Миссия. Антигравитация

- В начале было слово.
- Так оно и есть. Кому-то захотелось спеть песню на сочиненную мелодию.
***
Когда это произошло, я жил в очень маленьком и зеленом городке. С семьей – жена и двое детей. Семьи вокруг были похожи на нашу, отличаясь разве что количеством детей: у кого-то их было трое, а у кого-то – даже четверо. И дома в городке были очень похожи – одноэтажные коттеджи, с небольшой верандой напротив садика. Потому что это был город молодых семей, готовых к экспериментам и стремящихся показать, что можно жить комфортно и в то же время – в согласии с природой.
Все коттеджи имели комбинированные источники энергии. Вне зависимости от погоды – солнца, ветра или дождя – эти устройства вырабатывали энергии больше, чем требовалось горожанам. Во всех домах были утилизаторы мусора, которые перерабатывали отходы и в корм для домашних животных, и в материал для производства неплохих тетрадей.
Как и большинство горожан, работал я не близко, но туда можно было доехать на велосипеде примерно за полчаса. Был я ведущим специалистом отдела по контактам с внеземными цивилизациями. Название отдела вызывало насмешку у многих – даже у друзей моего сынишки. Но, будучи молодым и полным надежд, я не сомневался, что отдел рано или поздно оправдает свое имя.
А пока что работа сводилась к контактам лишь с космонавтами на кораблях за пределами планеты. Мне полагалось фиксировать все нестандартные ситуации во время полетов и встречи с незнакомыми космическими объектами. Иногда мы часами ломали голову над необычным показателем плотности массы или странным отклонением стрелки прибора по измерению магнитного поля. Работали с энтузиазмом в надежде открыть что-то неведомое, но долгожданное. Но чаще были разочарованы, когда кто-то из сотрудников простой школьной формулой объяснял причину подобных отклонений.
Несмотря на все разочарования, мы продолжали ежедневно вести записи, заполняя перерывы в работе чтением фантастики об инопланетянах. Именно этим чтением я и был занят в тот безоблачный день позднего лета. Расположившись в кресле у широкого окна и положив ноги на коробку для старых документов, я с удовольствием следил за приключениями героев книги. И тут раздался еле уловимый звук.
В тот день в помещении отдела кроме меня был еще лишь один сотрудник – практикант, только окончивший колледж. Обычно в таких ситуациях я, подшучивая над парнем, просил его назвать наугад частоту звука, а потом сверить её с показателями приборов. Хотел поступить так и в очередной раз, но, бросив взгляд в окно, заметил небольшую светящуюся массу над двором нашей лаборатории. Она была похожа на облако или стайку блестящих птичек, ищущих куда приземлиться. Неожиданно эта масса изменила направление и прямиком устремилась к окну. От неожиданности я приподнялся, но не успел вовремя убрать ноги с коробки, и кресло под моим напором выкатилось из-под меня. Я упал, поднял голову и…
Практикант стоял рядом, но у него и в мыслях не было помочь мне встать. Он с открытым ртом уставился поверх спинки откатившегося кресла. Я автоматически посмотрел туда же и увидел бесцветную фигуру. Она состояла из блестящей массы, которая еще недавно летала по двору, а теперь уплотнилась, приняв очертания человеческого тела.
– Думаю, я уже достаточно плотен, чтобы вы меня видели. Если придам себе еще большую плотность, то превращусь в воду, – сказало непонятное существо.
– А вы кто такой? – потрясенно спросил практикант, хотя это должен был быть мой вопрос, как старшего по должности. Но возникшее явление перечеркнуло все условности.
– Вы бы назвали меня «пришелец», – раздался голос. Его тембр и выговор были такими, что человека с таким голосом без промедления наняли бы диктором лучшие новостные агентства.
– Пришелец? – воскликнул я, все еще сидя на полу и ошеломленный происходящим.
