Глава 2. Следователь, Шапка

Ещё молодым следователем я прибыл четвёртой Городской отдел милиции Индустриального района города Хабаровска в 1997 году для прохождения практики следователем. Там я познакомился с начальником отдела Юрием Леонидовичем Телковым, человеком искренним чистым не только душой, но и языком. Я никогда не слышал, чтобы он сквернословил или матерился. Это был человек, который прошел Афганистан, был ранен, со слов многих моих коллег, у него ещё остался осколок с той войны. Потом он отработал простым участковым, отучился, стал следователем и дошёл до начальника следственного отдела.
 Этот человек был скромным поэтому он не много рассказывал про ту войну. Знаю точно, что некоторых своих коллег он устроил рядом и они работали вместе. Это называется боевое братство. Именно Юрий Леонидович научил меня многому тому, чему должен научить начальник следствия своего подчиненного и, в первую очередь это работа с людьми. Такому научить мог только человек весьма опытный и хорошо разбирающийся в своей профессии, а самое главное, в людях.
На любой планёрке, совещании, этот человек всегда расставлял приоритеты, не требовал невозможного, но только то, что было возможно сделать в этих не простых условиях, в конце 90-ых. Работа тогда была налажена не плохо в ведомствах, хоть заработные платы оставляли желать лучшего. Вот именно тогда проявлялась вся сущность человека. И многие работали за честь и совесть, а кто-то ради разрешения каких-либо собственных интересов или проблем. И вот это его отношение к людям, к своим подчинённым, вызывало искреннее уважение у людей, у своих коллег, да и не только. Столько лет уже прошло, а все воспоминания, связанные с этим человеком только лучше и чище с годами в моей памяти.
Он сразу сказал мне, что, если мне что-то будет непонятно, чтобы я приходил, и он всё мне объяснит. И это было действительно так. Я приходил, и он со мной буквально нянчился, объяснял мне от как необходимо строить следственные действия, порядок делопроизводства, что именно нужно делать, как себя вести. Именно от него я на всю жизнь запомнил такие слова: «Работа следователя начинается с допроса потерпевшего, и вся дальнейшая работа строится от результатов этого допроса и его заявления». 
И вот, наконец-то у меня был свой собственный кабинет. Ещё вчерашний студент начинал осваивается в новой профессии. Забавно, потому что работу следователя я знал лишь от своей парты в учебной аудитории, но, а практика эта практика.
Я не претендую на точное воспроизведение всей истории, которые я описываю и все сходства или различия с тем, что было, я могу соотнести к своей плохой памяти. но основные события я излагаю точно. Может быть тот, кто был причастен к этой истории поправит меня или скажет, что что-то я придумал. Но если что-то я добавил от себя, пусть это останется на моей совести.
Однажды заходя в райотдел, я услышал крики и матерную ругань. Подойдя к дежурке я спросил, что там происходит, на что оперативный дежурный, с которым я уже успел довольно хорошо познакомиться, ответил что задержали домушника, и этот вор был поистине огромный. Оперативные работники не могли просто так связать его вдвоём или втроём, отработал весь райотдел. Они скрутили его, пристегнули наручниками к решётке окна и батареи.
Я поднялся на второй этаж и посмотрел на это чудо. Это был огромный мужик лысый, и под левым глазом у него красовался небольшой, но аккуратный синяк. Он чем-то напомнил мне Моргунова из фильма «Приключения Шурика». Он истошно орал и пытался вырвать решетки окон крича то: «Милиция, милиция! Меня бьют!», - то: «Меня бьют менты! Спасите! Помогите! Беспредел!». К этому человеку и подходить то было страшно, этот мужик орал так что слышно было далеко на улице.  Увидев меня, он заорал: «Иди сюда, сейчас я тебе пущу кровь!».
Я зашёл на планерку где была уже человек семь следователей, и началась рутина. И в ходе этой рутины распределялись новые материалы возбужденных уголовных дел или материалы, так сказать на следственном жаргоне «с ушками», то есть те, в которых еще не было постановления о возбуждении уголовного дела, но лицо, совершившее преступление уже просматривалось. Такие дела часто держались на личном контроле у начальника, так как в них было статистическое «счастье» начальника, перспектива направить это дело в суд.
И тут на планёрке я узнаю, что дело с этим лысым монстром передано мне, и нужно было оформить его задержание, чтобы конвой доставил его в изолятор временного содержания (ИВС). Тем временем опера уже перестегнули его к решётке окна в моём кабинете, закрепив руки к решетке, а ноги к батарее, потому что решётку он запросто мог вырвать своей не дюжей силой.
Несмотря на то что было осень его доставили в райотдел без шапки без пальто в одном в свитере. Материалов и доказательной базы было предостаточно, так как он был пойман с поличным прямо в квартире.
