Райские каникулы

               
               

Лишь муторное жужжание мухи нарушало сонный покой кабинета. В июльскую жару движение воздуха, как и всякое другое, останавливается. Все стихает, время замедляется и перестает измеряться в часах и минутах. Никто не уточняет его в цифрах, а только говорят: с утра, в обед, ближе к вечеру. Мельче указывать нет смысла. Вот такой был день.
За массивным столом, уложив ладони на зеленое сукно, откинувшись в кресле, дремал хозяин кабинета. От плотного обеда в ведомственной столовой он размяк и осоловел.
Секретарь райкома - это не должность, это - статус – сложившееся положение вещей. Он не руководит производственными процессами, не отдает распоряжений, он высказывает мнение. Выступает арбитром что есть хорошо, и что есть плохо. Но, упаси Бог, если кто-то не прислушается к мнению партийного бонзы, а тем более начнет его игнорировать.
Секретарь же райкома, о котором идет речь, не был ни чванлив ни высокомерен. Григорий Алексеевич не обладал твердым характером. В его положении это был минус, но с другой стороны и плюс одновременно. Всегда вежливый и доброжелательный он умел расположить к себе как подчиненных, так и высшее начальство. Несмотря на должность, а она обязывала к строгости, Гриша был застенчив, хотя и старался скрыть этот недостаток.
Вот и сейчас, если бы кто-то вошел в кабинет, или просто посмотрел со стороны, то не смог бы понять, что секретарь райкома спит на рабочем месте. За долгие годы партийной работы Григорий Алексеевич приучился не «клевать носом» и не запрокидывать голову на высокую спинку кресла. Он сидел устойчиво прямо в позе «мудрого сфинкса», вытянув руки на стол и с раскрытыми глазами, но при этом спал.
Дверь в кабинет открылась. Григорий Алексеевич тут-же очнулся, и на пару секунд выражение лица у  него стало строгим и сосредоточенным. Но увидев вошедших посетителей он недовольно крякнул и расслабился. В кабинете появились его жена и дочь. На них были легкие платья и совсем не подходящие к деловой обстановке госучреждения босоножки.
– Настюша, – ласково обратился к жене партийный босс, – я же просил тебя не заходить ко мне в кабинет минуя секретаря. Мы не дома. Ты ставишь меня в неловкое положение.
Григорий Алексеевич всегда обращался к жене с особой мягкостью, если хотел выразить ей свое недовольство.
– Гриш, я помню, – виновато произнесла супруга начальника, – но у тебя в приемной никого нет, и мы с Леной зашли.
– Вот как?, – ткнув кнопку селектора строго отреагировал босс на отсутствие на рабочем месте секретаря, но тот сразу же ему ответил.
– Слушаю Вас, Григорий Алексеевич.
– Ко мне супруга с дочерью пришли. Я пока занят, – холодно дал указание помощнику начальник.
Исполнив роль строгого начальника, он в момент переменился в тихого заботливого супруга – отца семейства.
– Секретарь выходил, – мягко пояснил он своим домочадцам, – потому в приемной никого и не было. Лето, все в отпуске.
– Вот и мы с Леночкой насчет отпуска пришли, –  просительно начала объяснять цель визита супруга.
– А с отпуском у нас все решено. Еще недельку потрудимся и гуляем по полной, как папа и обещал– заглянул в глаза дочери великодушный папаша.
– Гришенька, давай не будем тянуть с этой неделей, – добавила нежности в голосе супруга, – У Леночки каникулы, и всего месяц остался. А потом выпускной класс. Большая ответственность. Бери отпуск, и завтра поедем на море.
– Нет-нет, я так не могу. Что я скажу Первому?, – указал наверх, Григорий Алексеевич, – На работу плевать, жена с дочкой на море  собрались.
Партийный босс, как и полагалось по должности, мрачно замолчал, выразив таким образом несогласие с предложением.
– А если ты заболел? – решила не отступаться жена, – Ты что, не можешь заболеть?
– Чем заболел? Ну, что ты такое говоришь?, – постукивая пальцами по столу начал сердиться супруг, а заодно подмигнул дочери: мол смотри какую ерунду несет мама.
– Обыкновенно заболел. Какая разница чем? Трудоголизм, между прочим, болезнь, и как говорят специалисты, очень опасная, – твердо выдала ответственному работнику  супруга.
– Трудоголизм?, – рассмеялся Григорий Алексеевич, – Да по части этого диагноза мы с тобой, моя дорогая, абсолютно здоровые люди. Абсолютно.
Продолжить уговоры мужа у настойчивой Насти не получилось. На телефоне без кнопок замигала лампочка и раздался мягкий зуммер. Григорий Алексеевич приосанился, будто абонент на том конце мог его не только слышать, но и видеть.
– Первый звонит, – полушепотом предупредил он своих домочадцев  и снял трубку.
Бодрый голос звонившего свидетельствовал о хорошем отношении начальника к своему подчиненному. Так обычно общаются приятели. Слышимость была отменная и жена с дочерью отчетливо слышали разговор.
Сразу после приветствия Первый секретарь обкома перешел к деловой части.
– Григорий, ты ведь родом из Белозерья будешь?
– Нет, из Беловодья – по армейски четко отрапортовал Григорий Алексеевич, ожидая дальнейший вопросов.
– Ну да. Все правильно, из Беловодья. Названия у них похожие.., – размышляя помедлил Первый и потом выдал свое задание:
– Съездишь в свои Белые воды на пару дней посмотреть на месте что там, да как. Родственников заодно проведаешь.
Необычность задания – отправиться в отдаленный неприметный леспромхоз озадачила секретаря райкома. Поехать в родные края дело не сложное и даже приятное, но трястись по бездорожью в таежный поселок  ему не хотелось совсем. Тем более за неделю до отпуска. Да и сибирское лето не лучшее время для такой поездки – мошки, комары и прочие кровососы.
Григорий Алексеевич попытался найти повод и отказаться от поездки. Это все-таки не его уровень инспектировать  леспромхоз. Для начала он решил спросить о цели столь необычной командировки.
– А что там случилось, в Беловодье? У меня отпуск через неделю. Как-то не с руки сейчас туда ехать. Нельзя ли повременить с этим делом, до моего возвращения?
– Нет, Григорий, повременить не получится. Вопрос на контроле на самом верху, – раздосадованно произнес Первый секретарь. – Ты в Беловодье давно не был?
– Лет шесть. Мост там через реку рухнул, а в объезд километров триста будет, – объяснил Григорий Алексеевич неувязку с транспортным сообщением в родное село, но скорее он хотел подчеркнуть никчемность захудалого леспромхоза в делах района – даже мост туда до сих пор не восстановили.