– Да. Но прежде я должен помочь вам, – он подошел ко мне и протянул руку. Я все еще пребывал в шоке, отказываясь верить своим глазам и ушам. Но почему? Каждый день я веду поиск внеземных цивилизаций, а когда произошло нечто подобное, напрочь отказываюсь этому верить? В каких же обстоятельствах мне следует встретиться с представителем внеземной цивилизации, чтобы удостовериться в её существовании?
Этим вопросом я задавался намного позже. А тогда… Я не подал ему руку, испугавшись чего-то. Тогда он нагнулся, сам схватил меня за запястье и легко поднял с пола. Так легко, как я сам поднял бы опрокинувшийся детский стульчик. Его касание казалось теплым, но я тотчас же почувствовал, что передо мной не человек. Его сильный захват должен был причинить мне боль. Но этого не произошло. Я медленно отошел к креслу и сел. Практикант продолжал стоять, словно замороженный.
– Если позволите, я сяду, – попросил пришелец.
– Да. Конечно, – встрепенулся парень. – Должно быть, вы устали.
 – Я не устаю. Просто хочу, чтобы все было привычным, то есть мы будем беседовать сидя, как у вас принято. – Тут что-то шевельнулось в верхней части массы пришельца, обозначающей голову. Я сразу понял – он улыбнулся. Это был один из самых доверительных и волнующих моментов в моей жизни. В последний раз такое со мной случилось в роддоме, когда я вбежал в палату жены, и она, благородная женщина, держа ребенка, посмотрела на меня со счастливой улыбкой.
Я начал постепенно приходить в себя. Пришелец прошелся по лаборатории, подкатил одно из кресел и сел напротив меня, скрестив ноги и загораживая часть окна. Установилось молчание. Я не знал, о чем говорить. А практикант, видимо, решил не отнимать у меня инициативу.
– Думаю, мне нужно одеться во что-то человеческое и придать себе нормальную окраску, – опять улыбнулся пришелец.
– Да, так, наверное, будет правильно, – выдавил я.
– Ну что ж, посмотрим, как я смотрюсь. Например, так, – восторженно произнес пришелец. И действительно – напротив меня уже сидел смуглый человек в восточном одеянии и с тюрбаном на голове. Практикант рассмеялся, но, взглянув на меня, оборвал смех. Этот инцидент неожиданно придал мне уверенности.
– Это слишком по-восточному, – машинально сказал я.
– Я так и предполагал, – заметил пришелец. – Попробуем по-другому.
Перед нами сидел мужчина в черном фраке, шляпе с золотистой окантовкой, и в лакированных штиблетах.
– А это слишком по-западному, – быстро проговорил я.
– Я бы даже сказал – чересчур театрально, из девятнадцатого века, – высказался практикант. Он продолжал стоять, но скрестил руки на груди и говорил так, словно они с пришельцем давние знакомые. – Никто даже не поверит, что вы пришелец, – и он снова рассмеялся.
Непосредственность молодого человека сняла напряженность.
– Попробуйте что-нибудь нейтральное, – предложил я и тут же увидел перед собой человека в белой тенниске, серых джинсах и коричневых кедах.  Он даже не забыл про носки.
Теперь пришелец внешне ничем не отличался от моих коллег, что делало обстановку вполне приемлемой. С одним исключением – я знал, что передо мной неземное существо, способное мгновенно менять свой облик, знающее историю Земли и, очевидно, обладающее и другими невероятными возможностями и познаниями. Это вызвало у меня острый приступ комплекса неполноценности. От погружения в депрессию меня спас практикант. Пулеметная очередь его вопросов поражала своей детской наивностью:
– А как вы можете знать, во что одевается человек, и при этом утверждаете, что вы пришелец? А как вам удалось собрать информацию о людях? А как вы изучили наш язык?
Добавлять сюда свои вопросы мне уже не было нужды. А гость снова улыбнулся – уже настоящей улыбкой – и начал рассказывать.
