Снова выплыли годы из мрака

                « СНОВА  ВЫПЛЫЛИ ГОДЫ ИЗ МРАКА»

     Мне повезло, мне и моим друзьям. В 13 - 15 лет в нашу жизнь вошел литературный кружок. Нас было человек двадцать мальчишек и девчонок. В пору взросления  нам  хотелось  общения  со   сверсниками  единомышленниками. Встречаясь,  мы  читали друг другу  свои  стихи и стихи любимых поэтов, говорили о книгах, об искусстве да и обо всем на свете.
    А началось все  почти  случайно. Больше  всего  на  свете  любила  читать и сочинять небольшие фантастические рассказы. Решила, должен же где – то существовать  круг ребят,близких  по  духу. На поиски отправилась с одноклассницей Олей Ландман во Дворец Пионеров. Дворец размещался на Сумской улице в особняке, построенном польским магнатом Юзефовичем в середине 19 века. Двухэтажный  дом с колонами выглядел уютным. Поднялись в библиотеку, спрашиваем, нет ли у них литературного кружка.
      В ответ,-  есть, вот они сидят, занимаются. Руководителя  зовут  Юрий  Евгеньевич  Финкельштейн.
     Юрий  Евгеньевич   был  незаурядной  личностью - писатель, литературовед, педагог. Его эрудиция, его страстная любовь  к литературе  произвели  на  нас сильнейшее  впечатление.  Юрий Евгеньевич  1926 года рождения, в 1961 - 62гг ему было тридцать пять, но  он  не  казался  нам  молодым.
     Он благоговел  перед  словом, говорил, что  жизнь - это  накопление  человечеством  культурных  ценностей.  Филология  изучает  словестную  культуру  прошлого. Стремиться  нужно  только  к  вершинам. Он  -  о подлинной системе  ценностей,  « по гамбургскому счету».
      О  давно  умерших  писателях  Юрий Евгеньевич рассказывал  так,  будто  знаком  с  ними  лично. И прошлое в  его пересказе  воскресало  и  ушедшие  люди  казались живыми.
    Он  учил  нас  работать  со словом.  Как-то  каждому дал задание, связанное с творчеством  и жизнью Пушкина. 
     Мы  отправились  в  научную  библиотеку  им. Короленко  готовить  доклады. Потом  зачитали  их  друг  перед  другом. Он  комментировал.  Выяснилось,  что  наш руководитель  знает  множество  мелких  подробностей  из  биографии  великого  поэта, будто  сам  ненароком  где  то  их  подглядел.
   Мы  понимали,  что  Юрий  Евгеньевия  талантливый  филолог,  прекрасный  человек  и  педагог,  но  тогда  не  могли  оценить  его  по достоинству.  Не  знали, насколько  он  незауряден  и  смел,  что  он  дружил  с Юрием  Синявским,  Ларисой  Богораз, Михаилом Бургасом, Яном   Гарбузенко  и  другими диссидентами.

      После  публикации в  журнале  «Новый  мир» произведения  Ильи  Эренбурга  «Люди.  Годы.  Жизнь»  в  лектории  вечер  посвятили его обсуждению. Книга  тогда  произвела  впечатление  разорвавшейся  бомбы.  Впервые  открылись  имена  многих  и  многих  деятелей  литературы  и  искусства  русских  и  зарубежных,  бывшие  под  запретом  долгие  годы. О  большинстве  мы  не  знали,  о  других  только  слышали.  Журналы  на  ночь  передавали  из  рук  в  руки.  Эренбургу  пришлось  выдержать невероятное  сопротивление  системы.
    В зале  лектория  атмосфера  была  предельно  накалена.  Там сидели, условно говоря, и гонимые  и  гонители.
     На  сцену  вышел  Юрий  Евгеньевич. Он  заговорил  о  статье  Ермилова и о  письме  Эренбурга. Газеты  тех  дней  переполняли  статьи  и  письма  негодующих  критиков, писателей, читателей – все  против Эренбурга,  выступавших  в  его поддержку, не печатали.
     Критик  Ермилов  во  все  времена  являлся  рупором  власти  и  клеймил  тех,  на  кого  указывали. Набросился  он  и на  Эренбурга.  Ю. Е. Финкельштейн  разбил  статью  Ермилова  в  пух  и  прах.  Говорил  он  резко  и  откровенно.  Его  аргументы  отличались  бесспорностью  и  наблюдательностью,  выказывали  тонкий  ум.
     Зал  разделился  на  тех, кто аплодировал  и  восхищался  и  тех, кто  ерзал  на стульях  и  скрежетал зубами. Неуютно  почувствовали  себя  те, кто  наивно  подумал,  а  не  придется  ли  отвечать  за  оклеветанных, обкраденных  и  убиенных.
-  Главное,- говорил  Юрий  Евгеньевич,-  понять,  почему  возник  культ.