Безразличное заявление про рухнувший мост партийного босса раздосадовало. Ответил он не сразу, и затянувшаяся пауза означала, что он не доволен.
– Вот это как-раз и неправильно, – назидательно произнес Первый, – Как это люди у нас оказались отрезаны от цивилизации?
– Так они и раньше не особо рвались к цивилизации. И когда мост у них был. Таежные... А что там случилось? – снова спросил начальника Григорий Алексеевич, в надежде разрешить проблему с Беловодьем, никуда не выезжая. Тем более, она могла оказаться пустячной.
– Ты у меня спрашиваешь? – усмехнулся Первый. – Это, Григорий Алексеевич, у нас с тобой пинг-понг какой-то получается. Я у тебя хочу спросить, что в твоем хозяйстве происходит, а ты мой вопрос ко мне же  перебрасываешь.
– Да нет. Какой пинг-понг? Я съезжу. Все что надо выясню, – по деловому отрапортовал Большому начальнику секретарь райкома. – Проблема - то какая в этом Беловодье?
– Проблема, Гриш, в том, что мы не контролируем ситуацию. Твои белозерцы письмо в ЦК написали. Не знаю, как у них это вышло, возможно как-раз из-за отсутствия этого злополучного моста, но письмо дошло. И пишут твои земляки, что построили коммунизм. Просят дать указания, что им делать дальше. Ты понимаешь, что это значит? Мы не построили, а они - уже, – слегка усмехнулся Первый, и чуть помедлив, с тревогой произнес:
– А если и правда построили? Черт их знает, твоих таежных! Короче, вопрос на контроле. Надо ехать, и на месте все выяснять.
– Да нет. Ну какой коммунизм? – облегченно выразил недоумение Григорий Алексеевич. – Они обычный мост построить не могут, а коммунизм, видите-ли, построили.
С той стороны на шутку секретаря райкома не ответили, и Григорий Алексеевич торопливо добавил о своей готовности к действию:
– Но я туда поеду. И непременно проведу с этими «писателями» соответственную работу.
– Вот и хорошо, – одобрительно, в присущей царственным особам манере, согласился Первый секретарь обкома. – Выделю тебе, Григорий Алексеевич, обкомовский вертолет.
Младший начальник, как и положено, поблагодарил Старшего и стал спрашивать о сроках и форме предстоящего отчета. Устроит ли обычная записка, что факт построения коммунизма в отдельно взятом поселении не подтвердился, или нужен подробный доклад с изложением ошибок и заблуждений местных жителей. При этом Григорий Алексеевич умело намекнул: подготовка доклада затянется, а дело пустячное, и нет смысла тратить на это время. Очень уж не хотелось ему возиться с написанием мудреного текста, подбирая партийные штампы.
– Нет, Григорий, доклад и только доклад. По всей форме. Времени на ответ у нас десять дней, – не согласился на докладную записку Первый, и тут-же спохватившись решил подсластить свое задание:
– Вертолет получишь до конца недели. У тебя там родня. Как-то не по людски это: прилетел, улетел. Погостишь, пообщаешься. Рыбалка, грибы. Место там райское. Завтра жди вертолет, – подвел итог разговору  Первый секретарь и положил трубку.
Григорий Алексеевич тяжко выдохнул, на секунду задумался и поднял глаза на притихших жену и дочь.
– Вот такие дела, – помедлив произнес он, аккуратно уложив трубку на рычажки телефонного аппарата, – сами все слышали. Каникулы, доченька, отменяются. Боюсь, что в отпуск теперь смогу пойти дней через десять.
– Ничего не отменяются, – возбужденно выдала Настя.
Пока супруг разговаривал со столь важной персоной она пребывала в состоянии гипноза, а теперь вышла из него, и стала решительной, будто важное задание поручили именно ей.
– Мы поедем с тобой, – твердо сообщила она мужу.
– Куда? В эту Тьмутаракань? – уныло усмехнулся Григорий.
– Вот-вот, в эту самую, как ты говоришь, Таракань. – язвительно заметила Настя. – А я собственными ушами слышала: место там райское.
– Комары там, Настюша. Болота. Вода в реке – сплошные буруны. Купаться не получится, разве что утопиться можно без проблем. Гиблое место.
Григорий Алексеевич покривился и раздосадованно махнул рукой, но этим не охладил, а лишь раззадорил супругу.
– Гиблое, говоришь?, – не поверила словам мужа Настюша. – Обманываешь меня. Почему ни разу меня туда не свозил? А теперь и мост не хочешь восстанавливать. Что там у тебя? Старая любовь? Подружка молодости?
– Да какая подружка? Я там шесть лет не был.
– А до этого по три раза в год ездил. И всегда один. Почему? – не унималась Нася, – Клянись, что у тебя там никого нет.
– Что значит никого. Брат там у меня, племянники. Все мужского пола. Мужской пол у нас не в счет?, – попытался шутить Григорий.
– Не в счет. Я про женщин спрашиваю, – испытующе уперла взгляд в мужа Настасья.
– Про женщин? – улыбнулся Григорий Алексеевич, – Перечисляю: сестра двоюродная, тетка, и просто женщины в поселке тоже есть.
Настасье туманные, если не сказать насмешливые, рассуждения мужа про женщин таежного поселка не понравились. Она нахмурилась, но супруг решил лишь еще больше распалить ее.
– Настюш, отвечу прямо: женщин для любовных отношений, тебя же они интересуют, у меня нет и не было. Честью клянусь, – вытянув ладонь, как приветствуют в армии старшего по званию, произнес он нарочито строго.
Получилось это у него шутливо и забавно. Такой ответ между близкими людьми обычно разряжает обстановку, и далее уже не требуется объяснений. Но ревнивую супругу он не устроил.
– Нет. Так не подходит. Честью клясться не серьезно. У тебя ее нет. Жизнью и здоровьем клянись, – выдала она твердо.
– Настюш, ты что? Хочешь чтобы я заболел? – рассмеялся Григорий Алексеевич, – Зачем подвергать меня такой опасности? Поедем вместе. В это райское место. И будут там у нашей Леночки «райские каникулы».
Идея слетать в таежный поселок на вертолете Лене понравилась. Такого в ее жизни еще не было – предстояло приключение, наполненное новыми впечатлениями и ощущениями.
– Папулечка, я очень-очень хочу на вертолете, – восторженно захлопала она в ладоши, чем умилила чадолюбивого родителя.
Григорий Алексеевич по-особенному нежно улыбнулся дочери.
– Вот и славно, – подвел он итог тому, как все устроилось и, по привычке, выдал ценные распоряжения:
– Плащи осенние  возьмите, обувь непромокаемую, свитера. Ночи там холодные.