Оказалось, он и его сородичи обитают меж двух планет, которые уже давно известны человечеству. Но на сами планеты, названные Близнецами, земные космонавты высаживались лишь пару раз. Планеты были одинаковы по размеру, имели сходные физические компоненты и двигались по одинаковой траектории и с одинаковой скоростью. Так вот, между этими двумя планетами, в открытом космосе, и находилась среда обитания существ, к которым принадлежал пришелец. Их форма существования – бесплотная масса разных размеров. Для сравнения, пришелец попросил нас представить человека, чьи клетки разбежались в разные стороны. Тем не менее эти клетки действуют как единое целое, взаимодействуя друг с другом посредством специфических сигналов и тем самым представляют собою одно единое из миллиардов подобных существ.
– Невозможно представить! А как группа разлетевшихся клеток не смешивается с другими группами в этой форме? Ведь преград нет! А как вы можете существовать в газообразной форме?
Я был безмерно благодарен практиканту за его вопросы. А сам никак не мог поверить в свою удачу. Ведь мы анализировали все сигналы из космоса, каждый день ¬– и никакой зацепки! А здесь, как по заказу, к нам нагрянул сам пришелец и описывает свою природу.
– Мы не называем это состояние газообразным. Но вы можете говорить и так, – улыбнулся пришелец. – А существуем мы в такой форме благодаря антигравитации.
– Разве такое возможно?! – громко воскликнул практикант. Он вел беседу, словно игнорируя меня, своего начальника. Словно боялся, что упустит нужный момент для вопросов. Во всяком случае, мне хотелось этому верить. Но, чтобы все-таки напомнить о себе, я вставил:
– Антигравитация?
По рассказу космического гостя, планеты-близнецы, в отличие от Земли, не притягивали, а отталкивали объекты. На Близнецов совершенно не распространялась сила притяжения, знакомая нам по школьной программе. Пришелец и его сородичи не могли находиться ни на одной из планет из-за антигравитационного отталкивания, а только между ними на равном расстоянии. У всех существ, обитающих в этой среде, с момента их рождения формировался внутренний механизм антигравитации. Поэтому и клетки их организмов разбегались в разные стороны, но все же организовывали единое тело посредством непонятных для нас сигналов. Сама природа заложила в них обособление.
– Нас нельзя ощутить при касании и невозможно убить – в вашем понимании смерти. Иногда ваши космические корабли пролетали сквозь нас, даже не замечая, поскольку мы бесплотны. При этом у вас фиксировались небольшие, но допустимые отклонения. Мы за вами следим долгие годы, изучили языки ваших народов.
– Зачем? Чтобы внедриться к нам? – на сей раз я решил опередить практиканта.
– Нам это ни к чему. Да мы и не сможем это сделать. Чтобы собрать клетки организма и удерживать их в облике человека, нужна энергия. Причем – отличающаяся от ваших форм энергии. И она не безгранична. Мой нынешний запас энергии позволит мне пробыть в этом облике только до шести часов сегодняшнего вечера.
Я не знал, радоваться ли тому, что через восемь часов я избавлюсь от идиотской ситуации, в которой оказался, или сожалеть, что осталось так мало времени для изучения пришельца. Наш гость продолжал:
– Нам показалось интересным то, как общаются люди между собой. Вам необходимо, чтобы вас слышали. И не только слышали, но и понимали. Это нам показалось удивительным. В физические характеристики вашей планеты изначально заложено притяжение. Поэтому, наверное, у вас утверждают, что в конце концов люди возвращаются к земле, когда завершают свою жизнь. Но речь возникла для того, чтобы человек мог изъясниться. Он многое делает посредством слов: делится скорбью, радостью, дает распоряжения или просто рассказывает истории. Это и было нам очень интересно: с одной стороны притяжение, продиктованное Землей, с другой – желание преодолеть это притяжение. Человек произносит слова, и они от него уходят. В этом мы усмотрели протест человека против самой природы Земли, которая его и породила. Недаром человечество, едва осознав себя, пыталось научиться летать, избавиться от земного притяжения. А сейчас ваши корабли летят по вселенной. Это похоже на бунт против природы, который, впрочем, никогда не увенчается успехом. Вы желаете уйти от самих себя, избавиться от силы притяжения. И вам всегда нужна будет энергия, которая не безгранична.
