Глава VI. Город

   Долгая дорога успокаивает, ходьба перезагружает мозг. Андрей не помнил, как он выходил с озера, очнулся только на пешеходном переходе, пропуская машины. Машины остановились, и Андрей перебежал на другую сторону. Водитель просигналил, благодаря пожилого пешехода за расторопность. Не пропала в людях благодарность, не иссякла, затаилась только. Куда ж ей деться? Наполнение человеческое скапливалось в нас не один век, и не убить его за какие-то там разгульные десятилетия. Сохранилось ли оно в Иване? Вряд ли. В Батыре – наверное, немного, на виду. Только вот когда корысть завладевает помыслами, совести места нет. О мимолётной благодарности в том случае и не вспомниться. Не оплатят Андрею его затраченные на работе часы. Да и пусть. Жизнь идёт, с голоду не пухнем, пенсия не позволит обнищать окончательно. Проживём дожитие, ещё не то выдерживали.
   Ходока по принуждению заинтересовали частные дома, вырядившиеся разномастными облицовками вдоль дороги. Свой дом – это одна из основ семьи, если только хозяина не заест выпендрёж перед соседями. Хотя, хвастать архитектурными талантами не зазорно. И выставились домики отличительным фасадом – смотри, разглядывай, перенимай. Любые творческие начинания рождают в человеке человеческое.
   У Андрея самого старый дом давно нуждался в ремонте. Конёк ветром сорвало, отпали сами собой несколько досок облицовочных, прогнивших насквозь. Как-никак, а дому более века. Стоит ещё, не кренится. Делали раньше дома – на совесть, из лиственницы, времени не подвластной. Забьёт вьюга в зиму все дыры снегом, и потечёт дом так же, как у Пашки. Будут тебе хоромы вечные!
   Надо, надо дом сохранить! Только вот где денег столько на ремонт собрать? Деньги сегодня не зарабатывают – делают. Откуда только здешние хозяева эту шелуху жизни добывают - купюры рисованные? Как их делают? Не рисуют же – дело подсудное. Зарабатывать деньги Андрей умел, пока труд в цене был. Добывать не научился.
   Ездят по вахтам мужики, не сумевшие добыть достойных благ для семьи в городе с разрушенной экономикой. Бегут, у кого в сытных местах блатные завязки остались. Алтай – да не сытный! В кои-то веки такое бывало! Бегут одни, спиваются другие от безысходности. А дома стоят, отстраиваются. Стало быть, земля сибирская не утеряла свой статус - живородящий, неиссякаемый.
   Самые активные занялись предпринимательством. Самозанятость – лучший стимул к выживанию в стране, отказавшейся от доброй части своего народонаселения. Такую власть мы избрали (или она сама себя избрала) – народ её кормит, она же в благодарность платит народу свободой выбора к выживанию.

   В доказательство одичания страны на пути у Андрея повстречался авторазбор на дому. Красу зелёных придорожных газонов и цветастых полисадничков изрядно подпортило кладбище машин. Предприимчивый хозяин захламил свою территорию десятками ржавых кузовов различных марок. Трава на отравленной земле уже не росла, да и огород у хозяина вряд ли сохранился, захламился ржавым металлом, заболела земля.
   Больные земли открылись Андрею, когда он свернул в гаражный кооператив. Тут, на отходах с машин, и трава расти никогда не будет. Сколько развелось их по городу, кооперативов этих – не счесть. Каждый, уважающий себя мужик, стремиться сесть за руль и семью свою усадить, чтобы все ездили в булочную на личном авто, иначе не престижно. Машина завоёвывает себе место под солнцем. Для природы неживое движение непривычно, и Земля не в состоянии совладать с машинным засильем.
   Андрею вспомнился по этому поводу сосед, владелец мусоровозки. Держит Витёк личный КАМаЗ у себя дома, в гараже. Бывает, не успеет отмыть кормилицу после работёнки непрестижной, ветерком дунет и накроет Андрейкин дом всеми запахами. Полный букет! Хорошо ещё, живёт соседушка помойный за квартал. Его ближним соседям достаётся вся амбра. Да они привыкли, Витёк – мужик хороший.
   Всем хорошо, а лучше всего начальству БТО. Гаражи городить не надо, ремонтных цехов не требуется. Сиди себе дома у компьютера и прибыль подсчитывай. Можно руководить хоть откуда – с Австралии ли, иль с Америки. Да хоть с Антарктики, только они туда не поедут.
   Хорошо, что всего лишь одна мусоровозка в районе. А как живётся соседям рядом с владельцами «говновозок»? Они ведь тоже частники.