                ***
Обкомовский вертолет прибыл только к обеду. Летчик посетовал на неразбериху с командировкой. Долго не могли выяснить километраж до этого самого Беловодья. В результате топливо выдали с минимальным запасом.
Григорий Алексеевич предложил дозаправить вертолет, но супруга Настасья стала возражать. Время отбытия в «райский уголок» и так затянулось, а второй пилот заверил, что топлива хватит в оба конца, и никакой проблемы с этим нет. Григорий Алексеевич согласился.
Предполетное настроение у всех, кроме секретаря райкома, было приподнятое. Он не любил совмещать работу и дела семейные. Таких ситуаций он старался избегать. Не хотел при посторонних, а тем  более в присутствии подчиненных, выглядеть мягкотелым и домашним. Но на этот раз сложилось, как сложилось.
По-армейски подтянутые пилоты играючи загрузили тяжеленные чемоданы пассажиров. Точнее сказать пассажирок. Настасья Петровна уложила в них для себя и дочери немыслимое число разнообразных нарядов на все случаи жизни. Что-то незначительное имелось и для мужа. Исключительно на случай дождя – ветровка, сапоги и сменная пара носков. Григорий Алексеевич не предполагал надолго задерживаться в «райском месте», как он его теперь называл. На всё про всё и пары дней будет много – считал он.
Пока секретарь райкома давал последние распоряжения своему помощнику, приехавшему на аэродром проводить начальника, второй пилот с энтузиазмом объяснял дочери партийного босса назначение приборов вертолета.
Сидя в пилотском кресле Лена с восторгом слушала молоденького авиатора, почти-что ее ровесника.
Наконец, все устроились на своих местах. Пилоты завели мотор. Огромный винт начал раскручиваться все быстрее и быстрее, создавая вихревые потоки воздуха чудовищной силы – вертолет оторвался от земли. Лету предстояло с полчаса.
Аэродром находился за пределами городских построек. Сразу после взлета взорам пассажиров открылось «зеленое море тайги». Григорий Алексеевич не проявлял интереса к пейзажам. Он раскрыл газету. Только когда появилась река, он на пару минут прервал чтение, да и то лишь после оклика супруги. Ей все было в диковинку.
Пролетели и злополучный мост. У него разрушилась лишь пара пролетов, массивные же опоры сохранились в нормальном состоянии.  Восстановить мост не представлялось сложным, и не требовало больших затрат.
Секретарь райкома недовольно потянул носом и про себя подумал:
– Ерунда, а сколько проблем. Но идиоты вместо того, чтобы мост отремонтировать, коммунизм построили. За это партийного руководителя района не похвалят, а наказать вполне могут. Не за мост, конечно, а за самовольный коммунизм.
Вскоре появился и затерявшийся в «таежном море» поселок Беловодье. Первое на что обратил внимание партийный босс это церковь. Селяне ее отремонтировали  и восстановили купол. Красное полотнище закрепили прямо на крест. Выглядело это как издевательство то-ли над верой в Христа, то-ли еще хуже, над идеей материализма.
– Сажайте вертолет перед церквушкой. Другой площадки не будет, – скомандовал пилотам секретарь райкома.
Вертолет сделал круговой разворот и опустился прямо перед входом искусно выполненного бревенчатого сруба.
Встречать винтокрылую машину из него вышли дюжина бородатых мужиков и три дородных бабенки. В одной из них Григорий Алексеевич признал свою двоюродную сестру. Обычной же гурьбы  ребятишек, всегда бегущих на шум вертолета, не было.
– Как-то странно все у них стало, – с тревогой подумал партийный  начальник. – Что это они в церкви собрались? А еще, все ухожено, чисто и тихо. Ни тракторов, ни машин, да и вообще не слышно работающих механизмов. Лесопилка, похоже, тоже не работает.
Лопасти вертолета сделали пару последних оборотов, пилоты открыли дверь, и городской «десант» спустился по трапу на площадь.
Мама и дочка накинули поверх летних платьев ветровки. Было свежо. Григорий Алексеевич, как и подобает начальнику, предстал перед жителями таежного поселка в костюме, при галстуке и начищенных до блеска туфлях.
Пилоты закрыли двери «стрекозы», так они любовно называли свое воздушное судно, и стали в сторонке, ожидая команды.
– Пойдемте, – пригласил всех следовать за ним секретарь райкома, направившись к церкви.
Идти было два десятка шагов. Первой отреагировала на визит гостей сестра Григория. В статном мужчине она сразу признала брата.
– Гришка, ты? Какими судьбами? – подбежала она к нему, крепко обняла и держала так секунд пять, чем привела партийного чиновника в смятение. Деловой визит с первой минуты превращался в семейную встречу.
– Ну-ну, – высвободился Григорий из объятий сестры.
Придерживая ее на расстоянии от себя он искренне улыбнулся:
– Приехал, можно сказать, по делам. Но главное, с вами повидаться. С тобой сестренка, да и со всеми остальными. Со мной и мое семейство, –кивнул он в сторону жены и дочери, –  Моя супруга Настасья Петровна, и дочь Леночка
– Вот и отлично. А меня Дарья зовут. По-простому Даша, – протянула она руку жене брата  и сразу предложила:
– Мы сейчас обедаем. Пойдемте. Вы с дороги, проголодались. У нас еды на всех хватит.
Не дожидаясь согласия гостей Дарья по-свойски взяла Гришу под руку, увлекая за собой к дверям церквушки. Остальные, переглянувшись, двинулись следом.
Дарья уловила удивление гостей. Обернув к ним в пол-оборота голову. она пояснила:
– Эт теперь у нас не божья обитель, а столовая. Бога ж нет, – чуть усмехнувшись произнесла она , – а помещение осталось. Грех, если будет пустовать. Вот, переоборудовали.
Компания как-раз подошла ко входу, где стояли бородатые мужики и пара улыбчивых селянок.
– Ты смотри, Гриня вернулся, – толкнув в бок подругу прыснула одна из них, признав в степенном госте бывшего односельчанина.
Григорий Алексеевич пропустил бойкое высказывание мимо ушей и вместо приветствия лишь  прохладно улыбнулся развеселым молодайкам. С мужиками, что стояли поближе, он поздоровался за руку, и один из них, со словами «молодец, что приехал», по-свойски похлопал Григория по плечу.
При входе в церквушку Дарья велела гостям разуться. Полы только-что постелили, и свежие доски надо сберечь до пропитки пчелиным воском.
Теперь Григорий понял, что именно показалось ему особенно странным. Встречавшие их люди были кто в носках, а кто и просто босиком. Обувь они оставили в церковном предбаннике. Она без разбору валялась на полу.