– Да, вы нас хорошо изучили, – задумчиво сказал практикант.
– Да, – повторил я вслед за ним, устремив на парня строгий взгляд. – Хотя думаю, наши ученые могут не согласиться с вами.
– Может быть. Но мы строим наши предположения не на догадках. Мы изучаем все ваши сообщения, даже те, которыми вы обмениваетесь с космонавтами.
Я насторожился, представив опасность, с которой могут столкнуться космонавты, с которыми я связывался буквально вчера.
Пришелец словно читал мои мысли:
 – Вам не стоит беспокоиться за их судьбу. Естественно, мы вас изучаем, так же как вы стараетесь изучить миры, которые далеко от вас. Если бы мы не изучили вас, наша сегодняшняя встреча была бы невозможна. Я даже не знал бы расположения вашей лаборатории. У нас…
Тут его прервал мой юный коллега. Я хотел было сказать ему, чтобы он помалкивал, но парень так быстро выпалил свой вопрос, что я не смог вмешаться. Чему был рад – вопрос того стоил:
– Вы сказали, что наша природа основана на притяжении, и что люди стремятся идти против этой природы, что это в наших инстинктах и амбициях. А у вас есть амбиции?
«Умный парень, – подумал я. – Далеко пойдет». И пересмотрел свое отношение к нему, хотя ни тогда, ни потом не выразил восхищение его сообразительностью.
Нашему гостю вопрос, видимо, тоже понравился:
– Да, вы правы, амбиции у нас есть. Мы тоже стремимся противостоять нашей природе – антигравитации. С тех пор как мы возникли и осознали себя, мы стремились победить антигравитацию и посетить планеты-близнецы. Это стоило больших усилий, но нам удалось. Мы смогли посетить и другие планеты, на которых есть гравитация. Но для этого нам проходилось преодолевать антигравитацию, заложенную в нас самих. Мы, как и вы, должны были запастись энергией. Правда, в другой форме. Эта энергия тоже не безгранична. Даже сейчас, чтобы воплотиться в образе человека, мне приходиться идти против своей природы. Чтобы уловить вашу связь, ваши контакты, также нужна энергия. Но одна форма звука, издаваемого вами, особенно…
Тут зазвонил телефон. Я поднял трубку – начальник лаборатории вызывал меня к себе в кабинет. И только сейчас до меня дошло, что по инструкции, при определении даже небольших сигналов внеземных цивилизаций, я должен был сразу же оповестить руководство.
«И что теперь делать? – подумал я. – Если я зайду с пришельцем к начальнику, он сочтет это розыгрышем и разозлится. Оставить пришельца с практикантом? А если он наговорит ему что-то не то? И послать парня к начальнику вместо себя я не могу – это не по инструкции».
Я решил пойти сам. Встал, подозвал практиканта и шепнул ему на ухо:
– Я – к начальнику. Ты тут поосторожнее.
Пришелец смотрел на меня и широко улыбался. Кажется, он мог и мысли читать.
***
Слова начальника меня ошарашили:
– Секретарша утром заметила, как над территорией лаборатории летала стая странных блестящих птиц. Определить их мы не смогли. Может, у вас с биологией получше, чем у нас?
Я облегченно выдохнул – мне повезло. Это сообщение пришлось весьма кстати, и я рассказал о пришельце. Начальник поверил сразу, и машина закрутилась. Он тут же связался с соответствующими государственными органами и созвал совещание руководства лаборатории. Я в совещании не участвовал, так как начальник попросил меня находиться рядом с пришельцем и при возможности заручиться его гарантией, что он не будет совершать противоправные действия.