   Андрей поднялся на пешеходный мост через железнодорожные пути, и ему открылся вокзал во всей своей красе. Новый вокзал, привокзальная площадь Шукшина - привлекают ухоженностью и современностью. Здесь Василий Макарович частенько задерживался в ресторане, не давали ему почитатели скоро доехать до дому. Ресторан тот остался ещё, хорошо следит за зданием частник.
   Паровоз на постаменте, гостиницы, магазины – красиво всё, блестит и завлекает. Вокзал – начало большого путешествия, незнакомые города, страны, люди. Андрей всю свою жизнь был заряжен странствиями, выезжал каждый отпуск неведомо куда, весь Союз объездил. Не увидеть ему больше ничего, заковали его нищетой в городе, заражённом наживой. Не выехать даже на Алтай, не прикоснуться к гранитным скалам, кои привязали его с детства своей суровой монументальностью. Вот он Алтай – синеет на горизонте. Видеть можно, прикоснуться нельзя.

   Андрей задержался ненадолго на мосту, отдохнул, огляделся и спустился вниз. Не на прогулке он, если идёт домой, надо идти, а не выпяливаться критическим взглядом на городские достопримечательности и недостатки. Пошёл скоро, но церковь без внимания оставить не мог.
   Привокзальную церковь начали строить по воле народной, проводили опрос. Да кто пойдёт супротив дела богоугодного? За строительство высказались все опрошенные. Сколько их было, неизвестно. Андрея не спросили, не то он ответил бы: не место церкви на вокзале! Показушная она тут, а никакому богу показуха не нужна.
   Мэр города дал добро на строительство с условием, что не будет долгостроя. Долгострой вышел. Церкви не строятся ударными темпами, на дела духовные нужно время неограниченное. Если будет та церковь угодна Богу, поднимется святостью. Неугодная отстроится вызывающим зданием.
   Фундамент залили скоро. Подняли стены на возвышенности души. После дело встало, деньги кончились. Пожертвования собираются вяло, не нужна стала горожанам церковь, кончился первичный запал, остыли души. И стоит недостроенная церковь на вокзале – первая городская достопримечательность, визитной карточкой для дорогих гостей. Уже магазины огромные вкруг неё отстроились, открылась городская мечеть по многочисленным просьбам градостроителей – гастарбайтеров. А церковь народная всё не наполняется святейшим духом.
   За десятилетия простоя строительства поднялись церкви в элитных городках, поднялись именем местных братков, благословенных ныне. Нет туда ходу люду простому. Поднялись церкви Иеговы, староверческие, домовые; католическая церковь начала принимать прихожан; секты подпольные развесили повсюду призывные плакаты с открытыми адресами. А наша церковь застыла долгостроем, позорится в самом центре, нарекая Бийск нелицеприятным именем «Город недостроенных церквей».