Секретарь райкома нехотя разулся, поискал глазами подходящее место, и поставил свои модные туфли в стороне от общей кучи. В церковь- столовую он вошел в носках. Отсутствие обуви, конечно, сделало его ниже на пару сантиметров. Но изменение роста не имело значения. Понизился его статус. Человек без обуви из начальника сразу стал рядовым.
 Спутники Григория Алексеевича последовали его примеру и тоже разулись. Но в отличие от него не оставили свои обувки в предбаннике, а забрали с собой в общий зал. Здесь прямо перед иконостасом стояли длинные обеденные столы с приставленными к ним лавками. За этими столами, по всей видимости, могли расположиться все жители поселка.  Сейчас же столы пустовали, и только один из них был накрыт.
Бородатые мужики и бойкие молодайки уселись по своим местам и продолжили трапезу. Места хватило и для гостей. Они расположились за тем же столом. Дарья принесла разномастные тарелки и персонально выдала каждому   в комплекте с алюминиевой ложкой.
– Еду набирайте себе сами. Кто сколько хочет. Есть суп грибной, – указала она на огромную с ведро кастрюлю по центру стола, – а в чугунках зайчатина, или крольчатина, не знаю, кто энти зверушки теперь по роду-племени. Но вкусные очень, – благодушно рассмеялась хлебосольная хозяйка, усаживаясь за общий стол.
Обслужить вновь прибывших едоков взялась жена Григория Алексеевича, Настасья Петровна. Опросив каждого она налила им в тарелки ароматного супа.
– Даш, а хлеба нет? – поинтересовался Григорий у сестры. – Я привык суп с хлебом.
– Не.., хлеба у нас нет. А какой от него толк? Трава и есть трава, – накладывая себе в тарелку мясное рагу проронила Дарья. – Вон, грибков сушеных возьми, если привык что-то к супу вприкуску.
Прямо на столе в развернутой тряпице лежала горка высушенных до одеревенения грибных ножек. Гриша без охоты взял себе пару штук.
Бородачи тем временем перешли ко второму блюду – зайчатине. Ели они неспешно, и судя по их довольным лицам насытились до отвала. Столь-же  неспешно мужики запили плотный обед брусничным морсом. Потом, забрав свои тарелки и ложки, поочередно начали вставать из-за стола и унесли столовую утварь в дальний угол общего зала. Судя по всему, каждый вымыл там свою посуду.
Григорий ел вяло, без аппетита. Грибной суп он не любил, да и не проголодался еще. В полете он умял  бутерброд размером с лапоть. Его спутники закончили обедать  и переговаривались в ожидании программы дальнейших действий, он же продолжал неспешно помешивать остывший бульон.
– У вас здесь прям коммуна, – начал издалека разговор с сестрой Григорий, – Совместные обеды. И я так понимаю, за еду никто не платит.
– А у нас все без денег. Так вышло. Само-собой, – не вдаваясь в подробности безденежного жития скоро ответила Даша.
– Что значит само-собой? – добавил начальственной строгости в голосе секретарь райкома, – На всё должно быть разрешение и указание.
– Да какое, Гриш, указание? Мост у нас рухнул. Извини, без указания, – развела руками Дарья, – Ну а потом все и пошло.
Простецкое обращение Гриш, партийному боссу не понравилось. Рухнувший мост дело государственное, и панибратские разговоры здесь не уместны. Он молча отодвинул тарелку и неодобрительно поднял глаза на сестру.
Но она, как и не видела сурового взгляда брата, и по прежнему сохраняла беззаботность.
– Гриш, не надо на меня так смотреть. Я вашими мостами не заведую. Нашего завмага, Василя, помнишь?
– Помню. А он тут причем?
– А притом. Мост исчез, а с ним и продукты в сельпо. Деньги у людей тоже закончились – в магазин отнесли. Завмаг сумку этих денег взял и отправился за товарами в район. В объезд. И пропал. С тех пор – года три, как  денег у нас не имеется.
– Что!?– распрямился Григорий Алексеевич. – Завмаг сбежал с сумкой денег! Где заявление о краже!? Почему не информировали!?, – постучал он пальцем по столу, и помедлив, укоризненно обронил, – Тишь да благодать тут у них.
На Дарью начальственный тон государева человека впечатления не произвел. Она лишь рассердилась.
– Гришка, что это ты раскомандовался?, – урезонила она  брата. – Ну пропал завмаг. Может он заблудился. Или медведи его съели. А ты сразу кража, караул... А если и забрал он себе деньги, так и хорошо. Без них жить правильнее.
– Это не вам решать, как правильно жить. Нехорошие у вас тут дела. Будем разбираться. – отрешенно, как самому себе, пробубнил Григорий Алексеевич и неприятно замолчал.
Повисла долгая пауза. Сестра не стала отвечать и оправдываться. В разговор вклинилась Настасья Петровна. До этого она не особо следила за разговором мужа, но его последняя фраза ей не понравилась настолько, что она даже встала из-за стола.
– Григорий Алексеевич, – обратилась она к мужу по имени отчеству, – ну что ты на сестру набросился, да еще по делам? Она тут причем? Есть сельсовет, или не знаю что, с ними всё и выясняй. А сестра тебе, как-никак, родной человек.
– Да-да, конечно. Что это я вопросы Дарье задавать?, – спохватился Григорий. – Это мне с братом надо поговорить. Он, как-раз, председатель сельсовета.
Партийный босс впал в размышления. В мыслях он находился уже где-то в другом месте, обдумывая предстоящую встречу с главой поселка. Настасья Петровна лишь покачала головой.
– Ясно. Заклинило тебя. Не можешь ни о чем, кроме работы, – махнула она рукой. – Мы с Леной пока пройдемся, и ребята с нами.
Лена и ожидавшие указаний летчики тут же встали из-за стола, и   вся компания гостей расслаблено побрела к выходу. За столом остались только Григорий и его сестра.
Даша предложила заварить травяной чай. Она знает особый рецепт, и такого целебного и ароматного напитка больше ни у кого нет. Возилась Дарья с приготовлением травяного отвара с четверть часа. Григорий за это время успел пройтись вдоль настенных икон, прочел на них надписи, и некоторые образа потрогал.
Вскоре Даша вернулась к столу. За чашкой чая разговор с сестрой стал более душевным. Григорий спросил, как селяне переживают зиму. Узнал откуда у них столько зайчатины. Оказывается, смекалистые мужики отгородили двести метров обрывистого берега камнями до самой воды и запустили на этот «пляж» кроликов. Те нарыли там нор и расплодились до невероятности, скрестившись с лесными зайцами.
– Идея развести кроликов у вас, конечно, интересная. Молодцы. Тем более, что и клеток для них не надо. Сами себе норки копают. – по достоинству оценил задумку таежных жителей секретарь Райкома. – Не пойму только, почему ваши зайцы в лес на волю не уходят?