Немного допросив его, я начал составлять протокол задержания. К этому времени он уже успокоился и спокойно отвечал на вопросы, что меня неслыханно порадовало. Время было уже вечерние нужно было приготовить задержанного для его конвоирования в изолятор. Осень была довольна зябкой и по всем правилам необходимо было чтобы у задержанного был головной убор. Это неписаное, устное правило соблюдалось всеми следователями и часто было так что задержанного возвращали, потому что у него не было головного убора и нужно было срочно искать этот головной убор. Следователи прекрасно знали, что изолятор требует «одевать задержанного, чтобы он не замёрз в камере» и, конечно же, всегда обеспечивали задержанного головным убором. Именно поэтому, читая протоколы осмотра места происшествия, я всегда находил изъятыми в ходе осмотра какие-то зимние и осенние шапки, какие-то кепки, головные уборы, которые были конечно же не к месту в этом протоколе. И мало было понятно для того, кто не знает правил изолятора, для чего изымались эти шапки. Но в каждом протоколе они конечно же были и не при общались по уголовному делу впоследствии, а бесследно пропадали у следователя в шкафу, потом оказываясь на головах у задержанных и помещённых в ИВС. А если дело не возбуждалось и материалы отправлялись в архив, они также оставались у следователей и ими смело пользовались для тех же целей. Это было довольно смешная практика, потому что прокурор, надзирающий над следователем, и просматривающий материалы проверки или уголовного дела, часто задавал вопросы зачем было изъято шапка и, конечно же, ответов не было. Шапку искали, не находили, потом присобачивали какую-то левую, с другого материала для отписки. Однако и прокурор, и работники изолятора, и начальник следствия, все прекрасно знали, зачем это делается. Это был лишь повод взгреть очередного сотрудника и не более.
Но так как я был молодой следователь и у меня не было накоплено достаточное количество шапок, и прочей головной утвари, я решил зайти к начальнику следствия и попросить у него хоть что-то на голову задержанному. Он отправил меня к другим следователям сказав, чтобы я попросил у них. Наверное, он понимал, что ни один следователь мне не отдаст свои дефицитная шапки, потому что у каждого следователя в месяц было не один, а где-то с десяток задержанных. Я прошел по кабинетам, заглянул к одним, к другим, к третьим, все говорили, что шапок нет, что это крайний дефицит и они уже раздали все свои шапки своими подопечным и мне пришлось опять заглянуть к начальнику.
Юрий Леонидович покачал головой и вздохнул: «Ну пойдём со мной, в вещдоках глянем». Мы пошли вдвоём вдоль коридора второго этажа где была сомнительного вида дверь. Сам отдел милиции находился в двухэтажном двух подъездном доме старого образца, наверное, ещё японской постройки, с деревянной облаткой и старой обрушающейся штукатуркой. На первом этаже располагалась дежурная часть, кабинеты оперативных работников и вонючий, старый, пропахший хлоркой туалет, куда ходили все, от сотрудников до последнего привезённого в ГОМ бомжа. Он находился как раз под той самой комнатой, которая была на втором этаже, куда мы и направлялись. Вдвоём мы подошли к этой комнате, и начальник попытался вставить ключ в выпадающую скважину замка. Это сделать было очень сложно, потому что ригель всё время выпадал и его пришлось придерживать, чтобы открыть замок. Я сначала не понял, что это была за комната, пока начальник мне не пояснил, что: «…мы сейчас зайдём в комнату вещдоков и найдём тебе шапочку»... Дверь открылась, Леонидович включил свет и я увидел шикарнейшую картину. Комната доверху была забита вещдоками, с левой стороны нависали кусты засохшего мака, баночка с какой-то кровью, справа лежал мешок с таблетками,  вероятно с каким-то наркотическим содержанием, а как я позже узнал, эфедрином, там же рядом находился упакованный, перетянутый ниткой с бумажной вставочкой и легко отклеивающейся печатью эксперта, пакетик со шприцами, приготовленными для использования и чем-то наполненными, вероятно уже давно изъятыми у какого-то наркоши, окровавленные вещи, какая-то старая маска, ружьё вероятно сломанное, какие-то газовые пистолеты, пакеты с какой-то грязной одеждой, изъятые с места происшествия и прочая красота.
На вешалке, сверху, над всем этим висела какая-то знакомая одежда. Я сначала не понял, чья это была одежда, и, сначала подумал, это тоже вещдок, но она была аккуратно развешана на вешалке и на вещдок явно не смахивала. И тут у меня возникли смутные сомнения, что это та самая одежда, про которую я подумал.
Я спросил начальника, чья-то одежда, и он, недолго думая, сказал: «Да… это одежда нашей уборщицы».
«Она здесь переодевается!?», - возмутился я.
«Да, а где ей ещё переодеваться?», - спокойно парировал начальник.
«И что… и ключи у неё от этой комнаты есть?», - опять спросил я.
«Да, ну, наверное, есть, раз переодевается!», - так же невозмутимо продолжал Леонидович.