-  Ну  и  ну,-  с  восторгом  шептал  наш кружковец  Эдик  Сиганевич,-  а  нам  казалось,  что  он  интнресуется  только  древней  литературой. Каким  оказался  порядочным  человеком!  То,  что  умен  знали.  Но,  что  так  смел...

-  Народ  сам  делает  культ,-  продолжал  Юрий Евгеньевич,-  на  нас  на  всех  лежит  печать  эпохи  молчания. Каждый  думает,  как  бы  чего  не  вышло.  Этот  страх  еще  долго  будет  отходить, но  когда  он  исчезнет,  очень  опасно,  чтобы  не  наступила  эра  вседозволенности.  Тут  как  на  качелях. По  краям  диктатура  и  беспредел  (а  значит  гражданская  война)  и  удержаться  на  уровне  центра,  то  есть  подлинной  демократии  -  это  большое  иккусство.  Всегда  есть  возможность  скатиться  к  новому  культу.  Не приведи, господи,  как  говорили  китайцы  жить  во  времена  перемен.

     Прошел  слух,  что  его  пригласили  на  Совнаркомовскую  в КГБ. Не  знаю,  о  чем  там   говорили, но  вскоре он уехал  в  Америку,  преподавал  русскую  литературу, выпустил  несколько  книг,  статей, написал  мемуары.

                ***
     После  летних  каникул  занятия  в  кружке  продолжились  в  новом  здании.  Дворец  пионеров  переехал  в  бывшее  помещение  Ветеринарного  института, а в старом  открылся  Дворец  Бракосочетания.  Это  тут  работали  Мечников  и  Данилевский.  Дом пропах  лекарствами  и  стружкой.
    Новую  руководительницу  кружка  звали  Валентина  Алексеевна. Знакомимся.  Каждый  из  ребят  немного  рассказывает  о  себе.  Валентина  говорит,  что  ей  36  лет,  она  журналистка,  пишет  беллетристику,  печатается  в  местных  газетах.  Потом  она  рассадила  нас  вокруг  стола  и  принялась  читать  «Человек» Горького.  Читала  эмоционально,  нараспев,  как  читают  поэты.

    Ее  манера  вести  занятия  ничуть  не  походила  на  прежнюю. Никакого  плана  и  намерения  обучить  нас чему-то конкретному у  нее не  было. Валентина  привнесла  нам  самою  себя.  Она наэлектризовывала  все,  к  чему  прикасалась.  Обо  всем  говорила  от  души,  темпераментно.  Мы  чувствовали  искренность   каждого  ее  слова.  Ничто  не  оставляло  ее  равнодушной. Пройти  мимо  она не  могла.Чужой  беды  для  нее  не  существовало.  Как - то  увидела  ребят,  мучивших  кота. Ее  возмущению  не  было  предела. Познакомилась  с  ними,  подружилась, вторглась  в  их  мир, чтобы  его  изменить. Трудно  сказать,  удалось  ли  ей  это.
     Вернувшись  домой  уже  после  первого  занятия, я  узнала,  что  моего  отца  исключили  из  партии,  а  следующим  утром  его  арестовали. Так  вышло,  что  скрывая это от  всех,  я  поделилась  с  Валентиной.
     Мы  пдакали  вдвоем  в  коридоре  Дворца.  Она  рассказала,  что  ее  отца  арестовали  в  1938г. На  собрании,  где его   друга  детства  объявили  «врагом  народа»,  он  выступил  в  защиту:
-  Я  знаю  его  всю  жизнь.  Мы  из  одного  села.
     Этого оказалось  достаточно,  чтобы  ночью  пришли  за  ним. Одна  машина  увозила  отца, а другая  «скорой  помощи»  ее  мать с  сердечным  приступом  в  больницу.  Вещи  из  квартиры  выбросили,  ее  выселили  и в 12  лет  Валентина  осталась  сама.  Впоследствии, ее  мама  сошла  с  ума,  а отец  вернулся  в 1956   больным  и  сломленым  человеком.

     Валентина   приехала  к  нам  домой  и  обещала  помочь  и, действительно, помогла. Она  рассказала  обо  всем  журналисту  Леонтьеву. Тот  провел  собственное расследование.  Папу обвиняли  в том,  что  он за  два  года до  ареста, получил  взятку  в  виде  двух  ящиков  яблок  из  подшефного  колхоза. Леонтьев  нашел  свидетелей,  которые  знали,  как  все  было  на  самом  деле.  Представил  квитанцию   двухгодичной  давности  об  оплате за эти яблоки.  Где  же  взятка?  Дело  было  сфабриковано.  Папу  освободили  через  год  и  восстановили  в правах.
     Я шла  по  коридору  Дворца,  навстречу  летела  Валентина:
-  Ну  что,  как?
   -  Папа  дома.
    -О  как  я  волновалась.  Как  я  счастлива!  По  ее  шекам  катились  слезы.
    Валентина  Алексеевна  не  умела  оставаться  равнодушной.