– А уйти они не могут. Никак. С одной стороны река. Плавать кроли не умеют, а с трех других каменная преграда. Сена и травы им бросаем, да клетки-ловушки возле воды поставили. Вот и есть у нас зайчатина на каждый день, – разъяснила брату Даша кроличьи возможности.
– Ну да. Действительно, – помыслил Григорий. – Такое тут положение дел. Селяне реку перейти не могут, а со всех сторон лес вековой. Завмаг, вон, попробовал с деньгами сбежать, да и сгинул в тайге.
Вскоре разговор зашел  и  о брате, главе сельсовета.
– Дашуня, скажи, а Володя все-еще председательствует?, – поинтересовался у сестры Григорий.
– Да нет у нас никакого сельсовета. Упразднился. Ты разве не понял? Денег у нас нет. А главе надо платить. Но главное не в этом, – произнесла с хитрицой Даша.
– А в чем?, – заинтересовался Григорий. – Разве можно совсем без органа управления остаться?
Задал свой вопрос партработник не нравоучительно, а по-свойски, благодушно. Травяной чай и рассказ про кроликов- полузайцев успокоили начальника.
Даша тоже отреагировала на высказывание об управлении не совсем обычно.
– Нет. Без органа управления остаться точно нельзя, – хихикнула она. – Ты Фрейда читал? Знаешь, такой был психоаналитик знаменитый.
– Положим, знаю. Когда-то читал, – помедлив ответил Григорий, не понимая к чему это про австрийца Фрейда спросила Даша. – Только его ведь  запретили.
– Не знаю, запретили или нет, а у нас в библиотеке и книга его есть, и комментарии к ней. Так вот. Профессор Фрейд сказал: «секс и деньги правят миром». Так ведь?
– Ну примерно так. И что?, – припомнил известную фразу Григорий, смутно догадываясь куда клонит Дарья.
– А то. Раз денег у нас нет, то что осталось? – вопросительно посмотрела на брата Даша, и сама же с улыбкой ответила, – То-то! А у кого в этом деле большие возможности и без Фрейда понятно.  Теперь мы, бабоньки, всем управляем.
Столь экстравагантный механизм управления обществом без денег ошарашил секретаря райкома. Он не нашелся, что и ответить сестре, не то чтобы возразить ей, и она задорно добавила:
– Так что, Григорий, с твоим вопросом об органе управления, без которого никак не обойтись, все верно – есть такой орган. Каламбурчик с этим словечком получился, но все так.
Последняя фраза у Дарья вышла с пошловатым намеком, но сказала она ее не грубо, а исключительно в виде пикантной добавки для большей убедительности. Григорий Алексеевич лишь хмыкнул и перевел разговор в другое русло.
– Ладно. Я не об этом хотел узнать. Сигнал поступил из области. Не знаю кто тут из ваших написал, писатели великие, – в сердцах произнес партийный начальник, – сообщают, что построили коммунизм.
– Все правильно. А что ты, Гриш, сердишься? Коммунизм- то чем плохо?
– Нет. Это совсем не плохо, и даже очень хорошо. Если вы его не так, как управление устроили. Нашим, пролетарским принципам следовали, а не всяким буржуазным «фрейдам».
– Конечно нашим, – убежденно произнесла Дарья. – Труды Ленина изучали. Все соответствует. У Ильича в заглавии его работы что написано?  Шаг вперед, два шага назад.
– Ну да. Есть такая у него работа, – задумался над словами сестры Григорий. – Но это про шаги вождь пролетариата, в философском смысле употребил. Все, Даш, не просто в этих статьях. Не каждый специалист в такой материи может разобраться.
Последнюю фразу партработник высказал язвительно. Но Даша не обиделась. Скорее, колкое замечание ее только подбодрило.
– А что здесь непонятного? Шаг вперед, два шага назад. Это вроде как танец получается – топтание на месте. А если десять вперед – назад двадцать, и это уже не топтание, а поход в обратную сторону.
– Ну-ну, поход, – начал подтрунивать над сестрой Григорий, но она этого не замечала и продолжила с еще большим энтузиазмом.
 – В историческом же развитии, – применила она для убедительности научный термин, – построение коммунизма, по Ленину, есть переменное движение, но в итоге все-равно назад.
– Ну и куда вы, как ты выражаешься, в вашем историческом развитии забрели? – попытался иронизировать Григорий Алексеевич, подозревая недоброе. – В капитализм, к феодалам, рабовладельцам.  Патриархат еще,  был. Хотя он не в счет. Патриархальное общество не классовое.
– Верно, – обрадовалась Дарья, что смогла донести партработнику главное. – Коммунизм, он как-раз и предполагает покончить с классами. Только у нас женское начало по способу управления, и потому не патриархат, а матриархат. От каждой по ее возможностям – это, сам понимаешь, не проблема, и каждому по его потребности.
Выслушав рассказ сестры о житие в советском поселке, пусть даже таежном, удаленном от мира, секретарь райкома не нашелся, что и ответить. Он мог предположить многое: селяне сочли за коммунизм дележ имущества, уравниловку, пусть даже пьянство беспробудное, но то, что он услышал не шло ни в какие ворота.
– Надеюсь, хоть многоженства у вас нет?, – только и спросил он.
– Нет, конечно, – с выражением гордости, как о важном достижении, ответила Дарья. – Какое многоженство? У нас концепция матриархата – многомужество без брачного договора, как формы порабощения.
– Н-да, – вытянув губы взялся за подбородок Григорий Алексеевич. Спорить и что-то доказывать смысла не имело. Он обмяк, задумался, и потеплел.
– Дашунь, – любовно обратился Григорий к сестре, – вот скажи, не сама-же ты все это придумала? Словечки всякие мудреные: концепция, форма порабощения. Кто-то тебя этому научил?
– Раиса, – бойко выпалила Дарья. – Подруга твоя. Она у нас самая умная. Не зря же татарская кровь. Да и образованная она – училка.
– Ну, во-первых, она мне не подруга, а просто одноклассница. А во-вторых, и меня это сильно огорчает, – сделал паузу Григорий, –  учитель с такими взглядами преподает сельским детям, да и своих у нее двое.
– Почему двое? Ты, Гриш, не в курсе. У нее девчонка и два пацана. Младший, она говорит, от тебя.
– От меня? Прямо так и говорит?, – рассмеялся Гриша. – Да я лет шесть с ней не виделся. Приезжал на День Победы. И повторяю, мы виделись, и она поцеловала меня в щеку. А дети, Дашунь, они пока-что через прикосновения к щекам не образуются.
