Первая встреча

 26 февраля 2020 года. Жду его в назначенное время на станции метро "Чистые пруды". Он предупредил, что немного опоздает, поэтому я стою почти вплотную прислонившись к стене, чтобы в меня не врезались пассажиры, спешащие к эскалаторам. Как всегда в моих ушах наушники, я слушала тогда песню "Dead to the World" группы Nightwish, причем несколько раз подряд. Мне особенно нравились там строки "Heaven queen, carry me аway from all pain. All the same take me away, we're dead to the world!" Позже я пойму, что эти слова станут для нас пророческими.
 Я ждала довольно долго, но наконец увидела его. Первое, что бросилось в глаза - лицо. Но не взгляд, не сами глаза. Напротив, они как-то блекли, казались совершенно невыразительными, и здесь дело было даже не в том, что он был в очках. Это просто его особенность внешности: когда Ваня смотрит прямо, его взгляд кажется почему-то невыразительным, для меня в тот момент невозможно прочесть его душу, его мысли и чувства. Именно поэтому когда я только увидела его фото, он мне поначалу не показался красивым - лишь потому, что тоже смотрел на них прямо. Все меняется, как только Ваня немного поднимает взгляд, о чем-то думая или мечтая - вот в такие моменты можно отчетливо увидеть, кто он на самом деле, но в тот вечер я смогла это сделать несколько позже.
 А пока что я для себя отметила, что он очень похож на лисенка в образе человека, и не только потому, что у него русо-рыжеватые (отчасти из-за остатков некогда красной краски на кончиках) волосы. Вообще все его лицо, почти все черты были несколько острыми, как и немного прищуренные карие глаза, тогда еще не выражающие для меня четких эмоций. Вот эта вот его первоначальная непроницаемость и сбивала меня с толка, я не знала с чего начать разговор. Но как-то мы начали общение, и, уже поднимаясь на эскалаторе, обсуждали наше общее увлечение - фехтование. Да, несмотря на то, что я "инвалид 1812 года", как меня называли в вузе из-за моей диспластичности и поврежденной спины, я очень любила даже просто держать шпагу в руке. С той темы мы, оказавшись на улице, плавно перешли на обсуждение района самих Чистых прудов и направились к известному зданию, сплошь покрытому изображениями птиц и фольклорных животных. Тогда я обратила внимание, что у Ивана такая же как и у меня особенность речи - мы оба несколько картавим, и по-французски нам говорить проще. К слову, он очень удивился, узнав, что из-за этого в вузе мне то и дело говорили, что любой зритель устанет меня слушать через пять минут - ну на тот момент я сама уже опровергла слова тех погрязших в стереотипах людей.
 Пройдя дом с птицами, мы добрались до Покровки. К слову, я толком и не знала, куда мы дальше пойдем и чем будем заниматься. По-видимому, Ваня тоже не имел четкого плана и не хотел даже сидеть в кафе. Что ж, значит нужно найти тихое место - к счастью, на улице было не так холодно, и мелкий дождь почти сразу прекратился.
 В поисках такого места мы прошли через музей старинных кукол, где я и начала немного открываться в своих пристрастиях, рассказав, что знаю многое про старинные фотографии детей, как по ним можно отличить, живой ребенок или нет (кто не знает, в викторианскую эпоху было модно делать фотографии умерших людей, в частности детей, чтобы хранить их потом как память), и как я сама еще в вузе проводила некоторые наблюдения над своими сокурсниками, пока они спали в перерывах между парами.
 Я поначалу думала, что Иван тоже, как и многие испугается, узнав о моих наблюдениях и небольших экспериментах, но нет, он вел себя очень спокойно. Впрочем, теми рассказами вряд ли можно было напугать человека, который для многих выглядит так, словно сам только что восстал из могилы. Да, у нас получался контраст: я в своей обычной зимней одежде, а он в пальто до щиколоток и сапогах на каблуках.
