меня остановил пожилой господин в фиолетовой пижаме. Любезно осведомясь о моём здоровье, он представился, назвавшись Гийомом и пригласил меня зайти на минуточку в его палату для «конфиденциального разговора». Заинтригованная, я последовала за ним.
Палата Гийома была индивидуальной и очень мило обставленной, так что больше походила на гостиничный номер, чем на больничную комнату. Мы сели в кресла, стоящие у окна и долго молчали. Видно было, что начать разговор Гийому трудно, он нервно теребил рукав своей пижамы, то поднимая на меня глаза, то опуская их. В конце концов, когда я уже решилась встать и, поблагодарив за гостеприимство, покинуть его, Гийом заговорил:
— Знаете, мне нелегко говорить об этом, но прежде я был алкоголиком, больным человеком, как ваш друг. Поэтому я понимаю всю тяжесть его положения. Ведь, он сюда пришёл не от алкоголизма лечиться. Понимаете, это же просто насилие — то, что они делают. Они даже не представляют, какое страдание ему причиняют. А я знаю, потому что все это прожил. И вот, я думал, как могу помочь ему, а помочь можно только одним — дать ему выпить. Подождите, не перебивайте. Смотрите, вот у меня две бутылки апельсинового сока. На самом деле там «отвертка». Знаете, что это такое, нет? Одна треть бутылки — водка, такой вот коктейль. Я попросил жену, она сделала. Она у меня чудесная, все понимает. Мы с ней через такое прошли с моим алкоголизмом… вы и представить себе не можете. Короче, медицинский персонал ничего не заподозрит — сок и есть сок, а вы ему отнесите пожалуйста. Что же он, бедняга мучается и не ест ещё теперь…
Я была тронута и растеряна, не знала, как поступить. Одно дело — принести пиво в больницу, вроде, мы не знали, что нельзя, а другое — «отвертку» под видом сока. Это же сознательное нарушение всех больничных правил. Но Гийом был так рад, что нашёл способ помочь собрату по несчастью, что отказаться я не смогла, взяла пакет с двумя бутылками, на которых было написано, что апельсиновый сок свежевыжатый и био о отправилась к Володе.
Свидетельство о публикации №220122801809