Остановка

Остановка

Бычков стоял на остановке и думал. Думал Бычков всегда позитивно и оптимистически, упрямо не поддаваясь соблазну всеобщей меланхолии. А соблазн между тем был велик, всё агрессивно склоняло его к унынию, и угрюмые лица рядом стоящих людей, и серый промозглый Город, и самодур начальник, в очередной раз нелицеприятно высказавший Бычкову, и вечно недовольная жена, которая наверняка ожидала Бычкова дома, исключительно для того, чтобы перехватить инициативу у начальника. Но Бычков не поддавался, потому что был крайне разумным человеком. Разум Бычкова подсказывал, что мрачная картина бычковской жизни ничто иное, как плоды усталости и недосыпа, и что если удастся как следует отдохнуть, поесть и выспаться, та же самая жизнь вполне может представь в совершенно ином свете. В сторону Бычкова смотрела женщина, но смотрела она как бы сквозь него, и Бычков, заметивший этот взгляд, был несколько уязвлен своей прозрачностью. Женщине же было не до того, она думала о своем, и мысли её были порывисты и тревожны. Собственно, Анастасия Павловна тревожилась всегда, таков был её удел. Её тревожил телевизор, зловеще вещающий о постоянно сжимающемся кольце врагов, её тревожил приходской священник, охотно указующий Анастасии Павловне на явные признаки и приметы близкого уже апокалипсиса, её тревожил собственный сын, странный и молчаливый мальчик десяти лет отроду, глядящий на Анастасию Павловну огромными обвиняющими глазами. И даже единственная подруга Анастасии Павловны, Варя, тревожила её, потому что делилась исключительно плохими новостями и мрачными предсказаниями. Тревога Анастасии Павловны была столь велика, что даже ангелам в раю было тревожно. Автобус как назло задерживается, поэтому приходится продолжать. Чуть поодаль от тревожной Анастасии Павловны стоял подросток Первушин. Первушин воспринимал всерьез только себя, людей же он презирал похлеще Диогена, и подобно Лукиану готов был жестоко высмеивать всех и каждого, даже таких же как он сам, мизантропов. Из-за капризной одноклассницы Сонечки, которая в отличие от Первушина, относилась к нему возмутительно несерьёзно, нелюбовь Первушина к человечеству периодически обострялась. Вот и сейчас лицо Первушина кривилось в неприятной презрительной усмешке, и сам он был как воплощённая юность циничной цивилизации. Тем паче, в наушниках у Первушина известный рэпер выносил категорический приговор паскудной действительности. Первушин и рэпер очевидно понимали друг друга, как избранные, прошедшие через невиданные умозрительные лишения и череду великих разочарований. Эх, Сонечка, Сонечка, возможно, если бы не твоё равнодушие, Первушин не слушал бы злого рэпера, и лицо его, не лишённое приятных черт, сияло бы, а не кривилось. Чёртов автобус всё не едет, поэтому от описания людей, оказавшихся под козырьком остановки, нам похоже никуда не деться. Заурядные в общем личности, стоявшие там, ибо лавки остановка была лишена, что можно смело отнести к проискам дьявола, примитивно не догадывались о том, что между ними всё же есть одна выдающаяся личность. Личностью этой был несомненно академик Любомудров. Поскольку Любомудров был членом академии, широко известной, но в крайне узких кругах, он ждал автобус как простой смертный, оказывая окружающим честь довольно смиренно. Только солидность внешнего облика и пронзительный взгляд могли сообщить умному наблюдателю величие этого человека. Любомудров в частности знал буквально всё о рептилоидах, тайно поработивших человеческую расу. Более того, другой член академии конфиденциально передал Любомудрову их поименный список. Помимо рептилоидов Любомудров досконально разбирался в демонологии, и был весьма одаренным экзорцистом. А также почетным уфологом и крупным специалистом по культуре внеземных цивилизаций. Груз тайного знания Любомудров нёс предельно достойно, и уж если презирал людей за их наивность и слепоту, то исключительно в философском смысле, а не сообщал им об этом как Первушин, при помощи матерных надписей на стенах подъездов. Но иногда даже на такую цельную личность как Любомудров, нападала внезапно необъяснимая тоска и странные мысли начинали беспокойно ворочаться в его голове. Наступал пронзающий миг, то ли помешательства, то ли прозрения, когда Любомудрову казалось, что нет никакой академии, а есть только мнящая себя кучка психов, темпераментно посвящающих друг друга в несуществующие тайны вселенной. И он, Любомудров, всего лишь один из этих чудаков. Как хорошо, что этот кошмар длился недолго...
***
- Как здорово вы придумали с этой остановкой, профессор. Как смиренно и тихо они стоят в ожидании несуществующего автобуса, какие сосредоточенные лица.
- Мда-с, голубчик, идея действительно недурна, и заметьте, всё это на свежем воздухе, сплошная польза для наших пациентов.
Над территорией сумасшедшего дома радостно закружился первый снежок, профессор смотрел на остановку и благостно улыбался.