 Разговорившись про то, как можно отличить спит человек или притворяется, мы зашли в какой-то переулок и устроились на скамейке возле старинного дома-музея, который вечером из-за отсутствия света в окнах выглядел несколько зловеще. Но это очень вписывалось в происходящее: сидят двое влюбленных в смерть напротив старого здания, которое смотрит на нас черными глазницами окон и размышляют о том, что находится Там, за гранью мира. Да, мы быстро дошли и до этой темы, а потом меня уже так понесло, что невозможно было остановить. В общей сложности в тот день я говорила, наверное, часа три, а Ваня внимательно меня слушал. И, что самое важное, он это делал с интересом, не перебивал и не боялся. Рассказав немного про свои спектакли, я перешла к более больной теме - к тому, что происходит с героями моих литературных произведений. Да, на тот момент Иван, несмотря на цвет своих волос, уже показался мне подходящим кандидатом для нового сюжета... Еще не имея в голове даже плана новой истории, я уже знала, что скоро и его герой полетит в моей истории в снег, обливаясь кровью. При этом я как-то виновато на него смотрела, словно говоря: "Хочешь я тебе секрет открою? Ты - следующий". Не могу сейчас сказать, понял ли Ваня тогда мой намек, но наше общение не прерывалось - никуда сбегать от меня он не собирался, а это уже было хорошо.
 Посидев еще немного на скамье, мы решили отправиться дальше, и, наверное, прошли все подворотни центра Москвы, заглянули во все калитки, на которых порой можно было увидеть голые ветки виноградника. Да, об этом я тоже Ване сказала, а потом решилась на совсем откровенное - рассказала чем и как периодически лечу свои нервы и зачем всегда ношу с собой платочки. И это тоже его не испугало! К тому, что у меня на каждом спектакле подготовлен пузырек с маслом лимонной вербены, он тоже отнесся вполне нормально - позже я пойму, почему.
 Вообще в тот вечер Иван был в основном спокоен как удав, но, возможно, это потому, что он был уставшим после школы. Как же, наверное, тяжело такому как он лишь рассказывать 20-30 совершенно равнодушным к прошлому подросткам, в особенности если речь идет именно о Средневековье, не имея возможности сделать большее. Мне в голову невольно лезет картинка, где Иван рассказывает этим вечно спящим или сидящим в телефонах остолопам о первом крестовом походе и думает: "Боже, и что я здесь делаю - мне самому нужно там оказаться, сражаться за веру и честь, быть верным рыцарем своего короля! А я вынужден жить в эпоху, где подобные высокие порывы чаще всего высмеивают и считают глупостью!"
 
 Наконец, пройдя еще немного, мы нашли детскую площадку, где были подходящие мне качели. И здесь началась самая, пожалуй, романтическая часть нашей встречи, когда Ваня меня начал раскачивать. Тогда я уже рассказала ему одно из самых своих больных воспоминаний, когда ректор лишил меня красного диплома лишь из-за своего предвзятого ко мне отношения.
 И вот тогда произошло то, что стало для меня решающим в мнении насчет Ивана. Едва услышав эту неприятную историю, он так посмотрел на меня... буквально изменившись в лице. Он словно и не догадывался, что такое возможно, что в мире существуют такие моральные уроды. И вот это его участие, настолько сильное небезразличие ко мне и стали факторами, повлиявшими на то, что я влюбилась. Позже, мы менялись, я немного его самого пораскачивала на качелях, а потом, когда мы оба стояли, я впервые слегка прикоснулась к его лицу со словами: "Ты знаешь, я не до конца верю, что ты действительно живой..."
 До сих пор помню те ощущения на кончиках пальцев, какие на ощупь были у него волосы. В тот момент я, освещаемая лишь светом фонаря, еще скрывала свои истинные только что зародившиеся чувства. Поэтому Ваня не заметил мое состояние. Да и нас отвлекло неожиданное появление на площадке кошечки, которая почти сразу начала ласкаться к ногам Вани, а потом ко мне. Это милое, хрупкое создание нас обоих очень растрогало, но поговорить особо уже не получилось. Стало холодать, и мы решили отправиться по домам.
 По дороге к метро был забавный случай - Ваня наотрез отказался переходить дорогу на красный свет, хотя машин не было, и мне пришлось почти две минуты его ждать на другой стороне. Но, прощаясь, у метро, я уже знала, что мы обязательно еще встретимся, как знала и то, что теперь я совершенно и безнадежно влюбилась, и в тот день было мое первое настоящее свидание.