Теперь, по прошествии лет, мне смешно вспоминать об этом. Какие противоправные действия? Какие права и обязанности могли распространяться на пришельца? Под чьей юрисдикцией он находился? И если он решит совершить что-то ужасное, как мы сможем предотвратить это? Никак! Но тогда мы действовали спонтанно и наивно, хотя по-другому и не могли.
Я почти бегом устремился в отдел, где оставил пришельца с практикантом. Дверь в комнату была открыта, а внутри… не было никого. Ни пришельца, ни парня. Меня чуть удар не хватил. Я повел себя как сумасшедший: несколько раз обошел весь отдел, заглядывал под столы и открывал шкафы. Хотя тогда мне это казалось разумным: ведь пришелец умел принимать облик кого угодно и чего угодно. Что если он улетел к себе, забрав практиканта в качестве объекта изучения?
Вдруг я услышал, как кто-то неуклюже пытается играть на пианино, стоявшем в дальнем конце коридора, около архива. Практикант! Он частенько ходил туда, тщетно пытаясь изобразить на клавишах подобие музыки. Я побежал на звуки и уже открыл рот, чтобы наорать на парня. Но передумал, когда увидел лицо пришельца. Мне трудно описать его выражение, но он явно казался на вершине блаженства от этой ужасной игры. Увидев меня, практикант встал.
– После вашего ухода мы заговорили о музыке. У них этого нет, как и впрочем, и многого другого, что есть у нас. Для них музыка – вершина их желаний.
– Вершина их желаний! – громко повторил я и злобно продолжил: – Чего тут желать, когда вы с трудом играете? Хотите обмануть нашего гостя, не знакомого с музыкой? Ваша игра может отвратить от музыки любого человека. И даже нечеловека. Вам вообще следовало бы запретить подходить к любому музыкальному инструменту.
Тут на помощь парню пришел пришелец:
– Быть может, он действительно играет не так, как надо. Но я не впервые слышу земную музыку – ваш сотрудник сказал мне, что так называются эти звуки. Мы с сородичами часто слушали музыкальные передачи с Земли. Но никак не могли понять природу и цель этих звуков. Мы понимаем ваши слова, которые обозначают или инициируют какие-то действия. Но музыку понять не можем.
– А что здесь понимать?! – я всё ещё злился, – композитор сочиняет, а миллионы людей слушают. Для себя.
– Да-да, это вы очень верно сказали – «для себя», – благодарно произнес пришелец. – Дело в том, что мы считаем: слова, произнесенные кем-то, предназначены для других. Они идут ОТ себя. А музыку каждый воспринимает ДЛЯ себя. Для своего внутреннего мира. Музыка – олицетворение земного притяжения. Вы не передаете её другим, а держите для себя. Слова же становятся противоборством притяжению. Интересно, а почему люди говорят не звуками музыки, а словами?
– Так уж получилось в ходе эволюции, – ответил я. Злость уходила, и её место занимало удивление. – Только вот я не понимаю, почему на вас так подействовала неумелая игра на пианино? На Земле есть великолепные исполнители.
Пришелец не ответил, а практикант стоял смущенный.
Скоро к нам весь в поту от волнения прибежал начальник лаборатории. Полчаса он расспрашивал пришельца, и тому пришлось повторить все, что он говорил мне и практиканту. При этом наш гость не выказал ни малейшего недовольства или усталости. Но напомнил, что ему придется покинуть нас в шесть часов вечера. Каждая минута его пребывания на Земле, противостоя земному притяжению, требует неимоверного количества энергии, которое для него собрали все его сородичи.  За шесть с лишним часов – время, которое оставалось до его отбытия, – нам надо было показать ему разные стороны человеческой жизни. Такую задачу поставил передо мной руководитель лаборатории.