   Андрей с удивлением отметил на стройке одинокого рабочего – каменщик выкладывал над церковью башенку, вторую по мансардному периметру. В лето он работного движения здесь не замечал. Андрей всегда при случае интересовался продвижением дел, проблемами заморозки стройки. Выспрашивал любую информацию у местных, вокзальских. «Наверное, вручную кирпич на крышу поднимает, - подумал Андрей о каменщике с церкви. – Кран заржавел уже за столько времени бездействия. Проржавел так же, как и заградительный забор, помятый весь и облезший».
   Увиденное нисколько не воодушевило искателя добра в родном городе. Андрей только поёжился с осенней промозглости и вспомнил, что давно уже не справлял естественные надобности. Идти в супермаркет в замызганной одежде он не осмелился, хотя там есть бесплатные туалеты для всех желающих, никого не остановят, пропустят уединиться на минуту-другую. Через дорогу – пустырь, расчищенный после слома домов «под снос». Расчищена только зримая площадь. Там, где заброшенные дома скрывает железнодорожная поликлиника, бульдозер не проходил. Андрей знал о том и заспешил в места, куда человек цивилизованный ногой ступить не осмелится.
    Он прошёл по упавшему забору и начал пробираться к покосившемуся туалету, который простоял дольше полностью завалившегося дома. Ступал осторожно, примеряя каждый шаг. Бог его знает, что скрыто за пожухлой травой, устлавшей землю толстым ковром. В прогнивший туалет заходить не осмелился, прикрылся дверью от случайного прохожего. Осень разоблачительница не скрывает безобразия за зелёной листвой, выставляет на всеобщее обозрения все непотребности.
   Сколько уж лет этим развалинам в центре города! И нет никому до них дела, а владельцам ресторана Шукшинского эти руины только на руку, есть куда отходы сбрасывать. Могли бы травой засеять всю эту незадействованную площадь на радость людям, да денег нет. Приходится выставлять всю свою бесхозяйственность напоказ.
   
   Всяк новоизбранный мэр пытается оставить своё имя в городе. Кто парки новые открывает, славя имя своё искусственными насаждениями. Приходит другой, дороги разбитые в божеский вид приводит. Парки тем временем зарастают, неухоженные, и засоряются местными жителями. Не хватает градоначальников на большее, а ведь поставлены они на ответственный пост решать все городские проблемы в скопе. Главной же своей задачей все устроители жизни городской видят коттеджик в заветном месте, положенный за дела их великие. Делишки те, развороченные за четыре года правления, забываются скоро, и остаются после мэров только воспоминания злые да надписи похабные на заборах.
   Несправедливо будет винить во всех грехах мэров. В стране сегодня правит бизнес – свободный, дикий базар, каких не помнится со времён Рюриковичей. Нет для этой разнузданной публики никаких законов – ни Бога, ни царя, ни партии. Они победили в криминальной революции и теперь правят миром, сообразуясь единственной целью – прибылью. Потому газ сегодня идёт в первую очередь в развлекательный центр, а тысячам семей с городских окраин дано отапливаться по старинке, дровишками. Недостойные они, нищеброды, не владеют течениями ценообразований, не понимают рыночных законов, потому к жизни страны допущены быть не могут – половина народонаселения могущественной некогда державы.
   Понастроят скоро на развалинах домишек железнодорожников магазинов и кафешек – самые необходимые заведения для разгульного города, от труда отлучённого. Их уже по три на каждом перекрёстке: «Аникс», «Мария-Ра», «Пятёрочка». А всё им мало, засилья магазинного. Людям уже, кроме как о ценах, говорить больше не о чем. Взорвётся этот мыльный переполненный пузырь вскоре. Перегрызутся бизнесменщики в дикой конкурентной ярости и пожгут друг дружку по неестественным законам рыночной экономики.

   Андрей очнулся со злых мыслей, завертелся по мусорным завалам: не увидел ли его кто с застывшей рукой на расстёгнутой ширинке? Стыда потом не оберёшься! Пригладился и заспешил к дому. Ещё полгорода шагом отмерять. Да ничего, время есть. Ходьба ещё никому неприятность не причиняла.
   Что вот только жене говорить по поводу невозможности зарабатывать? Что ответит она? Муж ей попался несостоятельный.
   Ковалёвка… Сдалось ему это озеро! Не живёт он там, район не его. Погибнет озеро, не его вина. Не оно первое попало под раздачу диких городских нравов. Осталось невостребованным, и не жалко его. Или же жалко, всё же?