Григорий стал серьезен в надежде на принятие его ответа. Но Дашу доводы о способах производства детей не убедили. Она отреагировала на заявление брата по- своему.
– Ну да. Все сходится, – объявила она бойко, – ребеночек у Раисы в аккурат через девять месяцев после твоего приезда родился.
Уверенность, с которой она сообщала от кого у местной учительницы  младший сын, а главное благостное настроение с которым она об этом сообщила привели Гришу в смятение. Ему стало не до шуток.
Слухи, если они вольно барражируют несколько лет подряд, превращаются в неоспоримые факты. Отмазаться от них невозможно. Что бы он сейчас не говорил в свое оправдание, это только усилит вес слов обманщицы Раисы. Но главное, это дойдет до его ревнивой жены Насти. Она и так все время на взводе, а тут такое известие.
– Нет, вариант есть только один, – рассудил Гриша, – срочно отсюда линять.
Он поднялся, поправил пиджак, отряхнул с него несуществующие крошки.
– Пожалуй, пойду, – озвучил свое решение Григорий.
– А зайчатина?.. Гриш, ты ее даже не попробовал, – расстроилась Даша.
– В другой раз. Дел по горло, надо возвращаться, – перешагнул Гриша через лавку, намереваясь уходить.
– Вот так на... Ни с кем не повидался. Ты, вообще, зачем приезжал? – то ли спросила, то-ли удивилась Дарья.
– Да ни зачем, – отмахнулся от ответа Григорий Алексеевич, – А с тобой мы повидались, – ласково посмотрел он на сестру, и перевел взгляд в пол.
От неприглядного вида босых ног партработник досадливо вздохнул.  Не так он представлял свой приезд в подконтрольный таежный поселок.
– Провожу тебя, – взяв брата под руку быстро решила Дарья, – Хотя жаль, что так быстро уезжаешь. Скоро наши должны вернуться, мог бы и задержаться на часик.
– А где они? – остановился Григорий.
Вопрос куда подевались все жители поселка у него возник с первой минуты, как приземлился вертолет, и теперь заинтересовал снова. Уехать, не выяснив все в деталях,   было не в привычке у партийного начальника.
– Девки и парни, кто по-моложе, заводь на реке восстанавливают. У нас все работы общественные.
– Общественные - это хорошо, – кивнул Григорий,продолжая шагать к выходу из церквушки. – А ребятишек почему не видно?
 –  Они с Раисой в лес ушли. Занятия у них там.
– Какие еще занятия..?, В лесу, – неодобрительно произнес Григорий Алексеевич.
От упоминания имени лжелюбовницы он напрягся и ускорил шаг.
– Гриш, ну что ты так? – заметив перемены в настроении брата попыталась сгладить ситуацию Дарья. – Встретился бы ты с ней. Да и с сыном познакомился. Нехорошо чураться. Они вот-вот будут. У них в лесу уроки природоведения. Заодно дети ягод, грибов наберут.
Отвечать сестре рассерженный брат не стал. Они как-раз подошли к выходу, где он оставил свои модные туфли. Но их там не было. По крайней мере на том месте, где он их оставил.
Встав на колено Григорий заглянул под лавку, и даже пошарил там рукой в поисках туфель.
– Даш, где моя обувь? Похоже их украли, – поднявшись с колена посмотрел он в глаза сестре, –  Мне что теперь, босиком идти?
– Почему босиком, вот же!, – указала Дарья на пару изношенных почти до дыр подобия ботинок. Отслужившие своему хозяину кирзовые сапоги он модернизировал в высокие ботинки, обрезав их голенища.
– В этом? – пренебрежительно указал на видавшие виды обувки Григорий.
– Ну да. Они вполне пригодные, и по размеру подойдут, – пожала плечами Даша, – Твои кто-то взял. Они ему подошли, а значит и его ботинки будут тебе впору. Одевай. У нас все общее.
– Что значит взял? Украл он мои туфли. Развели тут черти-что, – в сердцах ругнулся Григорий, засовывая ступни в бесформенные чёботы.
– Гриш, ну что ты чертыхаешься? Да еще здесь, и всуе.
– Всуе это, Даша, не про чертей, а про другое. Книжки не те вы читаете.
Григорий распрямился в проеме перед входом в церковный зал. С фрески купольного свода на него смотрел Спаситель, и простолюдину Грише, (в стоптанных чёботах  его статус на большее не тянул)  показалось, что Христос одобрительно подмигнул ему.
Партработник перекрестился.
– Во! Так ты крестишься? А еще и коммунист, – изумилась Даша.
– Одно другому не мешает. Нехорошо воровать друг у друга, – без особого значения обронил партийный босс библейскую заповедь, и уже выходя на улицу добавил:
– И мужей своих любить и уважать надо. А то у вас, как не стал мужик приносить денег, так и не нужен он вашим бабам.
– Почему не нужен? – не согласилась с выводами брата Дарья, – Очень даже нужен, и не один, а и два, и три. Какой по хозяйству мастак, кто по другим делам.
– Это я понял. Я про другое, – отмахнулся Григорий, более не желая  обсуждать тему матриархата.
За порогом церкви его интересовало только одно – побыстрее убраться отсюда, пока нелепая сплетня о внебрачном сыне не дошла до жены.
По счастью для срочной эвакуации все складывалось благоприятно. Вертолет стоит в сотне шагов. Оба пилота на месте. Старший в сторонке курит. Молодой выволок из багажного отделения чемодан, уложил его на землю и о чем-то болтает с дочкой Леной. Настасья Петровна пока-что только открыла чемодан.
– Вот и славно. Все на месте, – с облегчением подумал Григорий Алексеевич. – Пять-десять минут, и без спешки отчалим.
 Степенной походкой партийный босс подошел к вертолету.
– Гриш, как думаешь, нам с Леной в ботинки переобуться или сразу в сапожки резиновые?, – поинтересовалась у мужа Настасья, вынув из чемодана обувь для себя и дочери.
– А ничего не надо. Назад все складывай. Мы уезжаем, – без объяснений, ответил жене Григорий. О причине срочного отъезда он планировал сказать потом. Уже в вертолете.
– Почему не надо?! – не дослушав мужа растерянно переспросила Настасья, – Мы с Леной полчаса прошлись в босоножках, и все ноги в песке. Ты, вон, переобулся же, – указала она мужу на его «обновку».
– Я не переобулся, меня переобули... Точнее, обули меня, как лоха, – укоризненно посмотрел на сестру Григорий.
Дарья чуть смутилась от колкое замечание, но отвечать не стала. Она держалась рядом с братом на правах провожающей и возражать ему было неуместно. Григорий Алексеевич смягчился.
– Да и черт с ними, с туфлями! Это неважно. Мы уезжаем, – повторил он свое решение об отъезде, но уже не жене, а пилотам. Те по-военному четко козырнули и поднялись в кабину готовить машину к взлету.