 Это вошло в диссонанс с тем, чему меня учили в Дальневосточном юридическом институте. Я точно знал, что комната вещественных доказательств — это даже это даже не неприступная крепость, это «форт-нокс» любого подразделения. Но, вероятно, я ошибался. И всё же тихо возразил начальнику, что это комната вещественных доказательств, как могут быть ключи от этой комнаты у уборщицы? Леонидыч почесал голову и задумчиво сказал: «Да, вообще-то это непорядок, надо будет ей другую комнату дать» … Потом он зарылся в пакеты изъятых вещей и стал искать шапочку для моего «клиента». Дело было вечером, поэтому тусклый свет лампы в комнате не раскрывал всей картины происходящего, и видно было как, откуда-то из дальних закутков комнаты летели под ноги пакеты полные вещей, изъятые у кого-то ботинки, но шапочки не было.
Устав от поисков, Леонидыч с безысходностью вытащил из пакета какой-то огромный лифчик размера, наверное, пятого, а может и больше, как мне показалось. Он долго и брезгливо смотрел на него, а потом стало видно по лицу, что его осенила какая-то очень хорошая мысль. Он наконец сказал: «Во! Вот из этого мы и сошьем ему шапочку». Я почесал подбородок и представил своего «клиента» в этой шапочке, лысого, огромного, с фингалом под левым глазом и ответил: «Пожалуй, да, получится, если вырезать промежуточек и сшить».
Закрыв эту странную комнату вещдоков и выключив свет, мы двинулись в кабинет к начальнику с лифчиком наперевес как будто нашли карту сокровищ и сейчас нам предстоит разобрать, где они спрятаны. Мастерски Леонидович вышел из двух половинок лифчика шапку для задержанного и, конечно же, пригодились застёжки, которые по сути, должны застёгиваться на спине у дамы.
Торжественно я передал эту шапку задержанному, у которого были скованные наручниками руки и засунул её ему в карман со словами: «Если в ИВС тебя спросят, есть ли у тебя шапка, скажешь, что есть». «Моргунов» не сразу разглядел что я ему сунул в карман, но угукнул, согласившись со мной.
Через десять минут его забрал уже давно приехавший и нервозно ожидавший рукодельника конвой и повёз в изолятор. Дальнейшее я знаю лишь по рассказам очевидцев, когда его привезли в изолятор и вместе с ним привезли других задержанных. Их построили в коридоре для того, чтобы идентифицировать их личности, ведь ошибок быть не должно. И вот, тут началось самое интересное. Наряду «тарапуньками» привезенными с различных райотделов в качестве задержанных, стоял огромный «штепсель», лысый здоровый с фингалом под левым глазом. Работники изолятора рутинно расспрашивали каждого задержанного про их фамилию, имя, отчество, где живёт, где прописан, число, месяц, год рождения и прочие личные данные. Затем спрашивали есть ли у задержанного шапка и, требовали её ему одеть: «Ну тогда одевай. Одел? Следующий» ... Очередь дошла до моего клиента и дежурный, видя здоровенного мужика, как-то по инерции возвысил свой голос: «Фамилия, имя, отчество, число, месяц, год рождения». Тот ответил, дежурный продолжил: «Где живёшь?», - и на это тот ответил спокойно. Но когда дошла очередь до шапочки, сказал, что есть, и дежурный потребовал её одеть, на что полу смущённый, уже рассмотревший заранее в автозаке свою шапку, в то же время расстроенный чем-то квартирный вор ответил, что не наденет такую шапку. Сотрудники изолятора несколько раз потребовали это сделать, но он наотрез отказывался. Тогда начались угрозы, и дежурный по изолятору уже взял изделие ПР (палку резиновая), чтобы применить по зазнайке. Тогда раздосадованный верзила гаркнул: «Да и хрен с вами!», - достал огромный, сшитый в шапочку лифчик и надел на голову аккуратно застегнув застёжку под подбородком… Вся дежурная часть изолятора грянула хохотом, держась за животы. И это было и понятно, ведь здоровенный мужик, лысый, с синяком под глазом, весьма внушительного вида, очень странно смотрелся с лифчиком на голове. В общем, так его и завели в камеру…
Эта хохма ходила еще пару недель в изоляторе и дежурный, еле сдерживая смех, всегда с ехидством и официальной миной спрашивал у задержанных: «Если у вас головной убор, сударь?» Позже, когда я уже стал опытным следователем, к нам приходили молодые вчерашние студенты ВУЗа на практику, и в ходе своей работы с задержанным, часто подходя ко мне, спрашивали про шапочку или чтобы я дал им что-нибудь на голову задержанного. Тогда я с очень серьезным видом рассказывал, как мы с начальником делали шапки из огромных лифчиков и это всегда проходило в изоляторе на ура, предлагая им сделать то же самое. Тогда же я уяснил, что в «ментовском» юморе с коллегами, нужно выдерживать паузы и серьезное выражение лица, иначе тебе просто не поверят.