         Наши  занятия  в  кружке  стали дружеским  общением , нам  было  интересно  и  комфортно  друг  с  другом.   Кружковцы  продолжали  писать.  Появилось  много  талантливых  ребят,  пожалуй,  все  были  по – своему   талантливы.  Мы  обсуждали  собственные  произведения и  то,  что  печаталось  в  журналах.  Много  читали  самиздата,  естественно  дома,  а  не  в  кружке.  За  это  можно  было  схлопотать  по  полной,  но  мы  доверяли  друг  другу  и  ничего  не  случилось,  не  выдал  никто.  С  Валентиной  вели  бесконечные  беседы  на  всевозможные  темы.  Никаких  табу.  Все, что  интересовало  становилось  темой. Валентина  прямо  отвечала на все  вопросы. Мы понимали,  правду  говорить  опасно, но  не  могли  удержаться, тем  более, что  постоянно  происходило нечто из  ряда  вон  выходящее.

     Иногда  в  саду  Шевченко  делали  литературные  зарисовки  или  писали  рассказы  по  картинкам.  Как –то  Валентина  предложила  описать  работу  Ренато  Гутузо  «Воскресный  день  Калиформийского  рабочего  в  Риме!  Что  за  выбор!  Она  еще  не  освободилась  от  коммунистической  идеологии? Говорила,  у  нас,  советских  людей, здоровое  мировоззрение. Предложение  линчевать  негра  вызвало  бы  у  нас  шок,а  прогрессивные  американцы  отказались  бы  от  этого, но без  особого  удивления. Подобные  сентенции  Валентины  вызывали    раздражение.  Она  оставалась  человеком  своего  времени.
     В  первых  числах  марта 1963 г. вышла  безобразная  статья  Н.С.Хрущева  о  литературе  и  искусстве. Неискушенные  школьники мы еще  плохо  понимали,  где  живем. С  одной  стороны,  все  время  обсуждали  недостатки  системы,   перечитали,  что  могли  найти  о  сталинских  временах,  но,  с  другой,  наше  время  считали  вегетарианским  и,  надеялись,  поддающимся  логике.
     В  кружке    кричали,  перебивая  друг  друга,  обсуждали  каждое  слово  хрущевского  опуса.  Удивил  безапеляционный  тон  и  некомпетентность  главы  государства.  Его  низкий  вкус. 
Пишет,  что  абстракционизм  неприемлем   Кому?  Если  он  несостоятелен  как  направление, время  рассудит  и  расставит  по  местам. Нежизнеспособное  отомрет.
     Уважающий  себя  человек,  по  словам  ребят,  не  станет  вещать  с  подобным  апломбом. Любой  кружковец, поведи  он  себя  подобным  образом,  подвергся  бы  осмеянию  и  презрению, а тут  глава  государства, лицо  страны. Он  позволил  себе  оскорбления  в  адрес  Виктора  Некрасова,  Е. Евтушенко,  К. Паустовского  и  противопоставил  им  бездарных  Шолохова  и  Грибачева! И  это   государственный  деятель  такого  ранга! 
    Боже,  какими  мы  были  наивными!
    Наши  взгляды  воспитывались  под  влиянием  лучших  книг, опирались  на  логику,  просто соответствовали  природе  человеческого  мышления. То,  что  преподносилось, не  отвечало  здравому  смыслу. 
-  Кто  он,  какие  преследует  цели?  Мы задавали  эти  вопросы  себе  и  другим.

     В  классе  на  уроке  литературы  моя  любимая  учительница  Рита  Николаевна  всколь  упоминула  эту статью. Я  высказала  удивление  позицией  Хрущева. Та  процедила :
    - Все  правильно!
    - Как  правильно?,-  возмутилась  я  от  всего  сердца, только  потом  догадалась, она  не  имеет  права  на  другую  оценку, просто  боится.
     Какое  счастье, что  у  нас  было  место,  где  без  оглядки  мы  говорили  то,  что  думали.