Настасья Петровна молча начала укладывать в чемодан еще не распакованную обувь. При всей своей мягкости, Григорий Алексеевич порой становился непреклонен, и супруга научилась определять это состояние безошибочно. Единственная, кто всегда могла повлиять на его решения в такие минуты, была дочь Лена. Она начала канючить.
– Папуль, ну ты же обещал! Зачем сейчас уезжать? Давай останемся. Я домой веток камыша хотела нарезать, – показала она заготовленные ножницы.
– Остаться, Ленусь, не получится. А камыша мы, конечно, нарежем, и я знаю отличное местечко, – ласково отреагировал добросердечный папаша на просьбу дочери.
Идти предстояло недалеко. Прямо за церквушкой начинался  спуск к заболоченному озерцу. Его берега сплошь поросли сочным камышом. Дарья взялась показать короткий путь к воде. На все про все могло уйти минут десять.
Вернулись отец с дочерью даже раньше. Настасья Петровна уже расположилась в кресле вертолета и смотрела в иллюминатор. Дарья поднялась к ней попрощаться, пока пилоты не закончат подготовку к полету. Они зачем-то открыли один из люков в чреве винтокрылой машины и что-то там рассматривали.
– Есть проблемы? – подошел к ним Григорий Алексеевич.
– Топливо у нас слили, – оторвавшись от переговоров с помощником виновато доложил первый пилот. –  На обратный полет может не хватить.
Партийного начальника ответ пилота не удивил. Сообщение о краже топлива он принял как должное, не стал ничего выяснять, а сразу принял решение:
– По ту сторону реки, километрах в сорока большой леспромхоз. У них заправимся, раз такое дело. По рации свяжитесь и предупредите их заранее.
– Григорий Алексеевич, – замялся первый пилот, – помимо топлива, аккумуляторы стащили. Не получится связаться, все обесточено.
– Хочешь сказать, стали мы здесь мертво? Правильно я понял?
– Именно так, – по военному кратко ответил начальнику пилот, и чуть помедлив неуверенно произнес:
– Не знаю, зачем им столько керосина, а аккумуляторы вообще ни для чего. На машины они не подходят. Может вернут?
– Не может. Здесь никто ничего не вернет. Приспосабливать будут, разберут на части, но точно не вернут, – вздохнул партработник. – Одна надежда: нас скоро кинутся и пришлют другой вертолет.
– Быстро может и не получится, – туманно ответил опытный пилот на предположение начальника о скором возвращении домой, чем весьма его озадачил.
– Это почему? – в упор посмотрел на летчика Григорий Алексеевич.
– В полетном задании ошибку допустили. Перепутали. Вместо пос. Беловодье, записали пос. Белозёрье. А это в другом направлении.
– Вот как ..., – крякнул партработник, – Тогда сушить нам тут весла долго придется. Бороды отрастим, как у местных  и еще чему хорошему у них тут в тишине наберемся. Будем наслаждаться, – присел он на колесо вертолета, размышляя как выбраться из этого забытого всеми места.
«Насладиться» тишиной не получилось. По пыльной улице ведущей к церкви неслась ватага ребятишек. Они возвращались из леса, и увидели вертолет. В мгновение они облепили алюминиевую «стрекозу». Те, кто посмелее, пробовали оценить прочность ее конструкций, трясли стойки колес, пытались вскарабкаться на фюзеляж.
Таких чумазых оборвышей Григорию Алексеевичу еще не приходилось встречать. Ну разве что в фильмах о беспризорниках гражданской войны.
Попытки пилотов утихомирить сорванцов ни к чему не привели. Те как и не слышали их призывы к порядку.
– Григорий Алексеевич, ну скажите хоть вы им! Должны же они хоть кого-то послушаться!, – возбужденно обратился за помощью к партийному руководителю старший пилот.
– Боюсь, что меня они не послушаются. Может Дарья Ивановна сможет? – переадресовал вопрос сестре Григорий. – Даш, угомони ваших ребятишек. Пока эти бандиты  не разнесли тут все.
Даша и Настасья Петровна как-раз спускались из вертолета. Судя по всему женщины нашли взаимопонимание, и что-то живо обсуждали.
Поведение «ребятишек» Дашу нисколько не смущало, и то как брат обозвал их бандитами ей не понравилось.
– Гриш, ну какие они бандиты? Они же дети, – укорила она его.
– Ну да... Все лучшее у нас детям. Хотя, как я посмотрю, у вас детям всё, – начал сердиться Григорий, – Так и у всего есть предел.
– Ты о чем? Какой предел?, – не поняла претензий брата Дарья.
– О том... Что это они у вас такие грязные и оборванные? Дети ваши.  Родители у них есть, в конце-концов?
– Родители есть. Но воспитание детей, Григорий Алексеевич, у нас не индивидуальное, а общественное, – подчеркнуто официально объявила Дарья. –  Груднички с мамами, а потом всех определяем в интернат.
– Понятно.., – удрученно проронил партработник. – Такие вот «ростки»  будущего у вас получаются.
Пока все отвлеклись на разговоры, «ростки будущего» проникли в салон вертолета, где без присмотра остались оба чемодана. Не прошло и минуты, как их содержимое разошлось по детским рукам.
Первой расхитителей заметила Лена.
– Мама, наши вещи!, – вскрикнула она. Но было поздно – ребятня кинулась врассыпную.
Их было бы не остановить, но по счастью подошла Раиса. Одного ее окрика хватило, чтобы навести во всем порядок. Ну, или почти во всем. Те, кто не успели сбежать, стали подходить и сдавать украденное.
Про себя Григорий заметил, как все-таки хороша Раиса. Словно и не было шести лет, которые он ее не видел. Она, казалось, стала только привлекательнее.
– И что я не остался тогда с ней? – подумал он. – Мужа ее побоялся, а она ведь была не против. Теперь вот пустые слухи распускает про то, что сын у нее от меня. Вот чертовка!, – с сожалением размышлял Григорий, ругая то ли себя, то ли свою школьную любовь Раису.
Но теперь это уже не имело значения. Теперь он наблюдал, как дочь Лена вместе с мамой получали из рук Раисы украденные вещи. Настасья Петровна в знак благодарности вручила спасительнице одну из своих кофточек. Раиса по-началу отказывалась брать, но потом согласилась. Супруга Григория ей что-то сказала, и молодая женщина с удовольствием примерила на себя модную вещицу. Они по-дружески рассмеялись.
Партработнику эта сцена показалась знаковой. Обычно так начинают развиваться хорошие событий. Надо только правильно расставить все по своим по местам. А в этом он большой дока.