Он также захотел, чтобы я познакомил пришельца со своей семьей, что я и сделал. Вчетвером – я, практикант, мой сынишка и пришелец – мы бродили по городу, заходя в разные заведения под пристальным наблюдением представителей спецслужб. И каждый раз пришелец, услышав музыку в ресторанах, магазинах или у уличных музыкантов, замирал в восторге.
Мы решили отвести его в музыкальную студию. Для него там ставили мелодии и песни разных народов. Он был настолько потрясен, что закричал:
– Это слишком большое наслаждение! От такой радости сердце, как вы говорите, может разорваться. Но я смогу взять с собой лишь одну мелодию.
Свой выбор он остановил на музыке одного из народов, живущих на стыке Востока и Запада. В этом небольшом отрывке сплетались воедино радость и скорбь, прошлое и будущее, калейдоскоп красок и чувств.
– Вы сможете запомнить эту музыку? – спросил пришельца хозяин студии, ознакомив его с нотами мелодии.
– Думаю, что смогу. Я должен. Нам, как и людям, иногда хочется противиться тому, что изначально в нас заложено. Эта музыка будет вершиной сопротивления природе антигравитации.
***
Пришло время расставания. Все сотрудники лаборатории собрались в офисе, смотря на двор через окна. Пришельца провожали только мы с сыном и практикант.
– Если мы расстаемся надолго, почему он не плачет? – указывая на гостя, спросил меня сын.
– А почему не плачет твой отец? – задал встречный вопрос  пришелец.
– Я никогда не видел, чтобы он плакал. Он не плакал даже тогда, когда я сильно болел в прошлом году. А вас я не знаю. Вы же не живете на Земле, – уверенно ответил сын.
Пришелец стал объяснять ему так, словно говоря со взрослым:
– Я не могу плакать, как плачут люди. Мы не можем ронять слезы. Наш внутренний мир построен не на гравитации, а на антигравитации. Хотя мы частенько идем против этой природы. Но со слезами не получится. У нас никто не плачет. Понятно?
– Да. Вы очень хорошо объяснили, – вздохнул сын и опустил голову.
– Я надеюсь когда-нибудь посетить вашу среду обитания, чтобы ознакомиться с природой антигравитации. – Практикант говорил так восторженно, что никто не сомневался в том, что он сделает задуманное.
– Вы точно сможете донести музыку? Не потеряете? – я уже знал ответ, но все же решил спросить.
– Я должен доставить музыку своим. Думаю, наконец-то смогу объяснить им  природу музыки. Моя миссия и состоит в ее доставке.
Мы обнялись. Мой сын прослезился. А пришелец превратился в блестящую массу, взмыл вверх, как стая птиц, и растворился в летнем небе.
***
Часа через два мы всей семьей сидели на веранде. Вечер был прекрасен: чуть шелестели листья, воздух был напоен летними ароматами, а безоблачное небо усыпали звезды. Вдруг откуда очень издалека донеслась музыка – та самая, которую пришелец собирался доставить сородичам.
– Папа, слышишь! Кажется, он все-таки уронил музыку. И теперь его сородичи не смогут ее послушать,– печально заметил сын.
– Возможно, земное притяжение отняло у него мелодию.
Внезапно начался легкий дождь.
– Удивительно! – воскликнула жена. – На небе ни облачка, а дождь идет.
– Это плачет пришелец, – уверенно сказал сын. – У него отняли музыку, и поэтому он опечалился. А говорил, что они не плачут. Он не смог противостоять земному притяжению.
На глазах у малыша показались слезы, и он понуро отправился в дом.
«Природа всегда берет верх», – подумал я. Меня тоже душила тоска.
Тогда я не был уверен – правильно ли поступил, позволив своему маленькому сыну встречаться с космическим гостем и провожать его. Мальчик сильно переживал.
Но сейчас мой сын, уже взрослый мужчина, изучает далекие планеты и надеется на встречи с неизведанным. А я думаю, что тогда поступил правильно.