Все  это  прервалось  в  одночастье.
     Валентина  позвонила  нам  домой  и  общалась  с  моим  отцом.
-   Я  должна  им  говорить  правду,  из – за этого  у  меня  неприятности.
     Ее  вызвали  в  партком,  отчитали  из –за  разговоров  с  нами  о  перебоях  с  хлебом,  о  перегибах  в  сельском  хозяйстве, в  частности,  в  посевах  кукурузы.  Директор  сказал,  что  ей  нельзя  доверять  детей.
    Ее  увольнение  кружковцы восприняли  очень  болезненно.  Валентина  переживала  не  меньше  нас.  Не  только  мы  нуждались  в  ней,  но  и  она,  как  это  бывает  с  настоящими  педагогами,  в  нас  нуждалась. Мы  собрались  перед  зданием  на  последнее  занятие.  Читали  по  очереди  стихи.  Читали  и  плакали.  Валентина  плакала  тоже.
                ***
     Кружок  долго  не  возобновлял  работу.  Валентина  устроилась  в  Дом  Учителя  заведующей  сектором.  Приходили  к  ней  на  посиделки.  Она  просила  нас  не  бросать  кружок  и  мы  стали  заниматься  с  Вадимом  Александровичем  Левиным.  Инженер,  талантливый  поэт,  он  писал  стихи  для  детей.  Решил  оставить  НИИ, где  он  тогда  работал  и  посвятить  себя  литературе. Мы стали  его  первыми  воспитанниками.
      Большинство  из  нас  в  тот  год  заканчивало  школу.  Левин  -  не  намного  старше.    Ребята  обращались  к  нему  по  имени. Свои  занятия  он  строил  профессионально,  был превосходным  рассказчиком  и  я  всегда  с  удовольствием  слушала  его,  о  чем  бы  ни  шла  речь. Он  жил  на  Москалевке,  нам  было  по  пути  и  после  занятий  мы  часто отрезок  дороги  шли  вместе. Читали  стихи,  говорили  о  поэзии, о творчестве   и  о  поэтах.
        Потом , после  нас, Вадим Александрович  20  лет    руководил  детской  литературной  студией,  из  которой  вышло  немало  знаменитостей.  Его  приглашали  в  Москву,  где  он  вел  детское  ток – шоу « С утра  пораньше», был  ведущим  телевизионной  передачи по  русскому  языку, стал  автором  многих  книг  по  педагогике,  детской  психологии,  методике  формирования  двуязычия, написал  несколько  учебников по русскому  языку  и выпустил  немало  сборников  детских  стихов.
    Нам  нравилось  заходить  в  литературное  объединение  при  ДК  Связи.  Им  руководил  Борис  Александрович  Чичибабин.  С интересом  присматривались  к  этому  человеку.  Знали,  что  он  прошел  сталинские  лагеря.  Его  « Красные  помидоры»  читали  с упоением.  К  сожалению, только два  года  просуществовала  эта  студия с 1964  по 1966г., но как  это  время  значимо  в  жизни  многих  студийцев. Встречи – воспоминания  озарены  голосом  поэта,  читающего  свои  стихи:
Кончусь,  останусь  жив  ли,-
Чем  зарастет  провал?
В  Игоревом  Путивле
Выгорела  трава.
     Мир  вокруг  был  фальшив   и  давил  губительной  идеологией,  мир  внутри  - особое  культурное  пространство, своего рода  литературный инкубатор.
     Печать  пережитого, некой  неизбывной  печали  чувствовалось в облике  этого  человека.  Временами  он  замыкался,  держался  напряженно,  но  со  своими  менялся  на  глазах. Заразительно  смеялся,  бывал  остроумен  и  обаятелен. Помню  его  в  доме  моего  брата, когда  чтение  стихов  чередовалось  жаркими  спорами.
   Как символично он назвал свое эссе « Бывает  ли  свобода  без  культуры?»  Без  культуры  нет  цивилизации. И как актуальны его строки:

   

И не по старой ли привычке
невежды стали наготове -
навешать всяческие лычки
на свежее и молодое?
У славы путь неодинаков.
Пока на радость сытым стаям
подонки травят Пастернаков,-
не умер Сталин.

А в нас самих, труслив и хищен,
не дух ли сталинский таится,
когда мы истины не ищем,
а только нового боимся?
Я на неправду чертом ринусь,
не уступлю в бою со старым,
но как тут быть, когда внутри нас
не умер Сталин?

Клянусь на знамени веселом
сражаться праведно и честно,
что будет путь мой крут и солон,
пока исчадье не исчезло,
что не сверну, и не покаюсь,
и не скажусь в бою усталым,
пока дышу я и покамест
не умер Сталин!


      Параллельно со студией Чичибабина закрывались и другие литературные объединения.  Все реже проходили  вечера поэзии, на нет  сходили и интересные  лекции. Одно время в лектории я прослушала  замечательный  цикл  «бесед об искусстве». Его проводили  искусствоведы из Эрмитажа. Любила бывать в клубе «друзей кино». Там показывали лучшие ленты мирового кинематографа, но закончилось и это. Единственное и главное, что  на всю жизнь  осталось с нами – это дружба большинства кружковцев.
               

                Май 2017г.