– Даша, я совершенно точно тебе сказал, хоть чем хочешь поклянусь: младший сын у Раисы не от меня, – сделал он первый ход в нужном направлении.
– Может и не от тебя. История странная. Ты уехал, а она вскоре с мужем развелась. Потом ребенок. И с тех пор одна.
– Вот как? Одна..., – задумчиво произнес Григорий Александрович, не решившись сказать свою мысль до конца.
Сделала за него это Даша. Высказалась она ее ясно и просто.
– Это ведь у вас со школы тянется. Она тебя из армии ждала, а ты ее обманул.
– Ничего не обманул, – изобразил недоумение Григорий Алексеевич, хотя  врал, ведь так и было: обманул он Раису. Обещал жениться на ней, а сам по-тихому уехал в город. Но кто теперь, что помнит.
– Ну, не знаю, – почти-что согласилась с братом Даша. – Если ребенок не твой, Райка наговаривать не станет. Так что не волнуйся.
– А я и не волнуюсь. С чего? Я и двоих детей могу прокормить. И даже троих, – попытался шутить несостоявшийся казанова.
– Волнуешься, Гриш. На тебя же больно смотреть, – сочувственно заметила брату Даша.
– Да нет. Я за супругу переживал. Настюха жуть какая ревнивая. Не приведи бог, станет устраивать Раисе разборки. А так, вижу у них все нормально, – показал он на мирно болтавших женщин.
Про себя же Григорий Алексеевич подумал совсем другое: не от супруги он ожидал проблем. Она никогда не станет буянить. Темперамент не тот. Вот и сейчас, распрощавшись с Раисой, она мило ему улыбнулась.
– Ну вот все устаканивается, – помыслил секретарь Райкома, и улыбнулся жене в ответ. – А что? Здесь не так и плохо. Воздух свежий, зайчатина.
Григорий вдохнул знакомого с детства аромата мокрой хвои, и продолжил размышлять:
– Опять-же, кто теперь здесь за главного? Меня ж позвали. Проясню таежным новый курс развития. Двинем от матриархата дальше, а раз дальше некуда, то назад в патриархат. Мужики меня поддержат.
То, что бородатые мужики его поддержат, партработник принял как аксиому. Ну а как иначе. Бородачи всегда были, есть, и будут главным условием всякого начинания.
– Первое, – начал он мысленно выстаивать план действий, –  это уйти от многомужества.
– Тьфу, какая гадость, – брезгливо поморщился Григорий от одного упоминания этого слова. – К многоженству перейдем. Вон какая славная Раиска! Будет мне вторая жена.
От того, как можно все устроить, Григорий Алексеевич мечтательно вздохнул. Он мастак решать сложные вопросы. Надо только быть начеку.
От последней мысли внутри у парт-работника неприятно ёкнуло:
– Решать вопросы ты, Гриня, может и насобачился. А вот как дойдет до чего-то практического, что тогда? Ни по хозяйству, ни по другим делам ты с местными мужиками конкуренции не потянешь. В их нынешних реалиях разве, что из жалости, оставит тебя Настюха третьим муженьком. А может и четвертым.
Настасья Петровна подошла к мужу. Не сказав ни слова, с милой улыбкой на лице, она со всего размаху врезала ему по щеке.
                ***
От неожиданности, Григорий Алексеевич вскрикнул: «Настюха, за что?!»... И открыл глаза. Жена стояла рядом. Чуть тронув ладошкой его гладко выбритую щеку, она ласково произнесла:
– Гришуня, ты что?
– Я?.. Ничего, – моргнул глазами партийный босс, возвращая себя из сновидения.
– Ну да, ничего, – улыбнулась мужу Настасья Петровна. – Совсем заработался мой любимый трудоголик. Мы с Леночкой зашли, ты с нами поздоровался, предложил присаживаться и тут-же уснул. Прямо в кресле. Мы сразу и не поняли, что ты спишь.
– Да, папуль. Ты сидел как мудрый сфинкс, и даже не шелохнулся. Только глаза у тебя были закрыты, и так минут десять,– легонько хохотнула дочь Леночка, – А ты знаешь зачем мы с мамой пришли?
– Да-да, конечно знаю. Насчет отпуска и поездки на море, – потянувшись к кнопкам селекторной связи, сходу перечислил просьбы жены и дочери государственный муж.
Помощник ответил, и партийный начальник выдал ему указание:
– На завтра закажи мне три билета в Сочи. Если бизнеса не будет, то в эконом. И два номера в наш ведомственный санаторий. Один семейный люкс, и один люкс обычный. Второй можно двухместный, но без подселения. Это я для дочери. Взрослая уже совсем, – подмигнул дочурке заботливый папаша, и она радостно сжала свои маленькие кулачки.
– Папулечка, ты мой любимый! – полушепотом выразила она свой восторг. – Сочи... Санаторий... У меня собственный номер.. Просто рай... Настоящий коммунизм.
– Да-да, там коммунизм.., – что-то вспомнив, странно отреагировал на слова дочери секретарь райком.
Он неспешно уложил телефонную трубку, напряженно размышляя не забыл ли он дать еще каких указаний своему помощнику, но тот опередил начальника, и позвонил ему сам по громкой селекторной связи.
– Григорий Алексеевич, а что с письмом из Беловодья? Мост у них рухнул. Зарплат у лесорубов не стало, и товары в магазин с перебоями возят. Просят помочь, а вы никакой резолюции не поставили. Отказать им, или потом рассмотрите?
– Никаких потом. Это срочно и, как говорил наш классик, архиважно, – запнулся при упоминании классика коммунизма секретарь райкома, голос у него дрогнул, и далее он продолжил свое распоряжение на пол тона ниже:
– Записывай: К ремонту моста в Беловодье приступить немедленно. Под личную ответственность нач. строй-треста 601 тов. Гарюнова В.В. работы завершить до 10 августа.
Григорий Алексеевич перевернул календарь, сделал в нем пометку, и не для протокола объявил помощнику уже по-свойски:
– Я как-раз вернусь из отпуска. Проверю.
Григорий Алексеевич отключил селектор и, как после завершения трудной работы, протяжно выдохнул. Жена и дочь посмотрели на него с восхищением. Важный начальник расслабился, откинулся в кресле, и произнес то ли для них, то ли самому себе:
– Надо же. Рабочий поселок в отрыве от района оказался. Телефон бы туда провести... Но это можно и не так скоро. Чуть позже.
                ***
А скоро, чуть позже, появятся мобильные телефоны, и, как завещал  великий классик коммунизма, будет сделано два шаг назад – из босоногого социализма в жуликоватый капитализм.
Многое изменится и многое прояснится, но вот за что Настюха  тогда врезала  Григорию, он так и не узнал.